Глава II
Храни тебя Господь
(Садет)
Рычаг коробки передач фиксируется на паркинге, а я, выдохнув, будто преодолела расстояние от дома до работы на своих двоих, ненадолго откидываюсь не спинку кресла. В окнах дома вовсю горит свет, сливаясь с лучами уже пободревшего солнца. Сердце отчего-то стучит как сумасшедшее, словно сегодня первый трудовой день, где обязанности не ясны, график не освоен, и уверенность в навыках на полном нуле. Очень знакомое чувство. Взгляд сам собой падает на большой подарочный конверт, что лежит на верхушке кавардака на сиденье рядом, и разум приходит к выводу, что повинен во всём именно подготовленный презент, который я, разумеется, понятия не имею, когда и как вручить. Из-за намеченного на сегодня мероприятия, во всей этой суете и повышенной — уверена — нервозности босса возможность вряд ли подвернётся, хотя, с другой стороны, может быть и так, что после выступления мистер Джексон, хоть и вручит публике всё, что накопил в душе, появится за кулисами в прекрасном расположении духа, несмотря на физическую измотанность. Точно родился заново. Однако готовой необходимо быть ко всему, в частности к тому, что выжидать момент для дарения придётся долго, как бы ни хотелось обратного. — Что ж, с добрым утром, — ворчу под нос, прежде чем снова пригубить свою спутницу-термокружку. Выбравшись наружу, замечаю Билла, совершающего утренний обход территории. Его крупная фигура, присущая настоящему, по праву элитному телохранителю, резко выделяется на фоне зелени, которой окаймлена подъздная аллея. Он машет мне издалека, а всё остальное мы решаем оставить на момент, когда каждый закончит со своей первостепенной задачей. Поэтому я, заправив волосы за уши, достаю из салона несколько увесистых боксов для перевозки пищи. Для начала нужно доставить их на кухню, а уже после вернуться за костюмами мистера Джексона, забранными из химчистки. Путь мой лежит к задней двери, роднее которой, пожалуй, мне на территории особняка только лишь светлый и просторный домик охраны, где обосновался не только наблюдательный пункт, но и моё рабочее место. Там же мы коротаем время, болтаем, делимся планами и впечатлениями в ожидании нового поручения или завершения сборов босса, после многочасовой протяженности которых куда-либо выезжаем, — большая часть парней из штаба охраны знакомы со мной столько же, сколько мне довелось продержаться на этой должности. Билл, к примеру, работает на мистера Джексона наравне со мной, и если уж быть в ком-то в жизни уверенной, так это в этом парне. Настоящий терминатор под два метра ростом, имеющий, помимо успешной карьеры в органах, большой опыт в том деле, которым занят. Проводя на работе от восьми до восемнадцати часов — а порой не предел и это, — он умудряется быть замечательным отцом для малышки, которую воспитывает в одиночку. Не говоря о том, насколько сильно его ценит и доверяет семья Джексонов, младшие из которых — дети нашего босса — благодаря Биллу находятся под той же защитой и заботой, что и его собственный ребёнок. Впрочем, когда работаешь столько лет подряд рядом с одними и теми же детьми, видишь их слёзы, капризы, выслушиваешь робкие просьбы о том, что им вдруг что-то понадобилось, а после получаешь самую искреннюю на свете благодарность, то, хочешь того или нет, начинаешь осознавать их частью не просто своей службы, а целой жизни. У босса, и правда, замечательные дети, и то, с какой серьёзностью и, в то же время, — трепетом относится к этой семье Билл, я разделяю всецело и неоспоримо. Уверенно огибая особняк по правую сторону, замечаю над головой мельтешение, и тут же её поднимаю: это Пэрис — вторая по старшинству из детей мистера Джексона, машет мне из окна своей спальни, пока, должно быть, отец уговаривает её собраться в школу как подобает. Школой, к слову, здесь называется большая, оборудованная по всем необходимым параметрам комната того же дома, в которой и проходит процесс обучения, спланированный, не побоюсь этого слова — идеально — руками высококвалифицированной учительницы, мисс Эйлин Медаллой. Боясь за безопасность детей, босс, конечно же, не мог просто взять да отправить их в школу, будь то даже самое дорогое, навороченное и закрытое от внешнего воздействия учреждение. Занятия на дому под чутким контролем специально для того приглашённой мисс Эйлин, уроженкой Филиппин, велись ничем не хуже, а то и гораздо лучше. Все маленькие Джексоны невероятно начитанны и сообразительны для своего юного возраста. Любознательные, жадные до новых открытий, они впитывают поданный им материал мгновенно, и в большинстве случаев, когда по вечерам отец требует отчётности, не испытывают с этим никаких трудностей. Мистер Джексон, являющийся сторонником строгой учебной дисциплины, всячески способствует тяге Принса, Пэрис и Бланкета к знаниям. Мы постоянно устраиваем им экскурсии по музеям, галереям, выставкам, планетариям, посещаем исторические памятники, организовываем выездные занятия с возможностью отработать изученную в школе тему на практике. Эту тройку можно застать с книгами в руках гораздо чаще, чем меня в присутствии в собственном доме. А порой, получая от них тот или иной вопрос, я краснею как варёный рак, потому что искренне не ведаю, о чём меня спрашивают. Кроме того, они совсем не похожи на те образы детей известных людей, которые привыкла видеть общественность. Высокомерие, дерзость, бесстыдство, чванство — всего этого не встретить в отношении маленьких наследников мистера Джексона ко всему окружающему миру, а совсем даже наоборот. Босс, безмерно любящий, рьяно опекающий, тот, для кого родительство является самой прекрасной вещью на свете, — детей своих не балует, стараясь придерживаться крепкой дисциплины. Проказы и другое неприемлемое в этой семье поведение устраняются быстро, порой хватает одного неодобрительного взгляда или пары фраз, точно секретных комбинаций. Не располагая возможностью помахать в ответ из-за тяжёлых контейнеров с едой для семейства на весь сегодняшний день, я выдаю для Пэрис самую лучезарную улыбку из собственного арсенала, — такую, какую и заслуживает эта маленькая прелестница с огромными глазами цвета василькового поля. Вероятно, получив отцовское наставление откуда-то из-за спины, она юркает прочь от окна, скрывшись теперь из виду, а я продолжаю шагать по брусчатке, обходя дом. Щёки ласкает утренняя прохлада, постепенно заполняющая свои бреши солнечным теплом. Ароматы сочной листвы и влажного аккуратного газона щекочут ноздри, задавая настроению так необходимый сегодня лад, хотя душа тревожится в ожидании назначенного события. Лучи скачут по каждой травинке, отражаются в водяных каплях, и пока единственный звук, ходящий по округе — это отстук моих собственных шагов по блестящему камню. Уже у задней двери до меня доходит, что ключ от неё следовало выудить из кармана прежде, чем водружать на себя пирамидку из пищевых боксов — ещё один повод отругать себя за сегодняшнюю рассеянность, возникновению которой так противится разум, ведь день начался как нельзя лучше. Согнувшись так, чтобы коленом приподнятой ноги удержать дно нижнего бокса, а крышку верхнего — прижать подбородком, тем самым дав себе возможность освободившейся рукой занырнуть в карман со звенящей связкой ключей, я замираю, когда дверь открывается сама собой, а в проёме появляется мистер Джексон. Брови его слегка приподнимаются от созерцания моей акробатической позы, а глаза, впрочем, остаются бесстрастными. Зачем он собрался выйти наружу — не знаю, ведь обычно без особой надобности босс не покидает своего убежища, предпочитая денно и нощно сновать по дому, чередуя родительские обязанности с собственными, иногда весьма странными нуждами и занятиями. Одет он в одну из своих пижам, которых в гардеробе всемирно известной звезды так много, что можно пару лет подряд ежедневно облачаться в каждую из них и ни разу не повториться. Пока босс молча окидывает взглядом меня, я разглядываю его — от клетчатых штанов до растрёпанной чёлки. — Доброе утро, сэр. — Здравствуй, Садет, — отвечает он и слегка склоняется, чтобы забрать боксы, самыми кончиками пальцев касаясь моих, и я это тепло тут же жадно впитываю. — Давай сюда. Ты же привезла мою одежду? Голос — мягкий, едва слышный, женственный — вторит покрытому усталым налётом взгляду, звуча, будто выуживает из себя последние силы. Чёрт, это совершенно точно означает, что ночка снова выдалась бессонной, что для этого человека совсем не редкость. Мистер Джексон, переживший и без конца переживающий множество судебных тяжб, несправедливых обвинений во всём, до чего только способны додуматься головы сбрендивших поклонников, хватких дельцов и просто тех, кому в жизни совсем уж скучно, — самый что ни на есть жутчайший, тревожный параноик. Случались ночи, когда вернуться домой, завершив свой рабочий день, мне не позволяли либо непосредственные обязанности, растянувшиеся до столь позднего времени, либо распроклятая совесть и собственная тревога за состояние этого человека. Тогда-то, разбираясь с бумажной волокитой на пару с Биллом в домике охраны и с ним же за компанию патрулируя территорию, мне и довелось ознакомиться со всей глубиной сложившегося положения: легко узнаваемый даже в полутьме силуэт нашего босса кружил и бродил по всему дому, мелькал то в одном горящем окне, то в другом, оглядывая территорию и её пределы, словно особняк не защищался целым штабом громадин, подобных Биллу, чьи пояса нашпигованы таким обилием разнообразного оружия, что и дышать становится трудно, находясь рядом. Словно весь периметр не утыкан камерами, за обзором которых, сидя у мониторов, неотрывно наблюдает кто-то из парней. Да словно защищать его — не наша работа! Босс проверял давно запертые замки по десятку раз, названивал охране, чтобы удостовериться, не угрожает ли чего безопасности дома, раз за разом получая один и тот же утвердительный ответ, который, впрочем, ему самому никакого успокоения не приносил. Он также мог заявиться в домик без предупреждения в самой середине ночи, проверяя, все ли на месте и всё ли в самом деле хорошо, хотя десять минут назад ему об этом сообщили по телефону. Причем на лице в такие моменты зачастую играла лёгкая, казалось бы, непринуждённая улыбка, а речь лилась мягко, будто на часах не два часа по полуночи и нет в происходящем совсем ничего странного. Мистер Джексон подскакивает от любого шороха, от любого звука и движения за занавеской, и чуть что, в режиме тревоги вызывает с поста Билла и его ребят, а сам, хватая в охапку всех троих сонных детей, готов в любой момент прыгнуть в машину и покинуть дом в одной пижаме. В пору, пока привыкал к своим новым работникам, в вопросах личной безопасности он не доверял почти никому, иногда даже тем, что находятся рядом, отлично справляясь со своими обязанностями не первый месяц. Что уж говорить о том времени, когда босс, однажды лишившийся практически всего своего персонала, вынужден был в срочном порядке организовать новый охранный штаб, в составе которого и оказался Билл Витфилд, Джавон Бирд и все остальные. Глаза непроизвольно лезут на лоб, когда слушаешь рассказы большого Би о происходящем во время ночных смен, да и не только. — Конечно, сэр. Всё у меня в машине. — Хорошо, — тихо произносит он, унося еду. — Оставь всё в холле. Оставь всё в холле. Так просто. Сухо. Без ничего. Таким он предстаёт пред нами всякий раз, когда спит по паре часов или не спит вообще. И дело не в одной только паранойе и многочасовых скитаниях по дому. «Наш Ромео спит себе спокойно», — говорит Дэнни в то время, когда «Ромео» о добром сне только наяву грезит. Что ж, решаю я, вновь вспомнив про свой подарок, быть может, позже ситуация наладится, босс заулыбается, внезапно захихикает, обрадованный одной из тех мелочей, что обычно довольно спонтанно приводят его в восторг. Возможно, по дороге к сегодняшнему мероприятию он в очередной раз, вылупившись в окно, за которым увидел нечто занятное, заявит мне: «Садет, я хочу это. Достань мне это.» Фраза эта способна бросить в дрожь. Когда она звучит, и ты устремляешь взгляд в указанном направлении, то будь готов, что из всего, что составляет плывущий мимоходом пейзаж, мистер Джексон избрал самое невообразимое. Это может быть сущая мелочь, стоящая пару долларов, как сувенирные безделицы в торговых палатках. Однако, если не повезёт, в список желаемого вполне может попасть громадная 3D-фигура какого-нибудь персонажа мультфильма или любимого героя сказки. А если босс говорит, что чего-то хочет, то хочет он этого как можно скорее и безоговорочно. Десятки раз мне доводилось бегать за менеджерами того или иного заведения с просьбой продать мне тот абсурд, которого ни в продаже, ни в мыслях ни у кого прежде не было. Ах, простите, мистер такой-то, мне жизненно необходима картина со стены вашего ресторана, о которой вы и сами уже позабыли, но, конечно, раз уж такое дело, то цену с удовольствием выставите тройную. Приятно иметь с вами дело. Мэм, я бы хотела приобрести ангела с потолка вашего магазина. Понимаю, не продаётся. Как насчёт пары-тройки кусков зелени за кусок пластика размером с меня? Замечательно. И вам доброго дня. Билл с напарником лишь шумно вздыхали, загружая машину тем или иным барахлом, для которого у мистера Джексона уже попросту нет места. Где бы он ни побывал, какой бы город или страну ни посетил, — непременно спустит на свои странные хотелки столько, сколько я не получаю и за полгода. Вещей скапливалось столько, что приходилось арендовать хранилища или покупать ангары, под самый потолок заполненные разнообразной всячиной, о приобретении которой он обычно забывал уже через пару дней, но чтобы избавиться от чего-то забытого или ненужного — упаси Господь. Жертвами его яростной охоты становился как и невообразимо, неприлично дорогой антиквариат — старинная, искусной резьбы мебель, ретро-автомобили, редчайшие коллекционные издания книг, журналов и старых пластинок, скульптуры, статуэтки, картины и посуда, купленные на аукционе награды за кинофильмы и иное творчество; так и вещи более приземлённые — огромные, просто ужасающие количества различной литературы, которую в дом доставляли целыми фургончиками, диски, едва сошедшая с конвейера электронная техника, игрушки, одежда и украшения. Познакомившись с этой его чертой впервые, я, разумеется, впала в ступор. Как иначе, если первым подобным требованием от босса выступило желание немедленно завладеть «...вон той игрушкой, что почти на самой верхушке рождественской ёлки. Мне кажется, она прелестная. Правда, Садет? Узнаешь, можем ли мы её купить?» Было это посреди пустого торгового центра под Рождество, когда в преддверии праздника мистер Джексон должен был закупиться подарками для детей. В дни подобных вылазок я, конечно же, заранее предупреждаю управляющих тех или иных заведений о визите высокопоставленного лица, и те идут навстречу, предоставляя доступ к своему ассортименту после закрытия, когда вокруг нет ни души. Босс может заполнить донельзя с десяток больших тележек и несколько корзин в придачу, оставляя на кассе по десять, двадцать, тридцать тысяч долларов, и всё это — один лишь праздник из тех, что отмечались Джексонами в течение года. И если в будние дни, полные забот, учёбы и других чётко распределённых обязанностей дети следуют своду строгих правил, установленных отцом в рамках воспитания, то в праздники — дни волшебства и чуда, которых, считает босс, он не в праве их лишать, невзирая на собственную принадлежность к иеговистам, исключающим любые празднества — ребята ныряют с головой, находя под ёлкой такое множество коробок в сверкающей обёртке, сколько человеку из обычной семьи не счесть и за всю жизнь. Подобное будет повторяться каждый год, будь то Рождество, дни рождения или что-то иное, однако именно тот предпраздничный период, те первые трудовые деньки, когда самое простое поручение нависало над моей неопытностью страшной скалой, я запомнила лучше всего. Помню радостный трепет, питавшую меня гордость, возникшую оттого, что всё, что тогда потребовалось от моих сил и возможностей, было выполнено без помарок и пререканий. Я была страшно воодушевлена и довольна собой впервые за очень и очень долгое время с того дня, когда жизнь дала трещину. Хотя, если уж быть честной, собой я бываю горда весьма редко. В дни, подобные сегодняшнему, я бы с большой охотой пробежалась по всем точкам этого города, где мистер Джексон заприметил очередную способную его воодушевить, непонятную безделицу. Пусть она не вместится в салон автомобиля, пусть весит больше взрослого мужчины, пусть менеджеры колят меня двусмысленными взглядами, пока складывают кругленькую сумму у себя в головах, пусть. Пусть он звонит мне посреди ночи с просьбой отыскать и купить для него выпуск газеты, которую читал двадцать лет назад, да поскорее. Требует вывезти его в ночной город, понаблюдать за залитой светом неона жизнью с заднего сиденья, пусть. Что угодно, только не смотри на меня так. Не терзай ни себя, ни меня своей тревогой, что поутру ложится под полуприкрытыми от усталости веками тёмной тенью. Приедет Джимми Вернер, скроет все следы бессонных часов, подправит, подведёт, замажет, припудрит, но эти бездонные карие глаза останутся прежними — полуживыми, поблёкшими, безразличными. Поэтому прошу тебя... — Мистер Джексон! — окликаю я. Он возвращается, показавшись из-за угла, за которым скрылся, и вопросительно глядит поверх своей чёртовой маски, за которой прячет целый ком комплексов и неуверенности. Из переброшенной через плечо сумки достаю его излюбленную термокружку и делаю несколько шагов навстречу с ней в руках. — Ваш кофе, — говорю я, хотя на уме в те мгновения звенели совсем иные слова. По едва заметной сеточке морщинок, собравшихся у уголков глаз, становится заметно, что босс улыбнулся. Пусть даже если и не искренне, но он сделал это, самую малость согрев и меня. В доме в этот час стоит почти глухая тишина. Дети уже усердствуют на занятиях с мисс Эйлин; горничные, по настоянию мистера Джексона, приходят не каждый день и строго по предварительной договорённости; прочий приходящий персонал, как, например, назначенная на сегодня команда стилистов с гримёрами, тоже ещё не прибыла. Лишь за распахнутой задней дверью с ветерком переговаривается листва джакаранды. На память приходит, как мы с Биллом впервые украсили каждое дерево на территории множеством декоративных фонарей и светильников с тёплым жёлтым свечением. Стоило лишь вскользь упомянуть при мистере Джексоне предположение о том, как здорово заиграл бы сад, замерцай каждое тамошнее древо, коих тоже немало, огоньками, как он тут же воспрял духом: «Ах, Садет, до чего светлый у тебя ум! Мне и в голову подобное не приходило. Детям очень понравится!» Конечно, от таких слов моя уже влюблённая на тот момент времени душа взвилась к самому небу, а руки, наполнившиеся силой, взялись за работу. Вообще-то, было достаточно нанять нескольких рабочих и руководить ими, указывая, где, как и что лучше расположить, но мне захотелось лично в этом поучаствовать. По большей части, конечно, из собственного воодушевления. Хвалебный голос мистера Джексона звучал и звучал в голове, покуда дело не завершилось. Я тогда решила и вовсе не прибегать к помощи извне — мы с Джавоном и Биллом всё сделали сами, как делали и множество других вещей до этого и после, что куда благоразумнее, нежели снова впускать на территорию очередных посторонних лиц. Подобное мы стараемся свести к минимуму, но и тот минимум, что допускается за прутья кованых ворот, связан по рукам и ногам заранее подписанным договором о конфиденциальности. Конечно, большая часть приходящего персонала — такого, как ремонтники, аниматоры для детских праздников — меняется постоянно, тихо и мирно выполняя свою работу. Тем не менее, крайне важно удерживать безопасность доверившейся нам семьи в непоколебимой стойкости. Необходимый минимум людей из персонала, без которого не обойтись, круглосуточное наблюдение, кипа подписанных бумаг, которые, в случае нарушения договоренности, грозят огромными проблемами в суде с последующей выплатой неподъёмных для обычного человека сумм, и, наконец, наше личное молчание. Молчание тех, кому мистер Джексон уже — хоть мало-помалу — научился доверять. И всё ещё учится. Имени босса в той или иной ситуации, даже когда стоит острая потребность, мы не называем почти никогда. Нет, всё это, как можно было подумать, — вовсе не прихоти задохнувшегося в звёздной болезни артиста. Да уж лучше бы оно в действительности было так, нежели как на самом деле. А реальность же такова, что все мы частенько подскакиваем на месте, хватаем в охапку босса, детей, мчась на всех парах прочь и ещё раз прочь. Всё из-за настоящей опасности и угроз, что могут нагрянуть в любой момент. И даже если не брать в расчет то, что случилось годами ранее, до моего появления в этой должности, и к чему это что-то привело, — когда ты знаменит на весь земной шар, то хочешь того или нет, но постоянно будешь сталкиваться с людьми, ненавидящими тебя за одно твоё существование. За то, что дышишь, как танцуешь, за твой «чересчур женственный» голос и внешний вид, за взгляд, мягкость в котором обязательно посчитают наигранной, за деньги, заработанные честным трудом, и даже за благотворительность, которую, если вслушаться в эти голоса, ты совершаешь только лишь из чувства вины за всё дерьмо, которое на тебя навешало общество и таблоиды. В подавляющем большинстве случаев приходящие угрозы не имеют под собой никакой почвы, тем не менее, Майклу Джексону от этого легче не становится. Он, напротив, делается ещё более натянутым, как пружина, и болезненно тревожным. Чтобы уснуть и хоть как-то успокоить себя и своё тело, и без всего вышеперечисленного пережившее достаточно потрясений, босс вынужден прибегать к помощи тяжёлых рецептурных препаратов. Из-за всего этого вкупе число входящих и выходящих за черту забора превратилось в скромный список: Билл — начальник охраны — и его парни, патрулирующие территорию в ночную и дневную смены, учительница мисс Эйлин, няня — Грейс Руарамба, несколько горничных, сменяющих друг друга в дни, когда обширной уборки не требуется — часть домашних обязанностей выполняет сам мистер Джексон, приучая к этому и детей, — ну и, конечно, я, снующая туда-сюда по доверенным делам. Отказались даже от повара, заменив тем, что еду на день вперёд заранее заказываю и доставляю также я. Вот такая вот маленькая закрытая вселенная, где каждый старается заниматься своим делом, сохраняя хоть ту единственную частичку живущего в доме мира. Мира, который отчаянно силятся уничтожить те, кто находятся за пределами забора. Маленький замкнутый круг, где одно звено не обходится без другого. Собственно, для исполнения таких вот, я бы сказала, бытовых поручений меня и наняли. Я — вовсе не тот неимоверно деловой ассистент, что красуется возле знаменитости, разодетый в строгие брендовые костюмы, не расстающийся с портфелем и ноутбуком. Я — теневая часть выстроенного в мире Джексона механизма. Часть, которая привозит ему свежую выпечку посреди ночи, удерживает над головой зонт в палящие деньки и укрывает плечи пледом — в холодные. Во всей этой системе, как уже можно было догадаться, нет такого уж строгого и неоспоримо чёткого распределения обязанностей, выходить за рамки которых ты бы мог просто-напросто отказаться, и никто оттого не пострадал бы и не расстроился. К примеру, если Грейс вынуждена отлучиться, что делает нередко ввиду того, что её собственная семья проживает за границей, меня просят присматривать за детьми, когда этого не может делать отец, посещая встречи и вечера, где присутствия ассистента не требуется. И я с удовольствием соглашаюсь, организовывая им вылазки в город, в парки аттракционов, в детские развлекательные центры, в любимые магазины, не боясь, что кто-нибудь признает в этой троице наследников Майкла Джексона. Не боюсь по двум причинам: во-первых, нас всегда прикрывают ребята Билла или же он сам; во-вторых, то, за что нашего босса не раз обзывали и обзывают чудаком, сбрендившим идиотом, сослужило хорошую службу. Дело, конечно, в масках, плотных вуалях, платках и шарфах, которыми дети закрывают свои лица, если публика застаёт их вместе с отцом. Никто не знает истинных лиц детей, что и даёт малышам драгоценную возможность появляться в общественных местах одним, не страшась. — Спасибо, Садет, — отвечает босс с искренней благодарностью и забирает свою кружку. — Не представляю утро без этого кофе. Они замечательно его делают. Когда он удаляется, я едва ли не горько усмехаюсь ему вслед. Они делают, а как же. Мистер Джексон думает, будто каждое моё утро начинается с посещения кофейни, где большую порцию готового латте помещают в известную нам термокружку, что гораздо практичнее и удобнее любого стаканчика на вынос, поэтому-то мы её и используем. На самом деле этот кофе всегда делала и делаю я на собственной кухне с того дня, когда это впервые случилось. Просто-напросто результат случая. Максимально горячее молоко, средний уровень сладости и чуточку хорошей ванили. Ваш заказ, сэр. Делать кофе и прочие напитки мне приходилось годами до этого в таких же кофейнях, что встретишь сейчас на каждом углу, и смотреть на некоторые теперь бывает просто тошно, не говоря уже о том, чтобы снова туда войти. Сам же он к кофемашине не притрагивается. Зачем тогда купил? Затем же, зачем и горы прочих вещей, о большей части из которых давно запамятовал. Этот парень едва интернетом пользуется, чего уж там. Проводив его взглядом, я возвращаюсь в машину за костюмами в чехлах и оставляю всё в пустом и тихом холле. До прибытия Джимми с верно следующими за ним талантливыми подчинёнными — точно гордый лебедь с дитёнышами — ещё остаётся время, и пока никто не позовёт, лучше подождать во дворе. Внутри дома, разумеется, бывать тоже приходится, особенно в уже упомянутых случаях с присмотром за детьми, тем не менее, отчётливо ощущая на плечах груз — пусть даже если и надуманный — нежелания хозяев видеть в своих стенах посторонних, стараюсь свести нахождение тут к минимуму. Этой семье и без того редко выпадает возможность почувствовать себя в свободном уединении, когда на пятки не наступает полный штаб исполняющих свои обязанности людей. Теперь-то мы с Биллом вольны поздороваться по-человечески.***
— Ох, она так быстро растёт, — восхищаюсь я девочкой с фотографии, которую с гордостью демонстрирует большой Би. Пушистые кудряшки мягко обрамляют круглое улыбающееся личико. В глазах, прикрытых густым веером ресниц, нельзя не отметить неподдельного счастья. Действительно счастливица. Папа любит её сильнее чего бы то ни было в целом свете, и этого тоже не скрыть. — Дети, и вправду, быстро растут, когда смены становятся в половину суток. В глубоком грудном басе слышится явное огорчение, и я непроизвольно перевожу внимание к его глазам. Взгляд, мимика и даже дыхание способны рассказать куда больше обычной речи. По одному только вздоху или движению руки можно выяснить, в каком человек настроении. По ритму и тяжести шага, по приближающейся походке, по тому, как закроет за собой дверь. Даже если речь идёт о Витфилде, который располагает крепким умением держать себя в руках. Вспоминается, как по таким маленьким пазлам в детстве складывалась общая картина расположения духа отца с матерью. Если надвигался «шторм», то тяжкую атмосферу можно было ощутить задолго до того, как силуэт отца появится у дома. Демонстративно гремели створки ворот, добитый окурок летел в сторону. Мать к тому моменту уже проветрила разящую алкоголем кухню, вымыла бокалы и рюмки, а к раскрасневшимся белкам глаз никто и присматриваться не станет — только не отец, который предпочёл бы больше никогда её и вовсе не видеть. Подгоняемая матерью в очередном рейде в поисках оставшейся крошки на столе или пылинки на полке, я уже обдумывала пути побега на худой случай. Годится и окно в кухне, и в спальне, пусть даже и сырой и тёмный подпол. Лишь бы всего этого не видеть. Мы с Биллом в очередной раз разглядываем карту с планировкой здания, где грядущим вечером предстоит благотворительное мероприятие — целая махина с вместимостью свыше десяти тысяч мест. Для мистера Джексона это, далеко не в новинку, множество концертов уже проводилось в подобных местах ранее, однако, если глядеть на всё это глазами ассистента, поступившего на работу год назад, то на моей памяти ничего эдакого не было ни разу. В основном — редкие пресс-конференции, встречи с фанатами, за которые люди платили по несколько тысяч долларов за возможность увидеть кумира и получить автограф, а также пара фотосессий, вот и всё. Если вкратце, то наш босс, как может показаться, почти вписал себя в ряды заслуженных пенсионеров мира творчества. Лёгкой дрожью по телу гуляет некая растерянность перед предстоящим, хоть ум и понимает, что от подобных мне персонажей на таких вечерах ничего особенного не требуется, почти всю работу проворачивают менеджер и организаторы. Их ребята заботятся о билетах и бесконечных объёмах необходимой техники, о благополучном свершении репетиций, соблюдении всех норм, представленных в договоре, о разогреве публики. Как уже было сказано: я — исполнитель, скорее, бытовой и закрытой от посторонних глаз части жизни босса, и нечто грандиозного и неисполнимого по части поручений не доводилось получать, так как началась эра затишья — состояние, в которое мистер Джексон свалился после разрушительного судебного дела. Или просто я так успокаиваю себя перед страхом о надвигающемся выступлении подобного масштаба. Ко всему прочему прибавляется блаженный трепет в ожидании первого настоящего концерта мистера Джексона не только перед публикой, которая не видела этого несколько лет, но также передо мной, которая не видела этого никогда. Никогда. Хоть мне, как и многим другим, известен факт о том, кто такой Майкл Джексон и чем он занимается, знакомы его видеоклипы, что в былое время по сумасшедшим заявкам крутили дважды в час, всё же я не видела ничего подобного воочию. К тому же, всем известно отношение мистера Джексона к работе, как и к любой из выбранных сфер. Все знали: если он за что-то взялся, то непременно вложится в дело всеми имеющимися силами, никак иначе. Босс настолько же перфекционист, насколько параноик, и это ещё одна причина бояться сегодняшнего дня. Если что-то, что касается — или предположительно может коснуться — моей зоны ответственности, пойдёт не так, бедной Садет перепадёт по самый не балуйся. — Босс донимал с утра пораньше? — спрашиваю, пряча глаза под ресницами, чтобы ему от такой прямоты не стало неловко. Билл, чем дольше на него смотришь, кажется совсем уж хмурным. — Нет, Си. С этим порядок, хоть он и не спал уже, по видимому, пару-тройку суток. Бдит больше, чем мы все тут вместе взятые. — Да, выглядит паршиво. Но и ты какой-то уставший, а смена только началась. Что-то случилось? Он какое-то время косится на разложенную карту, хоть всем давно ясно до предела, какими путями мы проведём и выведем оттуда босса так, чтобы было безопасно и незаметно настолько, насколько это возможно сегодня. Затем бросает взгляд на мониторы, за которыми следят и без его помощи, и отвечает: — Всё ещё в ожидании наших кровных выплат, Садет. Я закусила губу, потупив взор от стыда. Уже четырежды в дни выплат, положенные по контакту — дважды в месяц — вместо платёжных чеков Билл, его друг и напарник Джавон и ещё парочка ребят получали ровным счётом ничего. Подобное не укладывается в голове, если речь идёт о людях, хранящих покой одного из самых известных людей мирового шоу-бизнеса, человека, у которого определённо есть средства на то, чтобы заплатить за работу ребятам, не первый месяц несущим ему верную службу. Человек, владеющий, если не брать во внимание всё ценное и бесценное вышеизложенное барахло, правами на каталог с сотнями тысяч песен, в том числе и крупнейших представителей мира музыки, долями в ряде успешных компаний; человек, ставший однажды бесспорным рекордсменом по продажам одного из своих ранних альбомов, занявшим первое место в «Биллборде», где и оставался ещё более полугода. Суммарное количество проданных копий альбомов, синглов и сборников перевалило за миллиард, число полученных официальных наград — более трёхсот пятидесяти. Сотни миллионов долларов, отданных на благотворительность. Сотни тысяч людей на концертных аренах и стадионах. Человек, чьи гонорары значились цифрами, от которых в глазах начинало рябеть. И он не может заплатить охране? Не всё так просто, как кажется. Майкл Джексон до второго крупного судебного скандала несколько лет назад — вовсе не тот же человек, которого можно увидеть сегодня перед собой. Прежний Майкл — в разы более дотошный и требовательный, нежели нынешний — держал под неусыпным контролем всех и вся, кто касался его дел. Изучал ведомости, даже сверял чеки, убеждался, что каждый сотрудник получал обозначенную в контракте сумму вовремя, как, собственно, и строго требовал исполнения непосредственных обязанностей. А если не делал этого сам или не имел достаточно времени, то доверял людям, которые того действительно заслуживали. Молодой, амбициозный, полный сил и энергии для продвижения на ещё более и более высокие пьедесталы своей карьеры, прежний Майкл Джексон, старательно спрятав ото всех оставшихся с ним ещё с детства демонов, уверенно шагал вперёд, справляясь с любыми невзгодами так, будто являлось это простой повседневностью. Впрочем, так ведь оно и было, — слава имеет самую страшную оборотную сторону, и счастливчик тот, кто сумел так или иначе её одолеть. Такой Майкл неосознанно притягивал к себе нужных людей, настоящий профессионалов своих дел с отточенными опытом навыками, что, конечно же, приводило к росту общего капитала. Все трудились слаженно, чётко и безоговорочно, каждый знал своё место и дело, уважал других. Если уж что-то выходило из строя, и кто-то из сотрудников переставал различать грани допустимого, наглея в делах, которые принял за гонку, — босс быстро пресекал всё на корню, и освободившуюся должность занимал кто-нибудь другой, понадёжнее. Сейчас же, считает мистер Джексон, доверять нельзя почти никому. И вместе с тем противоречит своим же убеждениям, отбросив всякий надзор за бизнесом и тем, что в нём происходит. А творится, в самом деле, полный беспредел. В деловую сторону жизни Майкла Джексона уже давно, как фруктовые черви в спелый плод, проникли и продолжают проникать люди, чьи лица — сугубо моё никому не нужное мнение — куда уместнее смотрелись бы в стопке личных дел на столе у следователя. Это уже вовсе не прежние целеустремленные, совестливые знатоки и специалисты, на их места явились настоящие двуногие гиены, кровожадные, быстрые и беспощадные. Думающие каждый лишь о себе и собственных благах, и, конечно, о том, как приумножить эти блага за счёт человека, что всю свою жизнь работал до потери сознания, колотя заслуженное состояние. Со стороны это напоминает, будто наш босс — это спящий на необъятной груде сокровищ лепрекон. Только не зловредный и хитрый, как бывает в сказках, а совсем наоборот — безобидный, медлительный, невнимательный к действительно важным и необходимым вещам. Спокойно себе дремлет в своей пещере, витая в бесконечных грёзах о былом и будущем, в смутных надеждах, совершенно не замечая, как все, кому только не лень, всё чаще наведываются в его логово, сгребают полные карманы золота и удаляются до тех пор, пока их запасы вновь не опустеют. Иногда, конечно, потревоженный шорканьем шагов и звоном монет, лепрекон ненадолго пробуждается и замечает, чем всё это время занимались окружающие, что прячут свои жадные гоблинские физиономии за масками дружелюбия и заботы. Он гневается, ругается, насколько это возможно в вечно сонном состоянии, велит всем убраться восвояси и заняться своим делом. Воцаряется суета, мельтешение, лизоблюдство, варвары обещают непременно исправить положение, оправдывают свои деяния тем, что хотят лишь понадёжнее спрятать добро, мол, так твой сон лишь спокойнее станет. Но как только лепрекон, не выдерживая нагрузки, снова проваливается в дрёму, история идёт по кругу, а он и не замечает, как вместо золотых дублонов под ним скапливаются обыкновенные опилки. Главная же гиена во всём этом сафари — Раймона Бейн, наш неподражаемый менеджер. Именно она, имея на то полномочия, занимается всеми мыслимыми (и немыслимыми) делами босса, ввязываться в которые самостоятельно он теперь не желает. Заключение договоров, сделок, организации встреч и выступлений, распределение финансов и определение тех или иных гонораров, поиск и воплощение наиболее выгодных для компании (или для неё самой) предложений, ведение переговоров и разрешение конфликтов — далеко не весь послужной список. Этакая посредница между деятелем искусства и его деньгами. Весьма и весьма ненадёжная посредница. Приступив к работе впервые и впервые познакомившись с Раймоной и тем, что происходит в мире Майкла Джексона, какое-то время мне приходилось недоумевать от количества странностей и недомолвок здесь царящих. Казалось бы, если уж тебе и доверили столь важную должность, всучили в руки дела, от благополучного исполнения которых зависит судьба огромного, дезорганизованного на тот момент царства, стало быть, и доверяют тебе совсем по-королевски? Как бы не так. Неладное начало всплывать на поверхность довольно скоро, когда всё отчётливее проступала суть истинных отношений, завязавшихся между нашим боссом и женщиной, распоряжающейся его финансами и деловым имиджем. Раймона, как вышестоящий сотрудник, всегда присылает расписание дня мне, как делает и с прочей бумажной волокитой. С расписанием, конечно, необходимо ознакомить мистера Джексона. Она бы и рада сделать это сама в свободную минутку, только вот дозвониться до босса, если он того не желает, бывает весьма и весьма проблематично. Или даже невозможно. Для решения подобных ситуаций ассистент и получает своё жалование. Бейн, женщина властная и целеустремленная, желает быть в курсе — в курсе точнейшем — того, где, когда и почему находится босс, что он там делает и с кем, и даже во что одет. Со своей же стороны мистер Джексон строго-настрого наказал нам не просвещать менеджера в его дела и поездки. Было бы куда проще, касайся этот запрет лишь в действительности личной сферы его жизни, тревожить которую не в праве никто, но нет. Нельзя распространяться о любой вылазке в город, даже если это спланированная Раймоной встреча, указанная в дневной разнарядке. Звучит абсурдно, но на деле всё ещё хуже. Однажды, будучи тогда ещё новичком, неопытным, не наученным жизнью, я без какой-либо задней мысли поведала Раймоне о планах нашего босса на день. На тот момент я ни одной своей клеточкой не подозревала неладного, ведь мисс Бейн была так мила и услужлива, не глядела на меня сверху вниз, общалась предельно вежливо. До поры до времени. Когда о содеянном прознал мистер Джексон, мне влетело. Влетело, конечно, в его неповторимой манере — сдержанной, холодной, отстранённой. И если уж Бог и существует, то будет свидетелем: нет для меня ничего хуже, чем подобная реакция. Уж лучше бы ему вскрикнуть, вспыхнуть, взорваться, только не эта ледяная стена, которую он выстраивает вокруг себя каждый раз, когда сталкивается с неприятностями. Мистер Джексон из тех людей, что до последнего избегают конфликтов, оттягивают неизбежное в поисках решения, которое не затронуло бы их или затронуло минимально. Он ненавидит скандалы и даже просто мелкие неурядицы. Доходило даже до того, что о не понравившихся ему вещах нам, персоналу, сообщали его многочисленные юристы. Биллу, к примеру, звонил адвокат, потому что он, видите ли, «нагрубил» боссу, хотя Витфилд — настоящий кремень, человек, которого вывести из себя нужно хорошо постараться. И даже если удастся, то в случае, когда перед ним окажется беззащитный тощий мужчина, как наш босс, Билл лишь повысит тон, но затем быстро успокоится и извинится. Что-то более существенное здоровяк преберегает для тех, кто в действительности этого заслуживает и по крайней мере способен за себя постоять. Однако мистер Джексон всё происходящее вокруг воспринимает по-своему. В особенности, если находится в дурном расположении духа. Что ж, вероятно, такое случится с каждым, если почти напрочь отказаться от сна. В роли таких «судей» приходилось бывать и нам с Биллом собственной персоной: чуть что, сразу сообщали жертве о её нежелательном поведении в виде предупреждения или новости о немедленном увольнении. О моём проколе, однако, мне тогда предпочли сообщить лично: «Раймона не должна знать обо всём том, чем мы занимаемся, если только я сам не скажу. Ты поняла, Садет? Если подобное повторится, мы с тобой попрощаемся.» Что ж, говорить дважды мне не нужно. С тех пор-то мы и очутились меж двух огней. С одной стороны — Раймона, от которой всецело зависят финансы, в том числе и наши зарплаты. С другой — босс, готовый безмолвно, будто ничего и не случилось, вышвырнуть за порог любого, кто проделает брешь в очередном слое завесы, за которой он прячется. Билл, Джавон, я и все остальные ребята лишь пытались выполнять свою работу, поначалу сохраняя баланс меж двумя сторонами. Затем, когда это стало попросту невозможно, просто поступали так, как велит мистер Джексон, что не могло не выводить Раймону из себя. Это стало одной из причин, откуда начали вытекать проблемы с получением жалования. И если поначалу выплаты просто задерживали на пару-тройку дней и особых пререканий ни у кого не возникало, то дальше ситуация приобрела плачевный окрас. Всё потому, что проблема не только в сокрытии дел и передвижений, на распространение чего был наложен строгий запрет. Одно время, ввиду моей полной неопытности при поступлении и непрекращающейся текучки, делами секретаря или личного ассистента — должности и обязанности в них менялись и переформировывались так же быстро, как увольнялись сотрудники — параллельно своей основной работе занимался Билл. Он был бы рад не браться за дополнительные обязанности, а вместо этого и дальше выполнять только свои, но обстоятельства сложились иначе. В частности из-за того, что Витфилд почти не умеет отказывать мистеру Джексону. Не только потому, что второй — его непосредственное начальство, обязавшееся вознаграждать за труды хорошей суммой, ещё и потому, что видел и понимал: нынешний Майкл Джексон не справится со всем в одиночку, не справится без него. Майкл, который подзывал к себе кого-то каждый раз, когда ему что-то понадобилось в интернете, потому как сам и не ведал, куда что вводить и на что нажимать. Босс всегда старается держаться подальше от интернета, изменяя своим принципам лишь в том случае, если хочет что-нибудь прикупить. Всемирная паутина для него — такой же запретный мир, как неподготовленная, незащищённая вылазка в битком набитое толпой общественное место; такое же табу, как чтение не проверенной заранее на наличие дурного содержания газеты или журнала. И то, и другое, и третье могут повлечь за собой губительные последствия для человека, прячущегося от всей грязи, что про него говорят. Поэтому один опрометчивый поступок, одно неосторожное движение, одна глупая строка в новостной сводке, кричащая о том, что Майкл Джексон вставил себе под кожу очередной «уродливый» имплант, о том, какие психические расстройства имеет, о том, что очередная сумасшедшая заявляет, будто её дитя они зачали вместе с Майклом — может всё испортить, сломать, растоптать. В ту пору Билл и наступил на хвост мисс Бейн, за что расплачивается по сей день совершенно незаслуженно. Раймона, движимая безостановочным вожделением наживы, время от времени подсовывала и продолжает подсовывать весьма и весьма сомнительные документы, подписи которых необходимо добиться от мистера Джексона любыми путями. Билл же, заметив, как босс зачастую подписывает фактически всё, что ему приносят подчинённые, лишь бы от него поскорее отстали, отвергал её попытки добиться желаемого. Не стал склонять босса к подписанию бумаг, что несомненно привели бы к краху. Зачастую то были договора о кредитных займах, от количества нулей на которых глаза лезли на лоб. Кредит — это не просто полученные деньги, это ещё и строгая обязанность вернуть их в положенный срок, в случае мистера Джексона это означает, что для погашения долга ему придётся соглашаться на одно шоу за другим, давать выступления за выступлением подряд, и так без передышки, чтобы всё окупить. Мало кого волновало, что здоровья у него на подобное уже не хватит, особенно, если учесть то, что он не привык вкладывать в проделываемое только половину старания, а то и меньше. Майкл Джексон всегда выкладывается на все сто. Одним из меньшинства, искренне переживающего за состояние своего босса, и является Билл Витфилд. Из меньшинства, к коему относятся люди, одарённые совестью. Погружаясь в атмосферу жизни Майкла Джексона, они неминуемо становились теми, кто окружал его заботой, точно маленького ребёнка. Запутавшегося, заплутавшего в своей жизни и даже в самом себе ребёнка. Все мы боялись и переживали за него, хотя порой, признаю, стоило, скорее, взять его за шиворот и наставить на путь истинный. Но Билл откидывал в сторону любое ухищрение, любой новый выпад Раймоны, верно оберегая своего клиента, к которому успел привязаться, кто бы что ни говорил о том, насколько это непрофессионально. «Я не могу выступать как прежде. Мне уже не двадцать, и даже не тридцать. Здоровье не позволит мне вести шоу по несколько раз на неделе, Билл, почему они этого не понимают?» — негодовал босс. Почему, в самом деле, этого никто не понимает? Почему продолжают следовать глупейшими путями, якобы пытаясь отыскать лаз из финансовой ямы, что от всех этих «стараний» только углубляется? Кто и зачем вообще подпустил подобных людей к неограниченной власти и что он принимал, когда утверждал своё решение? Чёрт, давно известно, кто позволил всему этому случиться, кто повяз в болоте по самую грудь, но отчего-то делает вид, будто всё так и должно быть. Но не нам решать, кто прав, кто виноват. Мы лишь выполняем свою работу. Выполнял её и Билл, когда следовал своим прямым обязанностям — защищать босса от любой из угроз. Даже если угроза живая, высокая, с грубо осветлёнными волосами и пронзительными глазами. Угроза по имени Раймона Бейн. Сообразив, что в паре с Биллом каши не сваришь, она прекратила бессчётные попытки уговорить босса подписать необходимые ей бумаги, и быстро сменила тактику, так сказать, перекрыв кислород человеку, которому мистер Джексон доверился, а заодно и его бессменному напарнику, Джавону. Сначала ребята не получали свои честно заработанные деньги с задержкой в день или два, затем в неделю, недели переросли в месяц, множились и месяца. Когда напряжение в возникшем положении доходило до края, наш лепрекон снова просыпался, рычал на стервятницу, которой сам же и доверил бразды правления своим королевством. Она, быстро проворачивая безобидные, но не особо прибыльные сделки, выплачивала парням положенное, и всё начиналось с начала. При всём при этом остальной штаб получал зарплату вовремя, как без раздумий тратил средства направо и налево и сам мистер Джексон в то время, как Билл с Джавоном порой не могли оплатить даже счета за дом. Поэтому-то я, достаточно освоившись, и решилась тихонько оттолкнуть Билла в сторону от этих дел, дав возможность заниматься своими, строго ограниченными обязанностями без интриг и лабиринтов. С этой женщиной уж как-нибудь справлюсь, решила я. И до поры до времени мне это удавалось. — Может стоит всё-таки снова поговорить об этом с ним? — тихо спрашиваю я, сжимая в руках термокружку. Спрашиваю, хоть и знаю, что ответ не изменится даже если вопрошать безостановочно. Большой Билл слишком принципиален. — О, нет. Нет, хватит с меня этого, — качает он головой и отмахивается. «С клиентом о деньгах не говорят», — слышится в голове его неизменная позиция. — И всё же... Почему бы ей просто не отвалить? Что она прицепилась к вам? — Явно давно хочет Билла, — вставляет наблюдающий за мониторами коллега Витфилда, попытавшись таким образом увести разговор от общей наболевшей темы. — Отвесить бы тебе пинка, — укоризненно качает головой Билл под хохот напарника, — но не при дамах. Спаси Бог от такой воздыхательницы. Уж пусть лучше и дальше голодом морит. Беззвучно смеюсь вместе с парнями, а затем вновь утыкаюсь в разложенный на столе план здания, хотя мысли ушли гораздо дальше просмотренных с десяток раз чертежей. Очевидно, что стремление Раймоны к очередному эпизоду самоозолочения за чужой счёт давно перетекло в глубокую личную неприязнь к тем, кто этому процессу препятствует. Быть может, Билл и Джавон чего-то недоговаривают и ранее случилось ещё что-то, а может, возникновению сложившейся ситуации послужил накопительный эффект мелких неприятностей. Не так это сейчас и важно. Главное — понять, как со всем этим справиться, чтобы никто не пострадал. Я смотрю на ребят, подперев рукой подбородок, пока они шуточно бронятся, и в голове кружит мысль о том, что подобного отношения к себе они точно не заслужили. Парни отодвигают на второй план свои собственные нужды и жизни, пропускают важные торжества и события, срываясь в спонтанную командировку, ведь боссу приспичило стремглав лететь на восток, север, запад — неважно. В угоду чужому комфорту подавляются кипящие от несправедливости эмоции, меняются и сглаживаются по углам очевидные факты, которые мистер Джексон почему-то совсем не замечает. Они влезают в долги, чтобы заплатить за обучение детей, питание, расходы, которые обязана покрывать «MJ Company», простые счета за электричество. Они смотрят на то, чем и как одариваются маленькие Джексоны, когда на дни рождения собственных детей порой не могут купить и скромного подарка. Со стороны всё выглядит таким образом, будто босс упорно и намеренно игнорирует факт собственного подступающего банкротства. Баснословно богатый на бумагах и для публики, он, кажется, никак не может принять тот факт, что, если так дальше и пойдёт, то скоро он лишится последнего. На деле всё порой обстоит куда буквальнее, чем казалось. Возможно, корень проблемы кроется в том, каким именно человеком мистер Джексон вернулся из «изгнания» несколько лет назад, когда прибыл на родину из путешествия, в которое отправился с детьми после громкого судебного дела, что, хоть и удалось выиграть, тем не менее, несгладимый след на психике короля поп-музыки стал заметен невооружённым глазом. Пусть он всегда и был человеком довольно закрытым, своеобразным и мало кем понятым, по возвращении, однако, изменения в поведении и прежнем образе жизни сделались совсем уж чрезвычайными. Мигом обострилось и выбралось на поверхность всё, за что раньше люди просто называли его странным, только вот теперь из этих вещей босс и состоит. Прежде чуткий к любому колебанию в кружащей вокруг атмосфере, подмечающий дурное расположение духа у чужого человека по одному движению, жертвующий сказочные суммы в благотворительные фонды, — теперь он жил в мире, нарисованном избитой с особой жестокостью психикой в то время, когда для спасения себя необходимо было спрятаться хоть куда-нибудь, скрыться ото всех, отыскать убежище, куда ходу нет никому, кроме него самого. Хотя, скорее всего, это закрытое царство грёз возникло ещё в далёком детстве, также вынудившем маленького Майкла прятаться в единственном безопасном для него месте. Только вот если раньше красочный мир, полный сбыточных и несбыточных мечтаний, счастья, покоя и каждодневной радости, мотивировал, манил своим блеском, заставляя мчаться к свершениям на всех парах, какой бы жестокой ни была живая реальность, то сейчас мир просто существовал, заманчиво сверкал, никуда не двигался и не менялся. Теперь в нём, наверное, просто хочется остаться навсегда и никого не впускать внутрь. Из этого мира бывает плохо заметно, что происходит вокруг. Порой, туман рассеивается лишь тогда, когда за ним уже воцарился полнейший хаос, с которым необходимо разобраться хоть на время, чтобы возыметь возможность снова вернуться на прежнее место, где существуют лишь он, его дети и их большой тихий дом, семейное убежище, пусть и арендованное. И состояние отношений и дел с Раймоной, уверена, — только и всего, что очередная попытка отгородиться от внешнего, сохранив очаг внутри семьи нетронутым. Бейн же, вместе со всеми остальными стервятниками, в очаг этот регулярно подсыпали сырой земли. Сейчас мистер Джексон, едва ли не полностью утратив себя, совершенно не осознаёт, что весь его бизнес может и должен быть под его, и только под его контролем. Что-то сломалось в этом человеке, и он, выпав из эры, когда стралася доказать себе и всему свету, на что способен, снова впал в состояние времени, когда всем и вся правит кто-то другой. Раньше этим кем-то был Джозеф Джексон, а теперь... Теперь он просто нанимает людей, которым не в состоянии довериться, однако, почему-то надеется, что былые времена настанут вновь. Но стремление к прошлому — самая ужасная из дорог, ведущих в никуда. Поэтому не думаю, что он вообще осознаёт, каково иногда бывает нам — людям, окружающим его в действительности, где нет места грёзам. Но мистер Джексон борется, борется в том числе с собой. Я вижу это. Я знаю это. Я в него верю. И он справится. Когда дискуссии парней прерываются и в домике охраны воцаряется тишина, я вздыхаю, отгоняя от себя мысли, которые лучше оставить на потом. Уж точно не на сегодня, когда вечер может преподнести нам что угодно. Билл же непоколебим и спокоен, будто тотем, как если бы подобные мероприятия устраивались ежедневно. — Билл, а может мне попробовать поднять эту тему? — произношу я всё тем же тихим, вкрадчивым тоном, потому что не хочу задеть его гордость. Витфилд молчит какое-то время, глядя мне в глаза, выражение на лице неясное: не то прислушивается к шелестению листвы за открытой дверью, не то к собственным мыслям. Затем добродушно улыбается. — Успеется, Саде. Скоро утихнет ажиотаж после сегоднешнего вечера, все успокоятся, босс перестанет колупать Раймоне мозги о необходимости идеально организовать это выступление, а затем она возьмётся за тебя с новой силой. А почему?.. — Он указал на меня пальцем, ожидая ответа. — Потому что золото в горшочке само по себе не появляется, — громко вздыхаю я и устремляю затянутый думами взор в стену. — Вот именно. Само по себе оно лишь пропадает, но как только запасы начинают редеть — все мигом вспоминают о мистере Джексоне. Так что, — он отхлебнул из большой кофейной кружки и уставился перед собой, — Садет, жди, когда телефон начнёт звенеть без продыху, потому что госпожа Бейн уже наверняка готовит кипу новых дерьмовых сделок. Снова ненадолго разливается тишина, где за посвистыванием ветра не слышно ни дыхания, ни шороха идеально отутюженных чёрных костюмов, иногда лишь щёлкает кнопка мышки, а со двора то и дело доносится позвякивание фонариков, стукающихся друг о друга. Затем всё это обрывает грузный вздох Билла: — Говорю вам, когда дела идут вот таким образом — не к добру это, не просто так. Точно что-то случится. — Ты прав, — киваю я, наконец сворачивая карту с планировкой. — У меня тоже в последнее время чувство, что будет некий... переломный момент во всей этой истории. — Обязательно будет. Когда люди не в состоянии самостоятельно разгрести гору залежалого мусора вокруг себя — это сделает за него жизнь, сделает, не спрашивая и не заботясь о деталях. Нам остаётся только надеяться, что исход будет для всех нас положительным. — Ладно-ладно, — стараюсь сделать голос как можно более бодрым и лёгким, — проблем много, да. Но сегодня нам лучше отбросить всё это в сторону. Такой вечер! Билл расправляет свои могучие плечи, прикладывает ребро ладони ко лбу и шутливым тоном произносит: — Есть, мэм! Донельзя залив желудок кофе, который всегда кажется вкуснее в хорошей компании, я выхожу из домика и во дворе, богатом густой зеленью, нашёптывающей что-то на ухо со всех сторон, расслабляюсь и вновь погружаюсь в себя. Билл абсолютно прав — ощущение грядущего нечто неоспоримо присутствует на сердце всё последнее время, и дело не в каких-то отдельных аспектах работы, а в общей картине вместе взятой. Витая в облаках, можно не заметить, что на важнейшие из частей твоей жизни один за другим, целыми пластами накладываются неприятности и — в нашем случае — многочисленные бесчинства, ведущие к оглушительному провалу. Только вот в чём будет заключаться этот провал? Странно, но меньшая из возможных бед — просто я, как и Билл с Джавоном, перестану получать свои деньги. В ином случае, не будь мы преданны своему делу и боссу, который и без того находится на самом краю бездны, покинули бы свои места, подав в суд на нерадивого работодателя, как и все прочие: бывшие менеджеры, промоутеры, сами юристы. Однако и при таком раскладе всё не столь прозрачно, ведь я неспроста перечислила людей, чьи претензии годами висят на шее мистера Джексона многотонной гирей. Приняв решение получить заработанное через суд, мы просто встанем в самый конец очереди, где никто не знает, чем, когда и как закончится то или иное дело, получит ли кто-нибудь требуемую сумму, даже несмотря на то, что почти любой, не особо значимый иск босс обычно перекрывает кругленькими суммами, — лишь бы его оставили в покое и тишине. Но подобного, по крайней мере наша молчаливая троица, не сделает. Во всяком случае, пока. Билл прав и во втором, — скоро Раймона возьмётся за меня как следует. В последнее время будни текли слишком сумбурно, отрезав Бейн все дорожки к получению желаемого, ведь все, и я в том числе, оказались просто-напросто занятыми другими делами. Что ж, ну если так угодно, значит, так тому и быть. Пусть разворачивает свои стратегии, готовит дьявольские планы, лишает меня зарплаты (хотя подобное уже случалось ранее, но не затягивалось на очень большой срок), или наоборот — сулит золотые горы, стоит лишь одно простое поручение выполнить, подставив при этом босса, а значит и всю компанию. Ради Бога. Пусть только отстанет от парней, которые, в отличие от неё, зарабатывают свои деньги честно и так же честно обеспечивают свои семьи. Своих детей у меня нет, но я отлично знакома со страхом, охватывающим, когда на блага собственные или блага тех, кого любишь, не остаётся ни пенни. По причине бездетности в том числе и было принято решение попытаться вытянуть Билла и Джавона из этого болота. Одной саму себя прокормить всегда легче, что бы ни случилось. У обоих же ребят, конечно, дети есть, оба трудятся в поте лица, каждодневно рискуя жизнями, и оба никогда не отказывали мне в помощи, став едва ли не единственными лучами света, руками помощи в той мгле и панике, что непременно охватят любого человека, только поступившего на новую должность с совершенно незнакомыми обязанностями и множеством подводных камней. Особенно, если речь идёт конкретно об этой должности, конкретно в этом месте. Билл, ранее имевший опыт работы с известными медийными лицами, протащил меня сквозь все первостепенные трудности, научив смотреть им в глаза так, «чтобы коленки дрожали у твоих страхов, а не у тебя». Обеспечил контактами людей, с помощью которых можно без труда выполнить любую прихоть мистера Джексона, подсказал и продолжает подсказывать, где в нашей среде необходимо поднажать, а где лучше отступить. Научил читать настроение босса ещё до того, как он переступит порог дома, собираясь в очередную вылазку. Поделиться со мной этими зданиями для него — не просто акт доброй воли, ведь чем раньше новоиспеченный ассистент, до этого и не дышавший рядом со знаменитостью, освоится на незнакомом месте, тем легче жить станет и ему самому — до моего освоения именно Большой Билл с парнями выполняли любое поручение босса. Джавон, также вынужденный привыкать к специфике работы на знаменитость, чего раньше не делал, никогда не позволял мне падать духом, заражая свойственным его натуре оптимизмом, а порой даже азартом, хотя и его вспыльчивый нрав время от времени приходится сдерживать в тех или иных ситуациях, особенно, когда царящая в компании несправедливость и простая наглость крушили очередные рамки допустимого. В свободную минутку он никогда не упускает случая провести беседу или эдакий урок самообороны, ведь: «Нужно думать и о собственной безопасности. Ты такая маленькая, что какой-нибудь говнюк может снести тебя с ног и не заметить.» Так и повелось, что на работе наша троица казалась совсем неразлучной, а чужими глазами, наверное, выглядела довольно забавно: двое крупных афроамериканцев, ростом с баскетболистов и одна бледная — не от происхождения, от недосыпания — коротышка, едва за ними поспевающая. Видимся мы и за пределами ворот дома Джексонов: порой ребята настаивают на том, чтобы моя кислая физиономия хоть изредка появлялась на их общих вечерах в качестве гостя. Были даже приглашения на такие большие праздники вроде дней рождений, но в подобных ситуациях я старалась выдумать историю, помогающую избежать моего присутствия на неизменно семейном торжестве. Круг семьи есть круг семьи, а семья — это самые близкие друг другу люди, не то что давно разведённая, не имеющая своих родных одиночка, которая выглядит так, будто не знает, куда себя деть. Не хочется, чтобы меня приглашали куда-либо из жалости, а потому я обычно появляюсь лишь по не особо большим поводам. Безумно благодарна и этим возможностям, познакомившим меня, к примеру, с дочуркой Билла, что росла без мамы, но оттого не менее сильной и крепкой духом. Прелестная девочка. И всё это без малейшей толики скрытого романтического или какого бы то ни было подтекста, который я так ненавижу. Навязчивое мужское внимание давно стало для меня неудобством как минимум, а если уж по правде — страхом. В компании ребят ничего подобного и не проскальзывало, на что в голове моей отзывалась давно укоренившаяся там трудами босса фраза. Я смотрела на Билла с Джавоном, на их отношение ко мне, к работе, к собственным семьям и мистеру Джексону, каким бы он ни был и как бы себя ни вёл в тот или иной день, и думала: «Храни вас Бог». О, эти слова непременно осядут в уме всякого, кто хоть какое-то время проведёт рядом с набожным мистером Джексоном, и будет он, хочет того или нет, глаголить словами о Боге вправо и влево. Фонари-подвески на старой смаковнице над каменной дорожкой так и колыхались на ветру, донося до занятых мыслями умов то, что совсем скоро небо затянет сталью, порывы окрепнут, воздух наполнится ароматом взывающих к грозящему дождю растений, и в доме, привыкшему к тишине, наступит предшествующая вечернему выходу в свет суматоха. А быть может, доносило оно до людей и приближение нечто иного — того, о чём так уверенно толковал Билл получасом ранее. Поднимаю взгляд к раскидистым ветвям дерева, одно из которых украшала собственноручно от и до, надеюсь, не слишком очевидно для окружающих воодушевившись простыми словами человека, которого, не спрашивая разрешения, выбрало сердце: «О, Садет, сад выглядит великолепно! Храни тебя Господь!»