Освободительница: с разбега и в Бездну

      — Я согласен.       Слова отдаются звоном металла в голове Сенны. «Я согласен», — словно ей действительно нужно было слышать это. Она могла просто заставить его. Подчинить своей воле и не спрашивать ничего. И всё же благородство сыграло с ней злую шутку. И она пришла, чтобы спросить. Спросить! У своего тюремщика, у того самого зверя, которого ненавидит. Ненавидела.       При мыслях о Треше у неё всегда сводило скулы. Каждый раз, когда она слышала его имя, где-то в груди, чуть ниже, быть может, в сердце, а может чуть выше, где горит пищевод, у неё вспыхивало пламя. Словно она хлебнула расплавленный металл, раскалённую лаву. Но это было раньше. Сейчас уже каждое чувство отзывается не так ярко. Притуплённо, иначе, чем было. И всё же она пришла, чтобы спросить его. Не подчинить, не указать. А спросить. Трусость? Быть может.       Сенна опускает ложку, не решаясь поднести переваренное рагу ко рту и проглотить его. Люциан смотрит на неё внимательным взглядом, она чувствует его, но старается не обращать внимания. Они сидят за столом в одиночестве, остальные стражи уже давно разбрелись, кто куда: по делам, отдыхать, решать личные проблемы. Не важно. Важно лишь то, что Сенна осталась со своими мужем один на один. Но им не о чем говорить. И после очередного Страховина, новой Погибели пропасть между ними ширится с каждым часом.       Брак оказался вещью куда сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. И совершенно не про любовь. Ничего общего с чувствами. Общий быт, общие проблемы, тонкое золотое кольцо на пальце, подаренное намного позже, чем они поклялись друг другу в верности. Сенна не хочет говорить, что это ошибка. Но именно такая мысль просится ей в голову. Они слишком поторопились, когда решили, что между ними должно быть что-то больше, чем рабочие отношения.       В конечном счёте, им никогда не суждено было создать ячейку общества, построить свой огромный дом. Вечно в бегах, вечно в дороге, а те романтики, которые говорят, что с милым можно построить рай и в шалаше, явно никогда не спали даже на холодной земле. Рай оказался слишком далёк, а отношения треснули по швам. Быть может, из-за того, что роман на «работе» — худшее, что она когда-либо делала в своей жизни. Лишь из-за того, что навечно проклята.       Люциану удалось сломать её стены, растопить лёд сердца. Но счастье не длилось вечно. На каждый ясный день приходилось в два раза больше штормов. Вечно в дороге, вечно в погоне. Они проводили всё время вместе, и постепенно Сенна ощутила, как начало ей это надоедать. Всё больше ошибок она подмечала, всё больше оплошностей и того, что Урия называл «косяками». Люциан не был Уирией, и никогда не сможет им стать. И это было ошибкой её воображения. А может и желания оказаться хоть кому-то нужной.       Но теперь эта «нужность» кажется ей лишним грузом, от которого не так-то просто избавиться, его не сбросить, как ботинки после тяжёлого дня в дороге. Люциан кладёт свою ладонь поверх ладони Сенны, но она отдёргивает руку, как ошпаренная. Не так должны люди реагировать на прикосновения любимых. Но у Сенны язык не поворачивается назвать стрелка «любимым».       — Ты в порядке? Юна сказал, что ты была сегодня у Треша. Он что-то тебе сделал? Зачем ты навещала чудовище?       Освободительница молчит. Она не собирается рассказывать Люциану о своём плане. В первую очередь потому, что он напоминает форменное безумие. И, конечно, потому что сам Люциан в него не вписывается. Ей нужно время и желательно возможность, при которой она могла бы разобраться в себе и своих проблемах. Вернуться обновлённой и, быть может, другим человеком, если вообще имеет смысл говорить о её человечности как таковой. Временами ей кажется, что в ней не осталось даже осколка её прежней.       — Юна уснул на посту, мне же не спалось. И я сменила его. Какой смысл вообще мне закрывать глаза ночью, если я вижу кошмары. Они мне снятся, потому что Треш так близок. Ты же прекрасно это знаешь, каждый раз, когда он приближался, когда он был недалеко, во мне отзывалось то, что мы с тобой обозвали тёмной связью. Нас объединяет чёрный туман с Трешем, и я не могу спокойно спать, пока нас отделяет только несколько этажей. Никакие оковы не сдержат магию, и ты это знаешь, — в голове вспоминается история Сайласа, его грандиозный побег из демасийской тюрьмы, тоже самое легко может провернуть и Треш. — А магия чёрного тумана намного древнее и сильнее. Ему плевать на решётки, он терзает меня, проникая в мысли через сны.       Первое время после освобождения из Фонаря всё казалось прекрасным, но долгие семь лет нахождения там обернулись для Сенны привязанностью. Страж Цепей не просто приковал её душу, он заставил её мучаться от голосов мёртвых с новой силой. И то было его предупреждения. Возможно, даже своеобразная помощь, по крайней мере, она научилась оборачивать всё с вою пользу: куда бы не шёл Страховин, Сенна слышала его. И вопли терзаемых душ её ориентир.       — Осталось немного. Потерпи, казнь его назначена на послезавтра. Если бы можно было, я бы убил его сейчас. Но это уже не наше дело. Его буду судить. Хотя… не представляю, как можно, блять, судить чудовище. Он этого не заслуживает.       Сенна кивает. Она знает всё про суд. Прекрасно знает, потому что сама же настояла на суде Треша. Ей довелось поговорить с глазу на глаз с Джарваном IV. И он согласился, в первую очередь потому что это отличный повод привлечь в разрушенную третьей Погибелью Демасию людей, имеющих вес в международной политике. Треша публично осудят и казнят.       На самом деле, Сенна просто хотела выиграть время для себя, когда попросила Джарвана IV об этом. Для себя и для Треша, с которым она так и не успела поговорить, касательно прошлого и будущего всего их мира. Если у их мира вообще есть будущее, как таковое.       Отодвинув от себя тарелку, Освободительница поднимается из-за стола.       — Я не голодная, спасибо.       Люциан не сводит с неё взгляда. И она чувствует вину за то, что не может рассказать ему всё. Это предательство? Возможно. Сенна бы назвала это предательством. Потому что она портит своими неразумными поведением всё, к чему они так старательно шли многие годы. Можно сказать, разрушает и предаёт.       — Сенна…       Она замирает в дверях общей комнаты, не оборачиваясь произносит:       — Что?       — Я тебя люблю.       На душе становится особенно горько и тоскливо. Неприятно ноет и тянет. Сенна кусает щёку изнутри, прежде чем признаётся:       — Я тоже тебя люблю.

***

      — Когда начинаем? — коротко отзывается Треш, сверля затылок Сенны взглядом. По правде говоря, стоя спиной к Стражу Цепей, она пытается всего лишь скрыть свою победоносную улыбку. Кое-чему она у него же самого научилась. Это приятное чувство, когда манипулируешь не столько во благо, сколько по собственной прихоти.       Она провела весь день в бесцельных брождениях по их штабу. По крайней мере, делала вид, что именно этим она и занимается, пока внизу её ждал заготовленный мешок. Именно из этого мешка она достаёт связку. Та звякает, повисая у неё в руке на одном единственном ключе.       — ты никогда не врёшь, Треш, верно? Тогда я хочу, чтобы ты мне поклялся, что пока ты на свободе с сегодняшнего дня и до окончания нашей миссии никто из людей не пострадает. Не от твоей руки, не от рук людей тех, кого ты сможешь подговорить.       Требовать такое от Треша всё равно, что заставлять его задушить свою собственную суть и вырвать язык голосу подсознания. Однако, Сенна должна обговорить с ним всё на берегу, чтобы не произошло досадной ситуации, из которой выбраться будет уже не так просто. Конечно, подстраховаться полностью она не сможет, и всё же хотя бы так частично обезопасит мир. В первую очередь надо помнить — Треш монстр, которого она когда-то желала убить. Освободительница разворачивается к Стражу лицом.       И всё же ей он никогда не лгал. Никогда, пусть и был монстром.       — Даю слово, что первым я не нанесу ущерб никому из живых существ, — он поднимает ладони, стоит перед Освободительницей, словно он новоиспеченный рекрут, которому доверяют первое в его жизни задание. — А теперь поведай, что нас ждет?       Сенна щёлкает языком. Она слишком хорошо знает Стража Цепей, чтобы вот так легко поверить его словам. И эта клятва аукнется ей многим позже. Но тщеславная вера в собственные силы заставляет её кивнуть. С проблемами нужно разбираться по мере их поступления.       — Если бы я знала, что нас ждёт, то сразу бы изложила суть проблемы. Могу лишь сказать, что информации не много. После Таргона начали вылезать твари из Бездны. с таким ранее мы не сталкивались. и есть подозрения, что если не остановить всё это, то бездна поглотит Рунтерру. а если не поглотит, то откусит значительную её часть.       Бездна. Слово, от которого пойдут мурашки почти у каждого. Море лиловых тварей, голодных до безумия. Бездумных, ведомых лишь инстинктами. Что может быть хуже. Из огня, да сразу в полымя.       — Так значит Бездна. Кто бы мог подумать, — задумчиво тянет Треш. По многим причинам, ранее Бездна не выливалась в таком количестве в мир живых. Сенна знает лишь некоторые из них, но уверена, что сдерживающих факторов было больше, но новая погибель и амбициозные планы Стража многое подпортили. — … И лиловое море окрасит мир по своему желанию. Геллия знала, что так будет, однако… Так скоро.       — Именно по этому я тут перед тобой распинаюсь. Ты же один из не многих, кому что-то известно. Так поделись со мной информацией, — Освободительница вставляет ключ в замок, осторожно проворачивает его, но дверь не открывает. Слишком много тьмы стало в ней, чтобы она так легко могла взаимодействовать с этой рунической защитой. — Орден в тревоге, как и главы государств. О Бездне им известно слишком мало, чтобы с ней свободно бороться. Да и давай будем честны сразу, туда пойдут те, кем пожертвовать не жалко. Только не начинай тираду о людском лицемерие.       — Нет, конечно нет, уволь. О том, что люди лицемеры и так ясно. Разом больше, разом меньше. Ничего не изменится. Все так же будут считать себя героями.       Треш делает шаг навстречу, останавливаясь в метре от двери, встречаясь глазами с девушкой. Легкая ухмылка.       — Ладно, а я то думала, что ты начнёшь нудеть.       — Я знаю лишь отрывки. Нам придется посетить Икатию. А для этого мне нужны мои вещи. И ты знаешь, о чём я говорю.       Странный выдох вырывается из груди Сенны. Она кладёт ладонь в перчатке на ручку, рывком дёргает ту на себя, сразу же убирая прижжённую конечность за спину. Сжимает и разжимает пальцы, лишь бы унять боль. И всё она это делает ради того, кого все считают её врагом. Треш ей не враг, сейчас — тем более. Но с ним нужно обращаться намного осторожнее, чем с любым другим чудовищем.       Слишком капризный и сложный инструмент.       — Об этом не может быть и речи. Ты не получишь свой серп и уж тем более фонарь, Треш. Только ты знаешь, какая сила в них и как этим управлять. А я не хочу давать тебе в руки фитиль от пороховой бочки и подожжённую спичку.       — Ты предлагаешь пойти в охваченный Бездной город… без оружия? — Треш вскидывает бровь. Идти без оружия — равносильно самоубийству. И всё же, не смотря на то, что артефактные наручи сдерживают его силу, он может извратить всё лишь своими словами. — Бездна — это сам голод. Даже туман обходит места, тронутые ей, стороной. Но если это твоё решение, то лучше мы останемся в самом безопасном месте — здесь. Заходи, устраивайся.       — У меня есть оружие. Тебе быть вооруженным не обязательно, — Сенна фыркает. Ей не хочется признавать, что он прав. Но сама понимет — этого не избежать. Товарищи по ордену будут в ярости, но, в конце концов, она глава этой организации, а, значит, некоторые решения имеет право принимать и без согласования с кем-либо ещё. — И остаться с тобой до момента нашей смерти? Вот уж, простите, но я предпочту погибнуть в бою, чем провести с тобой вечность.       Когда-то он уже поклялся, что с ними это случится. Потому сердце её было задето. Однако, слова отдались в её сердце давно знакомым чувством. Проклятье. Пораскинув мозгами, взвесив все «за» и «против», Сенна выдаёт:       — Я могу отдать лишь серп.       — Мне этого достаточно, — учтиво кивает Треш. Освободительница отходит в сторону, и он переступает порог темницы. Выходит из своего заточения, довольный, улыбаясь не просто губами. Ему не нужно дышать, но Сенна готова поклясться, что именно ради удовлетворения какой-то своей внутренней тяги к показательным выступлениям, он позволяет себе сымитировать глубокий вдох. — Как приятно размять ноги.       И снова она фыркает, закатывая глаза. Спасибо годам, которые они провели вместе.       — А раньше ты убить был готов за свою коллекцию душ. Мельчаешь, тюремщик, — Сенна отходит в сторону, выпуская его вперёд себя. Зверя лучше никогда не пускать к себе за спину. Но это наставление носит не столько физический, сколько ментальный характер.       — Дай угадаю. Орден ведь сам не отдаст мне серп?       — Орден… никто тебе не даст его в руки. Но я имею право принимать решения за всех членов братства. Поэтому, просто идём. И не думай что-нибудь спереть, — она указывает ладонью вперёд, предлагая Стражу Цепей покинуть эту темницу окончательно.       — Ну да, конечно. Это же я украл с Сумрачных Островов кучу артефактов, — Страж Цепей не противится, а наоборот даже весьма охотно подчиняется приказам. И выходит вперёд под чутким взором Сенны. — И неужели ты лично украдешь для меня серп, который когда-то оборвал твою жизнь, милая?       — Прекрати паясничать и язвить.       Сенне мерзко думать, что придётся воровать у братства. Но всем иногда приходится идти на небольшие жертвы. её жертва — доверие. В конечном счёте, если её план сработает, то об этом быстро забудут. И не придётся долго мучаться.       Но вся загвоздка в этом «если».       — У тебя сегодня лирическое настроение? Решил предаться ностальгии? Я не украду его, а просто возьму во временное пользование.       — Именно так воры и говорят. Подумать только! Сама Сенна крадёт для своего мучителя. Я польщён, — усмехается Треш.       Его слова почти удар серпом по её гордости. Также болезненно и глубоко. Она уже начинает жалеть, что не может пойти к Гвен и попросить её зашить ему рот. А что? Поменьше бы болтал.       — Ещё раз говорю, я ничего не собираюсь красть. Серп собственность Ордена. У меня в руках — ключи от хранилища. Я могу взять серп, никто не запрещал. Я сама себе — тем более.       Она постаралась максимально проредить охрану штаба этим вечером. Не то чтобы у них вообще так много людей, но после очередной победы некоторые возжелали стать добровольцами, годящимися разве что на то, чтобы что-то да охранять.       — Продолжай себя убеждать.       — Ты можешь помолчать? Я не для того вытащила тебя отсюда, чтобы ты сейчас своими воплями всех перебудил, да на нас кинулись, объявив тебя и меня в розыск. Тогда мы точно не получим ни серп, ни что-либо ещё, — стражница понижает голос. Чем ближе они к лестнице, ведущей наверх, тем нужно быть осторожнее в выражениях и даже шагах. Их предприятие имеет свою долю опасности.       — Да брось, Сенна. Или, быть может ты хочешь видеть старых друзей? — пусть Треша и существенно ограничивает петрицит, его способности, обретённые после победы над Виего, подавлены всеми возможными способами, кое на что он способен. Секунда, она не успевает даже моргнуть, как перед ней, облачённый в форму Стражей Света, стоит Грейвз. Тот самый усатый из Билджвотера. Сенна сдерживает улыбку. Он сильно им помог, когда присоединился к отряду. Вот только всё портит голос Треша и каменные стены тюрьмы:       — Я ощущаю горький привкус сигары, и странную тягу к мужчинам в шляпах. Но зато эта вера в благое дело. Заставляет повысить боевой дух!       Треш насмехается над ней. Только ищет за что бы зацепиться, ведь для него все вокруг марионетки, из которых можно вытягивать эмоции, словно ниточки. Выражение лица Сенны становится серьёзным:       — Хватит! — рявкает не своим голосом Освободительница, тут же чувствуя, как теряет самообладание, и как на кончиках пальцев начинает клубиться туман. Может пригвоздить его смертного к стене и убить прямо тут?       Она стискивает кулак до скрипа перчатки.       — Вверх по лестнице, направо, а затем прямо по коридору до двери. Не ошибёшься. Вперёд, — сухо чеканит каждое слово. И остаток пути она старается не реагировать ни на один выпад Стража Цепей, кроме самого последнего. Уже за спиной остаётся темница, коридор — совершенно тёмный, но им, созданиям туман, даже не нужны глаза, чтобы видеть, как Треш произносит:       — Тебе приятнее моя компания, чем всех этих идиотов в чистеньких одеждах? Видимо, за семь лет привыкла.       — За семь лет не к чему было привыкать, кроме одиночества и цепей, — у самых дверей в хранилище отзывается Сенна.       Три поворота ключа. В новом помещение, где нет места ни дневному свету, ни живым людям, плотно занавешены окна. Даже свет луны не нашёл крохотной щёлочки, чтобы проникнуть сюда. Сенна проходит вдоль ровных рядов витрин, по привычке в один момент кидая взгляд на гобелены: Ленаш, Урия, она сама. Глаза горят только на её полотне. Может, она больше и никогда его не увидит. Им пришлось перенести всё из святилища потерянного света, после того, как Треш уничтожил их старую базу. Ей всегда нравилось находиться среди артефактов и размышлять о смертности и своём долге. Но сегодня у неё нет времени на размышления. В сущности, главное решение она уже приняла.       Особенно долгий взгляд на гобеленах не утаить от Треша, и он не сдерживает своей паскудной натуры.       — А здесь ты выглядишь не так плохо, — злорадство не укрывается от Сенны, и она стискивает зубы. — У меня такой тоже будет?       У самой дальней стены Освободительница снимает оружие Стража Цепей с витрины с аккуратным постаментом, но не торопится его передать. Она проводит пальцем по заточенному краю, острому, как бритва, после чего вешает оружие себе на пояс. Она и не собиралась отдавать его Стражу Цепей стразу.       В конце концов, до нужного им места ещё нужно добраться.       И всё же она касается ладонью лица. Почему ей вообще не плевать на столь едкий комментарий вредного трикстера от которого нет никакой пользы?       — Нет, не будет. Ты не Страж Света и не спасал мир от скверны, а уж тем более никто не доверит тебе светоносное оружие. Слишком много чести.       — И кто мне говорит о чести? Один из вас, позволь напомнить, поставил тебя как объект сделки. Взгляни правде в глаза, такой сброд поискать ещё надо, — и всё же она ломает ему любое удовольствие. — Умно, Сенна, очень умно.       Трешу ещё предстоит удивиться уму и находчивости Сенны. Это всего лишь начало. Она была прекрасной ученицей, лишь потому что очень рано поняла: если хочешь выжить — учись и совершенствуйся, извлекай полезное из каждой ситуации, будь лучше, чем твои враги. Будь лучше, чем все, чтобы просто остаться жить. И по возможности не навредить всем остальным. Взгляд Стража Цепей ещё раз задерживается на гобелене, прежде чем он произносит:       — Мне нужна карта. До войны Даркинов.       Освободительница потирает переносицу, пытаясь прикинуть, где можно раздобыть подобного рода карты. И мысль только одна, далеко безрадостная.       — Ладно. тогда, приоденем тебя и можно отправляться.       — Судя по твоему лицу ты уже знаешь, куда нам, верно? — её бывший мучитель продолжает язвить. Хранилище артефактов на Сумрачных островах. Сборники карт, тайных путей, все хранилось под пристальным взором хранителя… раньше. Сейчас же будет удивительно, если это место не разграбили охотники за сокровищами. — Я всегда рад сменить эту тунику на свое одеяние. Оно тоже здесь, так?       — Ага, к нам домой, — хмыкает Сенна.       Сумрачные Острова — место, куда её всё ещё тянет чёрный туман, место, где начался весь кошмар, но где ему не суждено закончиться. Она не должна называть это место домом, но её влечёт туда. И ничего с собой поделать Освободительница не может. Всё дело в осколке души Изольды, с которой её собственная душа срослась так, что уже невозможно отделить. Треш знает это, как никто другой. И, конечно, не должен осуждать её за подобную слабость. Сумрачные Острова — пристанище для мертвецов. А она и так не жива в полной мере, но всё же и не мёртвая. Заблудшая? Да, пожалуй. заблудшей её можно назвать. Той самой, гуляющей и не знающей, куда же ей приткнуться.       — Твоё барахло всё выброшено, — выдыхает Сенна, — но у меня есть предложение получше, — она отходит в тень, отдергивает штору и вывозит манекен с костюмом стража света. — Тебе пойдёт, я уверена.       Светлые одежды, позолоченные рунические символы, накидка с капюшоном. Гвен особенно постаралась, делая этот костюм. Треша всего передёргивает, от Сенны это не укрывается.       — Ты мне предлагаешь носить это?       — У тебя есть другие предложения? Никто не знает, что я тебя отпустила уже сейчас. Так хотя бы не будешь выделяться, чего не скажешь о твоём тряпье, которое ты носил до. Кроме того, стражи в почёте после спасения этого мира, так что лучше не выпендривайся и надевай.       Во взгляде Стража Цепей проскакивает то, что Освободительница точно не ожидала увидеть, — надежда, что она шутит. Но Сенна настроена более чем решительно. Это отличная маскировка. Треш берёт в руки светоносную ткань. И почему-то Сенне думается, что она обжигает его ладони не хуже петрицита. Сама она уже привыкла к лёгкому покалыванию, которое ощущала первое время. Но Гвен переосмыслила её броню. И на том ей можно сказать спасибо. Талантливая девчушка.       Страж вздыхает, принимаясь раздеваться. Сенна, как порядочный человек, намеревается отвернуться, чтобы не смущать Стража Цепей, но всё же не делает этого. Если так подумать, разве она может смущать призрака? Нечто более интимное, чем тело, она у него уже видела — его лик монстра. Он — её разодранную и вывернутую душу.       — Видел бы меня Картус… — в его голосе столько недовольства, что хватило бы всему миру, чтобы захлебнуться. Но Сенна уверена, что это всяко лучше тюремной робы, что на него натянули изначально. — Готово. И как?       — Сгодится, — она снимает с пояса серп и подцепляет им грубо несколько нитей. Те обрываются легко, из-за чего штаны садятся правильнее. Это выглядит действительно странно: вечно в тёмном Треш, пожалуй, смотрелся солиднее и серьёзнее. Теперь же расшитая кофта делала его несколько моложе. — Стражем Света ты от этого не стал, но никому до этого нет дела.       Сенна натягивает на его голову капюшон, пытаясь унять в себе порыв. Освободительница чувствует часть тьмы в серпе, но признаваться в том, что эта тьма её манит она не станет. Как и не скажет Трешу, что под грудью под кожаным топом скрылось своеобразное украшение. В совокупности эти две вещи делают её приемником стража цепей.       Сопротивляться шепчущей тьме, туману и голосам в голове сейчас становится только сложнее. Но она обрывает тонкий шелест у себя в сознание.       — Можем идти.       — И я этому рад. Не хочу стать слепо идущим на свет мотыльком, — Треш хрустит шеей. — Интересно, как отстроили Демасию? Опять белоснежный мрамор со шпилями? Никакого вкуса. Уныло.       Было бы здорово, если бы Демасию отстроили за столь короткий срок. Сам Коллекционер Душ учудил здесь огромный беспорядок. Хотя, это самый простой эпитет, который Сенна может подобрать из своего словарного запаса. Но возмущает её, конечно, не это:       — Мы не мотыльки, которые идут на свет. Мы несём этот свет в самую гущу тьмы, — она направляется к выходу из хранилища. — Сейчас сам всё и увидишь.