Флорентийский синдром

Кирилл

      Если бы злость действовала по механизму гранаты и могла разорвать на части, то сегодня утром от Кирилла остались бы лишь кровавые ошмётки. Он был просто в бешенстве.       Славик, безмозглый мешок с дерьмом. Не справился даже с таким простым заданием. Ублюдок. Баран. Одноклеточное.       Там, где Кирилл родился и вырос, жестоко наказывали за тупость. Пора приучить Славика слушать внимательнее и хоть иногда врубать то, что пылится в его кожистом арбузе на плечах.       Ещё вчера Кирилл догнал: что-то пошло не по плану. Макс не пришёл на уроки, хотя обычно даже не опаздывал. Этот ботан и физру, и МХК исправно посещал, а тут на тебе. Не складывалась картинка.       Сегодня он всё-таки заявился, скромненько заняв привычное место за последней партой, и Кирилл сразу всё понял. Он увидел разукрашенное лицо, которое Макс прятал под медицинской маской. Прятал тщетно, потому что Кирилл всё равно заметил иссиня-фиолетовые пятна на его бледном лице даже с другого конца кабинета.       Беспалов. Подонок гнилой.       Кирилл отвернулся к себе и весь урок таращился в потрёпанный учебник, открытый только для виду. Сорок минут Кирилл думал и крутил в руках соседскую линейку, уставившись в одну точку на странице. Пытаясь охладить воинственный пыл.       Чувство, оставшееся до сих пор неизвестным, низменно-опасным и грязным, вновь билось в груди подневольной птицей.       Прозвенел звонок, началась обеденная перемена для старшеклассников. Кирилл вышел из кабинета, спустился в столовую и незаметно уселся в углу.       Эта скотина жрёт чуть ли не каждую перемену. Рано или поздно Славик придёт, и тогда Кирилл научит его думать. Проведёт урок на языке, который знает в совершенстве — языке оплеух, от которых звёзды летят из глаз.       Он был прав. Незадолго до звонка громоздкая фигура Славика показалась в сводах проёма между столовкой и коридором. Он поднялся с места.       Славик остановился возле буфета, разглядывая заплесневелые сахарные булки и коржики, лежащие на пластиковых подносах, наверное, ещё с прошлой недели.       Кирилл подкрался к Славику сзади и, поймав его за плечо, развернул к себе лицом.       — Как всё прошло? — спросил он, игнорируя удивлённый выдох, вырвавшийся из Славика.       — Блядь, напугал до усрачки, — сказал он, перевёл дух и на мрачное молчание ответил: — Да заебись всё. Он надолго запомнит.       — Ты тоже.       — В смысле?       Славик посмотрел на него недоумевая, и подавленный гнев взрывной волной вырвался наружу.       Кирилл вцепился в воротник чужой мастерки и бесцеремонно толкнул Славика к стене. Тот был выше, шире и больше — настоящий бугай. Но злоба и авторитет придавали Кириллу сил.       Он вытянул шею, чтобы поравняться лицами с противником.       — Ты тупорылый кусок говна, Беспалов.       Славик попытался высвободиться или хотя бы уйти в сторону, вернуть себе часть личного пространства. Кирилл давил так крепко, что побелели костяшки. Брови его низко опустились над блестящими глазами, рот изогнулся в презрительной гримасе.       — Чё за дела, Кирюх? — наконец спросил Славик, обретая дар речи. — Чё такое?       — Вот именно, — ответил Кирилл сквозь зубы, — чё за дела?       На них начали оглядываться, кто-то шептался. Плевать. Он ещё даже не успел начать.       Он отпустил Славика, предоставив ему иллюзию свободы, и отступил, примирительно улыбаясь. А уже в следующую секунду, снова приблизившись, без предупреждения накрыл его горло ладонью и с силой грохнул головой об стену.       — Вот блядь! — невнятно завопил Славик. — Ты чё творишь?       Кирилл ещё раз ударил его головой, и по пальцам пробежалась лёгкая вибрация от соприкосновения чужого черепа со стеной. Толпа школьников, стекавшаяся к ним, ахнула. Какая-то деваха вскрикнула особенно звонко и ткнула в них пальцем.       — А ты чё творишь, падаль? Совсем страх потерял? — Кирилл опять сгрёб рукой горловину его мастерки. — Прессануть — это, по-твоему, чё? Пол-лица разъебать?       — Хорош исполнять, Кирюх, ты мне сказал его принять. Я, блядь, принял. Какие рамсы? — сказал Славик. — Эта паскуда сама напросилась, ну я язычок-то ему и подрезал, ёбт.       Кирилл окончательно рассвирепел.       — Ах ты сука!       Он и сам не знал, на кого злится больше: на Славика, Макса или самого себя. И всё же, нанеся несколько яростных ударов, он испытал громадное облегчение, сравнимое только с долгожданным выпуском из школы. Шторм постепенно утихал, сознание прояснялось.       Славик усердно брыкался. Пару раз у него получилось дотянуться до нападающего, дать ему сдачи. Кирилл боли не почувствовал и только потом, многим позже, заметил, что на подбородке, прямо под нижней губой, краснел полукруглый след от беспонтовой печатки Славика.       Толпа гномов вокруг них уже не на шутку струсила. Какой-то салопет было вклинился между ними, но Славик без труда отправил его туда, откуда пришёл — обратно в скопление визжащих малолеток. Потом потянул Кирилла за футболку и сполна отомстил за публичное унижение, влепив ему по лицу.       — Слышь, Филатов, а чё ты пидорасов-то защищаешь? — спросил Славик, замахнувшись. — Сам такой, поди?       — По себе не судят, Беспалов, — ответил Кирилл, вытянув шею.       Славик фыркнул.       Кирилл приготовился принять удар, но прежде чем огромный кулак Славика опустился на его нос, подоспели пацанчики из спортивного класса и силой оттолкнули их друг от друга.       — Ты ещё не понял, чё наворотил, — напоследок высказался Славик через стену, образовавшуюся из чужих мускулистых плеч и широких спин.       — Чавкало прикрой, животное.       Кирилл устал. Сил объясняться перед местными маслятами он в себе не нашёл: прошёл мимо, неосторожно задев кого-то плечом.       — Сорян, братиш.       Он покинул столовку, игнорируя множество встревоженных и угрожающих окликов. Поднялся на второй этаж, потирая ноющую челюсть.       Звонок на урок давно прозвенел. Математичка, наверное, уже начала свой фирменный экспресс-опрос в начале занятия. Плевать. Понимая, что по-тихому слинять из школы сегодня не получится, он хотел лишь одного. Хорошей, опьяняющей тяжки.       Кирилл проскользнул в дверь мужского туалета, заперся в кабинке и с отвращением опустил грязный стульчак. Заряд электронки почти полон — в этом он был уверен. Он затянулся, спиной прислонившись к дверце. Потом ещё и ещё, пока не ёбнуло в голову. Дым сгущался, взлетая к потолку, и Кирилл даже не пытался развеять его руками.       Костяшки люто болели, содранная кожа кровоточила. Он оторвал кусок туалетной бумаги и приложил к ране. Так пришлось сделать несколько раз.       Когда пар, заполнивший кабинку, приобрёл привкус гари, Кирилл остановился. От курева стало только хуже. Сраная жижка. Хотелось нормальную сигарету.       Он кинул клочки бумаги в унитаз, смыл и вышел. Ополоснул руки прохладной водой, стирая остатки крови, вытер горящие ладони влажными ладонями.       Он опоздал на пол-урока и, появившись в дверях кабинета математики, даже не потрудился войти в класс. Кирилла уже поджидали. Классная сидела за свободной партой и сверлила его взглядом, от которого у любого отличника кровь застыла бы в жилах. Такую Иринку Кирилл встречал не единожды.       А Славик, походу, настучал на него. Чиплан обоссанный.       Он знал, что последует за этим устрашающим взглядом, и не стал сопротивляться. Такой уж ритуал.       Иринка не сказала ни слова. Молча встала, вышла с чужого урока и жестом велела следовать за собой. Они шли по необитаемым коридорам, и оба знали, что бессмысленно тратят время — как в прошлый, позапрошлый и все остальные разы.       Классная открыла двери чистенькой приёмной. Только оттуда можно было добраться до директрисы.       — Тебя вызовут, — отчеканила Иринка и вновь окинула Кирилла ледяным взглядом.       Усевшись на мягком диванчике, он откинулся назад, развёл колени в стороны и сложил руки на животе с видом незаинтересованного зрителя. Иринка обратила внимание на его сбитые костяшки, но промолчала.       — Сбежишь — в следующий раз будешь сидеть тут с отцом. Ясно?       Кирилл кивнул.       — Я на урок, — сказала она.       И вышла, быстро застучав каблучками по полу.       В её голосе слышался ядовитый упрёк — упрёк за отвратительное поведение, за неуправляемый нрав, за неисчислимые часы, впустую потраченные на его выходки. А может, и за всю свою никчёмную учительскую жизнь.       Дверь кабинета Габеллы отворилась. Директриса, одетая как с иголочки, собственной персоной стояла на пороге. Секретаря при ней почему-то не было.       — Здравствуй, Кирилл, — внезапно Габелла улыбнулась. — Проходи.       Он поднялся и направился вслед за ней. В этот кабинет с великолепной отделкой он входил как к себе домой и все эти остеклённые шкафы с наградами, благодарностями и грамотами видел десятки раз в году.       Габелла устроилась во главе своего массивного стола из добротного дерева и пригласила Кирилла сесть напротив. Он опустился в приличное офисное кресло с кремовой обивкой, занял ту же позу, что несколько минут назад, опустил взгляд и приготовился слушать.       Габелла начала издалека.       — Сегодня ты не пришёл на первые два урока. Почему?       — Проспал, — честно ответил Кирилл.       Ну, не совсем честно. На самом деле он продрал глаза без четверти девять и, вообще-то успевал ко второму уроку, но сидеть на географии было впадлу, поэтому он ещё полчасика лежал в кровати с телефоном.       — Ясно, — сказала Габелла, сдвинув очки ближе к переносице.       Эта мечта каждого очкозавра — в тонкой оправе от какого-нибудь европейского модного дома — стоила штук двадцать, не меньше. Интересно, Габелла сильно расстроится, если они вдруг потеряются?       — Кирилл?       — Чё? — по привычке сказал он и тут же поправился: — Что?       — Скажи честно, сколько раз за эту неделю ты пропускал занятия?       Кирилл перебрал пальцы.       — Ну... пять-семь будет, думаю.       Габелла бросила короткий взгляд на бумажки перед собой, не меняя при этом выражения лица. Продолжая так же сладенько улыбаться.       — Одиннадцать. Из тридцати семи, не считая факультативы.       Кирилл молчал.       — Это почти половина.       — Ну, примерно, типа.       Габелла посмотрела на него, и её взгляд не имел ничего общего с гневно пылающими зенками Иринки. И это реально напрягало. Словно Габелла была очень довольна таким раскладом.       — В понедельник Елена Витальевна сообщила мне, что ты громко выругался на её уроке. Это правда?       — Я не помню, — Кирилл почесал нос.       Ну, было дело, дальше что? Уши ни у кого не завяли, поржали даже. А географичка устроила сцену, разоралась и, наверное, бросилась бы за мылом, чтобы промыть Кириллу рот, если бы он не догадался извиниться.       Кстати, именно поэтому он сегодня прогулял её урок.       — Напомни, пожалуйста, в котором классе тебя оставляли на второй год?       — В девятом.       История мутная и настолько паршивая, что вспоминать тяжко. Батя тогда с него в натуре чуть три шкуры не содрал. Хуячил со всей дури, как шестилетнего пиздюка, которым Кирилл когда-то был.       Он невольно передёрнул плечами.       — Какие предметы ты планируешь сдавать? — Габелла тем временем продолжала допрос.       — Ну, русич там... матан.       — Базу?       — Ага.       — И всё?       Кирилл пожал плечами. Если по чесноку, он понятия не имел, почему до сих пор чалится в школе, когда третий год мог бы учиться в какой-нибудь шараге на автомеханика. Задаваясь такими вопросами, он оперативно вспоминал, кто платит нехилый кредит за его бэху, и успокаивался.       — Я рада, что ты успешно доучился до выпускного класса, это похвально, — сказала Габелла. — Надеюсь, в этом году мне не придётся вновь принимать то решение, которое поддержали все учителя, когда ты был в девятом.       — Я тоже надеюсь.       — Так зачем ты создаёшь себе лишние препятствия?       Кирилл не ответил.       — Что произошло между тобой и Славой Беспаловым?       Обычный пацанский махич. Чё тут непонятного?       — Скажи честно, почему ты напал на него?       Габелла настойчиво пыталась заглянуть Кириллу в глаза.       — Потому что заслужил.       — Чем он мог заслужить такое?       — Неважно.       — Нет, Кирилл, — директриса медленно покачала головой, — это очень важно. Особенно если родители Славика расценят твои действия как угрозу здоровья их сыну, что, скорее всего, и произойдёт.       — Пусть попробуют.       Тон Габеллы вмиг изменился.       — Кирилл, тебе уже исполнилось восемнадцать, и по всем статьям Уголовного кодекса ты отвечаешь своей собственной головой, даже если учишься в школе. Это ты понимаешь?       — Тюряга — та же школа, только жёстче.       — Ты сильно ошибаешься, юноша, — сурово выговорила Габелла. — И я очень надеюсь, что тебе никогда не придётся это проверять.       На некоторое время воцарилась тишина — такая плотная, что Кирилл расслышал зловещее тиканье настенных часов.       — По статье сто шестнадцатой дают до двух лет срока, — наконец сказала Габелла. — Подумай, где ты хочешь провести это время — на свободе или за решёткой.       Кирилл таращился на свои кроссовки.       — Если я узнаю ещё хоть что-нибудь о твоих фортелях, ты вылетишь отсюда глазом не моргнув. Акт об отчислении уже подготовлен, лежит у меня в столе. А о всех твоих преступных наклонностях будет знать полиция.       Кирилл вздохнул.       — Я могу идти?       Секунду Габелла молчала. Потом сняла свои окуляры за двадцать косарей, потёрла зенки и сказала:       — Да, ступай. И оденься завтра как подобает. Ага, щас.       Когда он вышел из логова Габеллы, прикрыв за собой дверь, козырный диванчик в приёмной не пустовал. Напротив кабинета, скрестив ноги, сидел Макс.       Медицинская маска закрывала большую часть синяков на его лице, а область под левым глазом как будто чем-то не очень искусно замазали. И всё равно было видно: недавно ему прописали потрясающих пиздюлей.       Они столкнулись глазами, и что-то неприятно укололо Кирилла под ребро.       — А тебя-то за что? — вырвалось у него против воли.       Макс ответил не сразу.       — Не верят, что я упал с лестницы.       Кирилл догадался, о чём речь, и понимающе кивнул. Повисла неловкая пауза. Он не решался спросить, но подумал, что лучшего момента придётся ждать ещё долго.       — И чё ты ей скажешь?       Губы Макса двинулись под маской. Кирилл дал бы руку на отсечение, что он улыбнулся.       — Что никому не посоветую удариться о каменные ступени лицом.       Кирилл хмыкнул. Отчего-то он точно знал: Макс не врёт. Даже под пытками он не выдаст Габелле имени Славика. И ни за что не настучит на него самого.       — Может... перекурим потом? — предложил Кирилл.       Ему совсем не понравилось то, как прозвучали эти слова. Не так он привык разговаривать. Особенно с типами вроде Макса.       Тот, видимо, тоже удивился и поднял брови. Его и без того большие тёмно-карие глаза стали ещё больше.       — Я не курю.       Кирилл потёр шею.       — Да похуй, — сказал он. — Мне... поболтать с тобой надо, типа.       — О чём?       — Ну... перетереть там, — Кирилл цокнул языком. — Короче, если чё, я в конуре. Под лестницей, типа. Приходи, разберёмся в ситуации.       Он нырнул в коридор, пересёк просторную рекреацию и поспешил к себе, в конуру, очень надеясь, что никого не застанет поблизости.       Сердце ухало прямо в ушах.