Тайна доктора Ливси

      Этой ночью капитану было трудно уснуть, несмотря на то, что он никогда не страдал бессонницей и обычно засыпал быстро — военная привычка. Никогда не знаешь, сколько удастся поспать, нужно пользоваться каждой минутой. У него также не было привычки прокручивать перед сном дневные переживания — бессмысленно. Утром половина из них все равно покажется ерундой, не стоящей драгоценного времени сна. Для второй половины, вероятно, найдется решение, незаметное для уставшего мозга.       А сейчас прошло уже минут двадцать, но глаза Смоллетта и близко не хотели закрываться. Капитан перевернулся на другой бок, и из-за этого Дэвид тут же заворочался.       — Почему не спишь? — спросил он, зевая.       Вместо ответа Смоллетт затащил доктора сверху на себя и уложил его голову себе на грудь.       — Ммм? Что это должно значить?       — Хочу почувствовать, что ты рядом, — ответил капитан, про себя подумав: «… что ты реален, что ты жив».       Доктор сонно сполз вниз, свернувшись в позу эмбриона. Его конечности с обеих сторон прилегали к телу любимого. В такой позе, уложив голову на живот, как на подушку, оказалось очень удобно. Ливси обернулся одеялом, не забыв накинуть его на ноги своего мужчины. Голова доктора поднималась и опускалась от дыхания капитана, и это движение излучало комфорт и убаюкивало, прогоняя все тревоги. Ливси мог бы уснуть в таком положении, но это означало бы утраченную возможность разделить с любимым столь трогательный момент. Так что он открыл глаза и наслаждался мягкими поглаживаниями партнера. Тот запустил руку в волосы доктора, перебирая короткие пряди и слегка массируя кожу головы. Второй рукой он держал ладонь доктора, неосознанно слегка сжимая ее.       Ливси потерся щекой о живот капитана и издал довольный звук. То, что оба мужчины спали в ночных рубашках, совсем не мешало ему думать о притягательном теле снизу. Наоборот, наличие рубашки побуждало мысль пойти в другом направлении, прогоняя сон. Хотелось запустить под нее свои тонкие пальцы и дразнить капитана, пользуясь тем, что он не видит движения руки. Правда, доктор не был уверен, что сейчас лучшее время для интима. Он потратил достаточно много сил сегодня, пытаясь успокоить Александра, чтобы сейчас все разрушить неуместной похотью. Ливси оставил руки на месте, лишь чуть сильнее сжав ладонь любимого. Затем он, недолго думая, выпустил несколько щупалец. Смоллетт всегда вызывал в докторе это подсознательное желание: обнять, оплести, завернуть в кокон. Щупальца в этом смысле для него не отличались от рук. Доктор пользовался ими как дополнительными конечностями, и ему было безумно приятно, что он больше не обязан сдерживать эту сторону себя. Потому что сдерживать желание обернуть любимого в щупальца было тем же, что запрещать себе касаться его руками, ну, или позволять себе использовать только одну руку, тщательно контролируя вторую. С предыдущими партнерами у него так и было, и доктор считал, что обречен скрываться всю свою жизнь. Эта ситуация, по сути, была абсурдна: все его партнеры сами нарушали закон и знали, каково это — быть объектом ненависти, но даже им нельзя было открыться, ведь Ливси был монстром среди монстров. Все изменилось с того случая на Испаньоле, который не только перевернул всю жизнь доктора, но и изменил его отношение к себе, показал, что даже самые необычные телесные особенности могут быть приняты. Сначала человеком, который за короткое время стал ему другом, человеком с открытым сердцем и высокими моральными качествами, а затем человеком, полюбившим его, не только терпящим, но восхищающимся этими самыми особенностями.       Щупальца Дэвида растеклись вдоль обоих тел, бесстыже задрав на нем рубашку сзади. Два отростка устремились к голове капитана. Один подлез под шею, заставив того слегка закинуть голову, второй прошелся по доверчиво подставленной шее, ласкаясь словно кошка. Остальные щупальца накрыли капитана собой или легли кольцами на постели рядом. Доктор знал, что, выпустив их, он провоцирует в Александре одну из двух реакций: расслабление или возбуждение. В зависимости от его потребностей капитан мог либо погрузиться в ощущение парадоксальной безопасности, исходящее от монстра, либо захотеть удовлетворить свое любопытство по поводу вариантов применения гибких штуковин в постели.       — Ммм? Дэвид, я все хочу тебя спросить, — начал Смоллетт, отпустив его руку и взяв в ладонь вместо этого щупальце. — Тебе же приятно, когда я прикасаюсь к ним?       Вопрос застал доктора врасплох. «Приятно?» Он едва ли не вздрагивал от непривычного ощущения. До Александра у него не было даже представления, что их можно касаться таким образом, с целью доставить удовольствие. Нравилось ли ему? Ливси обожал это, ему кружило голову, его переполняли чувства в таком количестве, что еще чуть-чуть и было бы уже слишком много.       — Да, пожалуйста, можешь сделать это еще раз? Как в прошлый раз?       Капитана не нужно было просить дважды. Он приложил губы к поверхности, а затем легко поцеловал. Бросив взгляд на лицо любимого, он замер на секунду, оценивая реакцию. Доктор приподнялся на локтях, чтобы видеть происходящее, казавшееся ему сном. Смоллетт мимолетно облизнул губы и снова прижался ими, уже смелее, затем снова и снова. Вскоре он отстранился, отвел взгляд, словно собираясь с мыслями перед чем-то. Ливси это насторожило, он испугался, что, может быть, капитану уже надоела эта глупая игра. Но случилось иначе, и вскоре Смоллетт, очевидно решившись, лизнул гибкое щупальце, пробуя его на вкус.       Дэвид следил за происходящим, не отрываясь. Одного лишь света луны было мало, чтобы любоваться тем, что должно было стать бережно хранимым воспоминанием на всю оставшуюся жизнь, но доктор не мог позволить себе встать и зажечь свечу. Он боялся любым движением разрушить магию момента.       Капитан тем временем будто забыл о его присутствии. Он самозабвенно играл с отростком, который будто жил отдельной от хозяина жизнью, лизал его, ласкал, пока, наконец, не взял его в рот. За недолгую историю их отношений, Ливси уже успел понять, что к любви капитан относится также серьезно, как и ко всем остальным делам. Никаких полумер и сомнений. «Фелляция — это грех и нарушение закона, но если это щупальце, то, видимо, можно?» На то, что вытворял Смоллетт было трудно смотреть, ведь скрывать возбуждение в той позе, в которой они лежали, было совершенно невозможно. Не помогал и тот факт, что Ливси явно чувствовал животом чужую эрекцию.       С трудом отодвинувшись на застывших руках, доктор спустился до уровня паха любимого, облизнувшись, задрал на нем рубашку…       — Подожди, что ты делаешь? — Смоллетт отвлекся от щупальца и обеспокоенно уставился на доктора.       — Хочу вернуть тебе долг, — Ливси взял чужой член в руку, собираясь его облизать, совсем как капитан недавно.       Неожиданно тот взял его за волосы и оттянул от полового органа, заставив посмотреть в глаза.       — Я не могу этого допустить. Не позволю, — произнес Александр, прежде чем отпустить доктора.       Ливси не стал с ним спорить, он прекрасно понимал, что внутренние табу капитана так просто не исчезнут. Он знал причину такого поведения и умел уважать чужие границы. Доктор молча поднялся, чтобы снова поцеловать любимого. Смоллетт взял его ладонь в руку и положил на свой член, и Ливси улыбнулся в его губы.

***

      При свете луны они старались не шуметь. Не потому что их легко могли услышать. Оба были слишком увлечены друг другом, чтобы беспокоиться об этом. Тишину ночи нарушали только шорохи постельного белья, звуки поцелуев и приглушенные стоны, вызванные такой простой и даже примитивной лаской.