Кирилл
Ещё день он прогулял, просто потому, что мог. Ну ничего, как-нибудь обойдётся без литературы и ОБЖ. А вот сегодня даже опаздывать противопоказано: химичка ему голову открутит, если заметит его отсутствие. А она обязательно заметит. Эта стерва с глазами-сканерами — первая в списке тех, кто обоссытся от счастья, если Кирилла отчислят. Он бы и сам рад свалить, да только батя пропишет ему таких пиздюлей, что придётся, харкая кровью, ползти обратно на директорский порог, слёзно благодарить Габеллу за лучшие годы жизни и вымаливать у неё разрешения снова сесть за парту. Не, ещё один такой позор он не перенесёт. Да и как-то жалко, что ли, бросать: получится ведь, что три года благополучно и бессмысленно пущены коту под хвост. Он обещал себе, что доучится. В ту пятницу Кирилл, едва открыв глаза, понял, что это безоблачное утро не обещает ему ничего хорошего. Он проснулся позднее, чем планировал, позавтракал почти на ходу и, напяливая футболку, неосторожно оставил на светлой ткани пятно — след от малинового варенья размером с кулак. — Ну ёб твою мать... Он открыл скрипящий шкаф с одеждой, и ворох нестиранного белья вывалился на пол. Кирилл отпихнул образовавшуюся кучу ногой и в спешке принялся искать хоть что-нибудь более или менее приемлемое. Господи, ну хоть что-нибудь! Даже самое старое и стрёмное. — Вот блядство. Он вдруг взглянул на белую рубашку, висевшую на плечиках вместе со строгими чёрными брюками. Его универсальный прикид на любое торжество. И выглядит вполне прилично, потому что ношен лишь единожды. Батя прикупил этот набор на выпускной, но в том году Кириллу не удалось пощеголять в рубашке. В день выпускного, пока его бывшие одноклассники тайком бухали на какой-то базе отдыха, он скулил от боли в собственной комнате. Проклиная себя и своё разгильдяйство, из-за которого не был допущен к экзаменам. Прийти в школу вот в этом? В натуре? Вообще-то он планировал выпуститься и навсегда забыть про рубашку, в которой невыносимо жарко даже зимой. Ну, и периодически надевать на чьи-нибудь похороны. Да похуй, на это нет времени. Кирилл схватил рубашку, натянул на себя и, пытаясь одновременно застёгивать пуговицы и завязывать шнурки, вылетел из прихожки, захлопнув за собой дверь. На этом неприятности не закончились. По пути он исчерпал весь свой ругательный словарь, пока стоял в пробке, тянувшейся прямо до перекрёстка с улицей, где располагалась школа. В рубашке было предсказуемо неудобно, он чертовски вспотел и злобно бил по рулю, сигналя всем, кто пытался нагло его подрезать. Сука, сука, сука. Обычно, если на сто десять процентов уверен, что опоздаешь минут на двадцать и нехило огребёшь за это, почему-то всё равно приезжаешь вовремя. Даже с запасом, которого вполне хватает на перекур в машине. Без десяти восемь Кирилл припарковался на привычном месте, поставил машину на ручник и с удовольствием сделал первую затяжку. И в тот момент, уже не переживая насчёт опоздания, заметил, что с малышкой что-то не так. Обшарил оба кармана на спинках сидений, открыл бардачок (клочки бумаги на месте), вышел проверить багажник. Вроде бы в порядке. Но дурное предчувствие, которое Кирилла никогда не подводило относительно его автомобиля, только усилилось. Он ещё раз обошёл «бэху» кругом, всматриваясь в мельчайшие детали. Все сколы, вмятины, царапины и трещинки были ему знакомы — все до единого. — А это чё за параша? На «ветровике» над правым боковым стеклом (ровно как и на нём самом) виднелись следы чьих-то пальцев. Кирилл никогда, даже опаздывая на химию, не стал бы браться руками за только что вымытую машину. Особенно за чувствительные к любому прикосновению стёкла. Кто-то трогал его малышку своими грязными лапами. И этот кто-то явно не хотел, чтобы его заметили. Вот блядь. Уже без трёх минут восемь. Решив, что обязательно разберётся с этим потом, Кирилл закрыл «бэху», ревностно оглянулся на неё через несколько шагов и, взлетев по лестнице, вошёл в школу. У стенда с расписанием и прочей дребеденью собралась целая толпа пацанов и девчонок из разных параллелей. И он бы равнодушно прошёл мимо, локтями освобождая себе дорогу, если бы все эти хихикающие гномы не обернулись на него. — Чё ржёшь? — спросил Кирилл, спугнув одного из них, особенно весёлого. — Чё-то смешное увидел? — Миленький прикид! — сказал кто-то издали. — На свиданку собрался? — добавил другой голос. — С Максом! — прыснул кто-то ещё. И толпа залилась безудержным хохотом. — Чё вы несёте, уёбы? Гном ткнул пальцем на стенд, Кирилл повернул голову. И ужас, до сих пор неизвестный, обрушился на него, как тяжеленный сугроб снега. Приклеенный поверх пластикового вкладыша рядом с расписанием уроков, красовался его портрет. Тот самый, нарисованный рукой Макса и разорванный Кириллом на клочки. Но кто-то с усердием склеил обрывки скотчем. А внизу сделал подлую надпись, которой в оригинале и в помине не было:С ЛЮБОВЬЮ, МАКС
Нет, это не может быть правдой. Нет, нет, нет. Нет, сука, нет! Кирилл наконец понял, откуда взялись чужие отпечатки пальцев на дефлекторах его «бэхи». Твою мать, говорил же, чутьё никогда не подводит. Злорадный смех перекатывался по холлу, от одного угла к другому. Более благоразумные детки уже отошли к стене, чтобы не попасть под горячую руку, особенные же интеллектуалы остались. Но смеяться — тихо, прикрывая рот ладонью, или свободно, во весь голос — никто не прекратил. — И давно вы..? Кирилл не дослушал. Он рывком пригвоздил к стене одного их веселившихся гномов, и у того с лица мигом пропала улыбка. Её заменил неподдельный страх, который распалил Кирилла ещё больше. — Кто это сделал? — зарычал он на незнакомого пацана, ростом не больше полутора метров. — Отвечай, сука. Кто это сделал? — Эй, — прозвучал у него за спиной ядовитый голос, — отвали от него. Кирилл отпустил коротконогого гнома, и тот, не теряя ни секунды, пустился наутёк. Кирилл моментально забыл о нём. Оборачиваясь, он уже знал, кого встретит. Паше Зубкову было всего четырнадцать. Ни физической силой, ни вкусом, ни чувством юмора он не обладал, но все эти не значительные для современного мира недостатки с лихвой покрывали пиздецки богатые родители и Пашина смазливая рожа, стаями привлекающая всех местных шкур. Пашу все звали Дантист. Не столько по фамилии, сколько из-за сети стоматологических клиник его предков. Бизнеса, прибыльного настолько, что в родительском завещании в пользу Дантиста уже числились несколько квартир, иномарок и домиков на берегу Чёрного моря. И сейчас этот молокосос, этот золотой мальчик, жадно сосущий титьку родительского банковского счёта, стоял перед Кириллом с таким видом, будто имел какое-то значение. Кирилл яростно сжал челюсти. — Ты ищешь того, кто это сделал? — спросил Дантист, мимоходом оценив состояние своих ногтей. — Что ж, ты нашёл. — Чё за дела, Дантист? Паша Зубков смотрел на него с нежным презрением, которое даже не пытался скрыть. Краем глаза Кирилл заметил, что за ними пристально наблюдает ещё несколько парней, ожидающих приказа. И среди этих отбросов, давя тупую лыбу, стоял Славик. Вот паскуда. — Беспалов, ты вообще в край охуел? Кирилл двинулся к Славику, но подоспевший ручной пёс Дантиста преградил ему путь. Агрессивного вида десятиклассник в пижонской куртке. — Спокойно, — сказал он. — Держи себя в руках, голубок. — Базар свой фильтруй, ошибка природы, — сказал Кирилл, чувствуя, как его распирает злость. — Чё за цирк вы тут устроили? — Цирк? Да ладно, не драматизируй, — снова заговорил Дантист. — Просто вся школа наконец-то узнала, что ты засаживаешь Максу. Или он тебе? Над скоплением школьников поднялась рука с телефоном. Их снимали, как бомжей, дерущихся за пустую бутылку. Это открытие немедленно охладило пыл. Если сейчас, под камерами чужих телефонов, Кирилл сделает что-то такое, о чём его предупреждала Габелла, то вылетит без шанса на реабилитацию. Быстрее, чем успеет сказать «Пошли вы все нахуй». — Ты вскрыл мою тачку, — сказал Кирилл. — Я тебя в ментовку сдам. Дантист громко и вполне искренне рассмеялся. Его гогот подхватили все прихвостни, включая Славика. — Ну давай, попробуй. Мой адвокат тебе перезвонит, — сказал Дантист. — Ну или твоему папаше. Дашь номерок службы дворников? — Завали ебальник, мразь. Ну же, давай. У тебя давно чешутся кулаки, а морда Дантиста так близко. Захерачь его. Порви на куски. Какая разница, сколько их? Они заслужили. Нет. Нельзя. Если сейчас он тронет Дантиста хоть пальцем, то уже завтра будет чалиться на зоне. Тогда батя точно от него откажется. Прозвучала длинная трель школьного звонка. Толпа начала потихоньку рассасываться, хотя большая часть гномов явно ждала продолжения. — Слышь, Дантист, — сказал Кирилл. — Если ты дохуя дерзкий, давай решим вопрос по-пацански. Раз на раз. — Стрёмно мне с тобой наедине оставаться, петух. Кто-то захлопал в ладоши, будто озвучили лучшую в истории шутку. Кирилл знал этот подход. Тот, кто называет себя крутым, чаще всего просто играет — причём бездарно. А ещё Кирилл знал, куда нужно надавить, чтобы добиться своего, поэтому невозмутимо сказал: — Ссыкло ты, получается, Зубков? Дантист изменился в лице. Совсем немного, почти неразличимо под этой надменной маской короля школы. Но Кирилл заметил, и этого ему хватило. — У гаражей часика в два, — проворковал Паша Зубков. — Договорились? Кирилл покачал головой. Нет уж. Стрелу забил он — значит, и условия его. — После этого урока. Один на один. Он больше ничего не сказал. Развернулся и, проходя мимо собственного портрета, злобно сорвал его со стенда. Поднимаясь по лестнице, Кирилл скомкал рисунок в руках. Бог свидетель, что он бы с удовольствием отравил свой портрет в первое попавшееся помойное ведро и забыл о нём навсегда. Бог свидетель и тому, что он с досадой сунул бумажный комок в карман с электронкой и быстрым шагом направился к кабинету химии.***
Имея в виду все плачевные последствия, Кирилл смиренно отсидел урок, похожий на изощрённую пытку длиной в сорок минут. Против воли он отметил, что Макс на химию не пришёл. Это было странно, и на него не похоже. Хотя какая разница? Какое ему дело до пидора, создающего столько проблем? Сейчас это не важно. Куда важнее многозначительные взгляды и перешёптывания одноклассников. Суки. И в то же время недоброе предчувствие стиснуло грудь. Какая причина должна быть, чтобы Макс позволил себе такую роскошь, как прогуливание уроков? Прозвенел звонок, и спустя минут десять Кирилл уже шёл на парковку. Ему нужна была сигарета. А лучше две. Он сел в машину, закурил и сразу же, не включая зажигание, перепроверил бардачок. Вытащил груду бумажек, разбросал их по пассажирскому сидению, начал переворачивать. Все они были пусты: девственно-белые обрывки из альбома Макса. — Твою-то мать. Они стащили только нужное, чтобы отвести подозрения. Чтобы с первого взгляда он не заметил пропажи и до самого конца оставался в неведении. И день-то какой подобрали: чтоб он точно пришёл к началу учебного дня. Твари, блядь. Кирилл затянулся. Поглубже. Злость стучала в правом виске, билась в такт пульсу, готовая проломить череп и вырваться наружу. Он закурил вторую сигарету и принялся ждать, посматривая на бортовой компьютер.***
С небольшим опозданием (в девять ноль пять или около того) Кирилл пришёл на место. Вокруг никого не было, и он успел выкурить ещё две сижки, прежде чем услышал чужие шаги. Множество чужих шагов. В натуре ссыкло. Дантист был не один, вся компания топталась при нём. В ухоженных руках он держал алюминиевую бейсбольную биту серебристо-серого цвета и улыбался. Почти дружелюбно, будто пришёл в гости на ужин. — Мы так не договаривались, — сказал Кирилл. Он бросил тлеющий бычок на щебень, усыпавший подъезд к гаражу. — Планы поменялись, — ответил Дантист. Он подошёл ближе, оставив ручных псов чуть позади, и кинул биту Кириллу под ноги. Та упала с коротким металлическим звоном. Паша Зубков любил театральные представления — понты ради понтов. В сложившихся условиях Кирилл был готов ему подыграть. — Поздравляю, у тебя появился шанс всё исправить, — почти торжественно заговорил Дантист. — Может, никакого рисунка и не было. Может, всё это пранк. Кто знает? Ты ещё можешь исправиться. Кирилл смотрел на него. — Чё ты хочешь? — Пруфни, что ты не пидор. Завтра встреть своего суженого вот с этим, — Дантист скучающе указал на биту. — И я обещаю, что позабочусь о том, чтобы все в школе быстро забыли об этой... — он изобразил гримасу отвращения, — неприятности. Кирилл молчал. От елейного голоса Дантиста, от его манеры говорить, уподобляясь взрослым, тянуло блевать. — Иначе я даже не представляю, как объяснить, что связывает тебя с Абрамовым. Всем давно известно, что он голубой, — Дантист ухмыльнулся. — И тебя хорошенько отпиздят. Сначала мы, потом — ребята посерьёзнее. Сечёшь? Кирилл молчал. Все мышцы его туловища, рук и ног напряглись, готовые действовать. Осталось лишь отдать им приказ. Дантист нетерпеливо вздохнул. Он явно рассчитывал на быстрые ответы в жалобной форме. На подчинение, без которого он не представлял ровным счётом ничего, кроме вонючего мешка с говном. — Филатов, рожай, — сказал он. — Пидор ты или нет? — Нет. Кирилл нагнулся, чтобы завязать шнурки. Бита лежала совсем рядом. Ровная поверхность слабо серебрилась на свету. — Так докажи, — повторил Дантист. — Ничего я не собираюсь тебе доказывать, чмо. В левую ладонь Кирилл тайком набрал горстку мелкого щебня. — Чё ты ска... Быстро вставая, он швырнул щебень прямо в смазливое лицо Дантиста. Правой рукой Кирилл уже подхватил с земли биту и замахнулся. Обращаться с такими штуковинами его научили уже давно. — Ах ты сука! Сразу трое псов устремились к нему, поднявшись на защиту хозяина. Битой он ударил того, кто подбежал первым. Удар, звонкий, ни с чем не сравнимый, пришёлся почти в середину лба. Пёс повалился навзничь и заскулил. Двое других схватили Кирилла. Он выронил биту и зарядил одному из противником локтем в челюсть. Тот взвыл, но хватка только укрепилась, стала почти железной. Градом посыпались удары: в нос, в грудь, в живот. Кирилл яростно отбивался, уже зная, чем всё закончится. Их было больше. И они работали кулаками, как остервенелые кровожадные дикари. Тормознувший в самом начале драки Славик подоспел, когда Кирилл едва держался на ногах от адской боли. Псы держали его под руки, не давая пошевелиться. — Крыса поганая, — выговорил Кирилл, отчеканив каждый слог, и харкнул Славику под ноги. — Надо было тебе лучше морду разукрасить. — Пошёл ты. Славик поднял биту и обрушил на него удар нечеловеческой силы. Молниеносный импульс пробрал до самых костей. Все внутренности одновременно пришли в движение, занимая какое-то болезненное, неестественное для них положение. Кирилл застонал сквозь зубы, и ему наконец позволили осесть на дорожку перед гаражом. В полёте он подумал, что грязь на рубашке уже никак не отстирать. Потом эту мысль выбило из него ударом о землю. Он закрыл глаза, щекой утыкаясь в острые камешки. Из носа хлестала кровь. Дважды он пытался приподняться на руках, но псы били его ногами по позвоночнику, и он вновь падал. Оскорбления лились непрерывным потоком из их пастей вместе с учащённым дыханием. Псы в экстазе втаптывали его в землю. Кирилл был уверен, что эти гиены никогда не остановятся. А когда он умрёт, они обглодают его труп. — Парни, хорош, — услышал он голос Дантиста. И пытка сразу же прекратилась. Скрип щебёнки. Шаги. Паша Зубков сел рядом и всё тем же елейным голоском сказал ему на ухо: — Теперь это не деловое предложение, а приказ, догнал? Не разберёшься с Максом — мы повторим. И на твою сторону никто не встанет. Так что вруби уже свой микроскопический мозг. Понял меня? Кирилл не ответил. И за молчание вновь получил — на этот раз прямо по почкам. — Ты меня понял? — ещё раз спросил Дантист. — Понял, — на выдохе прохрипел Кирилл. — Молодец. Быстро схватываешь, — его ласково потрепали по плечу. — Отправишь мне фотки для личного архива. — Кстати, он мне сижки должен, — пробасил кто-то сверху. Славик, паскуда ссаная. Дантист поднялся и напоследок с размаху вогнал носок «адидасовской» кроссовки Кириллу под рёбра. Он закашлялся. Рот заполнился слюной вперемешку с кровью. — И ты ему сижки должен, запомнил? Кирилл промычал что-то нечленораздельное, и Дантиста это устроило. Потом псы ушли, и их шаги быстро растворились в шелесте листвы. Некоторое время он лежал без движения, слушая пение пролетающих мимо птиц, отдалённый шум дороги и своё судорожное дыхание. Потом поднял голову, стряхнул с лица щебень, вонзившийся в кожу, и встал на ноги. Шатаясь, потащился к машине. Внутри было холодно.