***
Первые солнечные лучи щекочут розовые щёки. Ветер прячется в густых кронах деревьев – листья подрагивают над головой, и бледные тени танцуют на асфальте. Звякает колокольчик над дверью, оповещает, что ту открыли. Каори выходит из магазина, делает несколько шагов и сползает вниз по стене. Кровь шумит в ушах – поверить до конца не позволяет. Мимо идут люди: с деловыми чемоданами, с гавкающими собаками и занятые своими заботами. И не упускают возможности покоситься на неё и подумать невесть о чём. Вывеска магазина, конечно, избавляет их от догадок. День будет жарким. Рубашка липнет к телу. Каори хмурится и рывком закатывает рукава до локтей. Прохлада бьёт по коже, и та покрывается мурашками. На одной из них повязка: тёмно-фиолетовая, закрывает предплечье почти до запястья. Ей предлагают взять бежевую, совсем не приметную, но Каори отказывается, выбирая яркую, неестественную. Пробует снять и не выходит. Делают на совесть. Айкава приходит раньше, но во дворе много учеников: они отдыхают на лавочках, сидят на ступеньках, запрокинув головы. Оперевшись на невысокий заборчик, отдыхал и Сэдэо вместе с двумя сокурсниками, чьи имена ей были неизвестны. Струйки серого дыма поднимаются вверх. Каори сворачивает с намеченного маршрута, направляясь прямиком к ним. Ручка футляра впивается в ладонь. Сэдэо пересекается с ней взглядом и хлопает по плечу одного из друзей. Шепчет что-то, а тот подхватывает и передаёт третьему. Точно стая гиен. — Айкава, ты сегодня без подружки? — И без кривого банта на башке. — С вашим прикидом гопников мне не сравниться. Ей удаётся ненадолго сбить их спесь. Сэдэо закусывает губу, и пепел с сигареты падает прямо на чёрные брюки. Каори оглядывает их поочерёдно: каждого. Медленно, следя за тем, как пропадают ухмылки с их лиц, а на их месте выступает недоумение. Сэдэо выдыхает дым на неё — Каори прикрывает глаза, но не отступает. Перекидывает футляр в другую руку. — Мендельсон. Сэдэо морщится. — Что? — Предлагаю взять что-то из Мендельсона. Он был у вас в программе, я знаю. У нас тоже. — А, — он цыкает, сдерживая смех, и тушит сигарету о спинку скамейки. — Так ты всё про выступление? И больше ничего не хочешь сказать мне? Подумай хорошо. Венка выступает на виске отчётливо. Каори не может этого видеть, но ощущает всем телом, как та пульсирует и повторяет за сердцем. Глухой удар за ударом. Айкава прищуривается, будто и впрямь в её мыслях есть что-то кроме желания послать всю компанию далеко и надолго, и неожиданно шагает к нему вплотную. Синий галстук, небрежно накинутый на шею, блестит. Она смотрит ему в глаза. Прямо и спокойно. Каори затягивает болтающийся аксессуар, расправляет замявшийся ворот рубашки. Все движения плавные и, что важно, совершенно неожиданные — его друзья замирают, пока их сигареты не обжигают пальцы. Сэдэо напряжён. И Каори в один момент хлопает его по щеке, отчего его глаза ошарашенно расширяются. — Завтра я свободна после трёх. Я возьму ключи от класса. — А ну стоять, — он хватает её за руку, когда Каори уже разворачивается и дёргает на себя. — Что это сейчас было? Хочешь поиздеваться — подумай дважды, а лучше трижды, с кем шутки шутишь. Извинись прямо сейчас. — Отпусти, или хуже будет. — Извиняйся. — Я сказала: отпусти, — Каори скрипит зубами и с размаху бьёт коленом в область бедра. Освобождается и отскакивает, потирая покрасневшую кожу, пока Сэдэо, шипя, сгибается пополам. — И больше не подходи ко мне вне репетиций, понял? — Сдурела? Если ты сейчас же не будешь умолять меня простить тебя, весь двор узнает твой секрет. Забыла, что вчера было? — Не забыла. Спущенные рукава вновь поднимаются и обнажают то важное, что Каори предпочла бы скрывать всю свою жизнь. Реакция не заставляет себя долго ждать: и он, и его друзья таращатся на характерную повязку за предплечье, пожирают её глазами, а Каори намеренно не отходит. Будто желая удостовериться в том, что они увидят её и запомнят. Запомнят, что шантажировать её — дерьмо-идея. Запомнит Сэдэо, что его угрозы, как и он сам, абсолютно пусты. Она оставляет их в молчании, с фальшивой прямой спиной чеканит шаг. Каблуки туфель отстукивают один ритм. Йоко встречает её в классе, сидящую на своём месте, словно высеченная из камня статуя. За те двадцать минут, между тем, как счастливая Йоко перепрыгивает порог и её разговором с Сэдэо, Каори ловит на себе десятки взглядов. Знакомых и нет — но все, как один, сливаются в молчаливое сочувствие. Родственных душ не любят, потому что потерять их можно в самый неожиданный момент. Бывали случаи, когда родственники несчастного соулмейта мстили не родственной душе, а его близкому окружению. И тогда зачем привязываться? Чтобы страдать? Однажды подобное может произойти и с Каори. Особенно, учитывая возможности и хладнокровие братьев. Сокурсники замирают, не договорив банального "доброе утро", отходят на полшага и шепчутся. Йоко обнимает её за плечи, зажмуриваясь, и выводит Каори из монотонного транса. — Я такое тебе расскажу! Вчера встретила своего одноклассника, мы разговорились, слово за слово, провожает он меня до дома и говорит... Подруга прыгает на свободное место впереди и оборачивается. И именно тогда Каори кладёт руки на стол, сцепляя их в замок. — Каори...это что? — Йоко ойкает, роняя тетрадь. — Твоя рука... — Только без паники. — Это же шутка? Худые пальцы настолько крепко впиваются в парту, что, должно быть, там останутся следы от ногтей. Йоко всегда была такой — невероятно доброй и ранимой. Всегда волнующаяся за друзей. Каори запоминает её, когда та держит её за плечи в медпункте и беспорядочно тараторит, пока медсестра обрабытывает порез от порвавшейся струны. — Не-е-т, — тянет Каори как можно бодрее и пожимает плечами. — Но опять же, ты когда-нибудь задумывалась о том, сколько нас таких? Да тысячи. — Каори, кто он? — Йоко её будто не слышит. — Ты с ним уже виделась? Надеюсь, он нормальный и не занимается чем-то опасным? Когда вообще это случилось? — Недавно, около недели назад, — Каори улыбается, игнорирует предыдущий вопрос, потому что, кажется, что её умения врать заканчиваются там, где ей видится Йоко. — Ты чего такая бледная? Вот я, живая и невредимая. А Йоко сейчас больше походит на мраморную статую, чем на живого человека. Каори даже становится неловко — ей больше нечего сказать, а подруга смотрит так, будто определённо что-то важное ещё было. — Так с кем ты там вчера гуляла? — Я? — эхом откликается Йоко, не отводя потускневший взгляд. — Да... ни с кем. Уже забыла. Неважно. — Ну, перестань. Ты была такая заряженная секунду назад. — Секунду назад я не знала, что у моей лучшей подруги появился соулмейт, — Йоко облизывает сухие губы, и когда учитель заходит в класс, она не сразу отворачивается. — Соулмейт... Больше всего ей не хочется пересекаться с Нэо, но то, что он наверняка уже обо всём узнал — несомненно. Его друг как увидел её в коридоре, так и получил по носу резко открывшейся дверью и развернулся на сто восемьдесят в ту же секунду. На следующей перемене Нэо караулит её у кабинета, и как только Каори ступает шаг — подхватывает под локоть и уводит прочь. Сзади — она успевает приметить — насупившись, торопится Йоко. — Ты какой-то нервный. Ни привет, ни как дела. Обстановка накаляется. Нэо молчит и на неё не смотрит. Каори оттягивает ворот, теребит пуговицы, впивающиеся в шею, и как только они останавливаются в менее шумном коридоре, выдыхает, готовясь к важному разговору. Но все трое молчат. Йоко и Нэо стоят перед ней, словно палачи, готовые вытащить карманный топор и четвертовать её на месте. — Что происходит? Я узнаю о твоей родственной душе из сплетен сокурсниц, а не от тебя! Почему?! В какой момент ты перестала нам доверять? Первым не выдерживает Нэо, но Каори выставляет открытые ладони. — Погоди-погоди, ты выворачиваешь ситуацию так, что я становлюсь каким-то предателем. Я же всё равно сказала вам. — Когда?! — Вот сейчас, — невозмутимо парирует она. — Знаю, что поздно, но мне нужно было время, чтобы разобраться. — Мы могли бы разобраться вместе! — Нэо вспыхивает, словно спичка, ероша волосы. — Мы бы поддержали, вместе сходили бы к твоей родственной душе и, поверь, если бы она только хоть что-то вякнула, мы бы защитили тебя. Столько всего могло случиться! Молча слушая Нэо, Каори ещё раз убеждается в одном: не зря она ничего не сказала. В её друге говорят эмоции, и если бы в подобном состоянии он оказался рядом с братьями Хайтани — в лучшем случае это закончилось бы синяками, а в худшем — множественными переломами. — Нэо прав: мы волнуемся. Родственные души — это не какие-то шутки. В таких ситуациях поддержка со стороны очень важна, и ты очень глупая, если думаешь, что можешь справиться сама. — Я так не думаю. Эту неделю мне очень, я повторю: очень тяжело, — вкрадчиво говорит Айкава. — хотите правды? Я испугалась. Вообще всего испугалась и подумала, что если никто не будет об этом знать, то я смогу забыть всё, как страшный сон. Не вышло. — Каори, — осторожно тянет Йоко и берёт её за руку. — Ответь нам: кто он? Мы никому не расскажем, но хотя бы будем знать, что он за человек и в случае чего будем помогать и ему. Вы ведь теперь... навсегда вместе. Каори сминает край юбки при её словах и роковом "навсегда", но только усмехается, пусть и немного нервно: — Я ценю вашу поддержку, но пока обойдёмся без имён. Вы его не знаете, да и не нужно вам его знать. Хоть мы и родственные души, но мы предпочли быть друг для друга чужими. И больше никогда не пересекаться. — И ты в это веришь? — хмурится Нэо. — То есть в вашу встречу ты ничего не почувствовала? — То, что чувствуют соулмейты рядом друг с другом. Тебе не хочется ещё раз его увидеть? — Ничего мне не хочется, — прерывает их Каори и осознаёт, насколько резко и грубо прозвучало, лишь когда сталкивается со взглядом Нэо, означающим "неубедительно". — Давайте расставим всё по полочкам раз и... навсегда. Это, — вскидывает руку с фиолетовой повязкой. — всего лишь имя. И если вы по-настоящему хотите помочь, друзья, то просто забудьте о том, что оно у меня есть. Потому что все здесь никогда не смогут этого сделать и либо косо смотрят на меня, либо готовы оплакивать меня, будто я уже умерла. — Не говори так. — Это правда. Я хочу нормальной жизни и всё. Нэо отходит к окну, стучит ногой по батарее и бурчит что-то про себя. Йоко неловко переглядывается с ней и тоже предпочитает отдалиться на несколько шагов. Они о чём-то тихо переговариваются, Нэо чуть громче, Йоко, будто желая успокоить, хмурится и размахивает руками. Она даёт им время. В повязке непривычно. Она цепляется за всё подряд, Каори случайно задевает её ногтями. Но теперь она будет её необходимостью. Второй кожей. — Всё, что говорят люди — бред! — вспыхивает Йоко и, сведя тонкие брови к переносице, палит: — Мы никогда не отвернёмся от тебя из-за какой-то связи. Никогда, слышишь?! Нэо не оборачивается, когда глухо говорит: — Мы твои друзья, и мы поддержим. Он точно смотрит на неё через отражение в окне. Поэтому Каори благодарно кивает и пытается улыбнуться — уголки губ дёргаются. Йоко глядит на обоих, вытирает вспотевшие ладони об юбку и шумно дышит. Нечасто она позволяла себе разговаривать на повышенных тонах, а тем более посреди коридора. Она пыхтит, словно закипевший чайник, и строго спрашивает, по-понемногу остывая: — Тогда сходим на ярмарку на выходных? Слышала, будет много интересного. — Да, я свободна, — тут же поддерживает Каори. Йоко может быть трусовата, но когда дело действительно требует каких-то действий, она всегда готова выступить первая. Они синхронно поворачиваются к Нэо, и тот будто бы не хотя кивает: — Сходим. — Извините меня. За то, что узнали так. — Мы беспокоимся. Особенно, когда узнаёшь такое... тревожно за тебя. Поэтому не удивляйся, если мы будем часто спрашивать тебя о твоём состоянии. — Как скажешь. Готова отвечать каждый раз. — Тогда, — Йоко склоняет голову вбок. — как себя чувствуешь? — Прекрасно, — палит Айкава, не разобравшись толком, правда это или нет. — В ожидании чудесной ярмарки. Йоко смеётся с шутки и вроде как даже отражение Нэо пропускает улыбку. Он подходит к ним, приобнимая обеих за плечи, но всё равно какой-то смурной и непонятный — Каори едва не падает ему в объятия, понимая одно важное: всё закончилось. Друзья, мама, колледж — переживания сходят на нет. И всё-таки осадок остаётся. Ровно в ту минуту, когда Нэо тянет её за рукав, тормозит и понижает голос: — Скажи, пожалуйста, что появление Рана Хайтани никак не связано с тем, что произошло с тобой. Сердце пробивает ритм в разы чаще. У неё секунды на ответ, всего мгновение, чтобы всё проанализировать и, скрипя зубами, выдавить самое невозмутимое в её жизни: — Нет.***
Ещё одна репетиция с Сэдэо, во время которой не звучит ни единого слова. Напряжение витает в воздухе вместе с сливающимися в единую мелодию нотами. Сбиваются — начинают снова. Ошибка — заново. — Преподавателю нужно будет отчитаться в конце недели, — укладывая скрипку в футляр, серо оповещает Каори. — То, что выходит у нас, тянет на «не зачёт». — Не глухой, слышу, — Сэдэо прерывает её и идёт к выходу, нарочно, абсолютно точно нарочно, задев её плечом. — Бесит оставаться в колледже после уроков. В пятницу репетиция у меня. Адрес скину. Если вообще жива будет. — Слишком дорогой подарок для тебя. Дверь хлопает, смычок в сжатой ладони вот-вот треснет. Гармонией в их дуэте и не пахнет. И всё же, кажется, жизнь налаживается. Разговор с друзьями действует на Каори как нельзя лучше — теперь всё равно и на лужи, и на тяжёлый футляр. Скрывать правду от близких даётся ей с трудом, и с души падает с грохотом тяжёлый груз, когда карты вскрываются. Не смотря на то, кое-что она всё-таки утаила, Каори не сомневается, что Нэо начал о чём-то догадываться. Поднимать этот разговор самой не хочется, а он этого не делает. От того одновременно и спокойно, и тревожно. Будто бы имя родственной души должно остаться неизвестным. Сложно признаться хотя бы самой себе, но Каори делает это, стоя перед зеркалом в своей комнате и слушая на полную громкость любимую песню. Не только её любимую песню. Связь соулмейтов — штука странная и будто бы противоестественная. Неприязнь внезапно сменяется лаской, злоба — умиротворённым образом, выстроенным сознанием. Вчера костяшки на руках снова саднило. Настолько ярко, будто бы она со всей дури ударила в стену. И Каори же хотелось. Сделать больно не себе — ему. Расцарапать лицо, лишь бы на другой стороне поняли: ей тоже больно. Ручка оставляет в тетради жирную кляксу, которая мозолит глаза и раздражает. Ладонь сжимается и разжимается — лучше не становится. Отсветы от лампы пляшут на полу. Она не видит Риндо, но он всё ещё здесь. В каждой клетке её тела, которое готово тряхнуть её электрическим разрядом, как только родственная душа почувствует боль. Каори находит единственное верное решение и, подгоняемая злостью на всех знакомых ей Хайтани и на себя за то, что кроме неё под кожей скребутся отголоски тревоги. Конечно, дело в связи и только, но сам факт, что это чувство нельзя скомкать и выкинуть в открытое окно, ставит в тупик. В аптечке Каори находит своё спасение с торжествующей улыбкой и облегчением. Обезболивающее, всего одна таблетка, выпитая втайне от матери — и всё-таки становится лучше. Какой бы сильной не была связь соулмейтов — она не всесильна. Эта мысль держится весь следующий день, и Нэо одобрительно хлопает по плечу, замечая её приподнятое настроение. Каори говорит больше обычного на перерывах, концентрируется на заданиях в классе. Происходит что-то поистине удивительное: мир приобретает прежние краски, ей становится необычайно легко, будто кандалы на щиколотках щёлкнули и рассеялись. Ярмарка, на которую их тащит Йоко, проводится часто, но каждый раз, посещая её с друзьями, Каори думает, что она здесь впервые. Вся улица увешана гирляндами радужных лампочек, прилавки стоят, один к одному, и из-за каждого с широкими улыбками выглядывают счастливые лица. Летний вечер, напоённый теплом, румянит щёки. Жёлтые пятнышки вспыхивают, точно медленно просыпающиеся светлячки, и разгораются ярко-рыжим — это зажигают фонарики. — Сначала тир, да? Как всегда? — Опять? — Каори жмурится. — Я устала покупать вам яблоки в карамели. — Тогда попробуй хоть разок выиграть, — прыскает Нэо. — Поговорим, когда ты предложишь сыграть в карты. — Вот именно поэтому я с тобой и не играю. Каори с театральным выражением лица прикладывает руку ко лбу и падает, отчего Нэо дёргается, успевая поймать её у самой земли. Йоко, глядя на них, не сдерживает весёлый хохот, который подхватывает и Каори, как только друг начал тараторить о том, что в следующий раз она поцелует асфальт. У стойки с тиром виднеется очередь, но Нэо, ничуть не расстроившись, пристраивается за двумя парнями, один из которых уже очень долго пытается прицелиться. — Хаккай, давай быстрее. Опоздаем же. — Секунду-секунду, я почти. Каори облокачивается локтями рядом, чтобы понаблюдать. Невольно мелькает улыбка — до того забавно они выглядят. Один приобнял второго за плечи и топтался на месте, не сводя глаз с мишени. Щелчок — Каори прищуривается, но отметины нет. Парень, тот, что стрелял, раздосадованно выдыхает. — У меня тоже никогда не получается, — Каори выкладывает купюру, усмехаясь. — Попробуйте половить рыбок, мне там нравится. Ещё и в призах купоны, можно вкусно поесть. Горе-стрелок вытягивается по солдатской стойке и, пунцовея, отводит глаза. Каори даже задерживается, передавая очередь Нэо, и с интересом смотрит прямо на него. Неужели она сказала что-то обидное? Он выше неё на голову или чуть больше, но лицо совсем молодое. Не больше пятнадцати. — Настолько расстроился? — Мой друг немного стеснителен, — второй парень быстро выручает друга и лучезарно улыбается. — Спасибо за наводку, в следующий раз обязательно зайдём. Он уже собирается уходить, как вдруг оборачивается и держится за нос. Каори шмыгает и смотрит с вопросом. — У вас тут... кровь. Пальцы действительно нащупывают влагу, которая остаётся на подушечках. Почему? Почему сейчас? Странное ощущение. Каори поднимает глаза — парень всё ещё напротив неё, неловко переминается с ноги на ногу. — Сосуды шалят. Спасибо. Стереть, пока никто не увидел. Убрать, выжечь, забыть. В конце концов, учёба учёбой, родственные души родственными душами, но кто она, чтобы забывать о том, что тоже имеет право на развлечения? Стрелять в мишени, конечно, у Каори получается скверно. А вот лучшей, что неожиданно, всегда была Йоко. Иногда казалось, что она тайком тренировалась где-нибудь на военных полигонах — никогда не мажет. — Пять из пяти, — озадаченно чешет затылок мужчина за прилавком. — Ну, выбирайте приз. — Только не огромный медведь, Йоко, — Нэо нервно посмеивается, но встречается с горящими глазами, говорящими об обратном. — О, да ладно, вы вот возьмёте, а таскать его буду я! — Думаешь, не брать? Каори приобнимает Йоко за плечи и заговорчески посмеивается. Среди стендов, заваленных плюшевыми игрушками, выцепляет огромного синего кита. — Ну, не медведь, так не медведь. Тучи обходят Токио стороной, и на небе виднеется алмазная россыпь звёзд. Ветер колышет сувенирные колокольчики. Музыка вперемешку с задорными криками людей гремит из глубины ярмарки, куда стекается всё больше и больше людей. Вибрация идёт по земле, пробегается по ступням и выше. Каори нечасто была в настолько хорошем расположении духа, чтобы выбежать в центр и утянуть при этом с собой. Но это именно тот случай, когда было плевать вообще на всех. Время двигаться несуразно и прыгать невпопад. Каори крутится в такт так, что юбка у платья распускается у талии голубым колокольчиком, трепыхающемся на ветру. Её подхватывает вынырнувший из толпы незнакомый парень, весь красный и взъерошенный. Спина к спине, прыжок и резко выкрутить. Волосы липнут ко лбу, выбиваются из хвоста. Каори, не останавливаясь, срывает резинку, и каштановые пряди сыплются на плечи. Нет боли, нет тревожащих мыслей. Одна только мелодия, которая окутывает мягким одеялом и уносит далеко-далеко. Каори смеётся заливисто, выплёскивая всё и сразу в одном только танце. Хоть бы это мгновение тянулось вечно и никогда не заканчивалось. Или она смогла бы закупорить его целиком в маленькую баночку и везде таскать с собой. Парень вскидывает руки, готовясь откланяться, когда мелодия стихает. Рукав его рубашки задирается, обнажая на предплечье ничем не прикрытую надпись. От неожиданности Каори вскрикивает, но звук растворяется во всеобщем веселье. Вот так просто, без стеснения. Парень быстро растворяется в толпе, оставляя Каори всю в напряжении, с широко распахнутыми глазами, точно перед ней только что мелькнул монстр из детских сказок. Танцующая толпа не терпит тех, кто стоит на месте. Каори с трудом держится, когда толчки со всех сторон учащаются, а воздуха, наоборот, катастрофически перестаёт хватать. Она с трудом выбирается из водоворота из аляпистых красок. Взгляд туманится, в голове что-то навязчиво дребезжит. Медленно, степенно нарастая, заставляя её с силой стиснуть челюсть. Риндо, опять он. Словно знает, что она выцепляет себе часы спокойствия и специально готов стереть улыбку с её лица. Гнев до одури давит на грудную клетку. Каори судорожно роется в сумочке, роняя при этом телефон и несколько жвачек. Кажется, экран бьётся об асфальт, но почему-то она не слышит этого. Вместо того протяжный бесконечный звон в ушах. У неё начинают дрожать руки — молния заедает, отчего Айкава дёргает её с такой силой, что зацепляет кожу на тыльной стороне. Что-то не так. Не как в прошлый раз.Боль, пульсирующая по всему телу, другая. Каори объяснить этого не может даже самой себе, потому что никогда ничего подобного не испытывала. Но знает, что должно быть по-другому. Из груди вырывают сердце, и там сейчас клейким слоем растекается душащая густая пустота. Алая капля разбивается под ногами на крохотные бусинки. Риндо определённо вытворил какую-то хрень, за которую она должна расплачиваться. Должна, но не будет. Непослушными пальцами Каори достаёт упаковку таблеток, которую по счастливой случайности бросила в сумку в самый последний момент. Одна, две, нет — все три. Никто не властен над её жизнью, кроме неё самой. Никто, и Риндо Хайтани придётся с этим смириться. Ей было слишком хорошо, чтобы расставаться с этим блаженным ощущением так быстро. — Что ты делаешь? Каори отскакивает, спотыкаясь, и плюхается на лавочку. Нэо стоит перед ней и внимательно всматривается куда-то вглубь. Ворошит и без того тикающую бомбу, которой только дай повод — взорвётся тут же. — Голова разболелась, — Каори пытается говорить громче, перекричать музыку и, что главное, странный голос в черепной коробке. Бормочет что-то невнятно. Не разобрать. — А где твоя синяя китовая пассия? — И давно ты носишь их с собой? — Нэо кивает на упаковку обезболивающего и заставляет уголки губ опуститься. — Каори, что происходит? Действительно, что? Айкава раскрывает ладонь, на которой лежат три белые таблетки. Почему стало так холодно? Не здесь, не на коже, а глубоко под ней. Хрустит и оплетает вены морозный иней, будто бы среди лета Каори в тонком хлопком платье касается января. — Это опять родственная душа, — фыркает она. — Достало, Нэо. Я просто хочу отдохнуть, а не делить с ним боль. Это помогает, правда помогает. Я пробовала всего раз, но эффект поразительный. Мне было так хорошо, так спокойно. — Таблетки — это не шутка. — Я знаю, знаю, но, — Каори хмурится и опускает взгляд, чтобы ещё хоть как-нибудь попытаться оправдаться. — вы хотели, чтобы мне было легче. Вот решение. Я не злоупотребляю, просто мне действительно становится лучше. Ты сам сегодня утром сказал, что я похорошела. — Тогда я не знал, каким путём ты это сделала. — Нэо. Он выставляет ладонь. Каори вжимается в спинку деревянной лавочки и отмахивается, точно малолетний ребёнок. Испуганно жмёт кулак и прячет его за спиной. — Отдай таблетки. — Хотя бы одну, прошу. — Каори. Нэо рвано выдыхает и проходится пятернёй по макушке. Присаживается на корточки и кладёт ладони ей на колени. Всё в её взгляде источает отчаянную мольбу, но, зная друга, он не отступит. — Послушай меня, пожалуйста, — начинает он, чуть склонив голову вбок. — Я очень за тебя переживаю, как и Йоко, и твоя мама, и все твои родные. Но принимать обезболивающее на постоянной основе может быть очень опасно для твоего организма. — Ты говоришь так, потому что не знаешь, что я чувствую. — Не знаю, — соглашается. — И если бы мог, я бы обязательно облегчил твою боль, был бы только шанс. Но это невозможно. Каори, тебе нужно научиться жить с этим, а не убивать себя. Как у него всё легко. Если только представить, что всё правда настолько просто, можно зайтись истеричным хохотом. Нет, в жизни не так. Нэо говорит вкрадчиво, пытается достучаться до её больного сознания, только вот не представляет, что её рассеянный взгляд мельтешит по плывущим пятнам, а голос слышится будто за глухой стеной. Нэо сжимает колено и хмурит брови, подаваясь вперёд, когда Каори, мертвецки бледная, хватается за него. И проглатывает таблетки, не запивая. На корне языка горчит. Реальность сжимается до точки. Каори часто дышит, приходя в себя, и не может сдержать нервного смеха, когда боль, ломающая кости, пропадает насовсем. Растворяется в потоке музыки и возгласов людей ночным кошмаром в рассветное утро. Нэо не двигается. Тонкие губы приоткрываются. — Я всё контролирую, — выдавливает Айкава. — Клянусь, больше ни одной не возьму. Желваки на его скуле двигаются, узелки вен выступают на запястьях. В нём меняется что-то, отчего кожа покрывается тонкой инеевой коркой. Взгляд мешается с каким-то разочарованием, которое липко растекается в груди. — Очень на это надеюсь, — серо отвечает Нэо. — Скажи, кто он. Твоя родственная душа жестока к тебе. Так не должно быть. — Исключено. — Так это всё-таки он? Хайтани Ран? — Сплюнь, а. Если бы мне достался кто-то с фамилией Хайтани, была бы я сейчас такой радостной? Нет, я бы копала себе могилу. Так что нет, это не он. И Йоко ни слова об этом, хорошо? Пара друзей, видно, подуставшая, падает на лавочку с другой стороны. Они наперебой что-то обсуждают и даже оборачиваются к ним, выкрикивая что-то из разряда: чего кислые такие? Стыд подталкивает избегать взгляда друга. А почему, собственно, он появился?Она всегда была сильной, а если не была, то казалась. И тут, как законченная наркоманка, набрасывается на таблетки. Каори не хочет ничего говорить, но молчание кажется ей пыткой: — А в чём, кстати, дело? — Мама звонила, у неё опять ночная смена, а с сестрой сидеть некому. Идёмте вместе, я провожу вас. — Я хотела ещё на часик задержаться. Нэо вздыхает. — Йоко сказала так же. Значит, будьте осторожнее и отпишитесь, как разойдётесь по домам. — Как скажешь, ма-а-а-м, — тянет Каори и приобнимает друга. Очень крепко, больше для того, чтобы понять, может ли она стоять на ногах самостоятельно. — Передавай привет Нане. Нэо не отвечает. Ни словами, ни объятиями. Как-то совсем невесомо треплет волосы на её затылке и протягивает упавший телефон. Утешает одно: ему неизвестно, в каком дерьме она находится. Каори и сама понимает, что таблетки пагубно скажутся на ней, но если ей больно именно сейчас? Как её можно заглушить?***
Городской шум утихает, пляски и песни остаётся на другом конце Токио. Каори держится за подругу, повинуется, шагая вслепую. Сама же утыкается в большого плюшевого кита с пластиковой отдушиной. — Опять этот парк. Придётся готовиться к спринтерскому забегу, чтобы проскользнуть его побыстрее. — Я провожу. — Даже не думай! Мне ещё нужна подруга! Каори смеётся. — Я же всё равно провожу. Тем более я этого парка не боюсь. Йоко, конечно, пытается её отговорить, но вяло и неохотно. Видимо, страх всё-таки пересиливает её, а Каори на это только сильнее сжимает ладонь подруги. Без слов говорит ей, что всё хорошо. Успокаивает. Её и себя саму. Всё же Йоко ведёт её длинным путём, и они вдвоём огибают почти весь парк. На обратный путь Каори не хочет тратить так много времени. К тому же ноги наливаются свинцом — перетанцевала, бывает. Пышные кроны деревьев пропускают лишь немного лунного света. Он ложится на дороге пятнами, на которые наступают каблуки туфель. Ветер гуляет между колышущимися листьями, играет с подолом платья. Даже хорошо, что она решила прогуляться по самому парку. Вокруг ни души — одиночество сейчас действует лучше любого успокоительного. Она испытала нечто странное и ни на что не похожее. Тревожное предчувствие витает около неё, но Каори специально отмахивается. Не могло всё быть настолько плохо. Она же жива. Откуда-то доносится дружный гомон голосов. Мерещится, что ли? Каори начинает оглядываться, но поблизости действительно никого не было. Визг колёс и шум проезжавшего мотоцикла разрезает тишину. Вот они где. Ночная мгла надёжно прячет большую компанию людей в конце дороги. Каори нужно поворачивать вправо, но она останавливается, прищуриваясь. Одинаковые комбинезоны — можно различить только очертания — но они очень знакомые. До неё доходят лишь обрывки фраз, которые Каори и понять-то не стремится. Йоко наверняка говорила о них. И Ран наверняка тоже. Каори мотает головой. Перспектива подчиняться не прельщает, но она же не дура, чтобы бросаться опасности навстречу только потому, что ей запретили это делать. Когда толпа, стоящая к ней спиной, начинает не спеша разбредаться, и голоса сплетаются в какофонию, из которой уже ничего толком не разобрать, Каори спешно сворачивает, мазнув взглядом напоследок по макушкам и незнакомым лицам. И замирает. Из толпы показывается фигура, которая до сумасшествия туда не вписывается. Совсем. Каори открывает рот — настолько она не может поверить в то, что видит. — Сэдэо? В чёрном комбинезоне, грубых ботинках, это был он, но как-будто бы совершенно на себя не похожий. Сэдэо проходит к одному из байков, хлопает по сиденью и кричит что-то вслед одному из парней. Ждёт, по-видимому. Они встречаются взглядами и какое-то время таращатся друг на друга. Считывается не только смятение, но и нечто, напоминающее страх. Сэдэо явно не хотел распространяться о своём хобби. Он делает несколько шагов к ней, но как только её имя, режущее слух, подхватывает ветер, Каори срывается с места и ретируется без оглядки. Йоко говорила, что это обычные гопники. И последним человеком, который мог оказаться среди них, был Сэдэо. Но он там был. И насколько это плохо, Каори не поняла ни когда выбежала из парка, ни когда открывала дверь своего дома.