Флорентийский синдром

Макс

      Он сразу заметил, что Гоша не в настроении. Для этого не надо было обладать сверхчувствительной эмпатией или экстрасенсорными способностями: достаточно было просто взглянуть на Гошу внимательнее. Администратор кафе хмурился так часто, что между бровей у него залегла глубокая морщина, как у семидесятилетнего старика. Хотя Гоше было не больше двадцати пяти.       Макс стоял перед ним, как сопливый пятиклассник под наблюдением самой строгой учительницы в школе. А ещё ему постоянно казалось, что его рука, держащая мел, дрожит и во всю ширину доски, на обозрение всему классу выводит кривые буквы, складывающиеся в слово карова. Тот спусковой крючок, который заставил бы любую русичку схватиться за сердце.       Вот чёрт. Он снова увлёкся аналогиями и прослушал Гошу.       Тот, скрестив руки, сверлил Макса мрачным взглядом и, вероятно, ждал ответа.       — Прости, ты что-то сказал? — переспросил Макс, улыбнулся и рефлекторно сделал шаг назад.       Гоша устало вздохнул и ссутулился, как древний бессмертный ворон, который уже достаточно насмотрелся на этот бренный мир и желает лишь покинуть его навсегда.       — Ты доучил острое меню?       — Я в процессе, — уклончиво ответил Макс.       Всё дело в том, что совмещать работу с учёбой в местной кафешке оказалось сложнее, чем он предполагал. Макс уставал, как ломовая лошадь, несмотря на облегчённый график для несовершеннолетних. А ещё его голова буквально лопалась от переполнявшей её информации. На контрольной по математике, например, он мог вспомнить только виды сиропов и прочих добавок к кофе, а на работе, наоборот, на ум приходили лишь логарифмы и химические формулы.       Гоша смерил его скептическим взглядом.       — Ну давай посмотрим, насколько ты продвинулся. Сколько острых закусок мы подаём на бизнес-ланчах?       — Так, дай-ка подумать… Куриные крылышки на гриле с соусом барбекю, — начал перечислять Макс. — Острые кальмары с чесноком, фаршированные сыром острые перцы… э-э, и… сейчас… И суп из говяжьей грудинки с чечевицей!       Гоша буравил его взглядом дряхлого ворона ещё несколько долгих секунд.       — Невнимательный официант — мёртвый официант, — произнёс он наконец. — Я сказал «закуски». Суп-то тут при чём?       — Да, точно, — пробормотал Макс. — Извини.       — Извиняться перед гостями будешь, — заворчал Гоша. — Ну, чего встал? Иди уже, отрабатывай чаевые.       Макс вышел из комнаты для персонала с облегчением. На Гошу он не обижался, зная, что он, вообще-то, хороший парень, который просто притворяется мудаком. Если понадобится, Гоша укажет на ошибки, приободрит после конфликтного гостя и даже может похвалить — конечно, в своеобразной форме. Но находиться с ним рядом дольше трёх минут подряд было трудно. Физически. Словно держишь на плечах железную наковальню, которая вот-вот тебя раздавит.       Макс устроился возле барной стойки в ожидании новых гостей. Обеденный час-пик прошёл, и в будний день зал, как обычно, практически пустовал. Макс успел украдкой (Гоша за это наказывал) залипнуть в телефоне и переброситься парой неинформативных фраз с отстранённой барменшей.       Когда в высоком стеклянном проёме показалась Ева, часы показывали половину шестого. До конца смены оставалось ещё полтора часа.       Макс узнал подругу не сразу. Обычно прямые волосы её были скручены в крупные локоны, красиво рассыпавшиеся по плечам. Лицо тщательно припудрено, глаза подведены графитово-чёрной подводкой. Сногсшибательное сочетание в макияже.       Грациозной походкой Ева перешагнула через порог так, будто это заведение принадлежало ей одной. Это могло бы сразить наповал любого одноклассника Макса — да и его самого, наверное, тоже. Если бы не определённые обстоятельства...       Ева была готова пройти мимо, погружённая в зрительный поиск свободного столика, но в последний момент всё же заметила Макса. Искренняя улыбка расцвела на её свежем лице, и Макс с нежностью подумал, что они очень давно не виделись.       — Привет! — Ева заключила его в крепкие объятия. — Ты как? Что делаешь? Я слышала, ты тут работаешь? И как оно?       Она беззастенчиво засыпала Макса кучей вопросов, на каждый из которых он постарался ответить. Да нормально, потихоньку. Ага, работаю на полставки. Не жалуюсь, наконец-то появились карманные деньги, коллектив хороший, да и чаевых тут не жалеют.       — А ты как? — спросил он, зная, что сам себе делает больно. — Вы с Кириллом...       Зелёные глаза Евы заблестели. Не сдержавшись, она взяла Макса за руку и, чуть не прыгая на месте, затараторила:       — Да! Я ведь тебе писала, помнишь? Или это я Алёне отправила…       Макс покачал головой и соврал:       — Не припомню, если честно.       — Ну, короче, мы... он просто ни с того ни с сего поцеловал меня, когда забрал с танцев, и я ничего вначале не поняла, а потом... Он такой отпадный! Я и представить себе не могла, что быть его девушкой — это так... так... ну, короче, клёво. Тебя все замечают, и все знают твоё имя...       Она ещё много чего говорила, и Макс продолжал вежливо кивать, сжимая её хрупкие пальцы своими. А внутри всё горело и плавилось, коптило и чернело, обжигало и ранило. Наверное, это медленно умирало его сердце.       Он знал, что рано или поздно столкнётся с этим вживую. Знал, что придётся это обсуждать и радоваться за Еву, которая обрела счастье. Он предполагал, что будет больно. Но чтобы настолько... Настолько, что сейчас хотелось лишь отдёрнуть её руку, отстраниться и убежать, заперев за собой дверь подсобки. И долго-долго сидеть в одиночестве, обняв колени руками.       — Ой, вон он идёт! — воскликнула Ева, обернувшись на вход в кафе. — Я побежала! Встретимся как-нибудь потом, ладно?       — Да, — слабеющим голосом ответил Макс. — Обязательно.       Идиот, подумал он про себя. У них свидание.       Он поднял глаза и взглядами столкнулся с Кириллом. С того дня, перевернувшего их отношения с ног на голову, они почти не виделись: уроки Кирилл не посещал, а Макс сразу после занятий уезжал с ближайшей остановки на работу.       Хорошо было не видеть его. Обманчиво-спокойно. Будто между ними ничего и не случалось.       А сейчас сердце Макса с размаху грохнулось в пятки, забившись в эпилептическом припадке. Это и правда очень больно — издалека наблюдать за тем, кто когда-то был центром личной вселенной. Кто предсказуемо отверг. У кого в запасе всегда был второй вариант.       Кирилл глянул на него холодно и без интереса, как на незаметный предмет интерьера — гвоздь, на котором держится картина, или поцарапанную дверную ручку. Глянул и сразу же отвернулся, переключившись на Еву. На свою девушку.       Сердце на несколько мгновений перестало биться, когда они подошли друг к другу. С болезненным наслаждением Макс ожидал стать свидетелем поцелуя. Раньше он думал, что не вынесет этого, но, как показала практика, вынести он мог очень многое. Взглянуть назло себе, а потом часами смаковать своё страдание перед сном, упиваясь нестерпимой душевной болью. Даже звучит жалко.       И всё-таки, как хорошо они смотрятся вместе! Идеальная пара — люди, предназначенные друг для друга, как в кино или книгах. Две половинки одного целого. А ты затесался между ними по чистой случайности, как старый детский рисунок в толстом заумном учебнике. Как герой второго плана, линия которого обрывается, не успев начаться. Ненужный и неинтересный, типичный третий лишний.       Макс стряхнул с официантского фартука невидимые пылинки, поправил и без того ровную стопку толстеньких меню, с нарочитым вниманием осмотрел поверхность барной стойки и только после всего этого, сделав вид, что ужасно занят, разрешил себе уйти обратно в помещение для персонала. Стараясь не замечать дрожь в ногах.       Гоши на месте не было, поэтому Максу, к счастью, не пришлось объяснять причину, по которой он в рабочее время прячется от гостей в подсобке.       Это была тесная комнатушка, заваленная чужими вещами и пропахшая сигаретным дымом. Макс пересёк её несколькими шагами, лавируя между картонными коробками и брошенными рюкзаками, среди которых лежал и его собственный.       В дальней стене была вырезана дверь, ведущая в крохотную уборную для персонала. Не слишком опрятная и чистая, с побитым кафелем и переполненным мусорным ведром, но пустая и удалённая — это самое главное.       Макс заперся изнутри и привалился спиной к дешёвой дверце.       Минуту назад казалось, что, оставшись в одиночестве, он наконец даст волю эмоциям. Но ничего не происходило. Внутри было глухо и пусто, только тоска беспрерывно ныла под рёбрами.       Макса уволят, если заметят, что он отлынивает от работы. Пускай! Он лучше найдёт другое кафе, чем обслужит тот столик, за которым сейчас сидит Кирилл, приобнимая свою девушку.       Макс уткнулся лицом в ладони, стараясь следить за дыханием. Будто это могло чем-то помочь.       Боже, как же это всё ненормально и неправильно! Он не должен, не может, не хочет этого чувствовать. Уж лучше совсем ничего не ощущать, чем быть вот так — подвешенным за ноги на середине верёвки, без возможности вернуться назад и двигаться вперёд. Застрять и запутаться. Заблудиться.       Он услышал возню в подсобке. Кто-то открыл и закрыл дверь, сделал несколько шагов, задел коробку и громко выругался.       «Митя, — понял Макс по голосу. — Вот блин».       Он включил воду в раковине, ополоснул руки и легонько похлопал ими по щекам, приводя себя в чувство. Ничего. Он справится. Должен справиться.       Слегка посвежевший, Макс вышел в подсобку и пожал Мите руку.       — Привет! — сказал тот и с лёгкой, но искренней тревогой добавил: — У тебя всё норм?       И его можно было понять, ведь обычно Макс вёл себя совсем по-другому: улыбался, шутил и не терял жизнерадостного настроя. А теперь, наверное, выглядел не лучше чизкейка, полдня пролежавшего на припекающем солнце. Разве что не вонял.       Митя вдруг забегал глазами и неуверенно потёр затылок.       — Слушай, можешь выручить? — спросил он.       Нормальным людям обычно трудно просить о помощи тех, кто выглядит, как протухший чизкейк. Почему? Да как-то неловко нагружать человека, без того обиженного судьбой.       — Без проблем, — кивнул Макс.       Ему было безразлично, что именно попросит Митя. Он с радостью прыгнул бы в космический корабль и беспрекословно отправился бы на луну. Прямо сейчас, не собирая вещи. И плевать на негодное для космонавта здоровье. Он был бы счастлив остаться наедине с космосом — одной огромной чёрной бесконечностью.       — Возьмёшь тринадцатый столик? — замявшись, спросил Митя. — Я уже не выдерживаю.       Макс вновь кивнул.       — Конечно. Отдохни.       — Справишься?       Если Митя пытался скрыть сомнение, проскользнувшее в его интонации, то у него ничего не получилось.       — Ага, — просто подтвердил Макс.       Судя по выражению Митиного лица, Макс казался ему не просто перегретым куском торта, а бесформенным мешком мусора, лежащим на дороге. Быть может, Митя уже пожалел о собственной просьбе.       Но он справится, правда. Тринадцатый столик ведь не их.       — Там какой-то бизнесмен, что ли, — сказал Митя, махнув рукой. — Короче, ты с ним поаккуратнее.       — Я буду самым покладистым официантом, который исполнит все его сокровенные желания.       Митя заразительно расхохотался и хлопнул Макса по плечу, прежде чем тот успел выйти обратно в зал, нацепив дежурную полуулыбку.       Стало немного легче. Не бог весть что, но Макс теперь хотя бы мог общаться при помощи членораздельной речи. И он честно старался не смотреть в тот угол уютного помещения, где устроились Кирилл с Евой, не искать глазами бритый череп, однако странный, необъяснимый соблазн был слишком велик.       Он обернулся.       Они ещё были там, о чём-то беспечно болтали. Ева смеялась.       Макс узнал это чувство. Едкое, словно щёлочь, способное разъедать сердца за считанные секунды, осквернять слова, извращать смыслы. Оно всегда следовало за ним, каждый божий день в школе, когда он сталкивался в коридоре с парочками, которые у всех на виду могли свободно держаться за руки и целоваться. Когда он на многих уроках смотрел на спину Кирилла вместо школьной доски. Когда приходил домой, ссорился с отцом и мечтал о том, как заявит всему миру, какой он на самом деле. И плевать, что скажут другие.       Это чувство было с ним всегда, просто не имело названия.       Теперь Макс понял, что мешало ему дышать. Зависть — грызущая, гнетущая, медленно прожигающая глубокие окровавленные дыры в чувствительной ткани его души.       Почему, ну почему он родился таким?       Тогда Макс решил, что это может подождать. Скоро он закончит смену, вернётся домой, выполнит домашние задания — и вся ночь в его распоряжении. Может реветь сколько влезет, пока глаза не вытекут из орбит.       На ходу Макс вытащил из фартука потрёпанный блокнот для заказов. Тот блокнот, который, подойдя вплотную к тринадцатому столику, едва не выронил из рук.       Митя вроде бы говорил про бизнесмена, и Макс уже приготовился к встрече с серьёзным дядькой в официальном костюме. Такие либо были слишком заняты работой, чтобы создавать проблемы, либо в обязательном порядке выкидывали какой-нибудь неприятный фортель, особенно если официантом была девушка. Максу выпадало много возможностей повидать и тех и других.       Но этот мужчина больше походил на голливудского актёра, чем на кого-то ещё.       — Добрый день. Готовы сделать заказ?       Макс понятия не имел, каким образом смог выговорить эту простую дежурную фразу, которую повторял несколько десятков раз на дню. Наверное, решающую роль сыграл автоматизм, который Макс успел выработать. Иначе объяснить лёгкую и бойкую речь при полном хаосе разрозненных мыслей было бы невозможно.       — Добрый день, — сказал гость. — Да, пожалуй.       Бархатистый, убаюкивающий голос. Харизматичный и вежливый, но в то же время с едва уловимыми нотками власти и нетерпения. Да, этот человек точно знает себе цену.       Но почему он тогда ужинает здесь, а не в ресторане, где подают лобстеров и делают массаж ног в перерыве между блюдами?       Макс думал, что таких можно встретить только в Москве, Питере или за границей, но… Стоп. О чём он только что говорил?       Макс уткнулся в блокнот, чтобы не смотреть на гостя, и это оказалось намного труднее, чем можно было представить. Ему хотелось снова украдкой оглядеть мужчину, ещё раз удивиться и подметить, как хорошо подобран цвет рубашки — прямо под цвет глаз. И он бы многое отдал, чтобы почаще встречать таких удивительно красивых людей: быть может, благодаря им мир стал бы чуточку лучше.       Хорошо, что руки не подвели. Они проворно записывали всё, что услышали уши, но не осознавал и не запоминал отвлечённый, витающий в облаках разум.       Скорее всего, рано или поздно его за это уволят.       — У вас: американо без сахара, индейка под апельсиновым соусом и салат с карамелизированными баклажанами, — перечислил Макс, всеми силами заставляя себя говорить ровно и нейтрально.       Пристальный, пытливый, изучающий взгляд гостя ни о чём не говорил и мог означать всё что угодно. Из-за этого мысленный процесс Макса совсем замедлился и теперь касался вещей, которые никак не были связаны с его работой.       Да, его точно за это уволят.       — Да, всё верно.       — Что-нибудь ещё?       — Нет, благодарю.       — Оставить вам меню?       Мужчина кивнул.       — Напитки принести по готовности?       — Было бы замечательно.       Почему-то Максу очень захотелось сказать нечто вроде: «Спасибо, вы очень добры». И чтобы скрыть собственное волнение, пустил в ход последнее доступное ему оружие — улыбку.       И на сдачу получил точно такую же — только в сто раз обворожительнее. С ямочками на щеках и по-детски хитрым блеском глаз вдобавок.       Макс не помнил, как оказался на кухне, как передал заказ повару, как поспешил к столику на другом конце зала, чтобы обслужить двух пожилых женщин. Перед глазами у него до сих пор маячило чужое азартно улыбающееся лицо с ямочками на щеках.       Про Кирилла и Еву он и думать забыл. Заметил, что они уже ушли, только когда их место заняли другие гости. И в тот момент, и потом Макс ничего не почувствовал.       Ему это очень понравилось.