Тайна доктора Ливси

      Весь день Смоллетт старался занимать себя работой и как можно меньше думать о «том самом» вопросе, который они с доктором словно сговорились игнорировать. Капитан прекрасно понимал, что на небольшом судне новости разносятся быстро и малейшая неосторожность может стоить жизни им обоим. Любое продолжительное нахождение вдвоем, любой взгляд, даже язык тела может выдать его с потрохами.       При том, что Александр давно уже вышел из подросткового возраста, он понимал, что его интерес к Ливси нельзя было объяснить простым любопытством. Когда-то, много лет назад он закрыл для себя возможность запретной любви, вместе с тем лишая себя шанса создать действительно любящую семью. Да, он пытался завести отношения с женщинами, в надежде, что одна из них увлечет его достаточно сильно и заставит забыть о развратных мыслях, но надежды не оправдались. Одного Смоллетт никак не мог понять: если все его страдания — это исключительно его вина и его извращенность, то почему не удается вернуться на истинный путь? Ведь он искренне желал исправиться и делал для этого все, что было в его силах, а когда это не помогло, с головой ушел в военную карьеру, подавляя нежелательные мысли тяжелой работой и невероятной самодисциплиной.       И вот, казалось бы, уже немолодой капитан, который совсем не ожидал беды, снова мучается от навязчивых желаний, словно какой-нибудь юнга. Все от того, что в его размеренной жизни случился доктор Ливси и его проклятые щупальца. Нет, он совершенно определенно не мечтал увидеть их снова, нежно прикоснуться к ним… попробовать на вкус? «Отставить, Александр! Сейчас мне такие выходки меньше всего нужны».       Естественно, он хотел действовать, сказать Дэвиду напрямую о своих желаниях, а еще лучше показать наглядно, вжав того в стену. В капитане боролись противоречивые чувства: с одной стороны ему было гадко от самого себя, с другой, зерна сомнений, посеянные доктором проросли в пока еще неявное сопротивление давно опостылевшим нормам морали. А ведь оставался еще вопрос взаимности. «Дьявол! Я забыл спросить мнение самого Ливси! Конечно, он четко обозначил свою позицию по поводу содомии, но с чего я взял, что он сам… такой. Доктор — образованный человек, он вполне может находиться под влиянием этих… новых веяний. Возрождение античной культуры, возвращение к славным идеалам прошлого… повторение судьбы Содома и Гоморры.»       Весь день прошел за работой и капитану с переменным успехом удавалось отвлечься. За обедом беспокойство вспыхнуло с новой силой, когда доктор не явился в кают-компанию. Тогда товарищи решили, что ему просто понадобилось побыть одному, и что лучшим решением было бы его не трогать. Капитан хотел было позвать его, но остановился прямо перед дверью врача. В конце концов, он не имел права врываться в личное пространство Ливси, если тот посчитал уединение необходимым. Судя по всему, у него были на то причины. Смоллетт часто напоминал себе, что доктор вынужден ежедневно уживаться в одном теле с таким злом, которое большая часть людей не может себе даже представить. С тяжелым сердцем капитан развернулся и ушел обратно к друзьям. Его душа болела за этого мужественного человека, который за последние пару дней ощутимо сдал, хоть и старательно делал вид, что ничего не происходит.

***

      Вечером капитан сидел над судовым журналом и ломал голову, как же записать события прошедших дней. В каюту постучали.       — Я занят! — раздраженно прикрикнул Смоллетт. Принимать посетителей совершенно не хотелось, его голова и так уже гудела от всех сегодняшних переживаний.       Постучали еще раз. Между каждым стуком — пауза в полсекунды. Александр раздраженно поднял голову от журнала.       — Войдите!       Дверь открылась и вошел виновник капитанских душевных терзаний. Выглядел он гораздо лучше, широко улыбался и гордо держал спину, что не могло не радовать… или не насторожить.       — Дэвид? Что-то случилось?       — Есть ли у тебя настрой на, хах, разговор? Это не займет много времени.       Доктор прошел в каюту и уверенно сел на стул напротив капитана. Смоллетт напрягся. Из всех возможных времен, сейчас, кажется, был худший момент. Он так и не принял никакого решения и совершенно не знал, что можно сказать в подобной ситуации.       — Не знаю, доктор, уже вечер, мне не хочется сейчас ничего решать.       — Я не заставлю тебя, Александр, — произнес Ливси мягким голосом, не переставая улыбаться. Смоллетту оставалось только гадать, какие-такие метаморфозы произошли с ним в период отсутствия. Хороший ли это знак или стоит опасаться? Доктор продолжил:       — Прошу, позволь остаться с тобой ненадолго. Помнишь тот день, когда ты попросил меня показаться в истинном обличьи?       — Конечно, — капитану не нужно было напоминать, как он прошелся по краю пропасти и позорно отскочил от него, так и не решившись спрыгнуть.       — Ты был настоящим тогда, я видел это в твоих глазах. Без этой маски благочестия и морали. Признаться, я думал раньше, что эта маска, хаха, приросла намертво к твоему лицу!       Капитан аж задохнулся от такой наглости. Он позабыл об осторожности и осадил зазнавшегося врача.       — Хочешь видеть меня настоящего? Ну смотри! — он резко встал из-за стола и теперь возвышался над продолжавшим вальяжно сидеть доктором. — Ты слишком много себе позволяешь. С виду приличный человек, а на деле — защитник содомитов! И если ты сам не один из них, то нет тебе никакого оправдания!       — Да, я один из них, — спокойно признал доктор. — Вопрос в том, почему же ты считаешь, что такие люди, как ты или я не заслуживают защиты?       — Да потому что… мы больные люди, нас нужно лечить или изолировать от общества, — уже с меньшей уверенностью поспорил капитан.       — Также как ты себя изолировал? Поверь моему врачебному опыту, Александр, это не лечится, а то, что предлагается в качестве «лечения», на деле лишь пытки, цель которых — устрашение. Никто не заслуживает подобной участи, ты не заслуживаешь подобной участи. Неужели ты настолько угрожаешь обществу, что теперь должен прожить жизнь в одиночестве? А иначе что?       Капитан поднял на собеседника глаза, и увидел, что тот впервые с начала разговора не улыбается.       — Если… если люди не виноваты и не угрожают обществу, тогда почему содомия карается повешением?       — Не везде. В Российском государстве совсем недавно были свободные нравы и ничего, не обрушились на них кары господни. Правда, и там теперь не лучше.       — Чего ты пытаешься добиться, Дэвид? Зачем рассказываешь мне все это?       — Чтобы ты заглянул внутрь себя и понял, чего ты на самом деле хочешь.       «Знал бы ты, чего я хочу… даже тебе бы стыдно стало», — горько подумал капитан.       — Не говори мне пока что, — улыбка Ливси снова вернулась на лицо. — Давай не будем ничего решать на ночь глядя, тем более, хахах, я так проголодался!       Доктор встал и вышел, оставив капитана наедине со своими мыслями. Смоллетт, вопреки ожиданиям, ощутил странное чувство единения с этим необычным человеком. Он впервые за долгое время, почувствовал себя понятым и, кажется, в свою очередь, понял доктора. Также Александр был ему очень благодарен за возможность обдумать и взвесить все в спокойной обстановке, без нависшей неловкости и тревог. Да, он оставил некую недосказанность висеть в воздухе, но сейчас капитана это не волновало, ведь еще несколько минут назад он находился в несравненно худшем положении. Кажется, то что он испытывал сейчас, называется «безопасность» и «уверенность», Смоллет не был уверен, ни один человек ранее не вызывал у него подобных чувств. Улыбка сама собой появилась на его лице.