В погоне за собственной тенью

      Несколько задумчиво, Антон прикрыл за собой дверь и сел на пол, ударяясь головой о неë.       — Ну пиздец, — прошептал он, сжимая в руках рубашку.       Постепенно его накрывало волной непонимания, какой-то злости и беспомощности, а перед глазами стоял только один вопрос: «Зачем?». Он ведь не хотел, чтобы так получилось, но и был не против в момент происходящего. Не понимая не то, что теперь как с ним работать, а как в целом жить и смотреть ему в глаза после такого, парень уткнулся лбом в колени, размышляя над выходом из ситуации. Стало неприятно от произошедшего и оттого, что сам всё опошлил и свёл до такого низкого состояния.       Спустя двадцать минут, Арсений переоделся, сходил в душ и уже сидел на кухне, тоже стараясь переварить произошедшее, но не с такой трагичной точки зрения, как Антон. Его удивило мало того, что тот согласился на подобное, так и другое, что он, видимо, действительно нравится ему. У парня никогда не было проблем с самооценкой, но сейчас он задался вопросом:        «А что такой человек, как Антон мог найти во мне что-то, чтобы влюбиться или как это протекает у него интересно? Испытывает симпатию, лёгкое влечение или что? Хотя, может, вообще завтра в любви до гроба будет признаваться, кто знает. Да-а, дела.»       Проходя к себе в комнату, он глянул в сторону соседской, из которой всё это время никто не выходил. Под дверью была еле заметная щель, через которую он различал, когда у Шастуна свет горит. Сейчас света там не было, но у этой щели было видно тёмную тень — значит кто-то ходит или сидит на полу у двери. Он хотел было подойти, поговорить, обсудить произошедшее, чтобы Антон это правильно воспринял не как великую любовь, а как просто вполне себе удачную попытку расслабиться. Ему в целом было важно, чтобы никто от него ничего не ждал, не требовал, и уж тем более, не возлагал каких-то надежд. Меньше всего ему хотелось услышать то, что он для парня первый, особенный, единственный и всевозможные признания в любви, потому что у самого ничего из этого не было. Наслушавшись такого от Кати, он понимал, что ему-то не больно, он в бронежилете и в таких ситуациях чувствует себя, как рыба в воде. А вот другие, глубоко чувствующие натуры, этого не понимают. Неосознанно Арсений переживал за таких не взаимно влюбленных и чувствовал ответственность, чтобы хоть как-то компенсировать свою неспособность искренне влюбляться и любить, так как они.       Сделав шаг в сторону двери, он передумал и скрылся в своей комнате. С другими всегда был готов к такому разговору, с Антоном пока ещë нет.       Сам парень просидел так довольно долго, потом решил выйти в коридор. Вышел он уже ближе к часу ночи, когда под дверью напротив свет уже не горел. Стоя под душем, он всё пытался понять, как так вышло и что теперь делать. Вломиться в комнату к, уже не просто, напарнику, он не мог из-за каких-то неожиданно появившихся барьеров, да и просто по причине того, что он спал. Антон немаленький и неглупый, возможно иногда несколько наивен, но точно не глупый. Прекрасно понимая, что между ними двумя о какой-либо духовной связи сложно было говорить, он сделал вывод, что попал в конвейер под названием «очередной». Если для Арсения он подобрал прилагательное «другой», то, наверняка, тот назвал бы его «очередным». Сколько у него подобных случаев было? Скорее всего много, а вот у Антона нет и это тоже играло большую роль интерпретации произошедшего.       Буквально не зная, что ему делать, он решил пойти самым простым и одновременно сложным путем — уйти в отшельники и подумать. Благо всё это произошло в канун праздников, а значит у него есть целых девять дней вдали от Москвы и Попова. Написав Стасу, что его мама срочно вызвала, а по делу он не сделает ничего значительного за день, Антон решил уехать завтра с утра. Лишь бы с Арсением не пересечься.       Встав в пять часов утра, парень вышел в коридор и заметил открытую дверь напротив. Подходя к ней и собираясь просто закрыть, он задержался. Арсений весь свернулся калачиком, заворачиваясь в одеяло в попытках согреться, потому что форточка была открыта. Антон вздохнул и прикрыл глаза:       «Форточка открыта, дверь настежь… Опять кошмары ночью были. Придурок, форточку-то можно было закрыть хотя бы. Тут ещё и сквозняк с открытой дверью.» — собираясь просто прикрыть дверь, он ударился лбом об неё и прошептал «Зараза» перед тем как сделать какое-либо движение.       Осторожно заходя в комнату и стараясь не думать о том, что тут было вчера, он прикрыл форточку и, выходя, закрыл за собой дверь. Его несколько напрягало, что он так, не прощаясь, уедет на неделю, но и разговаривать с напарником не хотелось.       Арсений проснулся, когда услышал будильник. Как обычно передвигаясь по квартире и постепенно собираясь на работу, он всë ходил мимо закрытой двери и думал:       «Может постучаться? Нет, разбудить могу. Да, он вроде в это время уже встать должен. Хотя мало ли…»       Когда настало уже крайнее время выходить, а то опоздают, Арсений всë-таки шумно выдохнул и подошёл к двери. Постучавшись, он ничего не услышал в ответ и аккуратно открыл её. В комнате никого не было, как и разбросанных вещей Антона. Парень сначала нахмурился, а потом усмехнулся, прикрывая за собой дверь.       Писать напарнику с вопросами «Ну и где ты?» не хотелось от слова совсем. Если бы он воспринял всë это правильно, как видел это сам Арсений, то точно бы не уехал. Вспоминая ещё их диалог, когда он говорил, что уедет в Воронеж тридцать первого, а не тридцатого, парень почти убедился в своём предположении.       «Я ведь его спрашивал, потому что, очевидно, что Антон точно не тот парень, который согласится на секс или меньшее на одну ночь. Это я только такой… любитель подобного. Не хватало ещё психику человеку сломать, молодец, Арсений.» — нажимая на педаль газа, постепенно накручивал себя молодой человек.       Приехав в отделение у него, по классике, состоялся утренний мини-диалог с Ирой, по дороге он встретил Игоря и поговорил ещё с ним и только потом дошёл до кабинета начальника. Стас сидел как ни в чëм не бывало, но и даже не пытался делать вид, что чем-то занят, потому что в последний рабочий день никто не работал без зазрения совести.       — О-о, Попов, доброе утро, — оживился Стас, — Заходи, чего хотел? Мандарин? — указав рукой на корзинку мандаринов, спросил начальник.       — Доброе. Да не, спасибо. Я хотел спросить, что мне делать и узнать, по возможности, где мой… э-э, напарник.       — А, он тебе не сказал? В Воронеж уехал к родителям.       — Завтра вроде должен был.       — У него там с мамой что-то случилось, поэтому отпросился. Написал, правда, часа в два ночи, наверное. Ты что ли его напугал? — усмехнулся Шеминов.       — Да, его напугаешь, — задумчиво хмыкнул Арсений, убирая руки в карманы.       — Иди в кабинет к себе, я там тебе документы по вашему делу положил. В прошлом всплыли подобные случаи. Только где-то способ убийства другой, но на допросе у одного из подозреваемых тоже фигурировал «Черный квадрат» и всë это ваше чёрное, где-то фамилии похожие — иди, короче.       — Вот так, да, вы, Станислав Владимирович? — со вздохом отозвался парень, открывая дверь, — Шастун в Воронеж, а я работать.       — Иди-и.       Прикрыв за собой дверь, Арсений задумчиво побрёл в кабинет, перебирая мысли в голове. А вдруг и правда у него с мамой что-то случилось, и уехал Антон не из-за него. Пока складывалась не очень оптимистичная картина под названием «близкие люди Антона Шастуна», потому что в списке были только мама, некая пропавшая близкая подруга, которая много для него значила и, поскольку-постольку, Позов. Антон, вроде как, общался со всеми, но и одновременно ни с кем. Когда парень предложил ему выпить с кем-то и начал перечислять с кем, то тот просто закатил глаза и накрылся одеялом. Значит не друзья, а коллеги. В момент, когда его захотелось пожалеть, Арсений проанализировал свой круг общения и у него ситуация была не лучше в виде сестры и Серёжи.       Зайдя в кабинет, он держал в руках телефон и думал написать Антону сообщение не с тем, чтобы напомнить о себе, а узнать, как у того мама, потому что, судя по тому, что парень успел увидеть, она для него действительно важный человек.       В момент размышления Попова перед телефоном, получатель данного сообщения ехал в поезде и смотрел в окно. Успев на скорый, но сидячий, он выдохнул и успокоился на шесть часов поездки. Из-за роста он терпеть не мог сидячие места, потому что упирался постоянно коленями в соседнее кресло, но ему повезло и напротив никто не сидел, поэтому можно было спокойно вытянуть ноги. Шумно выдохнув и наблюдая за сменяющими друг друга видами за окном под музыку в наушниках, он думал о том, как Арсений без него поехал в отделение. Ведь буквально вчера вечером после работы, он был уверен, что они с напарником просто поговорят, уйдут спать каждый к себе, поедут вместе в отделение сегодня и либо поработают, либо в кабинете у Игоря и Зои постоят, но всё пошло не по плану. Во всех смыслах слова «план».       Чем больше времени проходило, тем больше он осознавал, что они не должны были этого делать. Детское и какое-то наивное «Это было ошибкой» вертелось в голове, но во вчера не вернёшься. С другой стороны, ему безумно понравилось, и Арсений понравился ещё больше, зная, что Антон влюбился не только в умного, талантливого, удивительного напарника, разделяющего с ним его взгляды на жизнь, но и очень даже хорошего любовника.       «Если я продолжу это вспоминать, то придётся идти в туалет, а я не хочу, поэтому, Антох, поумерь свой пыл, пожалуйста.»       Обратной стороной медали было такое же по-юношески наивное, что он представлял всё это по-другому. Антон думал, что они ещё полгода будут каждый томиться, настаиваться и грезить этим чувством, а потом делая свои первые неловкие шаги всё-таки будут вместе, как полноценная пара. Романтично до одури, но получилось всё совсем по-другому. Получилось, видимо, всё так к чему привык Арсений. Чётко помня, что он его спросил, уточнил, поинтересовался не торопят ли они события, Антон своим уж очень затуманенным мозгом подумал: «Конечно нет, не торопим». Сейчас уже чувствуя приток крови в мозг, а не в другие части тела, осознание ударяло неприятно то ли по странному лёгкому чувству влюблённости, то ли по самолюбию.       В момент мыслей «Какой я дурак», провибрировал телефон, и Антон его чуть не выронил, прочитав «Сообщение от пользователя Арсений Попов». Он снова заблокировал телефон и теперь уже пытался унять внутреннее беспокойство и неприятно-щекочущее чувство в груди. Постоянно поглядывая на это оповещение, он всё гадал, что же тот мог написать. «Может просто спросил почему уехал? Или чего похлеще, написал из серии «Это была незабываемая ночь…» Ага, да, Арсений так напишет. Сейчас, бежит и падает. Тогда чë ему надо? Может по работе? Какая там работа тридцатого декабря? Бля-я, это же просто сообщение, открой уже.»       Набираясь даже какой-то смелости, он открыл Телеграмм, где те общались обычно по работе, и чуть ли не задержав дыхание, прочитал сообщение в несколько строк: «Доброе. Стас сказал ты уехал раньше времени из-за мамы. Если так, то надеюсь с ней всё в порядке и считай спрашиваю всё ли в порядке? Если по другой причине, то ок, не лезу»       Антон усмехнулся тому, насколько же, судя по сообщению, Арсению самому было неловко как-либо переживать за парня и беспокоиться о том, всё ли у него нормально. Особенно ему понравилось это финальное «ок, не лезу», что говорило о том, что всё Попов понял и, видимо, не первый раз с подобным бегством сталкивается, а может быть и просто предполагал что-то и додумывал реакцию напарника на случившееся.

«Привет. Спасибо конечно что

беспокоишься, но ок, не лезь :)»

      Отослав подобное сообщение, он чуть сам в голос не рассмеялся с абсурдности ситуации и очень надеялся, что тот поймет такой межстрочный ответ с подтекстом.       Сидя на диване и перебирая бумаги, которые на него скинул Стас, он думал хвататься уже за голову или пока ещё повременить с драматизмом, но внимание привлёк загоревшийся экран телефона. Он глянул на короткое сообщение и улыбнулся.       «Значит угадал. Маленький ты ещё, Антон. Хотя да, пусть лучше переварит всё в своём котелке, потом может сможет игнорировать случившееся и относиться к этому проще… Хотя, скорее всего, заявится с самым раскаивающимся видом и будет причитать «Это было ошибкой, мы не должны были бла-бла-бла». Детский сад.»       Отложив телефон, он принялся вчитываться в одно из дел, которых было великое множество в виде стопки на столе. Неизвестные фамилии, неизвестные дела, непонятно как связанные с их Душителем и всего великое множество. Но раз ему делать всё равно нечего, да и он один в кабинете, то можно и почитать. Не мог же Стас просто так дела какие-то на него свалить, чтобы отвлечь изучением подобного рода чтива. Запасаясь кофе, Арсений снова сел на диван, примерно представляя, что ему нужно будет искать хоть какие-нибудь похожие случаи подобного.       Антон же ближе к трём часам дня с отсиженной пятой точкой прибыл на вокзал и выдохнул. Выходя на улицу, ему всегда нравилось то, что выходит он прямо к дороге. Осмотрев поднимающиеся вверх бетонные колонны, которых он очень давно уже не видел, парень выдохнул. В то время, как Москву засыпало снегом при минус пяти, Воронеж встречал моросящим дождём и щедрым минус один. Каждый приезд у него была дилемма куда ехать, потому что родители успели купить в этом городе сначала квартиру, а потом и дачный участок. «Жили и работали в Москве, но на старости лет с ума сошли и уехали в Воронеж» — так ему объяснила свой выбор мама, которая предлагала ему вместе с ними переехать, — «А что? В Москве два курса осталось доучиться всего. Доучился бы и всё. Устроился бы тут в полицию и зажил бы без прошлого отца, без всего, что гнетёт, новой воронежской жизнью».       Парень тогда даже рассматривал этот план всерьёз, потому что, учась на третьем курсе, уже хотелось примерно понимать своё будущее, а тут ещё и переезд в другой город маячил перед глазами. Всем этим занималась мама, потому что отец на тот момент всё ещё работал в полиции. Как только он закончил институт, то чуть ли не через несколько месяцев произошло выбившее его из колеи событие в виде смерти лучшей подруги. Затем, отец уволился и окончательно переехал к маме сюда, оставив отделение полиции, которое потом принял на себя Антон. Проходя в нём практику, он на это отделение и делал ставки, но Воронеж прельщал тем, что здесь за ним бы не тянулся шлейф прошлого. Остаться в Москве решил из принципа, чтобы доказать больше отцу, наверное, чем кому-либо другому, что никогда не допустит подобных ошибок и оплошностей, которые тот допустил.       — Мам, привет. Куда ехать?       — Приехал уже? Хорошо, иди левее от вокзала. Мы с тётей Леной тебя тут ждём на машине, — воодушевленно, протараторила женщина.       — Каждый раз прошу не ездить за мной, — вздохнул Антон, но всё же улыбнулся, поправив на плече сползающую лямку от рюкзака.       — Всё, иди давай, не бубни.       Женщина сбросила трубку, а Антон чуть притормозил вспоминая, как назвал Арсения «бубнилкой», обвиняя его тоже в бубнеже. Чуть тряхнув головой, как будто бы это могло помочь выкинуть мысли, он договорился сам с собой, что за новогодние выходные не будет о парне думать, поэтому просто продолжил идти в поисках машины уже давно знакомой тёти Лены. Долго искать не пришлось, потому что посреди дороги стояла мама, чему Антон не мог не улыбнуться. Он её очень давно не видел и в каждый сложный жизненный период хотел увидеть, услышать и вот наконец-то получилось.       Она стояла в белой повязке, густые светлые короткие волосы из-за ветра забавно развевались, а она сама задумчиво смотрела наверх, убрав руки в карманы большой куртки. Замечая боковым зрением высокого молодого человека, она уже поняла, что это еë сын, поэтому заулыбалась и пошла навстречу.       — Привет, мам, — улыбаясь, поздоровался Антон, когда женщина налетела на него с объятиями и затискиваниями, какие бывают только у мам, — Ну, ма-а.       — Да дай тебя потискать! Сына родного годами не вижу, — поцеловав того в лоб, прикрикнула женщина.       — Не утрируй.       — Ты чë в рюкзаке-то тащищь? — замечая у того рюкзак за спиной, спросила, чуть нахмурившись, она.       — Может подарки, а ты тут со своим любопытством, — усмехнулся Антон.       — Видел, я куртку-то купила, которую тебе кидала? — отойдя от парня, покрутилась мама, показывая обновку.       — Да-а, ты вроде шапку смотрела. Нет? — чуть придерживая её за плечи, чтобы они шли к машине, уточнил парень.       — Да, шапку-то я тебе смотрела! Господи, как ты в полиции только работаешь. Не голова, а решето какое-то.       — Ну всё-всё. Зато твой день рождения помню. В апреле вроде? Нет? — в шуточно-вопросительном тоне, перечислил парень, на что женщина замахнулась.       — Щас бы вот как дала.       — В июле? Женщина, вы кто? — рассмеялся наконец Антон, получив лёгкий удар в плечо, — Здрасьте, тёть Лен.       — Приве-ет, Антош. А мы тебя с двух караулим.       — Поезд останавливался где-то на час, поэтому рейс задержали, — кидая вещи на заднее сиденье и туда садясь, он объяснил.       Проезжая по городу, молодой человек рассматривал не изменившиеся со временем улицы, всё те же магазины, толпы подростков, одинаково одетые, хмурые люди под холодным моросящим дождём и думал, как тут спокойно. Бывают такие города, по улицам которых едешь и чувствуешь, как будто здесь жизнь остановилась. Никто никуда не бежит, не опаздывает, потому что «задерживаются» и всё так тихо и размеренно, что иногда было желание остаться тут подольше. Майя Олеговна глянула в зеркало заднего вида, рассматривая сына. Её всегда пугал этот отпечаток полиции на лице, который она заметила сначала у Андрея, а сейчас и у него. Равнодушные, уставшие от жизни люди с постепенно гаснущими глазами и мешками под ними от бессонных ночей за кофе. Она часто вспоминает, как муж засиживался до трёх, читая материалы дела. Этот такой же растёт.       — К отцу поедешь?       — Ты же знаешь, — смотря в окно, ответил Антон.       — Он ждёт.       — Мам, — вздохнул парень, смотря уже на неё в зеркале, — Чтобы я опять выслушивал, какой я ужасный следак?       — Договоритесь ни слова о работе, да и общайтесь себе.       — Тогда мне не о чем будет с ним разговаривать. Он где?       — На даче, мы туда переместились на эту зиму. Нам отопление сделали, — улыбнулась женщина, оборачиваясь к сыну, — Антош, пожалуйста. Новый год же. Ты не можешь его игнорировать. Уже второй год пойдёт, как вы…       — Если тебе нужен скандал, то поехали, — сдался Антон.       — Ты-то постарайся себя сдерживать. Отца ты знаешь, он…       — Ну, и он меня знает.       Тётя Лена с любопытством слушала такого рода диалог и сочувственно посмотрела на парня, держа руль машины. Подруга ей рассказывала почти всё с чем сталкивалась, делилась горечью и радостью, но радостью всë-таки старалась чаще, потому что по жизни была оптимисткой. С ней добродушно и доверчиво общались все соседи, но они же и распускали о ней странные слухи. Кто-то доходил вплоть до «Да, нет, у неё сына, выдумала она всё. Уехали с бывшим следователем сюда и залегли на дно». Она на это лишь смеялась или улыбаясь, приговаривая: «Господи, ну какие дураки-то, а?». Антон всё время хватался за эту жизнерадостность, но никак не мог её познать полностью, выжимая из себя что-то среднее. В школе его часто дразнили маменькиным сынком, на что он хмурился и не понимал значение данного обзывательства. Он рассуждал так: «Странно, неужели они не любят свою маму, что не относят себя к её детям, сыновьям, дочерям?..» Для него мама была светилом, другом и наставником, а вот отец что-то среднее. Вечно молчаливый, замкнутый и какой-то въедливо-неприятный — таким он его представлял до института, пока не попал на практику в отделение. Тогда к характеристикам добавилось ещё и профессионал своего дела, спокойный и немногословный. Никогда не слыша от него «Горжусь тобой» или «Ты идëшь правильной дорогой, я рад, что ты выбрал такой путь», Антон постепенно отстранялся от него, стараясь как можно меньше взаимодействовать. Сама жизнь раскинула их ещё дальше друг от друга, и в этой ситуации Шастун-младший иногда винил именно себя — он не мог простить. Первое время он вёл с собой внутренние диалоги, что отец не виноват в случившемся, что ошибиться может каждый, что Антон его должен понять, как сын и как будущий следователь, но каждый раз, когда они встречались, то вслух говорил и выкрикивал совсем другое. Он наговорил ему много гадостей и неприятных вещей, как на эмоциях, так и аргументированных, но проблемы с коммуникацией были. Видимо они предстоят и сейчас.       Заезжая в коттеджный посёлок, у Антона промелькнула мысль, что теперь он может его сравнить с посёлком, в котором живёт Арсений, но он снова «ударял себя по рукам» от таких мыслей. Средних размеров дом, простой забор без излишеств и светлое высокое деревянное здание — всё это парню больно ударило по сердцу, потому что он постепенно начинал это забывать. Когда-то, чуть ли не каждые выходные, ездил, проводя тут всё своё студенчество, а теперь удивляется, что дом такого цвета.       — А вы дом не красили? — уточнил Антон, осматривая его от фундамента до крыши.       — Когда бы мы успели-то? — удивилась женщина, смотря на сына, — Нет. Всё такой же, только тепло стало и вода появилась.       — О-о, ещё и печь небось не топите?       — Очень смешно, — усмехнулся Майя, отворачиваясь.       Наконец-то они доехали, попрощались с тётей Леной, и Антон шумно выдохнул, настраиваясь на не очень приятный жизненный эпизод. Мама осторожно провела ему по плечу, подталкивая к дому.       — Антош, он тоже скучает, хоть и никогда не признается. Знаешь же его.       — Как раз, потому что знаю — никогда бы такого не подумал, — недовольно пробубнил парень, поправив рюкзак.       — Ради меня, — она остановила его и остановилась сама, кладя ему руку на грудную клетку, — Не ругайся, уступи, когда увидишь, что…       — Мам, скажи честно, ты ему такие же напутствия давала?       — Да, — непонимающе ответила Майя, на что Антон скептически сморщился, — Прекрати. Я правда хочу, чтобы наша семья была единой, понимаешь? Чтобы никакая работа этому не мешала.       — Ма, вопрос-то не в работе, а в том, что он Лизу…       — Я не хочу ничего слушать, — она его остановила, прикрыв глаза, — Наслушалась и с твоей, и с его стороны. Я просто прошу, хотя бы сегодня, пожалуйста, Антош, не злись на него.       — Ничего не обещаю, но постараюсь.       — Спасибо.       Открыв дверь, Антон пропустил маму первой и сам чуть остановился, увидев отца на крыльце. Скрестив руки на груди и опираясь на перила, стоял совсем седой мужчина. Всё ещё военная выправка, строгий взгляд, но под усами виднелась лёгкая и еле заметная улыбка. Антон вспомнил о том, что ему очки раньше были нужны только для чтения, а сейчас он в них стоял — значит зрение ухудшилось. Мама ещё говорила, что у него сердце иногда болит. В такие моменты, он жалел о том, что они не общаются. В один резкий и неожиданный момент, он не узнает, что отцу стало плохо с сердцем или что его совсем не станет. Не мог Антон зачерстветь, как бы не пытался.       — Здравствуй, Антон, — послышался приятный бас со стороны кивающего мужчины.       — Здравствуй, пап, — отводя чуть взгляд в сторону, чтобы якобы посмотреть где там мама сзади идёт, тихо поздоровался парень.       — Май, ты сказала заберёте и уехали на час. Что он сам не доехал бы?       — Доехал, но там поезд задержали, и мы решили подождать. Всё, иди, прекрати причитать, — быстро глянув то на одного то на другого, объяснила женщина, поддевая того за руку и уводя в дом.       Антон замер на пороге и, посмотрев по сторонам, вошёл внутрь. Его тут же встречало большое количество ковров, потому что у мамы была такая странная турецкая любовь к коврам. Она скупала и дорогие, и дешевые, к чему отец уже привык, а вот Антон, живя с минималистичным Арсением — отвык.       «Опять этот ёбаный Арсений, да что ж такое!» — агрессивно снимая обувь и вздохнув, подумал Антон.       Сразу как входили попадали к дивану и креслу, поэтому Антон первым делом сел и поставил рядом с собой рюкзак, стараясь осознать, что он приехал к родителям.       Спустя долгие часы поисков, Арсений нашёл нечто интересное. В деле с неизвестной ему фамилией, была довольно интересная расшифровка допроса, в которой обвиняемый признаёт, что повесил человека, но не по своей воле. Якобы он состоит в некой «семье», где каждый друг за друга, но попросили избавиться от одного лишнего. Про татуировки ни слова. Перелистывая пожелтевшие листы, он остановился на фразе про семью и задумался. Быстро взяв дело, он пошёл к Стасу. Влетая без стука, чем напугал начальника, Арсений принялся рассуждать.       — Стас, а у тебя есть что-нибудь по Михайлову Илье? — он судорожно перелистывал дело, не обращая внимания на напуганного Стаса.       — Кого?..       — Ты мне дела дал, а в одном из них фигурирует случай, подобный Петрову. Опять эта семья, это убийство через третьи лица. Только квадрата нет у него на руке и всё, остальное один в один.       Он повернул к Стасу найденную информацию и ждал, что тот на это ответит. Задумчиво приподняв фуражку, начальник вчитывался в строчки и глянул на Арсения.       — Возможно с вашим делом и связано. В архиве спроси про… а да. Шастуна-то нет. Ща, — он наклонился к столу, забрал бумажку и принялся что-то стоя писать на ней.       Поставив печать, он передал эту бумажку парню, а Арсений непонимающе на него посмотрел. В документе говорилось «Под мою ответственность прошу предоставить доступ к архиву в связи с отсутствием напарника».       Уже задумчиво спускаясь на первый этаж, парень гонял по голове мысли от Душителя к его «настоящему» воровскому делу. Он получил доступ, сможет сейчас посмотреть и, может быть, даже сфотографировать схемы здания, а что дальше? Оказалось, что этот криминальный мир по другую сторону закона слишком затягивает и действует как болото. В его голове же изначально он просто должен был сидеть в офисе, заполнять бумаги и уже дойти до архива, как ни в чëм не бывало.       «Так почему же, когда всё, чем ты так грезил, оказывается почти у тебя в руках, ты не рад?» — как-то горько усмехнулся Арсений.       Ему действительно удалось легко проникнуть в архив, но это проникновение ограничилось вопросом: «Вам какое дело принести?». Перед ним стоял совсем молодой парень, которого они ещё с Антоном видели и тот видимо чередовал смены с отцом.       — То есть я не могу пройти сам к стеллажам поискать там? — мимоходом уточнил Арсений.       — Конечно нет. У меня тут дело на компьютере, я ищу по фамилии, а потом сверяю с номером и иду к нужному стеллажу. Вы сами ничего не найдëте.       — Может, научите? — улыбнулся парень, облокачиваясь на стойку, за которой стоял архивариус и немного походил издалека на человека, который начинал пускаться во флирт.       — Научить пользоваться поиском системы всех полицейских участков? А вы интересный человек, Арсений, — хмыкнул парень, поправляя очки съехавшие по переносице чуть вниз.       — Или я должен буду за это тебе что-то сделать?       — Пыль протрëте? — подпирая голову рукой, улыбаясь, спросил Кирилл.       — И всё? За доступ к базе данных всего МВД нужно всего лишь пыль протереть? — удивился парень на грани того, чтобы рассмеяться.       — Не, я сказал, что покажу просто, но не расскажу, как пользоваться.       — Какие доблестные сотрудники у нас в отделении работают. С ума сойти, — вздохнул Арсений, внимательно осматривая того.       — Служу Отечеству. Фамилию-то скажете, Арсений Сергеевич?       — Да, Михайлов Илья Дмитриевич, — передавая тому папку, объяснил Арсений, — Мне нужны все возможные бумаги на него, чтобы понять, что он из себя представляет.       — Дело тридцатилетней давности, — задумчиво произнёс парень, читая дело, — Сложновато будет, но я попробую. Позвоню вам на стационар, как что-то найду, чтобы забрали.       — Спасибо, Кирилл.       Ожидание необходимых документов и хоть какой-то информации вылилось в лежание на диване и подбрасывание теннисного мячика вверх. Он старался связать убийство тридцатилетней давности с их делом, но буквально чувствовал, как не хватает определенного пазла в этом деле — Шастуна. Именно ему удавалось составить более правдоподобную версию произошедшего и соединить события в последовательную цепочку случившегося. Неприятно было осознавать, что в его отсутствии сейчас виноват именно Арсений.       «С другой стороны, а в чëм это именно я виноват? Я его спрашивал, я помню, каким бы мозг туманным не был, но я всë-таки уточнил надо ли ему это или нет. Что он ответил? Вот это я уже не помню, но точно что-то утвердительное… И вообще мог бы и не уезжать. Ещё и из-за его какого-то ребячества тормозится расследование. Не нравится мне, что личное начинает влиять на работу. Хотя, с другой стороны, чего ещё ожидать? Ладно-ладно, так, представим ситуацию. Много лет назад я состою в клубе по интересам, где каждый торгует чем хочет. Тут что-то случается и я решаю убить одного из команды. Проходит тридцать лет, организация всё ещё существует и я снова решаюсь устроить «чистку». Причина? Тут же, наверняка, есть какая-то связь, но какая?»       Пока Арсений пытался понять и уловить невидимую связь между фактами, Антон старался настроиться на дружеский лад за семейным застольем. Мама, очевидно, переживала к чему может выйти их диалог, и парень готовился к любому нападению со стороны отца, а у того было только непреодолимое желание узнать как там отделение и что на работе нового. Размазывая вилкой картошку по тарелке, парень слушал, как мама рассказывала про соседский участок и что они хотят снести их забор.       — Видите ли, наш забор их смородиновые кусты загораживает и они в тени, поэтому летом неурожай был. Я говорю, что забор тут никакого отношения не имеет, а они всё равно своё гнут.       — Ничего они не сделают, — отпивая чай, целомудренно заключил мужчина, — По закону не могут.       — Антош, — осторожно позвала женщина, выбивая парня из мыслей.       — Что? А, да, забор... Ну-у, отец прав. Только вот почему им зимой приспичило — непонятно.       — Да вот и я тоже ду…       — Что за выражения такие, — несколько едко усмехнулся мужчина, — «Приспичило». Много с кем на допросах наобщался?       — Я не веду допросы, — хмуро ответил Антон, снова погружаясь в тарелку.       — Это как так? Всё отделение и все следаки страны ведут, а ты нет? — распрямляясь и облокачиваясь на спинку стула, спросил Андрей.       — Андрей, — на грани шёпота, серьёзно произнесла женщина, когда Антон глянул на него в ответ, кладя локти на стол.       — А мне наш начальник потому что позволяет не вести допросы. Хорошо себя зарекомендовал и не сажусь в допросную, выпытывать из людей информацию за счёт психологического давления.       — Так в этом и суть следователя.       — А-а, — хмыкнул Антон, снова смотря в тарелку, — Понятно теперь почему на допросах ты был звездой, а как дела раскрывать так одного на задании грохнули, а другую убили за твою халатность.       — Антон! — чуть ли не с испугом, громко поправила его женщина, понимая, что после такого пути назад нет, и сейчас начнётся очередной спектакль.       — Я уже говорил, что это была не халатность, а следственная ошибка. Мало того, что допросы не ведëшь, так ещё и не опытный, чтобы меня судить, — со стальными нотками в голосе и, придвигаясь чуть ближе к столу, проговорил мужчина.       — Может, я и больше тебя повидал, не думал? Ты хоть представляешь, сколько я натерпелся за твои «следственные ошибки»? Заметь, даже не мои, а за твои, — начиная жестикулировать, постепенно заводился Шастун-младший.       — Ты сам выбрал эту профессию, зная что тебя ждёт. Теперь мне в укор ставишь? И какие такие ошибки, сынок?       — Мальчики, ну давайте не…       — Я Лизин случай не хочу обсуждать, ладно. Ты дело Попова хорошо закрыл, молодец, ничего не скажешь. Так хорошо, что всплывает спустя тридцать лет. Тут не досмотрел, там не дораскрыл, зато на публику любил работать со своими допросами только так. И как оно?       — Что с делом Попова? — уже игнорируя личное с чисто профессиональной стороны, поинтересовался бывший следователь.       — Я тебе ничего не обязан докладывать. Ты своё дело закрыл и не лезь в мои, пожалуйста, — положив вилку и повернув голову в сторону, ответил Антон.       Наступило молчание ото всех троих, и было слышно только раздражительное тиканье часов. Андрей мог уйти сколько угодно раз в отставку, но следователем он был уже по жизни, а не по профессии. Спокойствие и холодность при общении он сохранял постоянно, чем бесил вечно закипающего Антона, который наоборот выплескивал всё, что думал, как вулкан, чувствуя, как закипает лава. Мало того, что парню тема в целом была неприятна, так ещё и поставленное спокойствие, как будто он с ним на допросе сидит.       — Сын Сергея его напарник, кстати, — тихо объяснила женщина, на что получила удивлённый и немного злобный взгляд от сына.       — Мам!       — Серьёзно?       — Я на улицу, — обречённо вздохнув, Антон отодвинулся от стола, но отец задержал, взяв за локоть.       — Погоди, сядь.       — Да, не хочу я ничего обсуждать с тобой, — откинув руку, заявил, вставая, Антон, — Чтобы потом ещё выслушивать, что я неправильно веду дело? Что напарник у меня не такой? Что я вообще худший сын на свете? Не хочу.       — Я не буду тебя осуждать, Антон. Я хотел бы дать напутствие с высоты опыта, какого-никакого.       — Да? Только я не уверен, что хочу его слушать, — он накинул куртку и собирался уже выйти, — Спасибо, мам, очень вкусно.       Хлопнула дверь, отчего оба поморщились, а затем переглянулись. Женщина выдохнула и глянула на тарелку сына.       — Он и так вон худой, а из-за тебя почти ничего и не съел.       — То есть для тебя в порядке вещей в каком тоне он со мной разговаривает?       — Знаешь, я его понимаю, мог бы и ты попытаться, — недовольно и вздыхая, заявила Майя, убирая тарелки, — Он приезжает уже чуть ли не два раза в год, а ты и в эти разы всё о своём отделении думаешь.       — Ты знала, за кого ты замуж выходишь, — отпивая чай, пробубнил мужчина.       — Да, только вот Антон не выбирал себе в отцы следователя. Неужели сложно поговорить о других вещах? У тебя сын вон вымахал как, живёт один, в большом городе, а ты всё о работе.       — Я следователь.       — И забываешь, что вообще-то ещё и просто отец, — уходя на кухню, заявила женщина.       Выйдя на улицу, Антон сразу пнул снег и хотел наорать на куст, но глубоко выдохнул, посмотрев наверх. Поэтому он не общался с отцом долгое время. Всегда это упиралось в работу, а Антон включал ежа и говорил не лезть. Его это и до инцидента с подругой раздражало, но он молчал и просто выслушивал, а сейчас не считал нужным, и ему казалось, что имел полное право злиться. Зимний вечерний воздух успокаивал и постепенно волна негодования сошла на нет. Оглянувшись, он прислушался к тому насколько здесь было тихо. Парень уже даже успел отвыкнуть от такой тишины, поэтому отряхнул рукой снег с лавочки сбоку от дома и задумался. Деревянная скамейка была холодной, но это всё лучше, чем стоять, поэтому отогревая дыханием руки, Антон сел. Достав из кармана пачку сигарет, он поджег одну из них и закурил. Родители знали, что он курит и первое время порицали, а потом просто смирились.       В голове был рой мыслей, а сейчас как будто внешняя тишина, повлияла на внутреннюю и хотелось просто курить переживая боль внутри. Он редко вспоминал что-то положительное из детства связанное с отцом, потому что в таких воспоминаниях всегда фигурировала мама или бабушка. Отец всегда где-то был, но маячил лишь на фоне, когда будучи подростком он уже не спрашивал где папа, потому что знал, что ответ будет «на работе». Антон по-настоящему обижался на него и злился, когда в корпусе наступали выходные и ко всем приезжали родители, Андрея почти никогда не было. Он даже как-то на эмоциях спросил у мамы, почему та с ним вообще живёт, ведь без него только лучше. Она ужаснулась конечно, но объяснила, что он дома всё-таки часто бывает, а когда бывает, то не ругаются, он её не бьёт, помогает, Антону и финансово помогает и в целом хороший человек. Только вот парень в нём такого совершенно не видел. Такая злоба тоже влияла на нынешнее отношение к отцу, потому что в голове начинала мигать красная лампочка: «Почему я вообще должен слушать тебя, если я даже почти не знаю кто ты?». Несмотря на это, для всех вокруг было феноменом, что они не могут найти общий язык, когда наоборот имеют столько общего. Казалось бы, сложная работа в полиции, шикарный и опытный наставник под боком в виде родного папы. Что может быть лучше? Только вот у них был совсем другой сценарий.       Парень услышал, как хлопнула дверь и выдохнул дым, не смотря в сторону откуда, наверняка, сейчас выйдет мама.       — Половина отделения всё так же курит? — послышался мужской голос, отчего Антон с интересом глянул в его сторону.       Отец прямо стоял, как по выправке, и убрал руки в карманы куртки.       — С такой работой уже не половина, а чуть ли не все, — усмехнулся Шастун, смотря под ноги.       Мужчина молча сел рядом и покашлял, собираясь что-то сказать, но не считал в целом, что должен первым это делать и приравнивал это к унижению. Если бы не такая жена, какая ему досталась, то он бы тут точно не сидел.       — Антон, мне жаль, что тебе приходится нести ответственность за мои ошибки.       Молодой человек выпрямился и с интересом на него глянул, выкидывая окурок в сделанную специально для него пепельницу, потому что больше никто у них в семье не курит, а гости довольно редкое явление.       — Пап, я это говорю не потому что утрирую, а потому что это правда так… Во всех жизненных аспектах.       — Что там с сыном Серёги? — наконец спросил мужчина, желая утолить своё любопытство.       Антон закатил глаза, усмехнулся и глянул на снег под ногами, начиная его постепенно очищать носом кроссовка. Было неимоверное желание ответить: «Да всё нормально, вот дрочил ему вчера», но совесть не позволяла, да и отец бы из дома, наверное, выгнал за такое, поэтому думал как бы сформулировать их взаимоотношения.       — Нормально. Сейчас нормально. Он как раз та самая ошибка, за которую я немного страдал.       — Прям страдал? — хмыкнул мужчина, глядя на сына.       — Да, он мне ножом по ноге полоснул, — серьёзно ответил парень, чем убрал лёгкую усмешку с лица Андрея.       — Дай угадаю. К ноге нож привязывает?       — Откуда ты..?       — Я следователь всё-таки.       — Бывший, — поправил его Антон.       — Поверь мне, бывших полицейских не бывает… Его отец так делал, — вздохнул мужчина, облокачиваясь на заснеженную спинку скамейки, и вспоминая давно забытое прошлое, — Я его как-то спросил зачем. Он говорит доставать во время нападений проще. У него вроде ещё девчонка была. Сестра этого… как его зовут?       — Арсений, — стараясь не выдать к нему особого отношения, мягко произнёс парень, — У него да, сестра есть. Есения зовут. Своеобразная натура.       — Не знаком лично, а вот с Арсением пересекался… Ругались на почве смерти его отца?       Антон угукнул, с благоговением вспоминая, что удалось всё это разрешить и оставить в прошлом, но с недовольством подумал о вчерашнем. Для него теперь их ссоры представляли собой беспочвенный концерт, где каждый пытался отстоять свою правду. Победил тот у кого больнее и драматичнее получилось это сделать.       — Сейчас-то как?       — Нормально. Стас вместе поселил, пришлось устроить перемирие.       — Этот… рано лысеющий с фуражкой что ли? — усмехнулся мужчина, слыша знакомое имя, на что Антон слабо усмехнулся, убирая руки в карманы.       — Классное у тебя описание, но да. Напарником у тебя был.       — Да-да, помню. Неплохое решение, для него даже очень. Как примирились? Серëга-то был не злой, а вот насчёт этого не уверен.       — Он тоже не злой, просто… Иголки любит выпускать, когда на его территорию лезут. Я ему официальное дело его отца показал. Он же думал, что чуть ли не ты лично его убил. Да и меня заодно в этом обвинял.       — Да, знаю, — с нотками сожаления, произнёс мужчина, потирая красные от холода костяшки на руках, — Но там тоже не всё правда-то в деле.       — Чего? — удивился и напрягся Антон, смотря на отца.       — То, что его застрелили по незнанию и случайности это правда, всё так. Но я за ним бегал не потому что он какой-то хороший вор, а потому что искал доказательства его причастности к подпольной организации или сообществу какому-нибудь. Мой тогдашний начальник забраковал эту версию, сказал нечего этому бреду в бумагах быть и велел ловить просто Попова.       — Ты думал, что он стоит за участием в синдикате? — ещё больше удивился парень.       — Да, но не он стоит, а просто участник. Не главный, а пешка, исполнитель. Хотел через него выйти на остальных, потому что ни от кого большего таких странных движений и «следов» не было.       — Крутой у тебя начальник был, — едко усмехнулся Антон, — Теперь мы это тайное сообщество ищем.       — Всё-таки оно было?       — Оно и есть. У нас три убийства с чёрными квадратами на руке. Вышли на это сообщество, оказывается у Арса в кабинете отца был сейф со всеми делами участников этой организации и нужно искать убийцу по этим спискам. Но, вроде как, остановились на Борисе Ивановиче.       — Это же его помощник?       — Да.       — Могу мотив подбросить вам двоим для размышлений, — Антон кивнул головой, мол весь во внимании, и Андрей продолжил, внутренне радуясь, что тот всё-таки не все его идеи отвергает, — Ты Арсению просто показал дело или сам читал?       — И то и то.       — Так вот там есть расшифровка допроса Бориса Ивановича. Он вполне мог начать «чистить» их ряды из-за Серёги, потому что он ему уж больно, как брат был, а у воров это сильная привязка. Я бы даже, наверное, предположил, что мать Арсения может начать убивать, но там возраст и…       — У него никого нет, — вздохнул Антон, смотря под ноги, — Матери не стало спустя полгода или год после смерти Сергея. Не знаю от чего.       Оба замолчали и со временем начинали ощущать как замерзают. Андрею уходить не хотелось, потому что ему-то была интересна следственная жизнь сына, а он мог так же быстро закрыться, как и открыться.       — Они с сестрой одни получается?       — Да. Пап, насчёт Бориса Ивановича, — он повернулся в его сторону, стараясь выкинуть из головы и Арсения, и уже давнее сожаление к его судьбе, — Думаешь он мог?       — Своими руками?       — Да не, мы там одного задержали, чуть дело на этом не закрыли. Он сказал его заставили, давали указания, чтобы он там убил кого-то и его приняли в их этот… клуб по интересам.       — Говорил о семье? — что-то смутно вспоминая, уточнил бывший следователь.       — Да, а как ты..?       — Посмотрите в архиве, а то похожее дело есть, но не я расследовал, не думал, что оно как-то с моей теорией про подпольную организацию и с Поповым может быть связано. Не помню кто следователем был, но один в один допрос был. Мужик какой-то чуть ли не плакался, что не он вешал человека, а его заставили, потому что ему нужны были деньги.       — А итог расследования? — с интересом уточнил Антон.       — Антон, — со вздоха начал отец, — Вот отработаешь следователем двадцать лет, я у тебя тоже спрошу про дело столетней давности, которое даже не ты вел.       — Ладно-ладно, — он встал, отряхнулся и, неловко посмотрев по сторонам, тихо произнёс, — Спасибо и извини, что… за столом так вышло.       — Ты всё ещё злишься на меня?       Антон вздохнул, абсолютно не желая обсуждать давние обиды, но вспомнил как ему Арсений однажды сказал, что стоит поговорить и простить, если давно не мог этого сделать. На улице неожиданно похолодало, появился откуда-то не сильный холодный ветерок, отчего с шапок елей полетел снег. Сейчас парень не злился, а скорее хотел быстро завершить диалог и забыть, но и бегать от темы постоянно не получится.       — Мне сложно осознать, что ты никак не виноват в том, что произошло. Я на тебя злюсь или обижаюсь, называй это как хочешь, не как на отца, а как на следователя.       — А как же «нужно отделять человека от профессии»?       — От нашей профессии? — с усмешкой спросил Антон, — Не ты ли говорил, что следак это не профессия, а уже стиль жизни? Я в отделении сплю, общаюсь с людьми, живу. Каждый раз удивляюсь тому, что где-то за пределами отделения кипит своя какая-то другая жизнь. Очень сложно уже делить себя, как обычного парня Антона и следователя по особо важным делам Антона Шастуна. Если мне с собой-то сложно такой трюк проделать, то с другими тем более.       — Знаешь, что я делал, когда у самого были такие мысли? — парень устало кивнул, продолжая слушать, — Возвращался домой к жене и сыну, которые помогали мне вспомнить кто я. Быт отрезвляет и помогает подняться из этого ада к, более или менее, обычной жизни. Нам личная жизнь нужна не просто, как что-то обыденное и рядом находящееся, а как опора.       Нахмурившись и анализируя услышанное, Антон не стал говорить о том, что отца-то он почти и не видел в детстве, но удивился от осознания, что вырос. Теперь он мог посмотреть на его опыт не со стороны осуждающего наблюдателя, а встать на его место. Сидя на работе, ведя у кого-то допрос, получается, его грела мысль, что он придёт домой, где будет чувствовать себя собой, а не следователем. Грустно усмехнувшись мыслям: «А что делать, если у меня опорный человек тоже мент?», озвучивать парень их, конечно, не стал, оставив это себе потом на подумать.       — Ещё бы было время на эту личную жизнь, — пробубнил Антон, собираясь уходить, — Пойдём в дом, а то мама сейчас выйдет.       — Иди, я тут ещё посижу немного.       И они разошлись впервые за долгое время на более или менее мирной ноте. Стараясь всë-таки думать о работе, Антон теребил в руках телефон, лёжа в своей комнате, которую ему выделяли на лето. Необходимо было позвонить или написать Арсению, чтобы тот нашёл это похожее дело, про которое говорил отец, потому что время шло, а все стояло на месте уже долгое время.       «Может он дома уже сто лет как, а тут я: «Привет, да, я уехал и разговаривать с тобой не очень-то и хочу, но зайди-ка в архив кое-что найти надо». Вот поэтому всегда и Стас говорил, и мужики в отделении, что нельзя строить личную жизнь на работе. Нихуя никто работать не будет... Так, ладно, я ему позвоню просто, как напарник, как следователь, как… работник полиции.»       Несмотря на то, что парень чуть ли не трясущейся рукой нажал на кнопку вызова, он начинал мысленно молиться, чтобы тот не взял трубку.       Арсений, когда увидел кто звонит, остановил любые хождения по кабинету, потому что понимал, что тот теперь будет звонить только в экстренных случаях. Держа в руках принесенные ему бумаги по делу Михайлова, он с опаской ответил на звонок.       — Да?       — Кхм, привет, — послышалась дико неуверенная и несвойственная Антону, интонация.       — Привет. Что случилось? — сразу же начал Арсений, ожидая, что поведает ему напарник и перебрав в голове варианты от «Я жить не хочу опозоренным» до «Я Душителя нашёл», продолжил ждать.       — Ты в отделе?       — Пока да.       — Проверь пожалуйста кое-что либо сам в архиве, либо к Стасу надо идти. Я ему написал, конечно, но он не ответил и трубку не берёт.       — Он уехал давно, — хмыкнул Арсений, садясь на диван, — Пятница же, сокращённый рабочий день, да, и завтра тридцать первое.       — А… ты тогда чего там торчишь?       — А у меня, представляешь, напарник неожиданно уехал и приходится одному бумаги разгребать.       — С ума сойти, — псевдоудивлённо сказал Антон, улыбаясь и чуть расслабившись, — Я бы вот никогда так не сделал.       — Ну-ну. Что посмотреть-то?       — Тридцать лет назад произошло подобное убийство, когда убийца упоминал семью, вот тайную организацию и всё такое. Говорил, что его заставили, поэтому это может быть связано с нашим Душителем.       — Отец рассказал? — рассматривая видимо это самое дело, про которое спросил Антон, устало поинтересовался Попов.       — Нет, к антенне в космосе подключился оттуда узнал.       — Там только спутники летают вообще-то.       — Ну, вот к одному из них. Посмотришь или до моего приезда оставишь? Просто всё это встанет на две недели январских, но не хотелось бы. Сам понимаешь.       — Не хотел бы — не уехал.       В ответ послышался вздох и молчание. Арсений с одной стороны хотел сейчас обсудить произошедшее, а с другой понимал, что тот не захочет, не сможет или ещё по какой-то причине продолжит молчать. Видимо придётся либо игнорировать, либо при личной встрече обсуждать. Теперь уже и сам Арсений не знал, что ответить, но вспомнил, что у него на коленях лежат нужные напарнику бумаги и решил всё-таки пока игнорировать.       — Я нашёл это дело. Михайлов Илья Дмитриевич. Мне тут Стас утром свалил похожие случаи, как у Душителя, я просматривал и наткнулся вот на такое интересное, как ты и описал. Вёл некий Комаров, если тебе это что-то скажет. В теорию этого Михайлова никто не поверил, что он как-то связан с сообществом, потому что не мог назвать ни адреса, ни людей причастных к этому. В материалах только пару записок. Пытались по почерку определить — тоже не вышло. В итоге так его закрыли и обвинили только его одного причастного к убийству. Повесил он некого Егорова, по бумагам тоже чистый, среднестатистический человек. Но проверил по доставленным сюда из моего дома делам. Оказалось он был участником этого «Чёрного квадрата» или розы. Очевидно, дела связаны, но я не знаю как.       — Я думаю… — размышляя тихо произнёс Антон, чувствуя, как в голове от новой информации начинают бегать из стороны в сторону нейроны, проектируя теорию случившегося, — Я не уверен, но у меня появилась мысль, что… Почему твой отец свёл татуировку? Просто представь, — у него на фоне громко скрипнула кровать, что говорило о том, что он встал с неё и видимо начал ходить по комнате и рассуждать, — Представь, что ты часть «Чёрной розы», у тебя там коллеги, друзья, может, которые тебя готовы прикрыть перед полицией, и ты главный всего этого. Тут неожиданно один из вас косячит, может палится перед полицией, и народным голосованием принимается решение избавиться от него. Мы рассматриваем худший вариант. Ты, как глава, отказать не можешь, потому что подумают, что слабак, но и согласиться не можешь, потому что совесть или ещё какой-нибудь фактор играет роль. Тогда твой отец вполне мог уйти, понимая, что организация уже не просто там…ну-у, торгует чем-то, а начинает убивать. Других-то случаев мы не нашли и не знаем. Тогда его место занимает более радикальный человек, способный на убийство. Проходит много лет и либо их, так называемый, трон занял тот же радикальный человек, получается, наш Душитель, либо другой, кто поддерживает его методы и принимается убивать неугодных по старому способу.       Арсений анализировал услышанное, а Антон проверял мысленно свою теорию и действительно ли складывается пазл. Для двоих звучало это убедительно и вполне реалистично. Глянув на часы в кабинете, парень вздохнул потирая глаза.       — Ну, звучит правдиво.       — Мне тоже так кажется. Не мог же твой отец свести татуировку, потому что ему банально просто не понравилась она со временем, но продолжал возглавлять эту организацию.       — Всё равно необходимо Бориса искать. Мы без него ничего не поймём, а если и предъявить ничего не сможем, то просто спросим про организацию, как участника.       — Да. Только его бы найти ещё. Но, Арс, — он вздохнул и, улыбаясь, произнёс, — Завтра Новый год, забудь хотя бы на два дня об этом. Ты и так там в отделении один, наверное.       — М-м, я Джабра видел вроде. Он по коридору куда-то шёл, — усмехнулся парень, смотря в окно и вздыхая, что снова ночь за окном, — Ира внизу, в конце концов.       — Бедные люди.       — Достоевский?       — Даже не думай, я у него только «Преступление и наказание» читал.       — Советую, очень депрессивно и в письмах. Ладно, ты… неплохой следователь, оказывается.       — Ну, спасибо, — усмехнулся Антон такой «похвале».       — С наступающим.       — Да, тебя тоже.       Антон сбросил вызов первым и выдохнул, плюхнувшись на подушку. Спустя минут пять, он загуглил книгу «Бедные люди» и принялся читать краткое содержание.       Арсений же с улыбкой на лице постучал телефоном по колену, посмотрел на бумаги и вздохнул. Что в голове у напарника за мир такой, было непонятно. Потому что так связно достраивать за данными ему сведениями теорию произошедших событий, но и при этом сбежать от разговора про мастурбацию, это надо было уметь в себе сочетать. Подумав, что действительно уже Новый год скоро и лучше бы уехать домой, Арсений аккуратно сложил бумаги на столе, какие-то убрал в сейф и закрыл кабинет. Внизу скучающе сидела Ира, что-то быстро печатая в телефоне.       — Новый год завтра, пятница, сокращëнный день, а ты сидишь на работе, — кладя ключ на стол, усмехнулся Арсений, застëгивая куртку.       — Сказал человек, отдавая ключ от кабинета и уходя последним из отделения, когда завтра Новый год, Арсений, а сегодня пятница, сокращëнный день, — перековеркала его со вздохом и усталой улыбкой девушка, — Ты чего так?       — Шастун смотался, а на меня всё перекинулось. Думаю, это всё карма.       — О-о, поверь мне, — отворачиваясь и вешая ключ под цифру триста семь, протянула Ира, — То, что ты с ним работаешь, уже можно засчитать к карме.       — Почему о нём все так отзываются? Он же вроде со всеми общается довольно близко, никого не задевает, а все мне сочувствуют.       — Ну-у, Шаст классный, хороший, понимающий, и в целом иногда мне плюшевого медведя напоминает, но, скажем так, он не командный игрок. Индивидуалист до мозга костей.       — Не всегда же он индивидуалист. Наверняка, у него была хоть какая-то личная жизнь. Если ты к ней имеешь какое-то отношение, то ещё проще узнать будет, во всем ли он «индивидуалист», — облокачиваясь на стойку, с интересом и лёгкой улыбкой, ненавязчиво спросил Арсений.       — Ой, и всё тебе расскажи, — так же опираясь на стойку, цокнула Ира, подперев голову рукой.       — Почему нет? Я с ним работаю уже относительно давно, но всё ещё слабо представляю, что у него в голове.       — Не переживай. Проработаешь год-два всё равно не поймешь. Антон, он... — она задумалась, распрямляясь и стучала пальцами по дереву, размышляя над тем, как бы его описать, — Непредсказуемый, наверное. Думаешь, что если он со всеми мило общается, то все друзья или влюблён в кого-то. А оказывается просто доброжелательный и отзывчивый, а внутри глубокие воды, в которые не каждый полезет. Насчёт личной жизни... Не знаю, он до тебя тут часто оставался ночевать, редко кому звонил, да и в целом никогда бы не подумала, что у него кто-то есть. Может быть, и скрывал и скрывает, кто его разберёт.       — А ты какую роль для него тогда играешь?       — Такую же, какую и для тебя, — снова облокачиваясь на стойку, ответила в шуточно-предвзятом тоне, — Отдаю ключи от кабинета и отвечаю на ваши вопросы: «Где Стас/Игорь/Макар?» и другие.       — Не бывает дыма без огня же. Знаешь, что вас тут всё отделение сводит?       — В курсе, и не знаю откуда это пошло. Но у нас тут настолько ничего не происходит, что для людей уже, если два человека разного пола нормально общаются друг с другом, то всё, наверняка, встречаются.       — М-да, — распрямляясь, многозначительно подытожил Арсений, убирая руки в карманы, — Ну, тогда как планируешь Новый год отмечать?       — К родителям поеду, а потом одна дома все дни буду наслаждаться одиночеством, — блаженно поделилась девушка, — А ты?       — К сестре поеду с ней отмечать буду. Потом сбежит после двенадцати куда-нибудь, наверное, и тоже буду наслаждаться одиночеством. Не хочешь присоединиться?       — Нет, спасибо, — рассмеялась Ира, — Одиночество на то и одиночество, а вместе уже не то. Но спасибо за предложение. Хороших праздников, Арсений.       — И тебе.       Оттолкнувшись от стойки, он кивнул ей и вышел за дверь. На улице было холодно, темно, противно и хотелось уже сесть в желательно прогретую машину, но человек, который мог бы это сделать сейчас в более тёплом месте за несколько сотен километров. Сев в машину и ожидая когда в салоне достаточно нагреется, а стекла более или менее оттают, Арсений смотрел на сугробы, на то, как мимо проходят люди и поскальзываются, магическим образом удерживая равновесие. Несмотря на слишком монотонный день настроение было чуть лучше, чем обычно. То ли связано с тем, что расследование не стоит на месте, то ли наконец-то появился какой-то новогодний флёр, то ли потому что недавно с Антоном поговорил. У парня последнее время была странная реакция на него и на разговоры с ним — становилось спокойнее. Неважно, что они обсуждали, не имело значения о чëм болтали или молчали просто, но он источал либо уверенность, либо в целом спокойствие и какую-то стойкость. Арсений так и представлял людей, которые нашли себя и верят в то, чем занимаются, верят в то, что делают мир лучше, а Шастун и правда его делал лучше. Он никому не отказывал из потерпевших, погружался в проблемы, если к нему подходили и уже направлял в нужный отдел или даже сам принимал заявления. В его обязанности входило только раскрыть дело Душителя, но он и помимо него много кому помогал, хоть и не должен был. Парень, в частности, не понимал, почему тот бежал помогать другим, когда у самого непонятно что и помощи ни у кого не попросит.       «Странно. Обычно такие люди, как Антон состоят в каких-нибудь долгих, стабильных, без каких-либо эмоциональных скачков, отношениях. По крайней мере, я всегда так представлял. Вот как его отец. Умный мужик, хороший следователь, примерный семьянин, а этот-то тогда куда лезет? Отбитый наглухо, с испорченными нервами и синдромом отличника гей. Набор великолепный, конечно... Хотя, может, и не гей, может он и сам не определился ещё, кто его знает.»       На таких мыслях, он решил, что уже можно ехать и тронулся с места. Наблюдая за фонарями, которые освещали снежную и немного скользкую дорогу, за людьми, которые спешили домой, он понял как отвык ездить один в машине. На пассажирском постоянно сидел Антон или Есения, а тут никого и радио он уже давно не включает, потому что смысл, если будут всю дорогу болтать. Его начинало несколько напрягать насколько парень интегрировался в его жизнь и как вполне себе неплохо в ней находится на постоянной основе. Ещё больше Арсения удивило, что ни он сам и ни напарник не хотели убить друг друга из-за бытовых разногласий по квартире, потому что их было по-минимуму. Полгода знакомства и ещё несколько месяцев жизни вместе это не шутки. Да, большую часть они всё же до этого ругались, но сейчас очень даже помирились, отчего один уехал в Воронеж, а другой думал, что им теперь делать, ведь Антон всё неправильно поймёт.       — Я дома-а, — кидая ключи на рядом стоящую обувницу, крикнул Арсений, задержав взгляд на ключах от «служебной квартиры» на связке, и снова погружаясь в размышления о гармоничности происходящего.       — Привет. Ты чего завис? — тихо сказала Есения, чем напугала парня.       — Прекрати сидеть на ступеньках, — снимая куртку, пробубнил Арсений, — Тётя Галя споткнется, я не увижу, Серёга вон... Где он?       — Я его послала в магазин за майонезом к оливье.       — Ого, я думал, ты каждый год просто покупаешь салаты, — усмехнулся парень, проходя на кухню.       Есения тихо усмехнулась, продолжая сидеть в телефоне и прислонившись к стене. У неё вот настроение было ниже некуда, потому что работа надоела, делать что-то надело, тут ещё и праздник какой-то, Серёжа от неё скрывается в своём подпольном логове всё время, и они не разговаривают, какой-то маньяк из прошлого отца. У них в семье Новый год всегда был семейным праздником, поэтому все до часу ночи были дома, а потом шли кто куда: Арсений к своим каким-то друзьям, Есения спать или со знакомыми парнями по бутылкам стрелять и пугать петардами людей. Свой первый Новый год без родителей они не отмечали вовсе, хоть и тётя Галя пыталась что-то придумать и как-то взбодрить их. Арсений снова куда-то уехал, а девушка в который раз осталась одна. Она помнит до сих пор ту картинку перед глазами, как вышла на улицу в полночь. Кругом салюты, пьяные соседи, кто-то вынес шампанское и стрелял пробкой во что-то, а у неё как будто время остановилось. После смерти мамы, она не плакала, не чувствовала грусти, а просто существовала, передвигаясь, как призрак по дому. Тогда, наблюдая за всем этим праздничным весельем, она расплакалась. Искренне, долго, навзрыд, села на заснеженную лавочку и чувствовала как горят щëки от слëз и мороза, как сопливится нос, а в груди какая-то дыра, размером с космос. Потом Есения, конечно, заболела, но на удивление почувствовала лёгкое облегчение и смирение с жизнью. Вспоминая всё это, она смотрела уже мимо телефона, не моргая и гипнотизируя ступеньку. Арсений встал со стаканом воды на проходе из кухни и внимательно наблюдал за сестрой.       — Есения, у тебя всё в порядке?       Она как-то затравленно и немного даже удивлённо глянула на парня через перила, блокируя телефон.       — Да. Просто, настроения нет отмечать.       — Ты развесила буквально везде гирлянды, мишуру, достала ёлку с чердака, собралась готовить оливье, и у тебя нет настроения? — осматривая украшенный дом, удивился парень, подойдя к ней и прислонившись к перилам.       — Я пыталась его найти или возродить, что там с новогодним настроением делают, но как-то не очень.       — Хочешь тогда сейчас подарок подарю, а не завтра?       — У тебя, — сделав акцент на последнем слове, удивлённо начала Есения, — Есть подарок мне на Новый год? Где мой брат, и что вы с ним сделали?       — Ты не ответила на вопрос, — усмехнулся Арсений.       — Давай сейчас. А он где?       — Всё тебе расскажи, да покажи, — он вернулся на кухню поставить чашку, снова накинул куртку и вышел на улицу.       Есения убрала телефон в карман домашних брюк и с интересом прошла ко входной двери. Когда он вернулся, то потопал ногами стряхивая снег и протянул ей завёрнутый в подарочную упаковку большой шар.       — С Новым годом, задолбыш, — он потрепал её по голове, отчего та отшатнулась приговаривая «Да, прекрати».       Она с интересом повертела в руках это большое нечто и с лёгкой улыбкой глянула на переодевающегося после улицы Арсения. Он встал напротив неё и, поставив руки в боки, стал ждать.       — Открывай или так и будешь любоваться упакованным шаром?       — Сам упаковывал?       — Открыва-ай.       — Да ладно-ладно, — она сняла красный бант и принялась снимать обёртку, откидывая скотч на ступеньки, а затем восторженно протянула, — Да ла-адно.       — Он тебе вроде понравился, когда в налоговую ездили, — недовольно покашлял Арсений, но наблюдал за реакцией.       — Еба-ать, ты хоть знаешь сколько этот шлем стоит?! — наконец достав чёрный матовый мотоциклетный шлем, удивилась и обрадовалась девушка.       — Знаю, я его купил. Он там противоударный, хотя я надеюсь, что эта функция не пригодится и не придётся её проверять. Там солнцезащитные очки ещё есть в нём в самом. Я так понял, он тебе просто внешне понравился, а он оказался действительно хорошим.              Есения с улыбкой на лице рассматривала обновку, а затем быстро налетела на брата с непродолжительными объятиями.       — Спасибо огромное! Это же, ну ахуеть, нет других слов.       — А хотелось бы, чтобы были и другие.       — Тебе ли читать мне нравоучения? — надевая новый шлем, с усмешкой спросила сестра.       — Не надо тут, я тебя мату никогда не учил, — стукнув по шлему и получив в ответ возмущенное «эй!», он кивнул, — Действительно хороший.       — У меня тоже вообще-то подарок есть, — снимая шлем, прокряхтела девушка, поправив хвост на голове, — Ща.       — У тебя для меня? — скопировав интонацию Есении, усмехнулся парень.       Девушка подарила ему довольно большую подарочную коробку, в которой находилась канцелярия, отчего парень рассмеялся, вспоминая карандаш Антона и свою реакцию на него. Помимо канцелярии та купила ему ещë и рацию зачем-то мол «Ты же мент теперь» и многое другое по мелочи. Внимание парня привлекла странная вещь: переплетённая нитками и с какими-то спицами в форме круга.       — Это ловец снов, — заглядывая тому через плечо, объяснила Есения, — Индейский амулет. По преданиям, плохие сны запутываются в паутине, а хорошие проскальзывают сквозь отверстие в середине. Мы же к индейцам пока точно не обращались с кошмарами. Вдруг поможет.       Арсений слабо усмехнулся и приобнял сестру, поблагодарив за подарок. Затем из магазина приехал Серёжа и уже с ним обменялись подарками, не понимая, что будут делать завтра.       Тридцать первое декабря пролетело довольно быстро, несмотря на то, что несколько лениво. Арсений выполнил свою просьбу и просьбу напарника не думать о Душителе хотя бы пару дней и лежал в комнате, читая в телефоне, что такое ловец снов, и как он работает. Он видел их постоянно в магазинах, в пабликах каких-то в Интернете, но не интересовался тем, что это такое.       Есения постоянно мельтешила внизу с тётей Галей, стараясь как можно сильнее навязать себе желание праздника, пока не стало поздно. Серёжа предупредил, что с удовольствием бы с ними отметил, но всё же его ждут родители у себя. В доме немного лениво, но всё же витал дух приближающегося праздника. Девушка крикнула брата и ему пришлось спуститься на первый этаж.       Расслабленно опираясь на перила, он наблюдал за тем, как сестра и домработница надевали куртки.       — Мы до магазина доедем. Через час, наверное, будем.       — На мотоцикле? — усмехнулся парень, подпирая рукой голову.       — Очень смешно, Арсений, — перековеркала его сестра.       — А что? Я не против, — засмеялась женщина.       — Не, ей пока не надо за руль мотоцикла, пусть на машине ездит, — улыбнулся парень, кивая головой в сторону ключей от машины.       Как только дамы уехали, Арсений снова поднялся на второй этаж. Он задумчиво глянул в окно на отъезжающую машину и осмотрел территорию. Всë было в снегу, ели напротив припорошены снегом, а он от каждого дуновения ветра летит вниз. На улице было холодно, неприятно, да и в целом редко кому могла нравиться такая погода. Сев на подоконник, он принялся листать различные ленты во всевозможных соцсетях, радуясь, что у него нашелся свободный, настоящий выходной день. К сожалению, такое спокойствие не могло долго продлиться и спустя тридцать минут, как сестра и тётя Галя уехали в дверь неожиданно позвонили. Арсений напрягся и убрал телефон, потому что никто из жителей и частых гостей, таких как Серёжа, никогда не пользовался звонком, а находился он там просто для приличия. Глянув в окно, он не увидел ни машины, ни какого-либо другого транспорта на котором мог приехать этот нежданный гость. На всякий случай взяв с собой нож и привязав его на скорую руку к ноге, Арсений спустился вниз. Открыв дверь, он сделал неосознанный шаг назад, на мгновение забыв как дышать.       — С наступающим! Можно войду? — улыбаясь, произнёс Борис Иванович.       Арсений долго не убирал руку, не собираясь того пускать внутрь, но вспомнив, что он в доме один, а значит, если что, умирать не страшно, всë же уступил. С опаской проводив того взглядом, он тихо ответил «С наступающим», наблюдая за любым его движением. Расслабленность во всём теле сменилась напряжением и нервозностью, которые парень старался не выдавать. Мужчина поднял руки в капитулирующем жесте и доверчиво усмехнулся.       — Без подарка, извини, но зато и не вооружен, можешь проверить.       Арсений оценивающе осмотрел его с ног до головы, сделав пару выводов о скоротечности времени и старости. Мелькнула мысль: «Интересно, а отец бы выглядел сейчас примерно так же или чуть лучше?», но он её отогнал, чтобы не рассеивалось внимание. Тот был в кепке, как на фотографии у отца, в чёрном зимнем пальто, гладко выбритый и в целом производил впечатление чуть располневшего седого мужчины. Если раньше он выглядел матёрым, носил по большей части большие и удобные вещи, то сейчас так, как будто у него просто появились деньги, и он решил заняться собой.       Мужчина прошёл вполне уверенной походкой в гостиную и отодвинул стул, сев за стол. Он сложил руки в замок и глянул на насторожившегося Арсения, стоявшего в дверном проёме. Долгий зрительный контакт в полном молчании прервал Борис Иванович усмешкой.       — Садись. В ногах правды нет.       — Да, её и в целом мало.       — Смотря с какой стороны посмотреть, — на выдохе произнёс мужчина, отклонившись на спинку стула.       — С какой ни посмотри, — садясь напротив за стол, мрачновато ответил Арсений, но хотел перейти ближе к причине появления такого неожиданного гостя, — Что ты здесь делаешь?       — Пришёл племянника навестить, нельзя?       — Мы оба знаем, что меня не крестили, поэтому ты номинальный крëстный. Повторю свой вопрос: зачем пришёл?       — Не очень гостеприимно, не находишь? — придвинувшись чуть ближе к столу, тихо заметил Борис Иванович, отчего парень наоборот немного дёрнулся в противоположную сторону, — Матерь божья, совсем нервы ни к чёрту. Ты бы расслабился, я просто поговорить пришёл... Пока что.       — «Пока что»?       — Да, там как пойдёт дальше. Для начала: я показал, что безоружен, твой черёд.       — Я дома, смысл мне с оружием по дому ходить? — хмыкнул Арсений.       — Брючину подними и посмотрим, — немного строго сказал гость, кивнув в сторону ноги парня.       Арсений чуть нахмурился, не понимая к чему он это, но вспомнил, что по привычке взял нож, отчего усмехнулся, смотря в сторону. В голове вторым оружием представлялся телефон и в случае чего набор Стасу. Тем не менее, парень медленно наклонился к домашним брюкам и задрал край брюк, вытаскивая нож и кладя на стол перед Борисом. Тот усмехнулся и после долгого рассматривания оружия, пересëкся взглядом с Арсением.       — Ты правда думал, что я не знаю этот трюк?.. А вы похожи с ним. Я бы даже сказал с возрастом одно лицо становитесь. Серёга поседел в тридцать, так что готовься, — он усмехнулся, мимолетно глянув в сторону, как будто резко о чëм-то задумался, а затем строго произнёс, — Телефон тоже на стол. Нам же тут твои друзья-ищейки не нужны.       — В комнате оставил.       — Да ну? — он с прищуром посмотрел на Арсения и, достав свой кнопочный телефон, нажал на кнопку.       Парень успел сориентироваться и в кармане нащупал громкость, чтобы гость ничего не заподозрил. Немного уверенности, наглой лжи, ловкости рук и собеседник вам поверит. Борис Иванович прошептал «Ладно» и постучал пальцами по столу, думая над тем, что сказать и с чего начать. Ещё в школе Арсений научился незаметно списывать под партой, поэтому сейчас он так же на ощупь пытался понять включил ли он диктофон. Молясь всем богам, что да, он наклонился корпусом чуть вперед для диалога.       — Если ты отказываешься говорить, то начну я. Что за «Чёрная роза»?       — Как мы с бухты-барахты начали-то, — недовольно цокнул мужчина, рассматривая собеседника напротив, — Много куда нос успели сунуть с Шастуном твоим?       — Не уходи от ответа. Ты сто процентов понимаешь и знаешь, о чëм я говорю, потому что я нашёл в тайнике у отца дела всех участников этой... какой-то организации.       — «Какой-то организации», — грустно хмыкнул мужчина, — Отец твой, может, полжизни на это дело потратил, рисковал не один раз, а ты так...       — Ради чего? Ради кучки ненормальных воров, решивших поиграть в «семью»?       Мужчина тут же стал серьёзнее и в чёрных глазах отразилась лёгкая тень злобы, которую ему удалось сдержать. Видимо проведя с собой какой-то внутренний монолог, Борис выдохнул и собирался что-то начать объяснять, как обычно объясняют детям.       — Мозгов-то не хватило дела ментам не сдавать? Ах да, ты же один из них теперь, забыл совсем. Так уж и быть, утолю любопытство, «Чёрная роза» — это не организация, а паутина, где каждый повязан ответственностью. Каждый участник не винтик в системе, а член семьи, за которого заступаются другие. У нас есть правила, которые никто не имеет права нарушать, есть Кодекс и общее дело, ради которого мы все работаем.       — Я не эксперт, но в семьях за косяк и проступок не убивают, вроде, через повешение.       Борис Иванович раздраженно фыркнул и встал из-за стола, принимаясь ходить из стороны в сторону.       — Этого я и боялся. Морализаторство, которым заболел и Серёга, и ты. Честно, я как узнал, что ты в полицию устроился, был уверен, что план воровской какой-то. Я твой фанат, долго следил за твоей деятельностью и немного даже принимал в ней участие, — он добродушно усмехнулся, кладя одну руку в карман, на что Арсений нахмурился.       — В смысле?       — Давай потом как-нибудь. Я тороплюсь, Новый год всë-таки как-никак. Подарки сами себя не оставят... Я пришёл к тебе с предложением. Твой отец настоятельно попросил меня не погружать тебя в дело «Чёрной розы», но ты сам слишком далеко в него влез. Шастуна-младшего ещё зачем-то за собой прицепил, жалко парня, если пострадает, но всë же пути назад нет. Мы все наблюдали за тобой, кто-то, как я, четыре года, кто-то все семь лет. Переживали, встанешь ли ты на ноги, давали подставные заказы, наводили на них, лишь бы ты на ноги встал, и вот вроде стоишь, — Арсений перестал дышать, внимательно вслушиваясь в каждое слово, а мужчина опëрся на стол, нависая над парнем, — Я предлагаю положенное тебе в нём участие. Одиночки долго не выживают. Знаю, скажешь не один, а с сестрой и с другом. Не боишься, что друг предаст, а сестра пострадает?       — Угрожаешь? — наклонив голову чуть вбок, с интересом спросил Арсений.       — Пока нет, лишь предлагаю и говорю о твоём будущем. Твоя полицейская легенда, если она всë же в виде плана, а не просто тупого повиновения режиму, может рассыпаться вот так, — он щëлкнул пальцами, — Только за тобой будет бегать не один следователь-недоучка, и не как за мальцом, балующимся воровством картин, скульптур и другой лабуды, а целый отдел полиции, готовый припахать тебе все статьи мира, чтобы ты потом сгнил в тюрьме заживо. Ради чего? Ради их устоев? Каких? Они сами беспределят, сами воруют, врут, только им можно, они же стражи закона, а нам нет. Так вот, мы собираем людей по всей стране, чтобы за каждым опасным сильно выделяющимся и неугомонным следователем стоял свой надзор. Мы так упустили Шастуна-старшего и потеряли Серёгу, больше такого не повторится. Только нам нужны мозги. Все амбициозные, резкие, но твердолобые, а в тебе есть терпеливость, аккуратность, которые могли послужить нам на руку.       — Вы убиваете людей.       — Это гнойники, — отмахнувшись рукой, как ни в чëм не бывало, ответил Борис Иванович, — Слыхал выражение «В семье не без урода»? Мы и подумали, зачем нам их терпеть.       — Ты не договариваешь, — задумчиво выдал парень, ловя каждое изменение эмоций давнего знакомого, — Там что-то кроме этого. Ты Душитель?       Борис рассмеялся, а затем устало выдохнул. Его начинал утомлять этот диалог, поэтому он решил, что нужно переходить к делу.       — Это главное для полиции, но ты не видишь действительно того, что важно на самом деле, — проходя тому за спину и положив руки на плечи, терпеливо объяснил мужчина, — Главное не кто Душитель, не мотив убийства, не сам факт мёртвых тел, а их предательство и моё предложение присоединиться к нам. Подставим твою смерть, уйдёшь из полиции и будешь под моим личным покровительством. Подробности не могу рассказать сейчас, но многое вы и сами накопали.       — Предлагаешь мне то, от чего отец в своё время отказался и бежал как от огня? — хмыкнул парень, смотря на нож перед ним на столе, — Знаю я, что был у вас такой Михайлов, и вы его грохнули. Решили, небось, своим культом масонским убить, а отец выступил против. Ты это называешь морализаторством?       — А ты знаешь, что менты тоже убивают? — встав напротив него и снова опираясь на стол, тихо и со странной улыбкой спросил Борис, — Знаешь, что тоже ошибаются, но не несут никакую ответственность за это. Ты же сдружился с убийцей своего отца, вот у него и спроси.       — Он не убийца моего отца, как и Андрей, — со стальными нотками в голосе, ответил Арсений, — Я читал материалы дела, знаю, что всë не так было, как ты или я думали.       — И ты поверил?! — усмехнулся от абсурда мужчина, — Поверил тому, кто может написать в бумажках, что угодно? Арсений, ты же не дурак. Голову включи. Не веришь мне, спроси у мини-следователя, напарника своего про папашу. Знаешь почему они не общаются? Он тебе рассказал?       — Ты-то откуда всë знаешь?       Многозначительно приподняв бровь и выжидая паузу, он продолжил, упиваясь моментом.       — Он оступился не только с твоим отцом, но и с одной близкой знакомой твоего Антона. Однажды, девушка шла...       — Замолчи, — прошептал парень, — Если и захочу услышать, то не от тебя, уж точно. И знаешь что? Я людей убивать не собираюсь и ваша деятельность, как бы это сказать, полностью противоречит моим принципам. Не принципам моего отца, не принципам Есении или Серёги, а моим личным. Ты в чистильщика города решил поиграть? Почему тогда сразу полицейских убивать не начал?       — Тупой совсем? Голову включи, следователь-недоучка, на тебя бы сразу вышли, а тут тихая месть и...       — ... И огонь по своим же в итоге? Действительно гениально, — саркастично выдал Арсений.       Мужчина выпрямился, стал серьёзнее и вглядывался в немного заведëнного парня, который казался ему совсем другим человеком до их личной встречи спустя столько лет.       — Что же, твой ответ «нет», я правильно понял?       — Правильно.       — Хорошо. Я, наверное, прислушаюсь к твоему совету и начну сразу по ментам бить, а не по своим.       Арсений хотел было что-то ответить, но Борис схватил нож, собираясь нанести удар или пригрозить тому в районе шеи. Но парень быстро среагировал и отодвинулся от стола, вставая и защищаясь стулом от собственного же оружия. Борис, несмотря на вес и габариты, двигался вполне уверенно и брал не хитростью или изворотливостью, а шёл напролом.       Выбивая у того стул из рук, Попов почувствовал, как острое лезвие прошлось по руке, отчего чуть шикнул, отвлекаясь от «гостя». Пару приёмов, которым он научился в полиции, всë же пригодились, и он уронил того на стол, выбивая коленкой нож из руки. Тот вырвался, пнув парня в ногу и толкнул на диван. Вытащив пистолет из-за спины, он прижал парня коленом, отчего тот замер, стараясь отдышаться.       Оба замерли на мгновение и остановились в противоборстве. У Бориса тряслась рука, держа чёрный пистолет ГШ-18 и направляя дуло на сына некогда живого лучшего друга. Арсений же понял, что если сделает хоть одно резкое движение то тот точно выстрелит, поэтому поднял руки, но немного бледнея, усмехнулся.       — Давай. Ты же чистильщик, у вас же организация семейная, пиздатая. Чего остановился-то? Навряд ли диван жалко стало.       — Не время, — устало прошептал Борис, опуская оружие вниз, — Ещё встретимся, но в следующий раз точно контрольный получишь.       Борис быстрым шагом решил удалиться, но услышал, как Арсений со смешком в голосе что-то тихо начал причитать:       — В лоб? Так не ново Поповых так убирать. Придумал бы чего получше, — сползая с дивана на пол, болезненно усмехнулся парень.       Такой пренебрежительный тон и тем более про смерть его друга, мужчине не понравился, поэтому он выстрелил в стекло в шкафу и осколки разлетелись прямиком над парнем, отчего он зажмурился. Благо Арсений успел закрыть голову и пострадали только футболка и руки.       Борис ушёл так же неожиданно, как и появился, а молодой человек после такого визита всë ещё пытался настроиться на ровное дыхание. Сидя на полу, он ударился головой о подлокотник дивана. Глянув на руку, по которой щекотно стекала капля крови вниз, он её вытер об ногу. Впрочем, впоследствии Попов ничего не сделал для устранения каких-либо нанесённых ему повреждений. Он устало выдохнул и прикрыл глаза, стараясь прийти в себя, потому что мгновенно почувствовал усталость во всëм теле. Единственно ему на глаза попался телефон, лежавший на полу, и Арсений, сопровождая все свои движения звуками кряхтения, потянулся за ним. Записать их разговор удалось и усмехнувшись, он прикрыл глаза. Снова встречаться с Борисом не хотелось, конечно, да и тот факт, что он его теперь вообще убить может без зазрения совести, говорил о многом, а ему нельзя было не поверить. В голове промелькнула мысль, что, наверняка, он сообщил о новой кандидатуре известной фамилии на одном из собраний их «клуба» и теперь, когда его ответ прозвучал, причин оставлять его в живых было меньше. Что было ещё страшнее так это то, что рикошетом может задеть любого, кто будет находиться с ним рядом будь то Есения, Серёжа или тот же самый Антон.       Неизвестно сколько прошло времени за такими мыслями, но в себя его привёл звук хлопнувшей двери. Ему даже было всë равно, если это вернулся Борис добить его всë-таки, он бы ему только спасибо сказал. Судя по голосам это была Есения и тётя Галя, о которых он совсем позабыл и собирался встать, только сейчас осматривая комнату. Отодвинутый к окну стол, лежавший на полу стул, разбитый шкафчик со стеклянными дверцами и много крови на белом ковре с толстым ворсом и диване. Есения прошла в гостиную, и парень глянул на неё, стоявшую в проёме. Наблюдать как у неё быстро эмоции сменяли друг друга было, конечно, забавно, но не та ситуация.       — Какого..? — шёпотом произнесла девушка, проходя внутрь комнаты и только сейчас взглянув на брата, — Господи, ты живой вообще?       — Пока да, — опираясь здоровой рукой на диван, хмыкнул парень.       — Ты весь... И диван с ковром. Ëб твою ма-ать. Тёть Га-аль! — крикнула девушка, — Не входите сюда пока что, пожалуйста.       — Хорошо, у вас там всë в порядке? — в ответ крикнула женщина из передней.       — Д-да, просто маленькие, кхм, неприятности.       Девушка наказала ему «Стой здесь и ничего не трогай», а сама вышла из комнаты, потому что аптечка находилась на кухне. Действительно, стоя на месте, он глянул под ноги и постарался не наступать на стекло, чтобы ещё и ноги не поранить. Девушка посадила его на диван и принялась судорожно доставать бинты, обеззараживатель, находясь в поисках йода, перекиси или зеленки.       — Сень, я сам могу... — тихо начал Арсений, глянув на сестру.       — Да, заткнись ты, — размазывая бинт, строго произнесла Есения, и парень улыбнулся, но всë же послушался.       Спустя время, когда большая часть ран была обеззаражена, девушка выдохнула и глянула на брата с немым вопросом в глазах. Она хотела уже что-то сказать, но цокнула.       — Бля-ять, ты не против, если я у тебя из головы стекло вытащу?       — Буду только рад, — усмехнулся брат.       Они вдвоём теперь сидели на диване, смотря на полуразрушенную комнату. Есения снова повернулась в сторону Арсения и задумалась, неужели им всегда предстоит жить с ощущением опасности. Он же, судя по выражению лица, тоже о чëм-то активно размышлял, потирая чуть покрасневшие от ушибов костяшки на руке.       — Ну и кто это был? Навряд ли твой напарник, — оба хмыкнули, но Арсений подумал лучше бы он, чем этот.       — Борис Иванович. Ты на охрану не обратила внимания пока сюда шла? Мне интересно чем они занимаются.       — Не знаю, но ворота нам открыли спустя минут десять.       — Надо будет посмотреть. Пока... Пока посижу, наверное.       — Чего хотел хоть?       — Чтобы я вступил в организацию под названием «Чёрная роза», в которой состоят все «торговцы» разными удивительными вещами от картин до человеческих органов. И всë это возглавлял некогда наш отец, — отчитал как скороговорку Арсений, отчего девушка нахмурилась, — Ну, ты же хотела правду. Давай попробуем с верхушки айсберга начать.       — Если это верхушка, то что там в подводной части-то, — прошептала Есения, убрав волосы за ухо.