Фальшивая симфония

      Поначалу Ран удивляется, когда они выходят с целью отыскать кучку зазнавшихся бедолаг, что в него врезается не один из них, а обычная девушка. Его подбородок упирается в её лоб, выставленные рефлекторно ладони оказываются на груди. Это вводит Рана в глубокий ступор, но объяснение приходит ровно в тот момент, когда она бесцеремонно расталкивает их и бежит от разъярённой толпы.       Настроение у старшего Хайтани темнее грозовой тучи уже несколько дней, и он вообще не планирует куда-то из дома. Внезапная перемена в здоровье Риндо заставляет знатно понервничать.       Ран ворчит больше обычного, и брат предпочитает вообще не сталкиваться с ним.       Позже он замечает заляпанную ванну и Риндо с запрокинутой головой и понимает, что дело серьёзное.       Врач так и говорит, осмотрев его. «Либо простуда, либо у вашего брата появилась родственная душа». Оба варианта были хуёвыми, но второй вводил Рана в состояние бешенства.       Но проходит день, второй — а никакого соулмейта как не было, так и нет. Ран утешает себя этим фактом, пока намешивает какую-то бурду, прописанную врачом.       Миллиарды людей обходит эта чума, и именно их семьи она не могла коснуться. Коснуться и разрушить привычный уклад вещей. Ран привык быть старшим, привык стоять впереди, закрывая спиной Риндо. Он всегда мог защитить его.       Но против чёртовой связи бессилен даже Ран.       И когда Риндо после безвылазного пребывания в кровати вдруг напяливает форму и что-то вякает про сообщение от Исао о потасовке в южном квартале, Ран крутит пальцем у виска. И всё же сдаётся. Решительность его брата даёт надежду на то, что ему стало лучше.       «Ночь действительно не самая скучная» — думает Хайтани, глядя на испуганную девчонку. Не вяжется светлая юбка в горошек с ночным Роппонги. Клякса на готовом полотне. И всего два блядских слова заставляют хрупкое стекло под его ногами пойти трещинами.       Это она.       Ран с непонятным туманом в голове рассматривает её словно она фарфоровая кукла. Впрочем, она на неё вполне походит. Выпученные глаза при столкновении, обрамлённые густым веером ресниц, теперь приобрели ясный цвет — голубовато-серый.       Волосы, как спелый каштан, растрёпаны и закрывают лопатки. Ран накручивает густую прядь, борясь с желанием раздавить девчонку, как букашку. На месте. Прямо сейчас.       Его имя на её руке влияет гипнотически. Палец медленно оглаживает нежную кожу вместе с чёрными каллиграфическими буквами и чувствует бешеный ритм её сердца. В сознании Рана надежда окончательно и бесповоротно канет в глубокую черноту.       Рождаются и умирают в один день. Риндо и эта трясущаяся мелочь.       Последние остатки самообладания Ран теряет, когда видит брата и его неестественное поведение. От её звонкого голоса должны лопнуть стёкла.       Тебе тоже кажется, что мы близкие друг другу люди?       Молчание брата бьёт сильнее пропущенного кулака в челюсть. Нет, мелочь, в твоей пустой, набитой ватой голове появляются совершенно идиотские догадки. И Ран бы с удовольствием схватил её за шкирку, вывернул наизнанку и вытряс эту дурь. Но он медлит. Потому что ни черта не понимает.       Не понимает, как оно работает.       Рана утешает одно — девчонка выглядит ухоженной: на коже ни царапинки, на губах виднеется бледно-розовый след помады. Она не отсюда, не из Роппонги. Неприятности обходят таких стороной, они живут в хороших районах, примерно посещают занятия в школе и их не задевает обратная сторона города — он считывает её, как раскрытую книгу и надеется, что так оно и будет.

***

      В колледже Каори Айкава появляется раньше обычного и пытается не думать. Совсем. Вырвать из памяти вчерашний день, скомкать и безвозвратно выбросить. Потому что любая попытка включить хоть какой-то анализ мыслей запускает неприятную цепочку событий в голове.       Нэо раскусывает её скорлупу за считанные секунды, когда Каори закрывает рот, чтобы зевнуть. Йоко, тоже скрипачка и по совместительству лучшая подруга, рассказывает о важности сна для здоровья. — Чем ты всю ночь занималась? — Гуляла по самым опасным кварталам Токио, — Каори жмёт плечами под дружный смех друзей, принявших её слова за шутку, и пытается сделать то же самое.       В колледже она всё чаще обращает внимание на тех немногих, на чьих телах выгравированы чужие имена. У некоторых надписи закрыты специальными повязками — ей стоит купить такую же? Однажды придётся. Но тогда всем станет очевидно, что скрывается за ней. — Ни в одну ноту сегодня не попадаешь. В чём дело? — Я в порядке.       Порядок, правда, хреновый.       Её соулмейт — садист, преступник, который ломает кости направо и налево.       Во время первого занятия Каори молчалива и не сосредоточена. Музыка делает реальность проще, помогает расслабиться, но ноты на листе роднее алфавита, вдруг становятся чужими и непонятными. Вряд-ли дело в Бетховене.       Рука в локте быстро затекает и наливается свинцом. Не выходит.       На перемене Йоко стоит у окна в коридоре и расчёсывает короткие чёрные волосы, надевает излюбленный красный ободок, пока Каори лениво листает учебник к следующей лекции. Удивительно, но от её плохого самочувствия не остаётся и следа.       Связь действует.       Если не задумываться о возможных вариациях событий, в которых Риндо убивают в уличной драке, жизнь не кажется настолько уж ужасной.       Прикосновение запечатлеется на ладони — неведомая до вчерашней ночи лёгкость вспышкой возникает в сознании.       Не думать, не думать, не думать.       Но куда бежать, если даже закрыв глаза, он смотрит на неё через оправу очков. Риндо сломал парню ногу, нельзя — просто аморально! — реагировать так, как это делает её организм. Да кто он вообще? Каори готова лично повыдёргивать распустившиеся внутри неё ромашки при воспоминании о Риндо. — Тебе не жарко? — Что? — Каори подходит к подруге, чтобы поправить выбившуюся прядь. — На улице градусов двадцать пять, а ты в рубашке с длинным рукавом. — Утром было прохладно, вот и решила подстраховаться. После обеда обещали дождь. — Но ты уже запарилась.       Каори отмахивается, как ни в чём не бывало. Бросает короткий, почти случайный взгляд на прореху между застёгнутой у запястья пуговичкой. Как она расскажет об этом матери?       Пока Каори расправляет чёлку подруге, Йоко заливисто смеётся, немного смолкая при паре осуждающих взглядов сокурсниц. Обнимает за шею с широченной улыбкой и вновь заглядывает в отражение окна.       Ямочки полумесяцем свидетельствуют о том, что Йоко полна энтузиазма, и к ней пришло озарение.       Длинные листья поникшей ивы трепещут на ветру. Лавочки заняты студентами — кто-то сидит с раскрытыми учебниками и готовится к предстоящему занятию, как Каори, другие же суетливо спускаются по лестнице, скатываясь на перилах. — Сходим в кафе после? Я соскучилась по тайяки. — Можно, — Каори ойкает, когда Йоко начинает душить в своих объятиях. — Ну-ну, чего ты. — Решила взбодрить тебя. — Я просто не выспалась. Под окнами до утра шумели какие-то придурки. — Это точно, — Йоко недовольно поджимает губы и берёт свою сумку с подоконника. — Я из-за таких больше не гуляю в парке. Как вечерком хочу пройтись перед сном, так там всегда собирается человек под пятьдесят в одинаковых куртках. Кричат, на байках ездят. Короче, не рискую. Жуть! — Гуляй днём. — Вот и погуляю. С тобой.       Йоко вдруг затихает, точно кто-то вынимает ключик из детской игрушки. Каори оборачивается через плечо и мысленно проклинает, что они вышли в коридор. К соседнему окну как-бы невзначай подходит троица высоких третьекурсников, и Каори с лёгкостью сталкивается с одним из их взглядами. Они даже не скрывают, кого обсуждают — переговариваются с ухмылкой и кивают в их сторону.       К Сэдэо в колледже все относятся с опаской и будто бы уважением. На деле, боятся, и Каори за два года так и не успевает выяснить, откуда в этом человеке столько пренебрежения к остальным. Несколько раз он становится зачинщиком травли, замечается в бесцеремонном курении во внутреннем дворе колледжа. И всё же, внимания у него было предостаточно. Родители — небезызвестные музыканты в Токио, но скверный характер тому не оправдание.       Поэтому, когда в прошлом году Сэдэо и Йоко сходятся, Каори качает головой, но попытки переубедить подругу терпят поражение. В начале зимы они ожидаемо расстаются, причём на достаточно неприятной ноте — Йоко слышит в свой адрес оскорбления, а на следующее утро половина колледжа в курсе тех секретов, которые она доверяла Сэдэо.       Парни крутят пальцем у виска, комично поднимаются на носочки и строят гримасы. Йоко, опускает взгляд в пол и одёргивает юбку, а затем тянется к ободку, чтобы его стянуть с волос. Бесит. — Это тебе не поможет, — Сэдэо подаётся вперёд и ловит общее одобрение. Некоторые студенты, проходя мимо, делают вид, что вместо Каори и Йоко зияет пустота. Подобное отношение не может не злить до трясучки во всём теле. Хотя, сложно найти вещь, которая сейчас раздражать не будет. Недавно они весело переговариваются о несуразной кофте директрисы — и вот, словно незнакомые люди. Их спины исчезают за поворотом.       Каори скрипит зубами, и это значит, что её терпение лопается, как воздушный шарик. Впрочем, не впервые.       Коридор шумит и живёт в своём ритме. Тетради падают, какофония звучащих инструментов просачивается из кабинетов. — Спасибо за замечание. Давно ты стал ценителем женской моды? Читаешь тайком глянцевые журналы? — Каори захлопывает тетрадь с мыслью, что ей не полегчало.       Йоко тянет её за рукав и что-то неразборчиво шепчет, но Каори реагирует молниеносно и резко отдёргивает руку. Потому что именно на ней, под слоем мягкого белого хлопка, скрывается проклятое имя. Растерянность подруги тут же считывается ею — Каори и сама от себя подобного не ожидала. В могилу ляжет, но не признается, и она даже не хочет задумываться, почему это так важно.       Ответить Каори всё равно не успевает.       Да и что сказать?       Идиотская связь треплет нервы всё настойчивее. — Много ума не нужно, чтобы понять, как выглядят клоуны. — Не оправдывайся, у каждого должно быть своё хобби.       Хватает их секундного замешательства, чтобы перекинуть сумку через плечо и ухватить Йоко под локоть. На втором этаже народа намного меньше — тут проводятся занятия хора, нет лавочек, чтобы посидеть, поэтому на переменах сюда забредают в надежде поймать тишину. — Зачем ты с ними вообще разговариваешь? — Йоко супится, отворачиваясь, но дрожащий голос выдаёт её. Едва держится, чтобы не заплакать. — Они меня раздражают.       Забирает красный ободок под сдавленный всхлип и вынимает свою расчёску. Йоко мотает головой — забранные за уши пряди растрёпываются. — Уже не хочу. — Пять минут назад ты была в восторге от себя. Тебе же нравится? — Это уже не важно. Выгляжу смешно. — Наплюй на то, что кому-то нечем заняться. Завтра могу прийти в таком же.        «Что дома, что в колледже, одно и то же» — думает Каори.       Переубедить Йоко получается до конца большого перерыва, что отзывается облегчением. Слишком много Риндо Хайтани даже для того, кто является её родственной душой.       У неё есть её жизнь.       К последней лекции Каори отходит окончательно. На щеках распускается румянец, наваждения пропадают один за другим. Она охотно втягивается в оживлённые разговоры и много улыбается. Предпочитает отпустить тяготящие мысли и надеется, что они с Риндо больше никогда не пересекутся.       Не идиот же, чтобы умирать. Справится.       Тонкие солнечные лучи пробиваются в аудиторию. После занятий Каори вместе с Йоко выходят из колледжа, приятное тепло опаляет щёки. Они останавливаются на ступенях ещё раз оглядеться и решить, в какое именно кафе пойдут.       Где-то вдалеке и впрямь виднеются серые грозовые тучи, но пока их приближение никак не сказывается на погоде.       Прогулка ей точно не помешает.       Двор колледжа стремительно пустеет — не одни они решают провести этот день на воздухе, поэтому шумные компании спешат за распахнутые ворота. Одни студенты ждут других, сидя на ступеньках внизу.       Гром гремит над ухом Каори раньше, чем погода успевает испортиться. Облокотившись на гладкую колонну, из ниоткуда возникает призрак— чьё имя Ран Хайтани — разом перевернувший ворох свежих воспоминаний, задвинутых в дальний ящик.       Да ну вы шутите.       Ногти цепляются за ремень сумки, как за спасительный круг до хруста шершавой ткани. Это не её родственная душа, но в горле всё равно пересыхает. Появление Рана не сулит ничего хорошего.       Предчувствие, не иначе.       Или инстинкт самосохранения.       Каори присматривается — откровенно пялится, как на восьмое чудо света — и ловит себя на мысли, что всё отвратительно не так плохо.       Ран не одет в устрашающую форму — сейчас на нём чёрные брюки и длинная серая футболка, нет крови на белых перчатках, как и самих перчаток — ни следа недавних преступлений. Только две тугие косы всё также спадают на плечи.       Из-под коротких рукавов ядовитой змеёй обвивает предплечье витиеватый рисунок и ползёт едва не до запястья. Татуировка непонятна и наверняка является фрагментом чего-то большего. Чего — знать не хочется. И видеть, собственно, Рана Хайтани под дверьми своего колледжа тоже не хочется.       Ран стоит полубоком в расслабленной позе и её не замечает. Точнее, даже не смотрит по сторонам и, в какой-то момент, свято хочется уверовать, что он действительно решил пройти через два района, лишь бы подпереть спиной колонну.       Днём он не похож на того, кого стоит бояться. Ран похож на обычного парня, который ночью сладко спит, а не размахивает телескопической дубинкой в подворотнях. Если поразмыслить, то она и не боится. Светло, много народу, перед глазами не мелькает телескопическая дубинка.       Мало верится, что он стоит под дверями колледжа без цели. А если они за полночи сумели выяснить, где она учится, что ещё они успели узнать? И что ещё могут узнать?       Йоко бормочет об открывшейся кофейне на проспекте, и Каори, не слушая, соглашается. Брови хмурятся сами собой — только ведь отгородилась от всего этого.       Между ними бесцеремонно и совершенно случайно толкается Сэдэо со своей компанией. Они становятся, как вкопанные на третьей ступени, и долетающие до неё обрывки фраз ей не нравятся. — Это же Хайтани Ран? — Без брата? — Что он делает в Тосиме?       Этим вопросом задаётся и Каори и отмахивается от очевидного ответа. Любопытные взгляды облепляют точёную фигуру. Будто весь огромный колледж узнаёт его.       Йоко подслеповато щурится. Всё же смотрят куда-то, интересно. — Я его раньше не видела. Красивый, — тянет и добавляет с лёгкой досадой: — и наверняка занят. — Обойдём его?       Вопрос выходит скомканным и колючим, точно напичканный острыми шипами. Его. Паршивое «его» вырывается в перевес недавнему всё-не-так-плохо.        Ран наконец поднимает голову, лениво обводит округу. Их взгляды встречаются неизбежно, Каори морщится с неприязнью, когда с фиолетовых глаз спадает пелена безразличия. — Каори, почему он так на нас смотрит? — Йоко улыбается зубами и трясёт её за плечо. — Ка-о-ри-и!       Когда Ран неспешно скрывает руки в карманах и отрывается от белой — как и Каори — колонны, та ещё держится, но когда он, находясь на нижних ступенях, смотрит на неё так, словно эта она упала на самое дно — в ушах шумит от непрошенной злости. — Давай пройдёмся в другой раз? — Не поняла. Ты его знаешь? — Я объясню завтра. — Что объяснишь? — Всё потом, Йоко.       Каори проходит мимо компании Сэдэо и старается забыть об их существовании.       Лестница становится её личным эшафотом, Каори насчитывает шесть, прежде чем их лица оказываются на одном уровне. Ран снова оценочно проезжается по ней, но она всё ещё полна решимости. Ниже не спускается — мнимое ощущение, что они сейчас поговорят на равных.       Да. — Зачем ты здесь?       Ран хмыкает. — У тебя много вариантов?       Нет.       Рану с высокой колокольни плевать, на какой ступеньке она стоит. Да будь Каори на крыше Эйфелевой башни, он знает наверняка: ей никуда не деться. Она уже наглядно видела, на что они способны. — Если ты об этой… проблеме, то я думала, что большую заинтересованность должен проявить твой брат.       Каори понимает, что сказала лишнего, когда видит на лбу выступившую венку. Внешне, однако, Ран не меняется и интересуется: — Соскучилась по Риндо? — Вовсе нет.       Тело протестует внутренне. Не соскучилась? Поэтому думала о нём целый день? Каори отчаянно отгоняет навязчивых коршунов. — Ты ослушалась нас, — внезапно Ран становится пугающе-серьёзным, будто только что озвучивает приговор. — Мы не разрешали сбегать. — Ни разу не видела, чтобы сбегали с разрешением, — резонно замечает Каори и мысленно набирает в рот воды.       Ран прищуривается. Фиолетовые искорки вылетают из глаз и почти физически обжигают лицо. Но Хайтани разворачивается, бросая через плечо приказное: — Иди за мной. — Куда?       «Мозги ей явно отшибло ещё вчера» — думает Ран, когда смотрит на поблёскивающие голубые стекляшки. Ему достаточно одного шага, чтобы оказаться на той же ступени, что и она, и заслонить собой свет. — Много болтаешь для той, кто вчера едва стоял на ногах, — его улыбка превращается в оскал, когда Каори тушуется. — Уже не такая смелая? — Я всё равно никуда не пойду с тобой. Давай говорить здесь, — неуверенно мямлит она.       Где постепенно формируется толпа зевак, где все таращатся на неё, словно на их глазах совершается что-то противозаконное. Браво, Каори.       Ран замечает, с какой неестественной увлечённостью она рассматривает татуировку на левом предплечье и усмехается. Неумело прикрытый страх всегда выглядит забавно.       Его ладонь скрывается в мягких, чуть волнистых волосах — Ран натягивает их у затылка и вынуждает Каори поднять голову и посмотреть на него. Та плотно поджимает губы, принимает максимально оборонительную позу. Наклоняется так близко, чтобы слышать её неровное дыхание и смахивает с её лица лживую самоуверенность: — Если я сказал идти за мной, ты молча берёшь и идёшь за мной. Не сопротивляешься, не пытаешься ещё раз убежать — выполняешь то, что скажу я.       У неё изначально не было выбора.       Каори недолго смотрит ему вслед и плетётся следом, сжимая чехол со скрипкой.       Прохожие вереницей проносятся мимо, светофоры, как назло, мигают красным и вынуждают их всё время останавливаться. Каори не может перестать украдкой рассматривать Рана в такие моменты, потому что кроме этого делать просто нечего, и в какой-то момент самая отбито-рациональная частичка мозга признаёт слова Йоко за правду.       Рана и правда можно смело назвать красивым, когда он молчит и держится на расстоянии. Монстр за красивым фасадом скрывается умело, но стоит ему ещё раз полоснуть по ней взглядом, и суть Рана Хайтани обнажается.       Дьявольская суть.       Если связь с Риндо не даёт ей заорать во всё горло о том, что ничего, кроме отвращения она не испытывает, то на его брате Каори может отыгрываться столько, сколько хочет.       Они минуют Синдзюку пешком, становится очевидно, где конечная остановка. Ран идёт впереди, она — за ним. Не оборачиваясь, не следя за ней, хотя Каори страстно горит желанием умыкнуть в сторону Сибуя, Ран уверен, что она не ослушается его приказа.       Он идиот, если думает, что от одного его слова она будет бросаться на колени. Каори думает об этом и всё равно не упускает тёмную макушку из виду, словно между ними невидимыми нитями соткан поводок. Который всё сильнее сдавливает горло, как удавка.       Роппонги днём кажется обычным и ничем не выделяется среди других кварталов. Каори заглядывается на цветастые витрины, на людей в деловых костюмах со стаканчиками кофе и почти с облегчением теряет Рана Хайтани.       Без шуток, небольшое промедление у магазинчика с сухофруктами приводит к тому, что Каори остаётся одна посреди оживлённой улицы. — Что ж, пойду поплачу дома, — не сдерживает улыбки и, крутанувшись на сто восемьдесят, врезается во что-то тёплое. Слабый запах одеколона щекочет нос. — Не стоит плакать, — с ядовитым беспокойством подмечает Ран и сердито смотрит на её макушку. — Я же говорил не отставать. — Речь была только о том, чтобы идти за тобой. Про отставать не было.       Ран медленно втягивает воздух. — Ты постоянно к словам придираешься? — Формулировать надо понятнее, — бормочет Каори и выпаливает, одёргивая рукава рубашки: — Я нервничаю. — Хотела сказать: боишься? — Ран иронично вздёргивает бровь, на что получает возмущённый вздох. — Случилось что-то? — Не делай вид, что только меня это заботит. Ты тоже не в восторге, я видела твоё лицо, когда Риндо сказал, что узнал меня.       Ран морщится то ли от её слов, то ли в целом от того, что Каори умеет разговаривать распространёнными предложениями. А нервная Айкава такая и есть: много болтающая и циклящаяся на словах других. — Следи за языком, — раздражённо цедит он и знаком показывает снова следовать за ним, сворачивает с шумной улицы. На этот раз Каори равняется с ним. — Кто-то ещё знает? — Нет.       Ран одобрительно кивает и заворачивает в очередной переулок, петляет по лабиринтам с каменными стенами. Прохожих всё меньше и меньше. — О сегодняшнем тоже молчи. — Было бы странно, если бы я пошла трезвонить об этом на каждом шагу. Хотя…       Каори обрывается на полуслове. Ни к чему ещё раз нарываться и ходить по тонкому лезвию ножа. Кто знает, сколько ещё её неосторожные высказывания останутся незамеченными. В ней всё ещё сильны недавние переживания — они избили людей только потому, что они сказали что-то непозволительное. Ломали руки и ноги за слова. — Договаривай. — Ничего. — Договаривай, — с нажимом повторяет Ран, недобро щурясь. Каори обречённо вздыхает. — Тебя видел весь колледж. Завтра о твоём появлении будет гудеть куча людей. — Да, я слышал, — хмыкает. — Придумай что-нибудь, болтаешь ты много. С фантазией, я думаю, проблем нет.       Каори кивает, будто бы это не единственный вариант и у неё есть, из чего выбрать. Перекладывает футляр с инструментом в другую руку и разминает занывшее плечо. Ран в это время уже открывает массивную подъездную дверь. В его руках звенят ключи. Полнейшее безрассудство поддаваться и не спасаться бегством.       Получается, она открывает в себе всё новые стороны характера, потому что не только заходит в чёрти какой подъезд вместе с Раном, но и поднимается с ним на одном лифте. В настолько тесном пространстве Хайтани, кажется, занимает его полностью вплоть до того, что просачивается в воздух. Этажи подсвечиваются красным, лампочка периодически мигает.       Ключ щёлкает трижды перед тем, как дверь открывается, и Ран приглашающе кивает, пропуская вперёд. Квартира встречает их гробовой тишиной и появляются смутные догадки, что диалог будет происходить тет-а-тет. Это один из самых худших сценариев, где на следующей странице может быть всё, начиная от угроз и заканчивая реальными телесными повреждениями.       Каори переминается на пороге и разувается только после того, как это сделает Хайтани. Ран небрежно машет в сторону одной из комнат, свет из которой белым пятном ложится на плитке в коридоре, а сам проходит дальше, скрываясь за самой дальней дверью.       Растворяется в чужой для неё квартире, будто так и нужно.       Каори недолго сомневается, наконец оставляет тяжёлый футляр с музыкальным инструментом и разминает покрасневшую ладонь. Комната, на которую указал Ран, оказывается очень светлой. Большие окна и молочного цвета обои делают своё дело.       Комната плавно переходит в кухню и даже тут Каори не видит жутких кровавых разводов, топоров и прочего оружия. Обычная кухня среднестатистического человека с холодильником, плитой и висящими шкафчиками. Не то, чтобы она ожидала наткнуться на прикованного к батарее бедолагу, но квартира всё равно кажется ей слишком… не такой.       Не подходящей для двух братьев, которые держат в страхе весь Роппонги.       Каори старается не издать ни звука, проклинает паркет за случайный скрип и садится на обитый кожей диван. Настенные часы становятся самым громким, что есть в комнате. Тик-так. Секундная стрелка ровно по кругу. Тик-так. Давит на черепную коробку.       В некоторых тюрьмах преступников оставляют в пустой камере с краном, из которого мерно падают капли, и они постепенно сходят с ума.       Есть ли смысл позвать уже Рана и поинтересоваться, что за извращённый план поиздеваться он задумал?       Всего пару дней назад Каори увлечена бытовыми мелочами, а сегодня она сидит в квартире преступников в Роппонги. В том, что они живут вместе, нет сомнений. У раковины стоит две пустых чашки, две невымытые тарелки. Каори не детектив и не пытается просканировать всё, что видит, но делать здесь просто больше нечего.       Становится невыносимо душно, как обычно бывает перед дождём. Тонкие пальцы расстёгивают верхнюю пуговицу, впивающуюся в горло и тянутся к рукавам, но останавливаются. Даже если Ран знает о связи, открывать её лишний раз не хочется.       Прогноз погоды не ошибся, и тучи не обходят Токио стороной. Небо сереет, из гостиной пропадают солнечные лучи и остаётся только делать ставки, когда за окном застучат первые капли.       В конце концов, выбирает самое неэнергозатратное — ждёт. Кладёт голову на колени, обхватывая макушку обеими руками и прислушивается.       Сколько проходит, неясно, но в коридоре слышится шорох, звук открывающейся двери и шлёпанье босых ног. Каори уже готовится увидеть болтающиеся косички, как выходит совершенно другой человек, и всё, на что способна Айкава, это широко раскрыть рот. Внутри вспыхивает против воли огонёк.       Риндо.       В мятой домашней одежде, с растрёпанными волосами потягивается и зевает. Да он только проснулся. Риндо сонно зажмуривается и уже собирается пройти на кухню, как замечает постороннее лицо на диване.       Пару секунд нужно на осознание — обоим. Риндо трёт двумя пальцами глаза, но Каори всё не исчезает. Прищуривается, словно за её спиной можно разглядеть ответы, но их нет.       Проклятье, она как музейный экспонат.       Риндо неразборчиво бурчит и подходит к раковине, чтобы налить стакан воды. Она уже готова выть от отчаяния — ни черта не понимает. Да что происходит? Хайтани разворачивается и расслабленно облокачивает локти на столешницу. — Ран тебя позвал? — Да.       Это вроде самый очевидный ответ из всех. Риндо поджимает губы почти с обидой и сверлит пристальным взглядом пространство в коридоре. — Что? — Я сказал ему, что поговорю с тобой вечером, — Риндо отставляет стакан, не прикоснувшись к нему, и подходит ближе, садясь напротив. — Наше знакомство вышло скомканным.       Первые крупные капли падают на подоконник, в комнату через открытую форточку ползёт прохлада. — …но весьма показательным, — продолжает Каори, кивнув. — Ты ожидала увидеть что-то другое, гуляя ночью по Роппонги? — Не совсем… мне рассказали про вас, но видеть вживую, — Каори старательно подбирает слова, впиваясь ногтями в колени. — Это сбивает с толку.       Взгляд сам собой скользит по младшему Хайтани, изучает его вдоль и поперёк. Татуировка на правой руке, точно такая же, как и у Рана, притягивает. Парная, получается. Желание коснуться и очертить этот рисунок становится невыносимым, а самое раздражающее, это желание ничем не подпитано. А в ушах всё равно звенит.       Надпись на левой, наоборот, кажется на его теле чем-то инородным. Неправильным.       Взять щётку и стереть её имя с его тела, пусть вместе с кожей, пусть! Риндо откидывается на спинку стула и барабанит пальцам по столу. Обдумывает, анализирует и вдруг спрашивает совершенно отдалённое: — Учишься в музыкальном колледже? — Второй курс. — На чём играешь? Фортепиано? — Скрипка, — сдержанно отвечает Каори и бросает взгляд на футляр, который он тут же замечает. — Родители? — Это допрос? — Даже если и так, ты должна отвечать на мои вопросы, — Риндо пожимает плечами и склоняет голову набок. — Так что с родителями? — Вы узнали, где я учусь, наверняка, узнали и всё остальное, — напоминает Каори, искренне не понимая, почему им так важно расспросить её лично. Рисковать всё же не собирается. — В разводе. Я живу с мамой. — Я не понимаю, зачем мне тут быть. — Вчера ты говорить отказалась. Сбежала. Так что время навёрстывать упущенное. — Говорить о чём? Об этом? — Каори не выдерживает и задирает левый рукав. Риндо, не мигая, смотрит на собственное имя. — Давай просто попробуем жить, как обычно. Я не хочу проблем, и вы тоже. — Не обобщай. Мы с братом привыкли сталкиваться с трудностями. — Я о другом. Просто надеюсь, что ты будешь немного сдержаннее в драках, осторожнее. От твоей жизни зависит моя.       Паузы выходит недолгой. Лицо Риндо преображается на глазах: брови ползут вверх, губы растягиваются в улыбке, и он откровенно насмехается над ней в кулак. — Быть осторожнее? Серьёзно? Плевать на связь, мы не обязаны волноваться друг о друге, — постепенно успокаиваясь, Риндо смахивает импровизированную слезу. — Вчера каждый нас почувствовал что-то, но это что-то безвозвратно исчезло. Ты здесь для того, чтобы уяснить правила, не больше. — Правила, это хорошо, Риндо, а ещё лучше их соблюдать.       Плечи дёргаются от неожиданности, когда из коридора слышится знакомый голос и на кухню выруливает Ран. От его появления Каори хочет закрыться за сто замков. Риндо, не оборачиваясь, бросает: — Я же говорил, что справлюсь сам. — Меньше спать нужно. Чем раньше она оказалась здесь, тем меньше головной боли нам прибавилось. Вы уже поговорили? — В процессе, — отмахивается Риндо.       Каори гипнотизирует какую-то книгу на полке, лишь бы абстрагироваться. Плотный корешок, знакомые кандзи, чёрная бархатная обложка. — Правила, — повторяет Риндо. — Нельзя, чтобы кто-то узнал о том, что мы связаны. Иначе это могут использовать против нас, например, шантаж. — Я не собиралась никому говорить. Может, только матери.       Он кивает. Неожиданно, прямо над ухом раздаётся шёпот и плечи опускаются под тяжестью чужих рук. Шею щекочет пушистая косичка. Когда он успел? — Ни-ко-му, — Ран отстраняется и подпирает щёку ладонью. — Ты ненужный балласт для нас. И будь мы в других обстоятельствах, тебя бы уже не было. — Спасибо за честность. — Ты знаешь, кто мы, но не знаешь, что это значит. Среди нашего окружения много людей, в том числе тех, кто только и ищет наше слабое место. И это место — ты. Поэтому что бы ни случилось, никто, повторяю, никто не должен об этом знать. — Шантажировать нас тобой будет проще простого, — учтиво добавляет Риндо. — Или тебя могут убить сразу, без вопросов. Не стоит подвергать себя лишней опасности.       Ран ухмыляется, когда Каори бледнеет. В целом, в этом и состоит его задумка. Отвести туда, откуда ей не убежать, где она не увидит других людей и не почувствует себя в безопасности. И тогда проще простого внушить ей то, что нужно.       Ливень за окном усиливается. Барабанит по окнам, пытается пробраться внутрь.       Каори наспех обувается, не завязывая шнурки. Плевать на дождь, плевать на время, ей просто необходимо исчезнуть отсюда. Туфли болтаются на ноге, но она поднимает футляр со скрипкой и в момент толкает дверь. И ничего. Крутит замки, поворачивает щеколды — без толку.       Ран видит её некогда прямую спину, которая сейчас больше напоминает полукруг. Он тянется к нужному замку и поворачивает его нарочно медленно. В который раз берёт её за предплечье так, чтобы она полностью сконцентрировалась на нём.       Она помеха, угроза и ненужная деталь в их жизнях, от которой не избавиться. — Если произойдёт хоть что-то, что подвергнет жизнь Риндо опасности, я на тебе живого места не оставлю.