Быть матерью — это значит найти в себе силы, о которых вы не подозревали, и побороть страхи, о которых вы не имели понятия.
Далекие дни в Эдирне наполненные радостными событиями прошли. На смену им в свои права вступило знойное лето, и теперь уже султанская семья перебывала в столице, сердце Османского мира, дома. Здесь же следом пришла и осень, а за ней и зима — снежная, холодная. Но перед этим, в конце теплого лета и начале прохладной царицы-осени, Аллах даровал династии счастье: Мурад Хан Хазретлери стал отцом очаровательной луноликой султанши, имя которой от рождения было Ханзаде — «Потомок правителя». Хасеки была не скупа на радость, однако она не была такой же веселой, как от рождения своего сына Ахмеда. Пышный праздник устроили тогда в гареме, и весь город радовался рождению первой и пока единственной дочери падишаха. Но что же Афитаб? Долгое время она скрывала свое положение, о котором знала лишь она, Повелитель, лекарка из Эдирне да верные пейк-хатун фаворитки. Пока было возможно прятать живот под полами платья, пока приступы токсикоза и намеки о беременности можно было скрыть, сославшись на усталость, недосып или еще что, славянка терпеливо хранила молчание, заботясь о своем здоровье и безопасности. Одного ребенка она уже потеряла, и ни один последующий не повторит его участь. Русинка много читала, складируя книги из библиотеки у себя в покоях, впитывая как губка каждую необходимую информацию, которую получала из страниц написанного. Постепенно стала интересоваться высокопоставленными людьми, пусть и не спешила связываться с ними лично раньше времени — а вдруг не шехзаде родиться, а девочка? Да и рано еще было. Сначала необходимо узнать, верен ли этот паша или эфенди правительству, доверяет ли правительство этому подданному, и в конце концов сможет ли давать дельные советы будущему наследнику, сможет ли уберечь шехзаде и его мать от необдуманных действий, будет ли верен. Множество сторон вопроса стоило изучить, а для этого понадобиться время. Султан Мурад беспокоился об любимой икбал, и когда все узнали о ее положении, доверил сестре все заботы о ней, а именно, Гевхерхан Султан, которая с каждым своим визитом в Топкапы всегда интересовалась Афитаб и стала ей хорошей подругой да доброй золовкой. Они много проводили времени вместе за вышиванием и даже учились вязать — османская султанша делала хорошие успехи, и славянку огорчало то, что она сама заметно отставала в этом мастерстве, однако упорно продолжала практиковаться, пока не выходило что-нибудь сносное.*** Покои икбал Афитаб-хатун ***
Будущая госпожа, расслабившись, сидела на диване у окна, за которым уже давно наступила ночь: все-таки зима как никак, темнеет рано да светает поздно. Ее сиреневое платье с пышной юбкой для удобства и треугольной горловиной, нисколько не скрывали, даже наоборот, подчеркивали значимость сия персоны: она скоро станет матерью ребенка правителя страны. Грудь стала на размер, может чуть больше, пышнее от налившегося в молочных железах молока для малыша, и Афитаб-хатун искренне надеялась на то, что ей позволят кормить дитя самостоятельно, без участия кормилицы, как это было принято. На ее коленях лежал результат ее еще продолжающихся трудов, а в руках спицы: как икбал и желала, ей удалось придумать, что же подарить любимому. Выбор пал на вязаный шарф. Он был почти закончен, так что дело оставалось за малым: доделать последние стежки и подарить. На круглом столике рядом стоял позолоченный стакан с черным терпким чаем, а рядом с ним и ореховый лукум с сушеными фруктами, а на подушках дивана неподалеку от самой девушки размещались книги, как и в подаренном Кесем Султан отдельном книжном шкапу, сделанном на заказ из темного дуба у проверенного временем мастера. — Если родиться шехзаде, и как только я восстановлюсь, желаю написать некоторым пашам с просьбой стать в будущем наставниками для моего сына, вы поможете мне в этом. Эмине, ты станешь няней для наследника или султанши, — заговорила Афитаб, нервно поглаживая свой живот, откладывая вязание на край столика, и взглянув на Эмине и Айтач. С самого утра она чувствует неприятную тяжесть и потягивания снизу беременного животика. — Для меня честь стать няней — спасибо, что доверяете мне жизнь ребенка. — Гречанка благодарно поклонилась, поцеловав руку своей хозяйки. — Чем же займусь я? — Почти безразлично поинтересовалась Айтач: после ее заточения в темнице тогда в Эдирне, их отношения ухудшились и стали холоднее, чем прежде. Абхазка больше не была так открыта со славянкой, как и та не доверяла ей сокровенного. Ледяная тонкая стена встала меж ними. — Ты будешь помогать мне с письмами — их написанием и передачей к нужным людям. А теперь поговорим о том, на кого пал мой выбор. — Обдумывая свое окончательное решение, фаворитка выдержала паузу, после чего заговорила вновь. — Абаза Мехмед-паша, Ахизаде Хюсейн-эфенди и Халиль-паша пользуются признанием как Валиде Султан, так и Повелителя — надеюсь мое доверие они оправдают и смогут помочь, подсказать. — Они мудрые и расчетливые люди, госпожа, как Вы убедите их встать на Вашу сторону? Паши не станут делать ставки на далекое будущее, которое весьма туманно и ой как изменчиво. — Тогда стоит постараться убедить их сделать правильный выбор, Айтач. И я не говорю, что все трое согласятся сразу, но для начала хватит кого-то одного, после будут и другие. Мне также необходимы верные ага и калфа на территории гарема, и на тех, кого приставит Валиде надеяться не стоит — они будут до мозга костей верны ей. — Афитаб вновь погрузилась в размышления, которые она стала озвучивать вслух, дабы ее услышали и поняли. — Кто-нибудь из новеньких калф еще не познавших до конца своих обязанностей и повидавший мир гарема ага будет кстати. — Что на счет Беркера-аги? — Предложила Эмине-хатун. — Он создает впечатление серьезного и исполнительного евнуха. — Можно будет попробовать, приведешь ко мне его в ближайшее время…. М-м-м…. — Русинка зажмурила глаза, поджав губы, но тут же запаниковала: по ногам, платью и поверхности дивана разлилось что-то теплое и немного склизкое. Родовые воды. Они уже отошли. Боль только усилилась — первые схватки не заставили себя ждать, однако пока не были чересчур болезненными. — Э-эмине, Айтач!.. Ах-ха… Лекаря и акушерку, быстрее… Девушки заметушились, и пришедшая из гарема Мелисс побежала в лазарет, чтобы поскорее привести лекарей и акушерок. Айтач и Эмине остались рядом, переводя икбал к кровати и стараясь ту успокоить, однако страх в глазах и покусанные губы говорили о том, что у них плохо получалось расслабить роженицу. Постепенно боль увеличивалась, и жалобный надрывающийся голос стал разноситься не только по покоям, но и в коридоре. Лекарша пришла по первому зову и вовремя, сосредоточенно отдавая приказы: принести чистые тряпки, тазик с теплой водой, простыни и не забыть доложить о родах господам, что поспешила сделать Эмине, ведь смотреть на то, как надрывается от боли ее госпожа она не могла. Эта ночь казалась для Афитаб самой ужасной в ее жизни. Боль была подобно тому, как ломаются ее бедра, будто кто-то специально и медленно, чтобы причинить как можно больше страданий, ломал кости. Крики мучений было невозможно сдержать, и она по советам лекарши кричала во всю глотку, прерываясь лишь на дыхание между схватками. В какой-то момент девушке захотелось умереть, лишь бы все закончилось, и она без всякого стеснения со слезами на глазах и испариной на лбу, сказала это, на что получила в ответ лишь: — Это сейчас, а как родишь поймешь, что мучения того стоили…. Тужься!.. Аллах позволит, и вторые роды принимать у тебя буду…. Мучительные часы продолжались, наполненные болью, страхом и кровью. А заветный крик ребенка, оповещающий, что все закончилось все не раздавался. По лицу лекарки было видно невооруженным глазом, что что-то идет не так и ей не нравиться то, как продвигаются роды. Но вот наконец Бахар-хатун держала на руках ребенка, испачканного в крови и плачущего от поступления воздуха в его легкие. Роженица испустила облеченный выдох, устало падая на подушки — сил не было даже поинтересоваться на то, кто же у нее, сын или дочь. Благо и без ее вопросов акушерка с улыбкой произнесла, укутывая и обмывая дитя в теплой воде из тазика. — Это шехзаде, Афитаб-хатун, поздравляю. Здоровенький и крепкий, слава Аллаху! Новорожденного вынесли из покоев с намерением сделать все необходимое, оставив новоиспеченную султаншу на заботы ее служанок. Необходимо было прибраться в покоях, сменить постель и в конце концов, помыть и переодеть госпожу, не имеющую сил не то чтобы встать, заговорить ей было тяжко. Долгих два часа девушку пытались привести в чувства и придать надлежащий вид, и им это частично удалось, однако убрать с лица усталость и с глаз тени оказалось тяжелее, и помог бы только здоровый сон. Мурад Хан стоял у постели родившей, держа на руках рожденного от любимой женщины сына, второго наследника — шехзаде крепко спал на его руках, так безмятежно и умиротворенно, а его мать ослаблено лежала в постели, укрытая одеялом и смотрящая на первенца и его отца. Рядом же стояла вся династия, в том числе и Айше Султан, хмуро глядя на маленького наследника и Мурада, широко улыбающегося сыну и младшей, второй Хасеки. Кесем Султан также с улыбкой глядела на сына-владыку, как и его сестра Гевхерхан, радуясь счастью подруги. Бурназ Атике выглядела безучастной, и будто обязанной присутствовать здесь, что отчасти являлось правдой. Мужчина шептал молитвы, прося Всевышнего об здоровье, долголетии и благополучии для новорожденного, чтобы он даровал мальчику счастье. Афитаб Султан тоже мысленно читала молитвы с легкой улыбкой на губах, полной надежд и счастья. — Твое имя Махмуд, твое имя Махмуд, твое имя Махмуд. — Трижды проговорил Мурад Хан, поцеловав их с Афитаб первенца в лоб. Младшая Хасеки облегченно выдохнула — иншалла малютка назвали не Мехмедом. Мехмед — проклятое имя, не дарующее удачи ни одному наследнику династии, коего называли этим именем. Славянка была убеждена в этом, пусть и не знала, насколько это правда — исторические события были тому доказательства. Первенец Хюррем Султан, Кесем Султан нареченные именем Мехмед погибли, едва ли достигнув двадцати лет, сын гречанки и то раньше скончался, земля ему пухом. — Афитаб, ты подарила нашей династии еще одного шехзаде, — заговорила Валиде-регент, подходя к сыну и внуку. — Подарила еще одного сына нашему Повелителю и мне внука, поздравляю. Пока ты будешь отдыхать и восстанавливается, об шехзаде как следует позаботятся. — ….Благодарю, Валиде. — С усилием ответила госпожа. — Повелитель, позволите мне подержать сына?.. — Конечно, — он улыбнулся, приближаясь к любимой и присаживаясь рядом с ней на постель, протягивая малютку Махмуда. Его канареечка с трепетом взяла мальчика на руки, и затаив дыхание прижала к своей груди, и наклонившись, подарила первенцу наполненный материнской любовью поцелуй, коснувшись устами маленького лба. Девушка чувствовала ранее неизведанные, накрытые туманом эмоции. Появилось ощущение, что ее сердце, бьющееся в груди, теперь живет в этом маленьком беспомощном тельце, которое она держит на руках. Губы младшей Хасеки расплылись в улыбки, но она устала так, что чуть не упустила сына себе на колени, если бы Мурад не придержал Махмуда руками, забирая его обратно. — Ах…. Я, Повелитель…. Мой сын…. — Сознание постепенно и уверенно покидало ее. — Моя султанша, ты устала, необходим отдых — наш Махмуд будет под присмотром. После того, как русинка закрыла глаза, погружаясь в царство сна, османские госпожи одна за другой покидали ее покои, пока Повелитель не остался наедине вместе с лекаршей, стоящей в сторонке и самой Афитаб Султан, крепко заснувшей. — Бахар-хатун, почему так долго проходили роды? Всю ночь почти до самого утра — она измотана так, словно ее мучали пытками. — Спросил мужчина, проведя рукой по горячему лбу, на котором совсем недавно выступали испарины от напряжения и боли. — Плод оказался большим, и из-за этого госпоже было трудно разродится. — Пояснила лекарка, поспешив продолжить. — Никаких проблем здоровью наследника в будущем не возникнет, как и отклонений. Он родился крепким иншалла. — Аминь. — Кивнул Повелитель. — Но меня интересует в первую очередь мать шехзаде — как она себя чувствует? — Органы таза не были повреждены, родить еще сможет, да и здоровье позволяет, но сейчас Афитаб Султан необходим полный покой. В течении нескольких дней она сможет ходить, а там и заживать все будет скорее. — В таком случае можешь быть пока свободна — продолжай лично заниматься ее здоровьем. — Кивнул султан Хан Хазретлери, отпуская жительницу гарема и его лекарку. Дверь за нею затворилась, и падишах вновь обратил свое внимание на славянскую одалиску, ставшую этой ночью матерью второго претендента на османский престол. Султанша с земель Русских пришла в себя лишь на утро следующего дня. Все ее тело болело, в горле стояла сухость, желудок скручивался от голода, а в глаза неустанно бросало свои лучи яркое солнце, ослепляя. Каждое движение отзывалось тянущей ломотой, от которой избавиться могли лишь лекарства и время. Оглянувшись вокруг, Афитаб увидела стоящие сундуки с открытыми крышками, открывающие вид на подарки — драгоценности, роскошные ткани, украшения, книги, золото, ковры да полотна — все то, что можно лишь желать в самых сокровенных мечтах. — Госпожа, Вы уже очнулись! — Послышался голос Мелисс-хатун, проходящей мимо постели из совмещенных соседних покоев — детской для маленького шехзаде. — Как Вы себя чувствуете? Нам позвать лекаря? — Воды… — Лишь попросила в ответ султанша, ведь говорить было трудно из-за жажды. Сицилийка тут же налила теплой воды из кувшина и помогла осушить стакан своей хозяйке, после чего, поставила сосуд на место. — Где мой сын? Где мое дитя? Почему шехзаде не со мной, его матерью? — Султанша, не тревожьтесь понапрасну, — в покои вошла Эмине, держа на руках шехзаде Махмуда Хазретлери и улыбаясь очнувшейся младшей Хасеки. — Мы с наследником были у кормилицы. — Давай же мне его скорее! — С нетерпением вымолвила Афитаб, трепетно смотря на сверток в руках у няни сыночка. Розовое пухленькое тельце с легкими темными волосиками, словно пушком, покрывающие кругленькую головку. Маленькие ручки лежали на груди, и сам малыш был укутан не только в пеленки, но и в теплую рубашку, а его колыбелька стояла рядом с постелью молодой Валиде с маленькой подушечкой и теплыми покрывалами да шелковыми простынями. На ручке над кроваткой висел оберег, который наложница Повелителя еще не заметила, полностью увлеченная новорожденным. — Посмотрите, какой он маленький — мой славный шехзаде, львенок, сынок ненаглядный. Иншалла Махмуд будет расти здоровым и крепким, будет таким же, как и его отец, сильным, могущественным и мудрым. Иншалла не узнает бед и несчастий. — Аминь. — Кивнула Эмине, а за ней и Мелисс. — Где Айтач? — Поинтересовалась вторая Хасеки, продолжая покачивать на руках наследника. — Получает распоряжения от Лалезар-калфы, поскольку Вы теперь будете числится в гаремной книге как мать шехзаде Махмуда Хазретлери. Новых служанок дадут в услужение, калфу и агу. — Это хорошие новости. — Кивнула девушка, тут же продолжив вопросы. — Было ли объявлено о рождение еще одного шехзаде? Был ли праздник? — Прошлым утром палили из пушек семь раз, а вечером пускали фейерверк, по городу угощения разносили, в мечетях проводились общественные службы — все о здоровье и процветании династии молились. Гарем же ждет Вашего выздоровления, дабы праздник устроить. Ясноликая кивнула в ответ, и передавая своего малютку няне, взглянула на колыбель, наконец-то заприметив висящей на ней оберег с молитвами. Он ее чем-то насторожил и не понравился. — Откуда сей оберег? — Айше Султан подарила. — Коротко ответила Мелисс. — Уберите его живо да пусть проверят лекари, нет ли там чего-нибудь, что может навредить ребенку, покажите муллам да скажите им, чтобы сделали другой оберег — рубаху с молитвами для моего мальчика. — Повелела султанша, настороженно глядя на амулет. — И вы руками к этому не прикасайтесь голыми руками, один Аллах ведает, на что там заговорено или заражено. Прислужницы принялись за дело, никто не остался без работы, пока молодая мама нянчилась с новорожденным и отдавала приказы. Сундуки необходимо было разобрать и расставить все вещи по их полочкам, кому-то следовало заняться обустройством детской наследника, а последней — рассказать все правила новеньким служанкам, присланным в услужение. Всего добавилось трое служанок, одна калфа и один ага: Бешуш-хатун, Гания-хатун и Ипек-хатун, а также Мави-калфа и Зеки-ага. Все они были подобраны Валиде Кесем Султан лично для младшей Хасеки Султан, и девушка ни капли не доверяла этим слугам. В гости приходила Гевхерхан Султан, беспокоясь о самочувствии и настроении подруги — говорила, что все очень переживали за нее позапрошлой ночью, султан Мурад в особенности, и все утро, пока она спала, просидел около ее постели. — Позапрошлой ночью мы так беспокоились о тебе — болезненные крики разносились по всему коридору. — Промолвила султанша, смотря на подругу. — Как ты сейчас себя чувствуешь? — Не могу соврать — все тело болит и ломит, но это скоро пройдет. — Ответила Афитаб Султан, посмотрев на шехзаде, спящего в кроватке. — А как же дела во дворце? Пока я здесь лежу, вся жизнь мимо проходит. — Вы бы с Атике поладили — не любите, когда не знаете, что происходит вокруг, вам обеим интересно посплетничать. — По-доброму рассмеялась Гевхерхан, готовясь рассказывать. — О нет, я вовсе не нравлюсь твоей сестре, Гевхерхан, как бы мне не хотелось сблизиться с госпожой, ее неприязнь и холод ко мне не изменен. — Я не прошу понять ее и простить, однако скажу, что она недополучила материнской любви и тепла, кое мы успели испытать в свое время. Наша Валиде — мы все ее очень любим и уважаем — с момента смерти отца-Повелителя все внимание переключила на то, чтобы уберечь жизни своих детей, а после и на дела государства, в то время как мы оставались одни с няньками, днями не видя даже ее лица. А какая нянька сможет заменить мать? — В чем-то ты права. — Согласилась славянка, задумчиво кивнув: оно и верно, какие бы междоусобицы не случались между братьями и сестрами, на людях они всегда будут защищать друг друга и поддерживать, ведь именно так их воспитала Великая Валиде. По крайней мере, попыталась это сделать. Еще долго девушки болтали о наболевшем и о всяких пустяках, разойдясь на доброй ноте лишь под вечер, наступивший за окном. И вот, когда молодой маме хотелось уделить внимание Махмуду — она уже взяла мальчика на руки, дабы Эмине не унесла его к кормилице — а после и отдохнуть, в опочивальню пришел еще один гость, чье присутствие ничуть красну-девицу не огорчило, а даже порадовало и придало сил. — Мурад, — молвила с улыбкой ясноликая, когда мужчина опустился с ней рядом на кровать. — Моя султанша, — он коснулся губами лба фаворитки, нежно целуя: жар давно спал, — как ты отдохнула? — Прекрасно — даже отдыхать устала. — Рассмеялась Афитаб, вызывая смешок и у падишаха. — Мне доложили, что ты нашего сына из рук не выпускаешь и заботам кормилиц не отдаешь. — Кому как не матери заботиться о своем дитя? — Насупилась красавица-одалиска, еще больше прижав к себе наследника, будто ограждая от опасности. — Тем более я желаю сама кормить моего Махмуда — услуги кормилиц ни мне, ни ему ни к чему. — Твердо продолжила русоволосая славянка. — О Аллах, почему мне досталась такая упертая женщина? — Шутя взмолился Мурад Хан, широко улыбнувшись, пытаясь смягчить настороженность и недовольство возлюбленной. Взяв одну ее руку, не держащую новорожденного, султан поцеловал ее ладонь. — Афитаб, заботиться о ребенке одной слишком трудно — ты подарила сыну жизнь, сделала самое трудное, так позволь слугам позаботиться о нем, помочь, чтобы ты не уставала. — Нет, я отлично справлюсь сама и получше всякой служанки. Я и без того доверила свою малютку Эмине — дай ей волю, так проведет с ним времени больше меня, а если будет еще и кормилица, тогда Махмуд и мать родную узнавать перестанет! Ревность, материнские чувства и эта очаровательная упертость не могли не пленять, однако следуя многовековым традициям, женщина родившая Повелителю ребенка — будь то мальчик иль девочка — она обязана отдать его на воспитание няням и кормления кормилицам, которые перед тем, как дать грудь царскому дитя, проходили обучение, тщательные осмотры да наблюдения. Султан Мурад Хан беспокоился и о том, что Афитаб Султан будет уставать, тем самым принося себе вред, но даже высказав свои тревоги, дева осталась непреклонна. Он был готов поклясться, что эта женщина создана для того, чтобы беспокоить его и заставлять переживать. Сама же славянка не могла понять, как мать собственными руками может отдать новорожденного, свою и любимого мужчины плоть и кровь, другой женщине, которая будет укачивать его и вскармливать своей грудью, ощущать на своей коже детское равномерное дыхание и довольное сопение, как у маленького ежика. Не в ее это было духе, не может она так. И после продолжительных споров договорились так: днем Афитаб может делать с ребенком все, что посчитает нужным, кормить, пеленать, держать на руках, но с наступлением ночи все заботы о наследнике немедля отдает нянькам и кормилице. Кое-как с некоторым дискомфортом оба согласились поступить именно так, поэтому гречанка тут же унесла мальчика в детскую, оставляя Повелителя и его возлюбленную наедине. — Джейдахан, — после минутной тишины, произнес Владыка. — Джейдахан? — Переспросила Афитаб Султан, немного сменив положение — несмотря на боль, тело еще и затекало от непрерывного лежания в постели. — Я захотел дать тебе еще одно имя — первым тебя нарекли в гареме, а второе получи от меня. — Пояснил мужчина, проведя рукой по щеке девушки, дотрагиваясь пальцами распущенных волос. — Милый Мурад, получить от тебя имя — великая честь, особенно такое звучащее, — заговорила издалека молодая госпожа, в голову которой пришла иная мысль. — И мне бы хотелось, чтобы только ты меня называл им, чтобы оно доносилось только из твоих губ. — Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь. — Давай дадим друг другу вторые имена, которые будем знать только мы и называть этим именем будем мы, и никто другой нас так не окликнет. — Наложница затаила дыхание в ожидании, а султан расплылся в улыбке, рассмеявшись. — Почему ты смеешься? Звучит романтично. Но если не хочешь, то…. — Разве я сказал слово против, канареечка? — Он мягко сжал ее руки, окутывая их теплом своих рук. — Так, каким же тайным именем вознаградит меня моя султанша? — Хм-м-м, я знаю не так много имен, мне нужно подумать, — Афитаб серьезно задумалась, ведь имя хотела выбрать именно сейчас, пока есть время и вдохновение для этого. Пока есть момент. — Гюрхан. — Гюрхан. — Произнес султан, смакуя имя, данное возлюбленной. — Сильный правитель и его госпожа — что ж, мне нравиться. Гюрхан и Джейдахан недолго просидели вместе — девушка как бы не пыталась скрыть, устала, и веки сами по себе закрывались время от времени, склоняясь ко сну. И мужчина, видя это, настоял на том, чтобы султанша легла отдыхать: у них еще много времени, которое они смогут провести в обществе друг друга. Последующие некоторые дни славянка провела в постели, а как прошло не меньше недели, новоиспеченная госпожа смогла встать на ноги. Время, казалось, тянулось мучительно медленно, будто кто-то специальным образом отматывал стрелки часов немного назад, но в один из дней госпоже правителя удалось поговорить с Беркером-агой. Евнух пришел после полудня, как только его позвала Айтач по велению Афитаб, и начался серьезный разговор. Разговор о верности — согласиться ли этот гаремный ага служить второй Хасеки верой и правдой? Он просил время на размышления, которое и получил, после чего удалился и пока что не торопился появляться в покоях ясноликой. Первое, что сделала красавица-наложница после того, как встала с постели, так это подошла к зеркалу, дабы посмотреть на свое измененное беременностью тело. С голеней и лица сошла опухлость, с глаз исчезла усталость и сонливость, и главное, передвигаться стало куда легче — девушке казалось, что она порхала как бабочка в дворцовом парке меж цветами — чем с огромным животом. Однако были и другие моменты: явно появились лишние килограммы, талия немного расширилась, мышцы некогда плоского, даже впалого животика растянулись, что весьма омрачало настроение молодой мамы; бюст стал пышнее из-за вырабатывающегося материнским организмом молока, и как только оно пропадет со временем, велика вероятность того, что грудь повиснет, а с годами и сморщиться, как старый изюм. «Собственно, чего я хотела? Такова женская природа», — огорченно думала госпожа, «любуясь» своим отражением в зеркале. — «Нет, я еще слишком молода думать о старости, благо корни у меня хорошие, и надеюсь я не останусь безобразной так рано — лекарка говорила ведь, что мои былые формы вернуться, стоит проявить терпение.… А если не вернуться?». И приказала передать поварам, чтобы те даже не смели ставить ей на поднос с едой сладкого и всякого лишнего хлеба. Особенно по вечерам. В гареме ведь великое множество хорошеньких девушек с тонкими талиями да плоскими животами, на которые можно бросить взгляд лишних два разочка. Но Айше Султан родила вот уж два раза, а ее фигуру можно смело назвать утонченной, будто не изменяемой, и что уж скрывать, было чему позавидовать. В чем же ее секрет? Но задумываться о таких вещах не было времени — важный день был сегодня на носу — праздник в честь ее шехзаде этим вечером. Хотелось чего-то яркого и роскошного, словом, заметного, посему выбор пал на платье алого оттенка, украшенное на ткани верхней части великолепными кружевами, а с рукавов после локтей свисали шифоновые вставки того же цвета, что и платье, только полупрозрачные. Образ дополнила убранная наверх прическа с ниспадающими у висков некоторыми прядями и массивные серьги с рубинами, которые не требовали к себе дополнения короной или ожерельем, разве что, Афитаб добавила перстень на указательный палец, который прекрасно подходил к ее сережкам. На плечи было решено накинуть короткую меховую накидку, дабы не замерзнуть. — Зеки-ага, Гания, идите за мной, и захватите вон ту стопку книг, их необходимо вернуть. Эмине и Мелисс приглядывайте за моим сыном, я скоро вернусь, а ты Бешуш прикажи повару сегодня не подавать на обед рыбу, лучше пусть заменят на тушеную курицу. — Отдала указания славянская госпожа, выходя из покоев вместе с членами своей свиты, и направилась в библиотеку. Хранилище книг во дворце Топкапы можно было смело назвать отдельным сказочным мирком, где недоставало лишь маленьких гномиков-хранителей запечатанных знаниях на старых страницах. Это было огромное светлое помещение с великим множеством массивных шкапов до самых потолков, где на темных деревянных полках пылились книги — сказки, научные, художественные — не только на турецком языке, но и на других тоже — даже писания с молитвами здесь были. Словно все знания мира находились в заключении этих светлых стен. Что доставляло большее удобство, так это присутствие здесь резных широких столов с удобными деревянными стульями, чьи сидения были обтянуты мягчайшим темно-бардовым бархатом. Можно было разместить все необходимое на столе, сесть, и провести так хоть целый день, погружаясь в мир науки и приключений, жаль только, что зимой да осенью здесь было холодно, что не давало задержаться в библиотеке чуть подольше. А вот летом и весной здесь было более чем сносно: накопленная прохлада создавала прекрасные условия, если сравнивать их с жарой на улице. Вместе с агой и служанкой, султанша вступила на мраморные полы библиотеки, и пройдясь взглядом по шкафам, двинулась вперед, и евнух за ней, держа в руках стопку с книгами, дабы расставить их по местам. — Зеки, эти две лежали на четвертой полке, самые нижние на первой в самом дальнем стеллаже, увидишь, куда их необходимо поставить. Гания, а ты иди за мной, поможешь с некоторыми книгами. — Слушаюсь, госпожа, сейчас же все сделаю. — Поклонился Зеки-ага, направляясь к указанным полкам, пока Гания последовала вслед за ясноликой. — Султанша, а какие книги Вам необходимы? — Поинтересовалась девушка с рыжими, как огонь, волосами и веснушками на своем прелестном личике. — Молитвы, святые писания, возможно что-нибудь, что только можно найти про обереги — все, что касается религии ислам. — «Может быть все эти обереги и заговоры не существуют и не действуют, но, если они все-таки есть, мне будет спокойнее знать, что мой сын стоит под защитой святых сил, под защитой Аллаха и его ангелов». — Но все это есть в Коране, госпожа. — Предложила рыжеволосая. — Нет, там того, что я ищу нет и в помине. — Но что же Вы ищите? — Все, что может помочь защитить мне моего единственного сына. Пусть это и звучит самонадеянно, но кроме как на себя и Аллаха я не могу уповать, так что разделимся и поищем, за работу. — И они разбрелись по библиотеке, подключив к делу как раз освободившегося Зеки-агу. Поиски продолжались бы довольно долго сегодня, если бы Афитаб не встретила нежданного посетителя…. Шехзаде Касыма. Парень был одним с султаншей возраста, лишь на пару месяцев старше, и наследник сидел на кресле у окна, с комфортом разместившись там в тишине. Однако, когда пришла наложница брата, родившая ему еще одного сына, Касым наблюдал за тем, как ходит и отдает приказы новоиспеченная султанша — с простотой и элегантностью, будто это был вовсе не приказ, а дружеская просьба. Брат султана молчал, не обнаруживая своего присутствия, чтобы еще немного посмотреть на певчую пташку, которая сегодня облачилась в более нарядное платье и увесистые украшения, которых всегда надевала меньше, чем все здешние жительницы прекрасного пола. Говорила Афитаб тихо и спокойно, не поднимая лишнего шума, но, когда требовалось быть услышанной, голос тут же менялся, приобретая настойчивость и твердость. При виде старшего брата-Повелителя она расплывалась в улыбке и расцветала, будто самая распрекрасная роза в саду, и Касым не понимал, что нашла эта премилая девица в его брате: во взгляде Мурада часто мелькали молнии, которые он не мог выпустить из-за матери, порой падишах был груб и жесток в своих действиях, что не приносило успеха в государственных делах, которые требовали изворотливости ума и тонкости. Разумееться, такого возлюбленного женщина не видела - лишь раз, когда была наказана из-за своей вылазки в Эдирне. Словом, ловкость рук и никакого мошенничества. Сила? Власть? Красота? Определенно можно было найти привлекательность в этом, что и делали многие здешние женщины. Темноволосый парень вышел из своего укрытия и его заметили, тут же поприветствовав. — Шехзаде Касым Хазретлери, добрый день. — Афитаб поклонилась наследнику, остановившись. — Я вовсе не заметила Вас — надеюсь, не помешала уединению своим присутствием? — Добрый, Афитаб Султан, — поочередно ответил Касым, приветственно улыбнувшись и кивнув. — Вы нисколько мне не помешали, как раз наоборот порадовали, что пришли. Примите мои запоздалые поздравления с рождением шехзаде Махмуда. — Благодарю, шехзаде. — Произнесла в ответ госпожа, посмотрев на толстую книгу в руках собеседника. — Не ожидала, что Вы ходите в библиотеку. — Здесь особенная атмосфера, успокаивающая, особенно в летний период, не находите? — Нечто подобное здесь и правда есть. Слышала, библиотеку сам Мимар Синан-эфенди проводил в порядок и переделывал некоторые детали. — Это не ошибочное, но несколько неточное мнение — покойный архитектор никогда не работал над помещениями самого Топкапы, особенно которые располагаются неподалеку от султанского гарема, однако предлагал варианты своему ученику. — Произнес мужчина, мечтательно и восхищенно обводя взглядом огромную библиотеку. — И он точно превзошел умения своего учителя. Воцарилось молчание, сопровождающиеся любованием помещением, где хранились все-все книги дворца. Со словами младшего брата падишаха, Афитаб показалось сие место еще более прекрасным и умиротворенным: никого нет, из окон лился приятный свет, а на белоснежных стенах во всей красе, будто под светом софитов, красовались муралы в виде цветов и птиц, а на декоративных колонах сверху, под самым потолком, можно было разглядеть вырезные объемные узоры. — Вы без преувеличений умны, шехзаде, — нарушила молчание красна-девица, посмотрев на деверя. — Просто Касым. — Поспешно сказал парень, заложив руки вместе с книгой за спину. — Называть Вас по имени? — Один из возможных наследников престола кивнул, ожидая ответа. — Прошу прощения, но мне было бы комфортнее не обращаться к Вам просто по имени. — Но почему? Мы ведь, можно сказать, семья. — Я хотела бы придерживаться субординации, шехзаде, уж не взыщите. — Афитаб Султан отпрянула, чего Касым не мог не заметить, поэтому не стал настаивать: он и правда поспешил с подобным предложением и был неосторожен, ведь женщина, что стоит перед ним — мать наследного принца его старшего брата, то бишь для него самого младшего племянника. — Но искренне буду надеяться, что Вы будете присутствовать на сегодняшнем празднике — мне было приятно пообщаться с Вами. Распрощавшись и не дав красной-девице точного ответа, Касым откланялся и ушел к себе, пока вторая Хасеки еще ненадолго осталась в книжном хранилище. Но не найдя ничего из того, что хотелось бы, она также вернулась в свою опочивальню, ведь было необходимо подготовить Махмуда к празднику — малютка шехзаде должен выглядеть подобающе его статусу при султанском дворе. Вновь в гареме заиграла музыка и доносились из ташлыка женский смех да говор. Вторая невестка Кесем Султан во всем свое величии и очаровании сидела на софе, держа на руках шехзаде Махмуда, укутанного в пеленки, а рядом с нею по старшинству сидела Айше Султан, искоса поглядывая на нее и тех, кто подходит из гаремных рабынь с пожеланиями долгой жизни, благополучия и здоровья новорожденному малышу. Напротив же, восседали на тахте и софе трое шехзаде и сестра султана, наблюдая за танцами девушек и родственниками: ни от кого не скрылось то, что главная Хасеки Мурада недовольна праздником, но таков был обычай, и ей оставалось лишь смириться. Когда же все приветствия закончились и на хонтахтах давно ждали приготовленные яства, Махмуда унесли служанки, давая возможность его матери насладиться заслуженным праздником и отдыхом. Молодая Валиде также надеялась, что почтит своим присутствием и ее Гюрхан, но правитель все не появлялся на пороге гарема, и надежды сыпались, точно карточный домик, и никакие беседы не давали расслабиться или не расстроиться. — Валиде Султан, — красавица повернулась лицом к свекрови, и та позволительно ей кивнула, позволяя обратиться. — Возможно мое желание не скромно, но весьма свойственно, и я хочу спросить, почтит ли Повелитель нас своим присутствием на праздник? Все-таки он устроен в честь его сына, и мне — даже не только мне — хотелось бы увидеть его. — Мой сын-Повелитель не придет на наш праздник. — Ответила Кесем Султан, серьезно взглянув на невесток, с ожиданием на нее взирающих: Айше тоже не понимала, почему владыка не является к ним на праздник, ведь она очень постаралась выбрать платье, которое привлекло бы его взор. — Для него было решено устроить иное празднество — отобранные калфами образцовые наложницы танцуют в его покоях. — Что?! — Афитаб подскочила с места, невольно повысив голос, и Айше удивилась неменьше соперницы, чуть не сделав то же самое. Славянка была одарена твердым и тяжелым взглядом брюнетки. — Простите, я не сдержалась. Позволите…. Позволите удалиться? — Сядь на свое место, Афитаб Султан. — Приказала женщина, уже не глядя на младшую невестку. — Пока наш праздник не подойдет к концу, никто его не покинет. Все-таки мы радуемся рождению твоего сына. Наложница осела на софу, и в ее глазах промелькнули надежды на то, что ее любимый не посмотрит ни на одну из тех женщин в развратных нарядах, что виляют перед ним бедрами, извиваясь точно ядовитые кобры. Боль, обида, ярость — схлестнулись в жесточайшей схватке в душе красавицы-одалиски. Праздник был уже не таким веселым, а настроение — приподнятым, посему славянка оставшееся время молчаливо и угрюмо смотрела на танцующих девушек, сухо отвечая на заданные ей вопросы. «Почему Кесем Султан так поступила? Наследников на престол, ее внуков, двое, в конце концов есть братья Повелителя, к чему те женщины?» — задавалась вопросами дева, сжимая пальцами юбку алого платья. — «Все ведь было так хорошо, и я уж поверила, что наложниц не будет…. Неужели я ошиблась? Нет, пока рано делать выводы — никто в покоях пока не остался на ночь, и не останется, иншалла». Хасеки Айше Султан сидела в точно таком же состоянии, с невыносимой болью в глазах: она допустила к любимому мужчине эту выскочку Афитаб, та родила ему сынка, и теперь пропустила целый табун девиц, развлекающих его, а одна точно останется на ночь! Еще одна рабыня, еще одна соперница — уж лучше бы славянка к нему пошла, но не еще одна рабыня! Но зато…. Албанка взглянула на соперницу, неестественно притихшую. Зато она узнает каково это чувствовать себя беспомощной, когда ты ничего не можешь сделать и сидишь в покоях, пока на постели Мурада лежит раздетая любовница, получающая его ласки, любовь и внимание. И видит Аллах, повезет, если она не забеременеет либо утратит расположение владыки.*** Покои Хасеки Афитаб Султан Хазретлери ***
После окончания праздника в гареме, когда за окном уже была глубокая ночь, ясноликая тут же вернулась в свои покои, наспех попрощавшись со всеми. Ее с Мурадом Ханом первенец уже давно мирно сопел в детской, а рядом с ним сидела Эмине и кормилица по имени Вефика-хатун — кажется, она была женой одного из улемов, но потеряла ребенка, поскольку тот родился слабеньким и недоношенным. Зеки-ага зажигал свечи и бахур, Мави-калфа распоряжалась на кухне на счет завтрашних приемов пищи, а служанки подготавливали постель и одежду ко сну для их султанши. Вот только казалось им с ее приходом, что спать она очень маловероятно ляжет. — Ипек, Бешуш, — обратилась ясноликая Джейдахан к служанкам, сев на диван и нервно перебирая в руках снятый перстень с пальца. — Сейчас же узнайте, какие хатун развлекают нашего султана, и, Аллах не допусти, какая останется. Узнаете — живо доложить мне. Названные девушки откланялись и поспешно покинули покои, а луноликая султанша взялась руками на голову, потирая пальцами виски. Оставшиеся служанки и ага не знали, что делать в такой ситуации, и дабы не злить и нервировать госпожу еще больше, лишь стояли рядом, чтобы в случае чего выполнить приказ. Но Мелисс очнулась первой, и представ пред любимицей Повелителя, поклонилась. — Госпожа, лишние нервы принесут Вашему здоровью не самые лучшие последствия — мне принести Вам чай с травами, чтобы снять напряжение? — Нет, не стоит. — Ответила султанская наложница, отвернувшись к окну. — Я ничего не хочу, можете быть свободны пока. — Госпожа, простите за дерзость, однако Мелисс-хатун права: Вам необходимо расслабиться и успокоиться. — Осмелился заговорить Зеки-ага. — В том, что Повелителя посещают наложницы нет ничего…. — Если бы женщина, которую ты предположим любишь, появиться в покоях другого мужчины, ты тоже запоешь так, как сейчас? — Резко осадила евнуха, Афитаб, после чего тот замолчал, с извинениями поклонившись и отойдя на свое место. Время потянулось медленно, тая в себе мучительное ожидание вестей. Ни Ипек, ни Бешуш не появлялись, а в коридоре не слышался гул их шагов. Пламя свечи отдавалось тенью на стенах, сопровождаясь жуткой и напряженной тишиной — слуги стояли, словно каменные статуи, и одна только любимица Мурада сидела на диване, прикрыв глаза и задумавшись. Но вот послышался топот шагов за дверью — кто-то явно бежал в коридоре — и за этим топотом последовал скрип двери, от которого русинка поднялась с места, устремляя взор зеленых глаз на склонившихся в поклоне прислужниц. — Что вы узнали? Говорите правду. — Приказала Афитаб Султан, еле заметно вздрогнув. По лицам Ипек и ее подруги стало ясно, что некая хатун все же осталась в опочивальне султана Мурада и сейчас находиться там вместе с ним. — Кто? — Султана, мне прискорбно говорить это Вам, ведь мы находимся сами в недоумении, но, — Бешуш запнулась, опуская глаза. — Ну? Говорите же! Кто она? Кто остался в покоях? — Нервы сдавались, непоколебимость подкашивалась, а молчание служанок только ухудшали ситуацию. Но имя, прозвучавшее из уст Ипек, прогремело точно гром среди ясного неба, и Афитаб осела на диван с приоткрытым ртом. — Это Айтач. Айтач-хатун.