Сказка со вкусом пряностей

      Сегодняшний день обещает быть насыщенным и интересным, а погода этому способствует. В Стамбуле, как это частенько бывает, жарко, особенно после полудня, но жители города уже привыкли к знойной погоде. Они размеренно направляются по своим делам: кто на работу, кто на прогулку. Стамбул большой, густонаселенный город, но на улицах сейчас тихо и умиротворенно. Оживает он под вечер, когда все освещается разноцветными огнями. Просыпается молодежь, что готова развлекаться всю ночь; открываются маленькие палатки с ароматной уличной едой, куда зазывают продавцы; светятся фонтаны под музыкальное сопровождение, а на улице и в заведениях исполняют танец дервишей мужчины в длинных белых юбках, крутятся вокруг себя под игру ансамбля.       Тэхен любит вечерний Стамбул, но тишина и спокойствие ближе к его отчужденной душе. Днем даже коты лениво растягиваются в тени, что уж говорить о людях, прячущихся в помещениях с кондиционерами. За все время их поездки омега видел только несколько мужчин, ведущих за собой уставших осликов вдоль дороги, и небольшое количество обычных местных жителей, что, вероятно, шли по своим важным и нужным только им делам.       Все меняется, когда белый майбах все ближе подъезжает к центральному базару. Самый большой и шумный в Стамбуле. Здесь можно вернуться в прошлое, уйти от реальности и современного мира. Кажется, это место нисколько не менялось последние лет двести. На базаре людно всегда, пыльно и грязно, но все еще уютно. Тэхен вдыхает сухой воздух, в котором можно уловить легкий аромат специй и пряностей, когда выходит из дорогого автомобиля, и даже улыбается, окинув взглядом бесконечные ряды с товарами. Воспоминания о папе греют сердце. Теперь базар для него навсегда останется напоминанием о родителях и счастливом детстве, где султаны были только в сказках отца. — Я пойду прогуляюсь по торговым рядам, — Хосок надевает солнцезащитные очки и поправляет лацканы пиджака, одаривая Чонгука и омегу рядом с ним лучезарной улыбкой. — Без телефона не останься, а то мы потом не встретимся, — посмеивается шехзаде, сложив руки на груди, на что его друг закатывает глаза. Чонгук провожает пристальным взглядом уходящего Хосока. — Я хотел свозить тебя домой, — обращается уже к Тэхену, повернув к удивленному омеге голову. — Откуда вы знаете, что я жил рядом с базаром? — спрашивает тихо и настороженно.       В последние два года Ким много мечтал о возвращении домой, чтобы хотя бы ненадолго ощутить себя в безопасности, почувствовать семейную и любящую атмосферу, вспомнить родителей, которыми так дорожил, но никогда всерьез на это не надеялся. — Эту информацию не так сложно было узнать, — Чон мягко улыбается. — Отведешь нас к своему дому?       Медленно кивнув и все еще не до конца доверяя подобной доброте, Тэхен ступает по знакомой дороге до дома. Ноги становятся ватными, идти и дышать тяжело, а внизу живота поселяется неприятное волнение. Это ведь не обман? Иначе Чон станет слишком жестоким в глазах недоступного парня. Пообещать посетить родной дом, но не отвести туда было бы слишком даже для Ханбина. Чонгук почему-то внушает уверенность, только вот тот сам не знает, осталось ли что-то от сакрального для Тэхена места.       Омега не спешит, каждый шаг смакуя, а Чон не подгоняет, осознавая всю важность их пути. Им приходится пройтись недолго вдоль базара прежде, чем оказаться в жилом районе, заставленном старыми белыми домиками, где по большей части живут бедняки и торговцы.       Останавливается Тэхен у одного из ветхих домов с тремя этажами. Он сглатывает, окинув здание взглядом, и застывает на месте, пытаясь справиться с дрожью в коленях. Ким и не думал, что когда-то вновь окажется здесь, что окунется с головой в свое прошлое, о котором и так думает слишком часто и много. Скучает по прежней жизни, которую уже давно пора бы отпустить. — Я могу зайти внутрь? — взгляд от входной двери не отрывает, гипнотизирует ее. — У меня нет ключей, но, насколько мне известно, в этом доме больше никто не живет, даже ваши соседи, так что мы можем залезть через окно, — альфа пожимает плечами и находит взглядом приоткрытое окно на первом этаже, к которому и подходит, чтобы открыть полностью. — Омеги вперед, — посмеивается Чон, указывая рукой на импровизированный вход.       Тэхен молча подходит, осторожно осматривая Чона и квартиру, в которую он его приглашает. Это все та же их с родителями квартира. Окно, что ведет на кухню, где каждый вечер семья Ким собиралась вместе за ужином и делилась впечатлениями за день. Где смеялся маленький Тэхен и помогал папе готовить хлебные лепешки, где слушал рассказы отца о вымышленных приключениях за чашкой чая, где отец раскладывал на столе карты, предсказывая сыну счастливое и беззаботное будущее, а потом Тэ то же самое предсказывал своему лучшему другу, учась на нем гаданию. — Давай помогу тебе? — Чонгук, что своим голосом вырывает омегу из раздумий о прошлом, становится за ним. Берет за бока осторожно и приподнимает, чтобы Ким без проблем мог залезть в окно, куда шехзаде залезает следом. Не думал он, что когда-то будет в заброшенные дома вламываться.       Оказавшись внутри, омега на колени падает, судорожно касаясь ладонями пола. Губы кусает, жмурясь, и дышит тяжело, пока Чон присаживается рядом. Трогать и успокаивать не решается, просто терпеливо ждет, когда Тэ придет в себя и привыкнет к энергетике своего дома, по которому так скучал. — Здесь убили моих родителей… — шепчет Тэ, так и не осмелившись открыть глаза, а Чонгук замечает, как руки сжимаются в кулачки и как дрожит нижняя губа.       Неужели Тэхен ему откроется? То, что он позволил Чону войти в свою старую квартиру, уже многое значит для них обоих. А теперь Ким расскажет о своем прошлом? О родителях? Поделится своим самым драгоценным? Чонгук спугнуть боится лишним словом или касанием. Он насторожен, как никогда, улавливает мельчайшее изменение в настроении и анализирует. Тяжелый разговор для них обоих. Для Тэхена, потому что это болезненный опыт и тоска; для Чонгука, потому что сердце за маленького болит. Судьба была с ним слишком жестока. — Ты видел? — продолжает осторожничать, рассматривая нахмуренное лицо. — К нам ворвались ночью. Отец пытался поговорить, просил убить их не здесь… Не хотел, чтобы я видел. Но разве их стали бы слушать? Им перерезали горло, а я стоял все это время в проеме, — Тэ говорит с трудом, запинается, прокручивая в голове ужасающую сцену, к которой четырнадцатилетний мальчик уж точно не был готов.       Смерть родителей всегда сложно пережить. Тэхен был с ними близок, очень любил и уважал. Да, как и все семьи, они иногда ссорились, у них случались недопонимания, чаще это стало происходить в подростковом возрасте, но разногласия между родителями и детьми вполне нормальная вещь. Тэ от этого не стал любить их меньше. После того, как он потерял самых близких ему людей, осознал, насколько дороги они ему были. Первое время они часто приходили к мальчику во снах, просили жить, несмотря ни на что, и ни в коем случае не сдаваться. Позже на смену трогательным снам пришли сны с напоминанием о злополучном дне.       По мягкой щеке медленно течет одинокая слеза. Чонгук только успевает заметить, как Ким судорожно стирает ее рукавом и стремительно поднимается на ноги. Не хочет показывать свою слабость и прячет искренние эмоции, тем не менее постепенно открывается, потому что в Чоне поддержку чувствует и понимание. Каким бы сильным Тэхен ни был, жить наедине с травмирующим опытом сложно. — Потом тебя забрали в рабство? — Чонгук поднимается следом за омегой, смотря ему в спину и делая небольшой шаг навстречу. — Да. Тоже не самый лучший период моей жизни. Работорговцы не смотрят на то, что ты омега или ребенок. Били, заставляли перерабатывать, кричали… — Тэхен вздыхает, смотря куда-то в сторону.       Через секунду парень всей спиной мягкое тепло ощущает, что согреет, наверное, даже в самую холодную зиму; чувствует тяжелые руки на своей талии, что обнимают слабо, боясь испугать и сделать больно, и успокаивающий поцелуй в макушку.       Тэхен замирает. Пытается свои ощущения осознать и не понимает, как внутри одновременно могут уживаться трепет и спокойствие, а Чонгук будто чувствует чужие эмоции, ждет, когда Ким привыкнет и смирится. — Они вас насиловали? — тихо шепчет в районе уха, нарушая тишину, и ближе к себе прижимает застывшего омегу. — Разве вы не знаете результаты проверки на девственность, Чонгук-эфенди? — фыркает Тэхен и отстраняется из нежных объятий. Чон не сопротивляется, отпускает сразу. Он был бы рад даже двум секундам в объятиях с его волшебной гурией, что и правда дарует бесконечное блаженство. — Мне они неважны, — шехзаде, засунув руки в карманы черных джинсов, следует за тарологом в его детскую комнату. — Это Ханбин считает, что омега грязный, если его до этого трогал кто-то другой, поэтому омеги, которые уже лишились невинности вне дворца, не попадают в наш гарем. Прихоть моего брата. — Потребительское отношение, — Тэхен присаживается на свою старую кровать, что уже покрылась слоем пыли. Облокачивается на руки за своей спиной и наблюдает за Чонгуком, что с интересом осматривает личные вещи Кима: тетради, учебники, карандаши, одежду, посуду и детские фотографии, стоящие в рамочках на комоде.       В квартире время будто застыло. Все осталось таким, каким Тэхен помнит, каким все было в день смерти его родителей. Даже немытая чашка, стоящая на прикроватной тумбе, осталась на своем месте. Никто больше не был в этой квартире, она тоже тоскует по своим хозяевам, покрываясь пылью, грязью и паутиной. — Я с тобой согласен. Но вообще Ханбин неплохой. Раньше мы с ним очень хорошо дружили и любили друг друга. Я до сих пор его люблю, а он… Не знаю, — Чонгук берет в руки старую фотографию Тэхена с его лучшим другом, где обоим парням было лет по семь-восемь. В тот день они с родителями Тэ ходили на море. Дети закапывали друг друга в песок и строили замки. — Твой брат? — Лучший друг, — поясняет Тэхен, не отрывая взгляда от фотографии в татуированной руке. Не понимает, зачем Чон зацепился за нее, да и вообще, для чего стал рассматривать детские фотографии, а тот словно узнал кого-то. Задумчиво ставит рамку на место и поворачивается к Киму, чтобы подбадривающе улыбнуться. — Откуда у вас шрам? — омега наклоняет голову в бок, слабо болтая ногами, и взглядом скользит по белой полосе на лице шехзаде. — Секрет, — по-доброму продолжает улыбаться Чон. — Если очень интересно, попробуй спросить у карт.       Тэхен ничего не отвечает, лишь кивает и поднимается с кровати, чтобы пойти к своеобразному выходу из квартиры, что начинает давить на парня своей атмосферой и воспоминаниями.

***

      Хосок, прогуливаясь по базару вразвалку, взглядом ищет только одного парнишку, который всего за две встречи успел заинтересовать взрослого альфу. Чимин сразил своей милой внешностью и хитрым характером, и Чон хочет знать, что за человек скрывается за этим, какая у него судьба и о чем он мечтает. Сложно назвать влюбленностью, скорее любопытство и симпатия.       Обычно омега появляется среди рядов с украшениями, потому что украсть и продать их потом легче, многие продавцы даже не замечают пропажи. Вот Хосок и бродит от одного прилавка к другому, цепляясь за каждого омегу, пока не замечает невысокого парня с черными волосами. Это он.       Чон ускоряется, боясь упустить из виду свою цель. Он не знает, что будет говорить, когда поймает. Что искал? Что переживал все эти дни? Думал о том, как живется этому несчастному воришке с рынка? Чимин засмеет его и снова оставит без всего, но Хосок все равно спешит, прямо как в их первую встречу. Задевает людей, за что тут же извиняется, цепляется за тележки с товарами, спотыкается пару раз, чуть не приложившись лицом к земле.       Парень выводит запыхавшегося альфу на окраину базара, где уже начинаются жилые дома. И только здесь мужчина понимает, что позорно обознался. Этот брюнет даже не кореец, отчего Хосок тяжко вздыхает и уже собирается уходить, расстроившись, что сегодняшняя поездка была абсолютно бесполезна для него.       Краем взгляда альфа замечает у стены мальчика азиатской внешности лет двенадцати, держащего в руке кепку. Его одежда местами рваная, лицо грязное, а кожа сильно загорелая. Он жалобными глазами смотрит на прохожих, тихо выпрашивая у них хотя бы немного мелочи. Хосок просто не может пройти мимо, у альфы сердце болеть начинает, ведь вряд ли мальчик стоит здесь из-за того, что ему родители игрушку новую покупать не хотят, здесь все куда серьезнее. — Малыш, где твои родители? — с доброжелательной улыбкой Хосок присаживается рядом с маленьким омегой. — Мой папа на работе. И старший брат тоже. Он попросил меня подождать его здесь, обещал, что потом купит мороженое, — мальчик, кажется, в Чоне надежду видит. Кусает губы взволнованно и осматривает одежду, чтобы оценить статус. По альфе ведь видно, что он далеко не из бедных, вот маленькие глазки и загорелись. Только Хосок хочет что-то сказать, как слышит рядом знакомый голос, отчего улыбка сразу шире становится и глаза загораются, как у ребенка рядом. — Ханыль, я ведь сказал тебе не клянчить деньги, — ругается недовольно подошедший омега, нахмурившись. Даже и не заметил Хосока. — Надень кепку сейчас же, а то получишь солнечный удар.       Мальчик на ворчание старшего глаза закатывает. Приходится надеть кепку, иначе Чимин, застывший на месте, не успокоится. Пак все же обращает внимание на Хосока, встретившись с ним взглядом, и смотрит недоверчиво и настороженно. Руку на плечо младшего брата кладет, чуть отодвигая его назад, когда Хосок поднимается на ноги. — Я не отдам кошелек, — серьезно оповещает Чимин, что совсем отличается от их предыдущих встреч. От озорства и хитрости и следа не осталось, и это сбивает Хосока с толку. Пак будто наброситься готов или же бежать, защищая себя, младшего брата и ворованные деньги. — Кажешься таким храбрым, — вновь улыбается Чон, гуляя взглядом по омеге напротив.       Чимин красив и опрятен, чего не скажешь о его брате. У него всегда чистая одежда, от омеги вкусно пахнет душистыми розами, Чон убедился еще в первую встречу, и тело стройное, хоть и худощавое, но Хосок подозревает, в чем кроется проблема. — Вам что-то нужно? — парень выгибает бровь, непонимающе смотря на Хосока. Кажется, он совершенно был не подготовлен к этой встрече, не был готов показывать себя настоящего и знакомить с младшим братом, которого всегда старался отгородить от всего плохого. — Может, я выкуплю свой кошелек? — предлагает альфа. Он не давит и не подходит к братьям, чтобы не напугать. Младший тут же кивает несколько раз, услышав о предложении и увидев толстую пачку денег. Чон знал, куда идет и зачем. Ему не жалко помочь нуждающимся, особенно, когда нуждается интересующая его омега. — Кажется, у вас совсем нет мозгов, раз вы разбрасываетесь деньгами направо и налево. Либо вы слишком наивны, раз считаете, что я верну вам кошелек с деньгами и картами, — прямо и строго.       Однако Хосок лишь пожимает плечами, протягивая омегам деньги. Он догадывался, что у этого парня острый язык. Базар и скитания по улице и не такое с людьми делают, а как оказалось, у Чимина еще и нет отца, что гораздо усложняет жизнь семье из трех, если не больше, омег. — Оставь себе, — говорит Хосок, когда Чимин в обмен на купюры достает кошелек Чона. Тот все равно пустой, а новый Чон себе уже приобрел. — Лучше прогуляйтесь со мной немного.

***

— Здравствуйте, — Тэ улыбается дедушке за прилавком с овощами. — Как ваши дела? Как ваш муж?       Тэхен выглядит поистине счастливым, общаясь со знакомыми людьми. Таким Чонгук, идущий за омегой неподалеку, его еще не видел, отчего смотрит изумленно, хватаясь за сердце после каждой улыбки. Ким сражает его наповал, не оставляя и шанса выбраться из этого омута. — Здравствуй, Тэ! — с распростертыми руками встречает его дедушка. — Любимый мой все со спиной мучается. Ничего не изменилось за то время, что тебя не было. А этот молодой человек… — он кивает на Чона рядом. — Твой парень? — Что вы! Просто сопровождающий, — отвечает омега, кинув на Чона игривый взгляд. — Сопровождающий, значит… — бубнит недовольно себе под нос альфа, когда они отходят от палатки.       Тэ сегодня прямо расплескивается эмоциями, позволяя Чону узнать его с разных сторон, а не только с той, где он холодный и прекрасный, таинственный. Несомненно, та сторона безумно привлекает, но и более открытый Тэхен ничуть не хуже. Он манит своей искренностью, завораживает похлеще, чем обычно. Чонгук хочет уловить каждую эмоцию, пропустить через себя и впитать, словно он энергетический вампир.       На базаре таролог чувствует себя, как дома. Он отлично ориентируется, здоровается со многими и наконец показывает свою общительность. Здесь он настоящий. Тот, кем был все свои четырнадцать лет, пока не попал в рабство. И даже присутствие Чонгука его не смущает, ведь Тэхен на самом деле никогда не боялся открыться ему, он не хотел делать это во дворце, что угнетает своими законами и правилами. Новая обстановка, к которой омега еще не привык, заставляет чувствовать дискомфорт, а добивают его навалившиеся проблемы, о которых здесь он вовсе позабыл. — Я люблю ряды с украшениями, — стеснительно говорит Ким, наконец поравнявшись с шехзаде, когда они проходят дальше.       Парень смотрит по сторонам, с воодушевлением рассматривая различные цепочки, камни, подвески. Еще маленьким он любил здесь ходить с папой, расспрашивая продавцов о свойствах камней и узнавая от папы об их магической силе. А Чонгук продолжает рассматривать самого Тэхена, что все делится своими мыслями и эмоциями. Чону стоит этот день в календаре отметить и записать каждое слово, что Ким проронил. Жаль, слезинку в баночку уже не поместить.       Шехзаде замечает, как нефритовые глаза останавливаются на прилавке с амулетами, как со страстью бегают зрачки. Тэхен правда горит своим делом. Магия и танцы. Этот парень настолько восхитителен и талантлив, что Чон и слов подобрать не сможет. Магию ему оценить сложно, он может только наблюдать за рвением Тэ к самосовершенствованию и его усердием, но про танцы он может сказать точно: Тэхен очень хорош. Он всегда отдается музыке и прекрасно чувствует свое тело. И Чонгук еще не один раз попросит его потанцевать. — Можно, пожалуйста, двадцать разных амулетов? — подойдя к прилавку, просит Чонгук. — Спасибо… — слышится откуда-то сзади. Тэхен мнется стеснительно, но глаза все равно горят любимым зеленым. — Я заряжу их и подарю вам несколько, — обещает омега и прикусывает нижнюю губу, на что Чон улыбается и протягивает небольшой пакетик. — Я могу посмотреть на это? Обещаю не мешать, — альфа чуть склоняет голову. — Даже не знаю, — Тэ пожимает плечами и идет дальше.       Не успевает омега и пяти шагов сделать, как роняет этот самый пакетик на землю, куда высыпаются амулеты. Про них Тэхен забыл тут же, как увидел знакомое лицо. Любимое и родное.       В сердце колоть начинает, а колени вновь дрожат от переизбытка эмоций. Ноги сами срываются на бег, и омега буквально сшибает своего старого друга с ног. Ким загребает парня в свои крепкие объятия и прижимается щекой к его плечу, жмурясь. Боится, что это мираж. Страшно, что обознался.       Пухлые ладошки укладываются на спину Тэхена, прижимают к себе и поглаживают. Над ухом слышатся тихие всхлипы, и Тэ всем телом чувствует, как колотится чужое сердце. — Я скучал… — шепчет Чимин, что слез своих не скрывает.       И правда ведь жутко скучал. Рассматривал совместные фотографии, молился за Тэхена, думал о нем перед сном и мечтал о хотя бы еще одной встрече, ведь тогда они даже не смогли попрощаться. Иногда издалека он наблюдал за работой Кима на базаре, когда тот был в рабстве, но ему нельзя было подходить. Он мог только смотреть и знать, что его друг жив. Сложно сказать, что Тэхен в порядке, но он борется и живет. — Я тоже очень скучал, Мини… — шепчет в ответ, а Чимин от ласкового прозвища только сильнее плакать начинает, зарываясь ладошкой в русые волосы. — Как ты? Я переживал, что с тобой могло что-то случиться. Я бы не пережил этого… — Тэ, я тебе поражаюсь, — омега улыбается, чуть отстраняясь, чтобы взглянуть в глаза Тэхена своими заплаканными. — С тобой столько всего ужасного случилось, а ты переживаешь за меня? Идиот, — он посмеивается, оставляя нежный поцелуй на лбу младшего. — У меня все по-прежнему. Бегаю по базару, подрабатываю. А ты как? Где ты сейчас? Что с тобой? — Я в гареме, — вздыхает Тэ, всматриваясь в лицо друга. Хочет запомнить каждый миллиметр и заполнить тоску в груди. — Все не так плохо, как было до этого, но надеюсь, это не навсегда. — А эти мужчины… — Чимин смотрит куда-то за спину таролога. — Они с тобой? На местных вообще не похожи.       Тэхен оборачивается, чтобы взглянуть на мужчин, про которых говорит Пак. Они и правда совершенно не вписываются в местную обстановку. Они из высшего общества, видно сразу, даже не пытаются скрывать. А разве им это нужно? — Вот уж не думал, что увижу, как шехзаде роется в земле ради омеги, — посмеивается Хосок, хлопая по спине Чонгука, что присел на корточки, чтобы собрать амулеты обратно в пакетик. — Отстань, — шипит Чон, поднимаясь на ноги. Он встречается со взглядами омег и мило улыбается им, после чего те вновь возвращают внимание друг к другу. — Да, они со мной. Шехзаде и его приближенный. Познакомить? — Тэхен поглаживает Пака по плечам. — Уже знаком. Одного из них Хосок зовут. Я так понимаю, приближенный шехзаде? — Да, правая рука Чонгука-эфенди. Когда вы познакомиться успели? — Тэ смотрит на друга удивленно. — У тебя есть время? Я бы хотел прогуляться. Нам многое обсудить нужно… — Чимин берет личико младшего в свои руки, чтобы погладить по мягким щечкам, а Тэхен кивает ему. Чонгук точно не будет против.

***

      Просторная комната заполняется ароматами терпкого граната и пряно-сладких фиников, что смешиваются воедино, создавая что-то новое и неповторимое. Градус поднимается с каждой секундой, окна бы обязательно запотели, если бы не были открыты. Стоны, шлепки, вздохи…       Лин прижимается щекой к стене, закатывая глаза, пока Ханбин с каждым толчком становится все грубее, отчего омега уже не может сдерживать громкие стоны вперемешку с вскриками. Но ему нравится. Он своего рода мазохист, когда дело касается одного конкретного альфы, что готов издеваться вечно и без зазрения совести это делает, ведь хотят этого они оба. Нуждаются друг в друге и в физической боли, чтобы заглушить моральную.       Ханбин резко за талию хватает и разворачивает к себе лицом растерявшегося омегу, что тяжело дышит и взгляд от чужих устрашающих зрачков отвести не может. Смотрит и тонет каждый раз все сильнее, отдавая душу, сердце и тело на растерзание. Лин не боится, он долго ждал.       Сердце стучит все сильнее. Шехзаде закипает, злится необоснованно и объяснить это не может. Омега, вжимающийся в стену, вызывает в нем совершенно противоречивые эмоции, о которых сказать сложно. Да даже понять их… С Ханбином такое впервые, ведь он никогда настолько сильно не выходил из себя на пустом месте, а секс его скорее успокаивал, чем злил еще сильнее. — Почему мне хочется и убить тебя, и поцеловать? — шепчет грозно прямо в губы, ощущает всем телом дрожь хрупкого омеги под собой, когда хватает его за горло.       Ханбин силы не жалеет, сжимая руку. Ведет мокрым языком по скуле к уху, которое тут же нещадно кусает, чем вызывает болезненный стон, еле выбившийся из уст Лина. Тому страшно и воздуха до жути не хватает. Он уже в ушах ощущает свое сердцебиение, а взгляд рассеивается, в глазах темнеет. Но ему все еще хорошо… — Убейте после поцелуя… — хрипит омега, хватаясь за крепкие руки Ханбина.       И его целуют. Жадно, страстно и больно. Чон кусает нежные губы до крови, грубо толкается языком и продолжает держать за тонкую шею, отчего оргазм вместе с легкими судорогами быстро накрывают Лина, уже несколько месяцев мечтавшего об этой ночи. Сегодня он остался жив…