Освободительница: с разбега и в Бездну

      Ей снятся кошмары. И только они.       Ообычные сны больше не навещают жизнь Сенны. После выхода из фонаря весь поглощенный чёрный туман оказался очередной порцией яда. И в каждом своём сне Сенна блуждает в каких-то странных катакомбах, зачастую даже она просто бродит по местам, напоминающим собою альтернативную реальность фонаря — адские воспоминания. А потом, её накрывает волной, и души кричат, молят, просят помочь. И так из раза в раз. Поэтому Сенна и старается спать как можно меньше. Не то чтобы у неё действительно осталась в этом потребность, но иногда она так измучена, что по привычке кладёт голову на подушку и закрывает глаза. Можно воскреснуть и вернуть себе тело, куда сложнее вернуть нормальный сон.       Люциан тоже не справился с этой задачей. Тяжело видеть каждый день в кошмарах, как умирает любимый человек. Сенна может его понять. Переживать один и тот же момент трудно, эмоционально изматывает и дробит на маленькие кусочки. Уж кому, как не ей это знать. Треш постоянно транслировал для неё смерть Урии. Пока не наступал новый день.       Сенне казалось, что пришёл новый день. Времени в фонаре она не знала.       В любом случае, для неё всегда там всё было примерно так: рассвет — это просто закат на перемотанной пленке. сумерки — повторённая заря в обратном порядке. но в обоих случаях небо выглядит слишком красным, а эпизод слишком затянут.       Как и любой кошмар Сенны.       Она не ложится спать, чтобы не встретиться с ним. Стыдно признаваться, да и Освободительница не собирается никому об этом вещать, но за столько лет в фонаре, в её ужасной тюрьме, между ними установилась с Трешем связь, какая бывает только между надзирателем и заключённым, убийцей и его жертвой. И эта связь не разорвалась, когда Сенне удалось вырваться из плена. Уж слишком крепкой цепью Треш умудрился приковать её к себе. Может, всё дело в невероятно яркой искре жизни в Сенне, может, в схожем происхождении тумана, а может в чём ещё, с чем соглашаться не очень то хочется, но Сенна всегда знает, где находится Треш (особенно сейчас), и может без зазрения совести нарушить границы, попав в его сон. Хотя, признаться, Сенна лишь несколько раз проникала в сны Стража Цепей. Просто потому что чаще не представлялось возможным.       Монстры предпочитают не спать.       А вот он… Что ж, он частый гость.       Сенна проходит по таверне, под её весом скрипят половицы — давно забытое чувство. В реальности она двигается совершенно бесшумно, ступает грациозно, как кошка, лишившаяся своих когтей. Треш пытается создать комфортную реальность, но некоторых мелочей он не учитывает — просто не знает.       Специально скребя ножками пол, Освободительница отодвигает второй стул и опускается на него. Вновь лицом к лицу со своим мучителем.       Убийца всегда будет возвращаться к своей жертве. Ведь никто иной его не поймёт также хорошо, не осознаёт мотивов. Болезненно сжимается холодное сердце в груди. В его строгих чертах лица не найти отголосков, намекающих на призрачную суть. Но Сенна помнит всё.       — Если ты решил позлорадствовать, то сейчас не самое подходящее время. Знаю, ты хочешь потешить своё самолюбие, но займись лучше своими делами. Какое тебе дело до того, чем я занимаюсь? Противостояние случится не скоро, пока тебе не о чем беспокоиться, — Сенна засовывает руку в карман, где находит то, чего там точно не должно быть — старую потёртую монету, она перекатывает ее между пальцев, подкидывает, а затем кладёт на стол перед собой.       Некоторые вещи во снах не напрасны. Треш предлагает ей отдать эту монету лодочнику? Старый миф давно забытых земель. Он вложил эту монету в руки её хладного трупа, когда из встреча на развалинах Гелии изменила ход истории. Тогда сломались судьбы многих людей. Виновных и неповинных. Весь мир перевернулся, но она стала сильнее.       — Зачем ты здесь? — устало произносит Сенна, не намереваясь сегодня воевать.       Длинные пальцы в черных кожаных перчатках придвигают монету ближе, переворачивая другой стороной с изображением рунического черепа. Своеобразная безделушка, так точно описывает все происходящее. С одной стороны жизнь, с другой — смерть.       — Увы, моя милая Сенна. Твои потуги спасти жизни стольких людей… Не заслуживают моего злорадства.       Треш свободной рукой отрывает пурпурную виноградину. Сенна сомневается, что он вообще может чувствовать вкус. Бледные, почти серые губы смыкаются на ягоде.       — Я здесь только тогда, когда твой разум думает обо мне. Каждую ночь ты с трудом засыпаешь, чувствуя приближающийся и неминуемый конец… Видишь мое лицо во мраке. Понимаешь, что рано или поздно я приду за всеми вами. И любой, кто встанет у меня на пути, будь то новые Стражи Света… Или обычные люди… Все они умрут… мучительной смертью. И после того, как ты осознаешь, что проиграла… Я позволю тебе вернуться домой…       Умирать легко. А вот смириться с тем, что ждёт дальше… Сенна кладёт ладонь на стол, хотела сначала на руку Стража Цепей, чтобы он не забрал монету. Но в сущности она всегда принадлежала ему. Поэтому нет смысла отнимать чужие вещи. А вот свою душу она отнять всё ещё старается.       — Зато самая искренняя радость, Треш, это именно злорадство. Что ж, буду считать, что ты раздосадован тем, что я не оправдала твоих ожиданий и не могу действовать быстрее и слаженнее с другими Стражами Света, ведь я, как не странно, теперь больше порождение сумрака, чем света. Хотя, знаешь, — Сенна откидывается на спинку стула, расправляет плечи, садится более расслаблено, демонстрируя стражу, что она уже давно его не боится. Даже когда он обрёл новую силу, он не стал для неё приоритетным врагом. просто помеха, просто трудности на пути к желанной цели, просто… Сердце щемит, когда она смотрит на него. — Тьма не определяет нас. Ни тебя, ни меня. Кто мы без сил тумана? Я знаю ответ про себя. А ты? Подумай об этом на досуге.       Уголок губ Сенны дергается, но улыбка так и не озаряет лицо. Треш поймёт, к чему она ведёт. Она всё знает, знает правду. И Страж Цепей в какой-то степени тоже перед ней без брони, как и она перед ним.       — Я не могу не думать о тебе, разве ты не знаешь? Мы связаны туманом, ты думаешь обо мне, я о тебе. Мы связаны крепче, чем ты можешь себе представить, — Освободительница ведёт плечом несколько раздражённо. Остаётся недосказанность.       Остаётся…       Картинка сменяется. Несколько кадров на одну секунду. Ей чудится, как она приставляет к его горлу нож, как наклонился стул, как она смотрит в его человеческое лицо и хочет убить, уничтожить. Сделать с ним хоть что-нибудь такое, что могло бы заставить его почувствовать не столько боль, сколько хоть что-нибудь, но вместо этого, лицо склоняется ниже. Зелёные глаза в глаза. Не разрывая зрительный контакт. Ладонь в перчатке на чужой щеке…       Сенна мотает головой. Неужели, туман сам подбрасывается ей такое или лишь извлекает на свет самые сокровенные желания? Когда-то подобное уже было. Нужно вновь начать себя держать в руках. Невозможно контролировать себя и свою голову на постоянной основе, но Освободительница очень старается. пока что некоторые эмоции и человеческие желания ей не стали чужды. Может, в плане эмоций она обнищала, и когда выбралась из фонаря хотела лишь одного — заковать Стража Цепей в его же цепи. если была бы возможность — навечно.       Но потом рациональностью напомнила об одном обещание. Сенна поклялась сама себе, что приложит все усилия. В том числе для одной маленькой миссии. Пока она не знает, как это сделать, но теперь точно будет стучать по стенке фонаря, однако, уже снаружи.       — Может хватит уже ломать м о й сон?       — Я не ломаю твой сон. Это лишь то место, где тебе спокойнее… разве нет? прочим, в моей памяти не так хорошо отложились воспоминания о тихом море и пляже, — с присущей ему язвительностью отзывается дух.       Треш подкидывает монету в воздух, закружив ту над столом.       — Вы считаете меня злодеем. Пускай. Но разве не твоя драгоценная Изольда, часть которой ты хранишь внутри себя, все это начала, вонзив меч в Виего? Ох, ты ее защищаешь, ту, по чьей вине погибло столько людей… И ты смеешь меня считать злодеем?       — Я не про таверну. Неважно, — Сенна хмурит брови. — Мне нигде не будет спокойно, пока ты существуешь и причиняешь живым существам боль. Но это и неважно.       Она игнорирует полностью слова о море и пляже. Когда-то она точно бы ощутила гнетущую тоску и желание вернуться. Но это было так давно, что уже все эмоции и переживания затёрлись, как старая фотокарточка, не оставив ничего. Сенна сама не помнит берег. Помнит лишь то, что она когда-то там в действительности была счастлива. теперь же она вынуждена скитаться по миру, не имея пристанища, дома и крова.       Нет. убогая таверна, пусть и чистая, точно её не успокаивает. Зато ничего не отвлекает. Всё просто и понятно.       — Считаем злодеем, — Сенна задерживает взгляд на монете, испытывает сомнение. Нет, для неё эта монета должна встать ребром. — Я не считаю. Думай, что хочешь, но я не считаю тебя злодеем, как и стоящей угрозой всему человечеству. У тебя нет мотивации, Треш. Нет безумства, которое заставляло бы двигаться дальше. мы боялись Виего, потому что он был сумасшедшим. А ты, — Сенна хлопает себя по коленям ладонями, после чего поднимается со стула, обходит стол и встаёт за спиной Стража. Она бесцеремонно, словно потеряв остатки понимания субординации, опускает свои руки на его плечи, — В тебе нет безумства. Лишь холодный расчёт. Но что ты будешь делать, когда заставишь встать весь мир на колени перед тобой, когда в течении нескольких веков будешь мучать чужие души? Что дальше?       Она склоняется над его ухом и понижает голос.       — Я вернусь «домой», а ты через время заскучаешь. Потому что, знаешь что, Треш. Со временем привыкаешь ко всем пыткам. Чувства атрофируются. И душе больше не больно. Так какая у тебя мотивация, Страж Цепей? Достойным правителем ты бы никогда не стал. В чём смысл твоей власти?       Она выдерживает короткую паузу, пока Треш наклоняет голову на бок, подставляя шею и забывая об имитации такого ненужного ему дыхания.       — Тебе не нужно меня путать. Мы с тобой знаем, из-за чего Она так сделала. И Она никогда не была злодейкой. Да. Я буду защищать её до самого конца своей жизни. хотя, если так подумать, жизнь коротка, а вот смерть — бесконечна.       — А с чего ты взяла, что я тебя пытал. Задумайся, ты помнишь хоть одну пытку, которой я тебя подверг в фонаре? Ты была свободна, гуляя по просторам бесконечных лабиринтов душ. Освобождение падших товарищей, ты это сделала? Нет, моя милая… я позволил. В моей темнице решетки не заперты. Что это, если не твое желание быть во мраке?       Гробовая тишина, кажется, что даже потрескивание дров в камине затаилось в ожидании следующих слов Стража Цепей. Взгляд изумрудных глаз устремился вперед, тонкий уголок почти губ приподнимаются, трудно уловимая ухмылка.       Мужчина встает со стула, медленно поворачивается лицом к Сенне и нависает над ней, словно непроглядная тень. Холодные ладонь сжимают руки Освободительницы.       — Я не желаю ставить весь мир на колени. Достаточно склонить одного, показать власть лишь над одной единственной. Душой. Как все последуют, словно стада послушных овец за своим пастухом. Позволь, я покажу.       Треш настойчиво тянет ладони девушки ближе к себе. Некуда бежать, негде спрятаться. Вырваться невозможно из крепкой хватки Стража Цепей.       Ледяные губы впиваются жадным поцелуем. Как же она его ненавидит.

***

      Сенна открывает глаза. Она рывком садится на постели. Совершенно не заметила, как погрузилась в сон. Усталость даёт о себе знать. Освободительница слишком утомилась всё время бодрствовать, чтобы не встречаться лицом к лицу со страшными картинами прошлого. Треш вырвался с Островов и загнал её в ловушку тогда. Сейчас она намного сильнее, но не может совладать с собой.       Больная луна уже показалась из-за облаков. Её тусклый свет сочится сквозь круглый иллюминатор каюты. Сенна поднимает руки. В ночном свете они загораются зелёным, туман опутывает их, как браслеты. И вот уже вместо привычных пальцев она видит длинные ногти. Почти такие же, как у самого Треша. Сильно ли изменится её облик, если она когда-нибудь примет внутреннюю тьму, о которой столь высокопарно размышляет Страж Цепей?       Где Треш? Сенна дёргается, осматривает каюту. Его нет. Она хватается за пояс, но серп никуда не делся, в отличие от его хозяина. Нужно было запереть его в карцере, да рядом со свиньями. Она не разрешала ему выходить из каюты и свободно разгуливать по палубе.       — Только попробуй сотворить что-нибудь, сумрачное отродье.       Поднявшись с койки, она накидывает на голову капюшон. Её походный мешок тоже на месте. Она присаживается перед ним на колени и проверяет ключи. Ни наручи, ни ошейник он не снял. Неужели решил подчиниться и играть по правилам, которые ему продиктовали другие? Не свойственно ему. И в следующий момент её мысли прерывает визг.       Мужской крик, наполненный ужасом. Нельзя оставить его одного ни на секунду. Сенна срывается с места, роняя походную сумку. Ладонь непроизвольно ложится на груди. Под пальцами чувствуется подвесках. Вот только в руках оружием у неё оказывается не огромное ружьё, собранное из светоносного камня, а то, что когда-то оборвало ей жизнь. Стрелять будет не с руки.       — Если это ты, Треш, тебе… мгх.       Конечно это он. Точно такие же крики она слышала, когда Треш убивал свою очередную жертву и загонял её душу в фонарь. Только звучали они отчётливее и яснее. Сенна толкает дверь каюты, проносится по палубе и направляется на шум. Приходится спуститься ниже. Там же и царит хаос, который способен повергнуть в страх любого, кто слаб духом. Зрелище ещё менее приятное, чем если знать, кто это сотворил.       Треш в окружении моряков выпивает грог. Словно люди, которые его окружают, старые знакомые, а может и вовсе друзья. И моряки затягивают старый и безобразный мотив: «Но мертвенный свет в его ложе проник, И княжья душа вознеслась в тот же миг, Но это терзаний был новый рубеж. Пришел Страж цепей, скаля призрачный рот, Под крики Певца, что о смерти поет. 'Отдай свою душу', — сказал изверг…»       «Треш…» — заканчивает в мыслях Сенна.       Сам же Страж Цепей сидит почти в центре, ритмично хлопая в ладони с кружкой подле руки, готовой в любой момент сорваться от любого неосторожного движения. Сенна сдавленно выдыхает. Она готова дать бой любому. Но, конечно, не желанию моряков надраться в сопли. Развернувшись на пятках, Сенна собирается уйти.       — Ах, Сенна! Я говорил вам о ней, — Треш хватает одного матроса с плешивой бородой за плечо, — Та, которая смогла одолеть Стража Цепей и посадить в темницу!       — Я тоже слышал такое. Говорят, его в Демасии казнить намеревались!       Если бы она не знала, то решила бы, что Страж Цепей пьян. Но духи не подвержены влиянию даже крепкого алкоголя, нежить — тем более. А, значит, он намеренно громко прокричал это, чтобы привлечь к ней внимание. Сенна поправляет свой капюшон.       — Твою мать, Треш, — цедит она сквозь зубы еле слышно, стискивая чужой серп. Оружие отправляется на пояс. Она кидает суровый взгляд на наглого призрака, показывая тем самым, что дальше может быть только хуже. Она       — Не горю желанием.       Треш недовольно стучит пальцами по деревянной столешнице.       — Прекрати, Сенна, Рунтерра, возможно скоро погрязнет в лиловом море прожорливых тварей, а ты и выпить не хочешь?       Она раздражается ещё больше. Подходит к Трешу и хватает его за локоть, чтобы выдернуть из-за стола. Призрак не сопротивляется. Отходит на несколько шагов от лавки.       — И что мне теперь? Напиться, как свинья и в обнимку с тобой провести последние часы? я предпочитаю бороться, Таршайн, — хмыкает Сенна. Ей не нравится, что он вновь начинает диктовать ей условия и как она должна действовать в той или ной ситуации. — Давай не будем начинать. И… какого хера ты всем растрепал?       Она недовольна этим, ведь информация была секретной.       — Ты мне не говорила, что нельзя об этом говорить. А раз матросы так любезно нас доставят до места, то должны знать правду. Не переживай. О себе настоящем я ничего не сказал. Так что расслабься и выпей. Когда мы еще сможем отдохнуть?       Сенну раздражает подобная беспечность. ещё больше ее раздражает, что Треш так наплевательски относится к серьёзности этой миссии. Хотя, чего ожидать от него! Она не видит, как у неё вспыхивают глаза, но по тому, как туман охватывает её руку, может себе это представить — почти как на гобелене. С молниеносной стремительностью она хватает Треша за горло.       — Тебе лучше сидеть и помалкивать, пока мы не добрались до островов.       Матросы вскакивают. Некоторые даже хватаются за кинжалы, висящие у них на поясах. Однако, Страж Цепей всего лишь ухмыляется, явно довольный своей очередной провокацией, на которую Сенна повелась. Твою ж мать.       — Тише друзья, у нас такое постоянно. То она держит меня за горло, то я её. Как видите, очередь за дамой.       Самообладание висит на соплях, а Сенна только сильнее стискивает чужое горло. Но если она выбросит Треша за борт корабля, то разве что-то изменится? Это станет лишь его спасением.       Но голос на фоне… сотни голосов на фоне шепчут «убей». Она справится со всем. Сейчас. Сенна разжимает пальцы.       — Пир во время чумы.       Она уходит прочь, но Треш и не думает оставлять её одну. Выпалив с усмешкой «женщины», следует за ней. Будто в жизни он вообще имел хоть как-то опыт общения с ними за пределами своего фонаря, без пыток и издевательств.       — Извините, господа, вынужден покинуть вас. Командир не желает терпеть меня пьяного.       И вовсе она ему не командир, а он ей не подчинённый. Вернувшись в тёмную каюту, она поджигает огарок свечи. Тёплое пламя озаряет не всё. И причудливые тени клубятся по углам. Сенна достаёт из походного мешка тетради и карты и раскладывает их на столе. Сна нет ни в одном глазу, значит, есть повод поработать.       — Ты так и будешь озлобленной ко всем и вся?       Пальцы стискивают край ободранной столешницы. Глубокий вдох. Звенят золотые украшения, она вскидывает голову.       — Я думаю о задание, а не об идиотской попойке с матросами. Ты дух, ты вообще не чувствуешь вкуса.       — Конечно не чувствую. Но раз у меня забрали возможность истязать, должен же я как-то развлекаться. Так что приходится болтать с матросами.       — Болтать с матросами и смотреть, как люди напиваются до состояния зверей ни одно и тоже…       Она выдыхает, да так шумно, что это должно дать понять Трешу: она хочет, чтобы он замолчал. Сенна ставит на край стола подсвечник и принимается разворачивать карты, долгим взглядом обводя на них континенты и записи, оставленные рукой Стража Цепей. Но молчит Треш меньше положенного. Из-за плеча раздаётся:       — Ты ведь в курсе, что так ты ничего не поймешь? — он отталкивает Освободительницу от стола. И его длинные человеческие пальцы принимаются складывать страницы манускрипта, превращая их в единое целое. — Вот. Вы же не думали, что я попадал на континент просто по щелчку пальцев? Тайные пути. С Островов в Шуриму, а уже там — куда захочется.       — Вообще-то, меня интересовало не это.       И есть в этом правда. Она не искала проходы, не искала пути, лишь пыталась успокоиться, ища в записях хоть что-нибудь, за что могло зацепиться её встревоженное сознание.       — Но спасибо, теперь я вижу больше, — Треш садится в кресло возле стола, сплетает пальцы между собой. — Ты должна понимать. Бездна… это опаснее тумана. С нами можно было договориться. У нас были принципы. А не обычное желание сожрать все и вся. В этом разница. И она меня раздражает. — Ага, типа того, — Сенна кивает. вся её жизнь — это свет и тень, вся её сущность на грани. Девушка оборачивается к Трешу, подпирает бедром стол. — Я знаю, что такое Бездна. И я не думаю, что мы так легко с ней справимся. Ещё больше я знаю, что не хочу кого-то потерять. Как думаешь, почему нас тут только двое? Можешь не отвечать, я скажу сразу — потому что нас не жалко. Тебя не жалко всем, а меня не жалко мне самой. И, тем не менее, у нас двоих больше всего шансов выбраться из пасти голодной твари.       Сенна глубоко вдыхает. И все же ей хочется простого человеческого, чтобы всё исчезло. Чтобы в один миг пропали все проклятья и жить стало как-то проще. Чтоб не было тумана, который отравляет ей жизнь и отзывается болью в груди, давящей и распирающей.       — Я не справляюсь с туманом, — тихо произносит Сенна. Пожалуй единственный, с кем она может чем-то таким поделиться — Треш. Он знает её, как облупленную, знает все её больные точки, и единственный, кто точно не позволит другим воткнуть заточку в её уязвимое место.       — Сенна, я потратил почти тысячу лет, чтобы его обуздать. У тебя не было и века. И то, что он тебя не поглотил — большая удача. Для живых, — Треш стучит пальцами по столу, — у тебя лишь два варианта, девочка моя. Либо принять его, либо избавиться.       — Нет, я не об этом… тумана стало слишком много. Ты не задумывался, что произошло там? Ну, когда ты проиграл? — она не нервничает, не дёргается и даже не начинает метаться из стороны в сторону. Двумя пальцами она потирает переносицу. — Сначала мне казалось, что всё в порядке, но теперь меня обжигает твоя руническая темница. Я все ещё слышу десятки тысяч голосов, но мне кажется, что в любой момент их крик «убей» заставит меня это сделать.       — Ах, потерянные души. Как это мило. Можно сойти с ума от этого, не так ли? Вот бы было вместилище, в котором эти крики не были слышны, — Треш издевательски водит кончиком по потрепанной поверхности, намекая на свою правоту. Да, он был чудовищем. Монстром, если угодно. Но никогда не глупцом. Он прекрасно понимает, что фонарь заглушал эти голоса. — Ты впитала слишком много. Больше, чем выдержишь. Выпустишь на волю? Снова Погибель грянет. Не выпустишь — станешь всего лишь очередным голосом в их хоре.       — У всего есть предел прочности. Мой предел ещё не настал, — она стискивает ладони в кулаки, но умалчивает о своём маленьком секрете. Ведь беспокоят ее не души из тумана, а именно те, что заперты в фонаре.       С созданиями тумана она умудрилась спеться.       — Я продержу туман настолько долго, насколько это возможно, Треш. Будь это неделя или пять лет, будь это пара часов или несколько веков. Я не для того поделилась с тобой этим, — она вновь разворачивается спиной к Стражу Цепей, намекая тем самым, что продолжать разговор не намерена.       — А что ты хотела? Поддержки? После того, то вы сделали? Вы предали меня. Я предупреждал вас. Всех вас, что будет, если Таргон продолжит стоять. Сколько еще людей погибнет, прежде, чем ваша гордость отойдет на второй план? — Треш продолжает говорить спокойно, словно ничего и не происходит. — Своей хваленой праведностью, вы лишь ускорили конец. Никак не поймете. Убить сотню, чтобы жили тысячи. Убить десятки тысяч, чтобы жили миллионы.       — У всего есть цена… она есть у всего, — Сенна сжимает кулак, — вопрос в том, готов ли ты её заплатить.