В погоне за собственной тенью

      После этого похода Сергей стал готовить Арсения к воровской жизни, но никогда прямо не говорил для чего он тренирует его взламывать замки, запоминать их разновидности, зачем учит осторожности, искать схемы зданий и так далее. В шестнадцать лет он и вовсе стал учить его стрелять из пистолета и многое другое, что знал и умел сам. Есения следила за ними и злилась на брата за его медлительность и, как будто бы, нежелание всё это учить и делать. Девочку всё это так привлекало и манило, а вот Арсений с каждым годом становился всё более равнодушным ко всему, чему учил его отец. В шестнадцать он начал сбегать из дома, лишь бы не выслушивать очередную лекцию о том, что ему ничего не надо в этой жизни. Обычно, когда родители говорят ребенку, что ему ничего в этой жизни не надо, имеется в виду, что ребенку неинтересно именно то, что необходимо самим родителям. У Есении же во всю бушевал юношеский максимализм, и происходило «начало конца» в виде страшных тринадцати лет. Она воровала у отца из сейфа пистолет и сама стреляла в лесу по бутылкам, организовала себе игровое место в виде мини-домика, где рубила дрова, сконструировала самодельную печку, притащила с мусорки кресло из машины и играла в жизнь, пока Арсений таскался с компаниями, которые ему и не нравились, лишь бы дома не появляться подольше.       В это время у него уже развивались такие идеи, как использование людей для своей выгоды, обнадëживать девушек, чтобы потом «случайно» разбить сердце, искренность — слабость, делая добро — далеко не уйдешь, а мир любит жестоких и беспринципных. Он никому не доверял, был озлобленным на весь мир ребëнком, который скрывал это за лицемерной улыбкой, любил едкие шутки и мог сильно ударить словом, физическая сила для такого рода издевательств ему была и не нужна, чем он гордился. Ребята с ним общались только потому, что в каждой компании должен быть такой человек «с говницой», который бы смешил и расслаблял всех остальных. Одноклассники считали его умным, а девушки — симпатичным, поэтому и пользовался популярностью у ровесников.       В один из таких дней он снова в компании людей, которые считали его своим другом, проводил вечер и пил пиво на детской площадке. Как на зло, в этот момент мимо проезжала полицейская машина, от которой все бросились в сторону, Арсений не исключение. Смеясь он прыгнул вместе со всеми на гараж, а когда спрыгивал вниз, заметил, что дверь в него приоткрыта. Остальные убежали, полицейскую машину уже было не видно и не слышно, поэтому он решил применить свои способности первый раз в жизни. На двери висел старый и уже ржавый замок. Ему казалось, что за дверью таится много всего интересного. Поэтому он достал маленький нож, который всегда хранился под резинкой на ноге, как научил отец. Арсений пытался взломать его ножом, но замок не поддавался. Наконец, спустя время, дверь удалось открыть и юноша улыбнулся. Сделав это, он прошел вглубь, но почувствовал, как его тут же потянули назад за шкирку, как котенка, чему он возмутился безмерно.       — Какого?! — недовольно прикрикнул парень, размахивая руками в разные стороны.       — Такого. Мало того, что пиво на детских площадках пьёшь, так ещё и вор, — пробасил знакомый голос.       Они вышли на свет, а пока Арсений порывался сбежать, полицейский развернул подростка к себе лицом. Сначала мужчина с седыми волосами, в полицейской форме, с не очень пышными русыми усами и легкой щетиной, пытался вспомнить, почему лицо парня кажется таким знакомым, а затем громко рассмеялся. Юноша в недоумении посмотрел на полицейского и нахмурился, пытаясь убить того взглядом.       — Да отпустите вы меня или нет?!       — Попов-младший замок взламывает. Кому сказать. Ты бы у отца поучился конспирации и слуху. Господи, неужели у вас это семейное? — потирая глаза свободной рукой и не ослабляя хватку на капюшоне парня, со смешком в голосе произнёс Шастун.       — Какое вам дело до отца вообще?       — Да-а, я и отвык, что ты его копия, но более агрессивная. Поехали в участок, давно его не видел как раз.       — Да за что?!       — Ты в гараж проник.       — Он заброшенный, сами вон посмотрите, — запротестовал Арсений, стараясь ещё больше высвободиться и убежать как можно скорее.       — Это чужая территория и частная собственность. Прекрати препираться — поехали, — дернув того уже за руку и прикрепляя наручниками к себе, со вздохом промямлил следователь.       Сидя в коридоре, как несколько лет назад, но на этот раз он сам, а не отец, был в наручниках, парень ударился затылком о стену и ждал, когда его приедут вызволять мать или отец. Дверь открылась и послышалось доброжелательное, приторное и слишком радушное: «Добрый вечер, теть Ир». Мимо прошёл высокий парень, с вьющимися волосами и припрыгивающей походкой, а в глаза бросалась выглаженная до приторности кадетская форма. Он Арсению кого-то смутно напоминал, поэтому парень наблюдал за ним исподлобья не упуская из виду. Видимо незнакомец почувствовал на себе анализирующий взгляд и остановился, чтобы взглянуть на сидящего. В него почти впились холодные и колючие голубые глаза, а чёрная чёлка спадала на глаза, создавая какое-то мрачное впечатление о незнакомце. У Арсения словно вспышкой в голове мелькнула встреча с похожим парнем лет пять назад, который рисовал здесь зелёного Гарфилда и представился как-то, но Арсений не смог вспомнить как именно. Уже в одиннадцать лет он приобретал узнаваемые черты лица, которые выдавали в нём сына следователя. Волосы были уже не такими кудрявыми, а скорее волнистыми, причёска короткая, взгляд всё так же походивший на оленёнка Бэмби, а походка и движения выдавали в нём всё ещё ребенка, а не подростка. Антон же тоже рассматривал его во все глаза и пытался вспомнить, откуда он его знает, и почему тот производит на него сразу неприятное впечатление.       — Антон! — послышался мужской голос из кабинета, — Что ты там стоишь, заходи.       У парня словно прошло наваждение, он часто заморгал, посмотрел в сторону и открыл дверь, заходя к отцу.       — Здравствуй, пап.       — Здравствуй. Ты проходи. Только недолго, а то у меня ещё дела есть. Я домой пораньше хочу уйти.       — «Дела» это тот парень, который там сидит?       — Именно. Васильевич бумаги передал, давай, — протянув руку и не глядя на сына, сказал Андрей проведя указательным и большим пальцами по краям усов.       — А-а, как его зовут? — осторожно поинтересовался Антон, передавая папку, которую ему дали в училище.       — Попов Арсений Сергеевич. Сын Серёги, главного этого… Как его.       — Вора?       — Да-да.       Антон нахмурился, пытаясь вспомнить самого парня и его отца, в голове всплыл образ, как он некогда сидел в отделении, рисовал и ещë он вспомнил странные отрицательные эмоции от этой встречи. В отделении мальчик провёл всё своё детство, а после училища шёл к отцу на работу за заданиями или в роли курьера, потому что его учителя, старшина и другие сотрудники училища тесно сотрудничали с отделением МВД. Шастун-младший поправил рукой чёлку и стал ждать указаний от отца.       — Можешь тут посидеть или… — дверь в этот момент открылась, а на пороге стоял Сергей.       Оба смотрели друг на друга с мыслями: «И что время с людьми делает?», потому что один был страшно седым из-за тёмных волос, другой обладал не менее седыми усами и на половину лысой головой. У Андрея уже не было былой активности и энтузиазма во взгляде, а Сергей устало улыбался, видя не то старого друга, знакомого или врага перед собой.       — Ну, привет, Шастун-старший.       — Здравствуй, Сергей, — усмехнувшись и спрятав руки в карманы, поздоровался Андрей, вставая со стула.       — Здрасьте, — напомнил о себе неловко и тихо Антон.       — А ты видимо Шастун-младший?       — Так точно.       — Ну, привет. Смену готовишь, что ли? — опираясь на косяк двери, обратился к Андрею Сергей, скрестив руки на груди.       — Да ты я вижу тоже не отстаëшь, — махнув головой за плечо мужчине, указывая на коридор, где сидел Арсений, усмехнулся Андрей.       — Ой, ну не надо. Попался он сам, я его такому не учил. Клятвенно обещаю провести воспитательную беседу на тему типичную для следователей, которую проводили со мной: «Красть плохо, взламывать замки нельзя, живи по закону».       — Ну и хорошо.       — Видимо исторически так сложится, что твой будет ловить моего, — кивнув на Антона, улыбнулся Попов, на что парень непонимающе взглянул на отца.       — Если я тебя не поймаю, так он это сделает. Забирай иди своё чудо, — разворачиваясь к бумагам, махнул рукой следователь, прислонившись спиной к столу и заглядывая в бумаги.       — Бывай. Спасибо.       — Да всё, иди уже. За пацаном смотри. Не маленький уже.       Мужчина кивнул и спросил у Андрея про наручники. Пока отстёгивали Арсения, Антон стоял подальше от него и отчего-то стеснялся смотреть в упор. Пару раз лишь глянув украдкой, он приметил чёрные волосы, мрачный взгляд, неприятное ощущение рядом с ним и какую-то надменность или опасность даже, которые чувствовались за километр. На отца он был почти не похож, Сергей будто бы был добрее или, наоборот, хитрее и научился скрывать истинные эмоции, в отличие от Попова-младшего. Арсений же, в свою очередь, был равнодушен к парню, а мечтал только об освобождении и о том, чтобы по-быстрее оказаться дома.       Сергей хоть и выглядел старым и с каждым годом подтверждал это, но он готовил масштабное ограбление, а точнее своё последнее дело. Ему удалось собрать почти в полном составе группу, которой они начинали всë это и быстро забросили, променяв на семейную жизнь. Попов как хотел, чтобы это дело стало последним, так оно и стало последним, но только для него одного.       Арсению на тот момент было уже двадцать лет, когда жизнь его знатно так потрепала. На кражах он больше старался не попадаться, но с того раза он вошёл во вкус. Ему понравилось это чувство присвоения чужого и легкой добычи денег. Он наконец почувствовал, что всë, чему учил его отец, оказывается небесполезно и он нашëл в этом себя, как ему казалось. Есения в свои семнадцать тоже, конечно, поддерживала такое увлечение брата, но её страстью стали мотоциклы и парни на них. Как бы Арсений не пытался её вразумить спать не со всеми, всë было бесполезно, а итог один. Они и в детстве не очень близко общались, а здесь так вообще виделись только в доме по вечерам и то у обоих были мысли: «Постоянно забываю, что ты тоже тут живёшь». У них был большой дом, поэтому Арсений не торопился съезжать, да и обсуждение воровской деятельности с отцом было куда проще, когда он находился через один этаж, а не через километры или города. Стоит признаться, что просил он у него помощи или совета редко, так как это всегда превращалось в: «Ты сам как думаешь?» и толку, как парню казалось, от него никакого не было. Он стал замкнутым, едкими выражениями и токсичностью уже не плевался и стал в разы поспокойнее, но прятал это до необходимых моментов, если кто-то нарывался на колкость. В восемнадцать он поступил в институт на юриста и долго смеялся с этого. Отец сказал, что он поступил мудро, чтобы знать против кого играть, нужно знать, по каким правилам играет противник. Парню это показалось мудрым, и он чуть загордился собой, позабыв, что выбирал куда поступать между юристами и менеджерами, потому что на эти специальности было проще всего пройти. Он уже знал, что пойдёт по стопам отца и свяжет с этим свою жизнь, Арсений был уверен, поэтому вопрос образования его не очень интересовал.       Вместе с ним шло и время, рос и Антон. Как только это было возможным, Андрей отправил его не просто в кадеты, а в кадетский интернат. В пятнадцать его определили в такое специальное заведение, где подростки не виделись с родителями, кроме выходных и праздников. Антон, на самом деле, был этому только рад, потому что отец был всегда не доволен его учебой и его успехами. Всё потому, что Антон не был сильным, не был ловким, не был обладателем острого ума и все навыки, которые были необходимы для успешного будущего полицейского были не развиты от слова совсем, за что парень и получал постоянно. Он усердно учился и всегда находился в рядах среди отличников. Ему нравились русский, обществознание, литература, а вот с техническими предметами были проблемы. Антон быстро обзавёлся друзьями, которые ему с этими предметами как раз и помогали, да и парень всегда был в центре всех компаний. Единственное, что всем вокруг не нравилось в нём так это: «Я после отбоя никуда с вами не пойду». Всë потому, что он боялся своего отца, боялся, что тому снова донесут, что он ничего из себя такого, чего ждут от настоящего полицейского, не представляет. Антону хотелось доказать, что родители не ошиблись в выборе его будущего, что он, на самом деле, не бесполезен. Поэтому, так уж вышло, что он и никогда не задумывался о том, чего сам хочет и кем мечтает стать, когда вырастет. Словно за него было всё давно уже разрешено и выбрано, а такой вопрос не занимал его голову. По крайней мере, в нынешнем возрасте.       Андрей же постоянно говорил, что будет работать в полиции до самой смерти и плевать он хотел на пенсию, но у жизни были другие планы.       Борис Иванович сидел на заднем дворе дома и крутил кружку с чаем, Сергей же сидел и смотрел в пол, а присоединившийся к ним Арсений смотрел в небо, ожидая разрешения вопроса или момента, когда можно будет высказать своë мнение. Втроём они думали о новом деле, которое только что озвучил главный. Борис ещё пару раз вспомнил, что они так уже сидели несколько лет назад, думая, что это было только-только вчера, но время бежало неумолимо и никого не щадило. Кроме фантазий Попова-старшего касаемо ограблений.       — Серёг, это очень рисково, — на выдохе произнёс мужчина.       — Знаю, поэтому и говорю, что это, во-первых, наше последнее дело, а во-вторых, у меня есть козырь.       — Какой козырь? Нам почти по пятьдесят лет, какой козырь? Давай уж доживём спокойно и всё. Вон у тебя смена подрастает, ты всё сделал считай, — указывая на Арсения, обречённо ответил Борис, — Уймись.       — Уймусь, Борь, но позже. Говорю тебе, последнее дело и всё, вот веришь нет, лови на слове.       — Не знаю. Арсений, а ты чего думаешь?       — Что это неоправданный риск и инкассаторов грабят только дилетанты, — немного надменно начал Арсений, с глубоким вздохом и лениво потирая переносицу, словно разговор заведомо считался провальным, а он изначально был во всем прав.       — Ну вот! Вот же, нормальная реакция! — активно кивая головой и указывая на юношу, прикрикнул Борис хриплым голосом.       — Короче, вы меня бросаете в этом деле? — пригладив усы и смотря то на одного, то на другого, со вздохом спросил Сергей.       — Нет.       — Да, — ответил Арсений, как само собой разумеющееся, — И больше тебе скажу — я попытаюсь тебя отговорить от этой глупой затеи.       — Ладно, перестраховщик. Женю помнишь? — обратился Сергей к пившему чай Борису.       — Рыжий пацанёнок?       — Да. Конечно, прошло много лет, уже не пацанёнок, но он работает инкассатором полгода, — повернувшись к сыну всем телом, сделал акцент на времени, Сергей, — Арсений. И он сказал, что прикроет, если что.       — Не верю я в твои связи, — выдохнув и поправив челку, тихо произнёс Арсений, глянув на Бориса, — Дядь Борь, скажите хоть вы ему, что это идиотская идея.       — Не, ну, если такая подстраховка…       Арсений закатил глаза и скрестил руки на груди, сев поудобнее, чем походил на обиженного ребенка. Токсичность и некая сучность натуры никуда не ушли со временем, а только периодически проявлялись в такие моменты, когда ему казалось, что он самый умный, а его идеи самые правильные. Ему и вовсе не нравились дела, в которых необходимо было полагаться на третьи лица. У него с доверием было плохо.       — Вы шутите, что ли?       — Риски малы, — начал отец вполне оживлённо, — Арсений, слушай, я тебя учил всегда осторожности, но не до такой же степени, которая у тебя развилась в итоге. Здесь верный, точный случай удачи завершения дела. Представь, красивая финальная точка и всё, и пенсионер с чистой совестью и огромной кучей денег уходит в закат. Боря вон тоже, а тебе будет чем за учебу платить.       — Я на бюджете и так.       — Ну, сможешь себе квартиру купить. Я не знаю, как тебя ещё замотивировать.       — Пап, никак. Я уважаю тебя, дядю Борю, но в этом деле я не участвую и не хочу этого делать. Вы можете вдвоём, так сказать, тряхнуть стариной, — он наигранно улыбнулся и выставил большой палец вперёд, показывая, что он «в восторге» от их идеи, но только если он не будет задействован в еë реализации, — Но я вас предупреждал и останавливал, как мог.       Отцу же это совсем не понравилось, и он решил навязать тому гениальность своего плана. С каждым его предложением, с каждым его аргументом, Борис всё больше убеждался, что всё же в последний раз надо, да и так красиво, а то они инкассаторскую машину грабили всего один раз, а Арсений всё более мрачнел и понимал, что его никто слушать и, тем более, прислушиваться к нему, не намерен. Все препирательства прекратились, когда отец с сыном поняли, что они разного поля ягоды, с разным видением воровского искусства, поэтому Сергей Александрович и Борис Иванович отправились на дело только вдвоём. Тем более глава их, такой уже семейной банды, напомнил напарнику, что тот в прошлый раз отказался участвовать в подобном, поэтому за ним должок.       Поздняя ночь. План состоял в том, чтобы один из них вырубил двоих инкассаторов, они бы переоделись в их форму и увезли бы фургон в старый бетонный коровник, который давно уже не действует по своему прямому назначению. Рыжий участник, Женя, понадобился только, чтобы прикрыть местоположение машины. В план входило приехать на машине с мешками денег, вытащить их, первый отвёз бы машину обратно, чтобы её временное отсутствие никто не заметил, а второй перенёс бы деньги в более укромное место до занесения на счëт в банк. Пока кредитные карточки были развиты только зарубежом, то оставалось переводить деньги на сберегательный счёт.       В эту ночь радостный Сергей остался в коровнике, пряча деньги и думая о том, как в первую очередь поделит их с другом-напарником. Радости не было предела по причине того, как все гладко прошло, но он всё равно мельтешил и старался как можно быстрее скрыться с места преступления из-за воровской привычки. Но тут послышался звук полицейской сирены, а вокруг коровника замигали сине-красные лампочки. Сергей хотел было бежать, но вбежала группа захвата, а во главе неë, конечно же, самый счастливый на свете Андрей Шастун Александрович, собственной персоной. Он почти вплыл в помещение горделивой походкой, глядя на растерявшегося вора, и медленно убрал пистолет в кобуру, выходя вперёд и приказав всем отойти чуть дальше для их диалога без чужого влияния.       — А говорил не попадëшься, — хмыкнул Шастун, лениво поправив полицейскую фуражку.       — Не докажешь, что моё.       — Ха-ха! — рассмеялся следователь, — А мне и не надо. Тебя сдали сто лет назад, а здесь была засада. Мы-то, на самом деле, просто стояли наблюдали за тобой, за твоим триумфом, за твоим ощущением, что снова всё сошло тебе с рук. Честно, это было красиво: и ограбление, и твой план, и твоя радость, но вот ты и попался. Сам или мне тебя задерживать? — доставая наручники вздохнул мужчина не переставая улыбаться.       В этот момент у Сергея рухнул весь мир, рухнуло состояние свободы, а за все ошибки пришлось неожиданно платить. Цена представлялась ему слишком высокой, и к ней он оказался морально не готов. Ему действительно всегда всё сходило с рук, но теперь, всё это казалось сном, а точнее кошмаром. Казалось, что он вот-вот и проснётся, выдохнет, пойдёт попить водички на кухню, пересечëтся там с Арсением, которому часто не спится по ночам и снова уснёт. Но, как известно, хуже кошмаров может быть только сама реальность. Он не готов был терять семью, не готов был смотреть Арсению в глаза, что тот их отговаривал, не готов был в воровском мире в тюрьме чувствовать на себе косые взгляды и глупое «на инкассаторской машине попался, дилетант». Все эти обиды вылились в рваное дыхание, блуждающий из стороны в сторону взгляд, трясущиеся руки и зажимы в теле. Андрей напрягся, потому что никогда не видел своего давнего знакомого таким расстерянным и напуганным. Да, конечно, он попался, да, его сдали, предали даже, но вор выглядел так, как будто вот-вот упадёт в обморок или же умрёт на месте. На фоне неестественно бледного лица, седые и влажные от пота волосы, выглядели чуть ли не черными, а глаза светло-светло голубыми. Лицо почти мгновенно осунулось, контур губ подрагивал, а кадык передвигался вверх-вниз от внутренних переживаний и роя мыслей.       — Серёг, давай без глупостей. Тоже на допросе кого-нибудь сдашь, может и срок уменьшат. Давай, — рассудительно начал Андрей, уже убирая наручники чуть подальше и включая режим психолога.       — Поймал всë-таки, чëрт ты ментовской, — ухмыльнулся мужчина, задумчиво смотря в пол.       — Зачем же так грубо, Сергей Александрович, ты и так знал, что рано или поздно поймаю. У вас, у воров, одна проблема: вы остановиться вовремя не можете. Вам всё мало-мало-мало, вот вас и ловим.       — Думаешь поймал?       Он как-то странно улыбнулся и достал из-за спины пистолет, направляя его на удивленного следователя. Группа захвата тут же направила своё оружие на преступника, но Андрей Александрович прикрикнул: «Отставить!», что отозвалось эхом из-за акустики старого коровника по каждому углу и люди опустили винтовки вниз. Его пугало то, что в глазах напротив он видел каплю безумия, которая появляется у террористов прямо перед взрывом себя, или у суицидников, или у тех, кому нечего терять оттого, что они намерены сделать. Сергей банально не мог смириться с проигрышем.       — Положи пистолет на землю. Медленно и не дури.       — Не хочу я такой жизни, — прошептал мужчина.       — Серёг, у тебя же жена, дети, о них подумай. Да, будешь в тюрьме, но все будут живы: жена дождётся, дети вырастут, ты только не глупи, — выставив руки вперёд, успокаивающим тоном, рассудительно произнёс следователь.       — Как они потом на меня смотреть будут? А я им в глаза как смотреть буду? Представь, что ты задание провалил, ты коллегам как потом объяснишь это, а?       — Нашёл бы, что сказать. Положи пистолет.       — Нет. Дайте мне уйти, — нахмурился мужчина, глядя на следователя проницательным, азартным, немного нездоровым взглядом голубых глаз.       — Положи оружие на землю, — доставая свой пистолет и направляя на вора, строго и со стальными нотками в голосе, скомандовал мужчина.       — Не могу.       — Неужели при выборе из принципов своих воровских и семьи выберешь первое, что ли?       — Знаю я все твои психологические приёмы. Можешь не применять.       — Ты же умный мужик, давай по-человечески поговорим.       — Не отдам я тебе свободы, а предателям можешь это дословно передать.       Он направил дуло пистолета тому прямо в лоб и собирался нажать на курок, но раздался выстрел. Из-за эха было непонятно кто конкретно выстрелил, но Андрей замер на месте. С этого момента всё переменилось, а внутри что-то оборвалось. Сначала у Сергея дрогнули пальцы и ослабилась хватка, что привело к, как будто бы, медленному падению пистолета, а затем и сам обладатель оружия свалился на колени, не переставая смотреть на следователя, но уже стеклянными глазами, пока по переносице стекала красная струя крови. Выстрел ровно между глаз, а Андрей всё так же направлял на него своё оружие. Бледнея и часто моргая он прошептал: «Кто стрелял?..», а затем уже громче крикнул, оборачиваясь к десяти людям в форме и в масках.       — Кто выстрелил, я вас спрашиваю?!       В ответ последовала тишина, а вокруг тела Сергея постепенно образовывалась обильная лужа крови. Это было первое и последнее провальное задание известного следователя Андрея Шастуна.       Арсений, Есения и их мама узнали о смерти отца и мужа по телевизору. В новостях утром показывали, как опытный сотрудник доблестной полиции отказался от комментариев, потому что ночью был убит один из главных воров Москвы — Сергей Александрович Попов. Татьяна сразу начала плакать, закрывая рот рукой и неотрывно смотря новостной сюжет. Есения ещё спросонья мало, что поняла, но затем просто стояла обездвиженная и безэмоциональная. У Арсения после слова «убит» образовался шум в голове, а мир резко стал холодным и враждебным. Тут же появилась злость то ли на отца, которого он предупреждал об этом деле, то ли на жизнь в целом и еë частую несправедливость, то ли на конкретное лицо полиции. С годами в последствии чувства и воспоминания об этом дне притупятся, конечно, но стоявший на тот момент шум в ушах, он никогда не забудет. Как будто ты медленно опускаешься под воду и понимаешь, что тебя уже никто не спасёт, перепонки в ушах пульсируют и внешний мир для тебя перестает существовать. Ничего не сказав девочкам, которые всё ещё находились в шоковом состоянии, он взял ключи от второй отцовской машины и поехал в отделение.       Была ранняя осень, примерно сентябрь месяц. Погода стояла приятная, листья не гнили, а только падали, создавая жëлто-красный снегопад. Машина неслась на бешеной скорости, а эти самые листья мешали юноше смотреть на дорогу. Ненависть и ярость сейчас заполонили всё, а в ушах по-прежнему был писк, как от старого телевизора, поэтому парень с трудом видел куда едет не только из-за жёлтой осени, но и из-за желания этого следователя лично придушить.       Припарковавшись, он выскочил из машины, пробежал мимо репортёров и журналистов, открыл дверь и не слушая женщину с криками: «Эй! Куда вы?!», он нашёл давно забытый кабинет, как из детства. Кабинет с табличкой «Главный следователь участка Шастун Андрей Александрович». Вышибив дверь с ноги, он не обратил внимания на посетителей у него в кабинете, а тут же надвинулся на мужчину, вытаскивая пистолет из-за спины, как его учил отец.       Андрей его сразу узнал и был абсолютно готов к такой реакции, поэтому просто встал со стула на колесиках не успев сказать ни слова.       — Я убью тебя, — первое, что прошептал Арсений, собираясь нажать на курок, но по его рукам кто-то очень сильно ударил и оружие упало с глухим звуком на пол.       Арсений нанёс ответный удар неизвестному локтëм в живот, тот ответил кулаком в лицо и завязалась драка. Удары были в основном по животу и один раз по груди, от чего парень, в какой-то момент, закашлялся. Сам Попов ударил того в бок, а затем выгнул руку, упирая того лицом в стол. Этот парень был однозначно выше его, русые волосы и жалобный стон от больно сжатой руки за спиной заставили мозг активно работать над анализом кто бы это вообще мог быть. Осознание после драки словно вспышка: «Его сын» и он наклонился к нему, чтобы проверить свои догадки. На него смотрели не менее злые тёмно-зелёные глаза, а край нижней губы кровоточил.       — Арсений, я понимаю тебя, но оставь его в по… — выставил руки мужчина, боясь сделать резкое движение и напугать нападавшего.       — Не понимаешь. Вот застрелю его и поймёшь тут же! — Арсений подобрал пистолет с пола свободной рукой и прижал парня к себе спиной, приставив дуло тому к виску, — А что? Поменяемся. Ты моего отца грохнул, а я твоего слюнтяя.       — Я не…слюнтяй, — пытаясь вырваться пробасил парень, пихая того локтями в живот и стараясь хоть как-то выбраться из мертвой хватки.       — Слушай, ты злишься, но я твоего отца не убивал. Отпусти Антона. Давай просто поговорим. Честно, я и сам не думал, что всё так получится.       — Не вздумай врать! По телевизору сказали, что ты руководил операцией, а значит у тебя всё было спланировано. Или ещё лучше: тебе твои же люди не подчиняются, что ли? Да не дергайся ты! — прикрикнул Арсений Антону на ухо, надавливая на висок дулом пистолета, от чего тот поморщился, но поумерил свой пыл и желание высвободиться.       — Арсений, это только наше с тобой дело. Отпусти его, ему вообще пятнадцать, чего ты от него хочешь?       — Реванша. Как ты с моим, так и я с твоим, — взяв пистолет поудобнее, прошептал Арсений, смотря пронзительно на следователя.       Его напугал взгляд, потому что совсем недавно он видел почти в точности такой же. Он был холодным, колючим и главное с долей безумства, снова в момент, когда человек может сделать, что угодно. Парень часто моргал и сдерживал всячески злость, значит рассудок не покинул того окончательно и шанс достучаться есть, губы подрагивали, прерываясь на странную улыбку, а чёрная взлохмаченная чёлка спадала на глаза. Антон же выглядел напуганным, но старался как-либо уличить другого в слепой зоне или в слабой опоре, чтобы напасть. Извиваясь как уж на сковородке, подросток старался занять главенствующее положение или хотя бы выбраться из роли заложника.       — Давай один на один. Ты же меня убивать пришёл, а не его, вот и прекрати им прикрываться. Тебя разве этому Сергей учил?       — Кто угодно может о нём сейчас говорить, но только не ты, — с ненавистью и какой-то обречённостью, злобно прошептал парень.       — Да, ты прав. Тебе об этом ещё скажут твоя сестра и мать, которые останутся совсем одни. Отец мёртв, брат в тюрьме за убийство подростка в порыве ярости, — Антон чуть нахмурился, глядя на отца, а Арсений хоть и слушал внимательно, но сжимал его горло внутренней частью локтя, чтобы тот не смог воспользоваться его рассеянным вниманием, — А они ведь одни дома теперь. Ты же как сюжет по телевизору увидел, сразу сюда, правильно? Арсений, если не хочешь думать о том, что бы на это сказал твой отец и разве этому он тебя учил, то подумай о живых хотя бы.       Теперь уже взгляд был значительно спокойнее и осознаннее, а парень всерьёз задумался. Эту задумчивость выдавали бегающие из стороны в сторону глаза и игра желваками. Ему в голову действительно прилетело осознание собственной глупости и следование за эмоциями, при этом полностью игнорируя разумное мышление, чему как раз всегда и учил его отец. Арсений считал себя умным, рассудительным, спокойным и не злым. Да, гнев накрывает каждого, но по-разному: когда одни готовы крушить всю мебель вокруг себя, другие же убивают взглядом претерпевая ураган внутри. Парень относил себя всегда ко второй категории, а сейчас он понял, что банально до смерти отца и не злился вовсе. Гнев им управлял и руководил, как марионеткой, поэтому он слабо прикрыл глаза и шумно выдохнул подростку в русые волосы на затылке.       Он оттолкнул того от себя вперёд к столу, от которого тот тут же отскочил в сторону, а сам Арсений облегчённо опустил вниз пистолет. Тут же подбежали другие сотрудники полиции, которые всë это время наблюдали за этой сценой с наручниками и закрутили тому руки за спину, кладя его на этот же самый стол, куда он сам некогда прижимал Антона. Когда его наконец подняли он встретился взглядом сначала с Андреем, а затем и с его сыном. С их крайней встречи он немного изменился и быстро рос, приобретая уже черты юноши, но взгляд был такой же наивный и искренний, как и в их первую встречу, когда тому было всего шесть.       — Отведите его в допросную и наручники снимите. Не убежишь же?       Арсений молча покачал головой из стороны в сторону и, наконец, опустил голову вниз, рассматривая пол. Затем взглянул снова на Антона и усмехнулся его напуганному взгляду. Были бы они немного в другой ситуации, он бы извинился, что напугал со словами: «Прости, вспылил немного». Так же он неожиданно вспомнил и их первый диалог, когда Антон назвал его Гринчем, рисуя Гарфилда. Может быть он и есть Гринч, а Антон наивный рыжий Гарфилд которого остается только любить и кормить? Пока его не увели и не сказали в затылок: «Иди», он озвучил обращаясь к тому отнюдь не извинение:       — Гарфилд зелёным не бывает, — усмехнулся парень, когда того вывели из кабинета.       Антон смотрел уже в спину уходящему во все глаза и если раньше он казался ему просто смутно знакомым, то сейчас он вспомнил многое из того, что их так мало связывало. Когда он ввалился в кабинет и достал оружие, то был лишь просто преступником, каких он видел в великом множестве. Сейчас же юноша вспомнил, что это был тот самый парень, которого он видел в наручниках за кражу лет пять назад, так оказывается, они виделись ещё раньше. Андрей тоже внимательно наблюдал за анализом у сына на лице от увиденного и услышанного.       — Ты как?       — Сойдёт, — задумчиво ответил Антон, поправив ворот рубашки, который успел немного помяться от борьбы с Арсением.       Он снова был в форме, вроде как, но в одной только не заправленной в брюки голубой рубашке, потому что сидел в кабинете у отца и устало выслушивал про то, что он плохо показывает себя на практике. В очередной раз парень выслушивал, что из него получится отвратительный полицейский, а отец возможно ошибся направив его в кадетский дом-интернат. Так что, в какой-то степени, Арсений спас его от нудного разговора.       — Понял, что он сказал?       — Ты же сам слышал, — переводя взгляд на отца, произнёс это Антон, как некую очевидную вещь.       — Да, но я не понял. Ты с ним общаешься что ли?       — Второй раз в жизни его вижу. Нет… третий походу. Забавно, что две встречи из трех он в наручниках, — усмехнулся парень, решив скрыть факт расшифровки послания.       Сначала Антон и сам не понял, особенно после такого шока, как появление неожиданной грани между жизнью и смертью. Только спустя время и некий анализ этого молодого человека, он услышал и почти моментально вспомнил их первую встречу, и соответственно понял смысл сказанных слов в свой адрес. Сам Антон в своё время назвал его Гринчем, а у Арсения ассоциация с Антоном была, видимо, безобидный рыжий кот Гарфилд. Вот и получается, что тот, как и отец его за серьёзного полицейского в будущем тоже не считает. Стараясь изо всех сил учиться, тренируясь стрелять и драться по ночам, постоянный зубреж материала, всë это давало совсем не те плоды, на которые парень рассчитывал. Арсений сидел в кабинете, прислонившись лбом к столу. Ему только предстояло смириться со смертью отца, но пока он не мог в это поверить, он ещё не успел это осознать и принять, а для такого шокирующего и будоражащего сознание факта, нужно время. Следователь действительно заставил его задуматься о том, что теперь благополучие матери и сестры на его плечах и ответственность за них в первую очередь.       — С матерью обсуждал это? — хлопнув дверью, серьёзно спросил следователь, поправив оставшиеся на голове русые волосы.       — Нет, — положив руки на стол и сомкнув их в замок, холодно ответил парень, глядя на толстую папку в руках у мужчины.       — Сам про ограбление слышал?       Арсений медленно перевёл на того взгляд и наклонил голову вбок, заторможенно анализируя услышанное. Отец-то умер, его теперь, как бы это ужасно не звучало, не посадить, а вот Арсений вполне себе мог сломать жизнь и впаяли бы ему соучастника. Сил строить планы, что-то придумывать остроумное и как-то едко отвечать на вопросы не было, поэтому он разбито отклонился на спинку стула и начал.       — Слышал. У матери можете не спрашивать, она никогда ничего не знала. Отец же готовил ограбление несколько месяцев вместе со своими друзьями. Они его сдали?       — Да, один из них.       — Расскажете кто?       — Не имею право, — он постучал ручкой по открытой папке и задумчиво посмотрел на парня, ожидая реакции на свои слова.       На удивление, Попов просто хмыкнул и расслабился ещё больше. Он пару раз открывал рот, чтобы что-то сказать, но так ни звука и не произнёс.       — А я вам зачем? На сына на вашего напал? Ну, хотите, извинюсь и отпустите. Или он уже у вас тут сотрудником числится и я буду проходить по делу «нападение на сотрудника полиции»? — едко усмехнулся Арсений, скрестив руки на груди.       — Про сына вписывать тебе в дело не буду. Впишу просто свидетелем и родственником Попова-старшего, всё.       — Андрей Александрович, — спустя непродолжительное молчание, начал Арсений, оживлённо придвинувшись к следователю через стол, — Глядя мне в глаза, признайтесь, вы отдали приказ его застрелить?       Следователь опешил от такого, но старался не выдать в себе неуверенность или смятение таким поведением. Он уже успел обсудить это и с группой захвата, и с операми, и с начальством и со своими подопечными, но для всех был разный ответ, по многим причинам. Сергея нельзя было назвать врагом, скорее хорошим, но проблемным знакомым, они были далеко не врагами. Спустя несколько часов после провальной операции, он сидел в коридоре и анализировал их взаимоотношения. Они были странными: со стороны закона это был увлечённый вором следователь, а с другой… С другой возможный хороший друг, которого у Андрея не было никогда, но всегда хотелось. С годами друзей становится меньше, а институт дружбы сам по себе уходит на второй план, а затем всё дальше и дальше. У него всегда была любящая жена, теперь есть сын, который медленно, но верно идёт по его стопам. В нём он видит своё продолжение и свой оставленный след в истории, но вот до единомышленников не доходило дело как-то. Сергей казался тем самым человеком, с которым бы он мог подружиться, как будто так должно было бы исторически сложиться, но судьба распорядилась иначе разбросав их двоих по разные стороны закона.       С такими тяжёлыми мыслями в голове, он встал с места, задвинул стул, механически взял папку и подошёл к двери, услышав разочарованный вздох за спиной. Он занёс руку над ручкой и остановился, чтобы хотя бы немного объясниться:       — Арсений Сергеевич, вы не в той компетенции, чтобы задавать вопросы следователю на вашем же допросе. К вам сейчас подойдёт сотрудник и примет заявление, чтобы вы смогли спокойно уехать.       Равнодушие и холод иногда бьют больнее, чем истерики или ужасные поступки, как сейчас больно кольнуло осознанием Арсения. Он понял, что следователь всего лишь выполняет свою работу и не более. В какой-то момент ему показалось, что он проникся и почувствовал всю ту боль, с которой парню придётся жить, но нет, это всё была маска для расположения допрашиваемого и обычный психологический трюк. Обида и злость снова захлестнули с головой, но у юноши банально не было на выплеск сил, поэтому он беспомощно положил голову на стол и прикрыл глаза, стараясь запомнить или наоборот забыть этот самый момент.       Допросная представляла собой комнату с затонированным стеклом, через которое весь диалог наблюдал Шастун-младший и коллега отца по работе. Ему было его жалко, хотелось как-то помочь, выслушать или наоборот рассказать всё. Он немного злился на отца, что тот с ним так поступил, но конечно же он ему ничего не скажет, потому что Антону ещё предстоит обучиться этому. Возможно он поступил правильнее всего, только вот Арсений так не выглядел. За время допроса он успел его рассмотреть как следует: его движения, повадки, жестикуляцию и смену настроения. Главное, что его сейчас интересовало это как он справится со смертью отца и почему так спокойно общался по идее с его убийцей? Видимо Арсений-то был уверен, что его убил именно отец Антона, но вот почему он сидел таким разбитым, было непонятно.       — Ты учишься что ли как допрос проводить? — спросил мужчина у задумавшегося Антона, допивая свой чай.       — Что? А, да… Зачем же ещё бы я тут стоял. Спасибо, что разрешили, Вячеслав Ильич.       Антон быстро улыбнулся и отошëл от окна. В какой-то момент у него даже зародилась идея открыть дверь в допросную и поговорить с ним, но тут же появились дела и большое количество сотрудников на один квадратный метр.