Макс
Хотя обеденная перемена подходила к концу, вокруг всё ещё было шумно и многолюдно. Отовсюду до них долетали обрывки разговоров, взрывы смеха, звон ложек и вилок. Стоял плотная смесь запахов: свежеприготовленная пища и тряпки, которыми повара протирали столы. — Ты когда-нибудь замечал, что школьная столовка похожа на тюремную? — спросила Ева, не отрываясь от телефона. Макс рассеянно обвёл столовую глазами. — Да, наверное, — сказал он. — Есть что-то общее. — Особенно еда. Ева даже не притронулась к своей порции овсяной каши с жирными куском жёлтого масла, и проходящий мимо школяр — класс пятый-шестой — заметил это. Без объяснений он внаглую умыкнул чужую тарелку, отправившись с ней обратно за свой стол. Макс проводил мальчика незаинтересованным взглядом, а потом вновь принялся возить погнутой алюминиевой ложкой по бесцветному маслянистому вареву. Скорее бы прозвенел звонок, чтобы у него появилась веская причина уйти отсюда подальше: тяжесть давила на плечи неосязаемым грузом. Он чувствовал паршивое настроение Евы, и оно сильно влияло на его собственное. Разговоры, которые они вели, превратились в тяжкое бремя, в бессмысленный и пустой обмен словами. Что-то между ними явно поменялось, что-то серьёзно сдвинулось. Но что? Максу было не по себе рядом с подругой. Где-то в глубине души он, возможно, догадывался, в чём дело, однако мысль эта была слишком болезненной и вызывала чувство вины. Словно он делает что-то не так и портит всё одним своим существованием. Ошибка в идеально написанном сочинении. Забавная опечатка. Ева отбросила телефон, откинулась на спинку стула, глубоко вздохнула. — Всё нормально? — спросил у неё Макс. — Да, — вяло сказала Ева. — Просто беспокоюсь за Кирилла. Макс опустил глаза в тарелку. Ему всё ещё было неприятно обсуждать личную жизнь лучшей подруги, однако долг перед ней заставил его углубиться в разговор и начать осторожные расспросы. — Что ты имеешь в виду? — Говорит, что хочет устроиться на работу, — нехотя ответила Ева. — Разве это плохо? Подруга поморщилась, словно её укололи иглой. — Мне кажется, он просто избегает меня. — Или хочет обеспечивать тебя букетами и подарками, — робко предположил Макс. — Ты не думала об этом? Ева нервно тряхнула головой. Макс заметил под её нижними веками чёрные подтёки, которые второпях не стёрли до конца. Она что, недавно плакала, а он только понял это? — Он странный! — сказала подруга, рассматривая свою ладони. — Очень. — В каком смысле? — Не ходит в школу, хотя обещал мне, что получит аттестат. А папа у него… ну, сам знаешь, какой он. Кире часто влетает за прогулы. Да и просто так тоже. Макс кивнул, хотя понятия не имел, что у кого-то может быть отец хуже, чем его собственный. Впрочем, ничего удивительного, что папа Кирилла — тоже не подарок. — А он гоняет с пацанами, как сумасшедший, «шашечки» и всё такое… Постоянно переживаю, что разобьётся… — Ева распалялась всё сильнее, глаза её загорелись гневом. — И про машину, вот ещё что. Он её любит больше, чем меня! — Ну чего ты? — Макс дотронулся до её ладони. — Это ведь неправда. Он отметил про себя, что, в отличие от Евы, не может открыто поделиться своими переживаниями. Не то чтобы у него была официальная личная жизнь, но… Илья словно забыл о его существовании: не пишет первым, отвечает через раз, да и то только ночью. А ещё совсем не звонит, хотя у него есть номер. Может, на работе что-то случилось? А может, ты ему просто наскучил? Он отмахнулся от переживаний, как от прилипчивой мелодии из рекламы по телевизору. Нет времени думать о своём, он должен помочь Еве. — Попробуй поговорить с ним. Подруга наградила его колючим, почти презрительным взглядом и срывающимся полушёпотом злобно проговорила: — Ты думаешь, я не пыталась?! Думаешь, я идиотка малолетняя, да? Макс удивлённо посмотрел на Еву, опешив от резкой смены её настроения. — Я ничего такого не имел в виду… Она поставила локти на край стола и закрыла лицо руками. Уставшая, обречённая, почти обессилевшая. — Прости, Макс, — из-под ладоней донёсся её приглушённый голос. — Я просто… я очень боюсь за него. Максу стало стыдно за все те чувства, которые он испытывал к ней. Как он мог завидовать чужому счастью? Как мог променять настоящую дружбу на безнадёжную и глупую юношескую влюблённость в Кирилла? Он всегда знал, что Ева по-настоящему любит его. Догадывался, что когда-нибудь Кирилл ответит ей взаимностью. Что у них наверняка всё будет хорошо. Из коридора до них долетела трель школьного звонка, перебивая гомон школьников. У Макса — седьмой урок, химия. У Евы — вроде бы факультатив по подготовке к ОГЭ. Макс мешкал. Так странно: всего лишь несколько минут назад он хотел поскорее выйти из-за стола, покинуть столовую и наконец вырваться из порочного круга ответственности, отчаянных мук вины и совести. А теперь эта кипящая смесь чувств сковала его, не позволяя сделать ни шага — ни вперёд, ни назад. Вот снова он завис где-то посередине, судорожно болтаясь в воздухе. Все важные слова застряли в горле, улетучились, так и не сорвавшись с языка. Макс смог лишь взять Еву за руку, погладить её крохотную ладонь, сжимая тонкие пальцы, и спросить: — Увидимся позже? — Да, конечно, — ответила подруга, отнимая руку. Потом она подхватила сумку, набитую учебниками, и они разошлись, каждый думая о своём.***
На лабораторной работе по химии Макс умудрился облить пальцы какой-то дрянью, и после урока они покрылись въедливыми чёрными пятнами. Выйдя из кабинета, он как мог отмыл руки в школьном туалете. От трения подушечки пальцев сменили цвет с чёрного на воспалённый красный и начали побаливать. Стряхивая воду с ладоней, он ступил в пустую рекреацию. Железная дверь кабинета химии была уже наглухо закрыта, одноклассники разошлись. Пересменка закончилась, в школе стало непривычно тихо. И в тот момент, когда вокруг наконец воцарился покой, Макс с особой остротой почувствовал, что успешно прикрывал внутреннее беспокойство школьной суетой. А когда очередной учебный день подошёл к концу, ничем не занятый мозг переключился на нерешённые проблемы. А единственной проблемой, которая его реально беспокоила, был Илья. Илья, его коньячно-карие глаза и ямочки на его щеках. Швы на его деловых костюмах, идеально подогнанных под фигуру. Запахи кофе и одеколона в чистом салоне его «ауди». Илья, плавный перекат его широких плеч и бесконечные фантазии: а что там, под слоем люксовой одежды? Да, единственной проблемой был Илья. Вернее, его отсутствие. Макс лениво прошёлся вдоль коридора, посмотрел через окно на унылый пейзаж и устроился на подоконнике, спиной прислонившись к холодной раме. Он совсем разволновался и долго мучился сомнениями, прежде чем открыть список недавно добавленных контактов. В списке значилось лишь одно имя. Илья. Синоним к сочетанию «настоящая проблема». И стоит ли её беспокоить или лучше оставить как есть? Покажется ли он приставучим или чересчур тревожным? Боже, конечно покажется. Ведь таким он и был на самом деле — просто восприимчивый комок оголённых нервов в форме человека. Макс целую вечность разглядывал набор цифр — номер сотового, который уже выучил наизусть. Времени, которое он потратил на раздумья, вполне хватило. Одиннадцать чисел и кнопка с зелёной трубкой. Стоят ли они того? Хватит тянуть резину! Всем говоришь, что лучше сделать и пожалеть, а сам трусишь. Ссыкло. Пока шли гудки, Макс пытался ободрить себя. Он всего лишь звонит узнать, как дела. Что в этом такого? Он вовсе не навязчивый и не требует внимания. Просто волнуется. Ага, кого ты обманываешь. Ведёшь себя, как самая преданная поклонница. Осталось только торжественно собрать алтарь в его честь, как в том мультике… — Да? — из телефона послышался хриплый голос Ильи. Макс на мгновение потерял дар речи и уже собирался малодушно оборвать связь, но подавил страх, собрал остатки смелости и произнёс: — Привет. — Да, что такое? — нетерпеливо спросил Илья. Зачем, ну вот зачем он позвонил? Два часа пополудни, разгар рабочего дня, а тут он со своими никому не нужными сентиментами. Боже, какой позор. — Ничего… — сказал Макс, окончательно растеряв уверенность. — Просто решил узнать, как ты. — Слушай, мне сейчас неудобно, — ответили ему раздражённым, даже слегка сердитым тоном. — Извини, — тихо пробормотал Макс. — Тогда я… … «перезвоню». Но Илья уже бросил трубку. Макс смотрел на экран телефона до тех пор, пока он не потух. Потом убрал смартфон в карман, хотя со стыда хотелось распахнуть окно и выбросить его с высоты третьего этажа. Чтобы больше не иметь дела с неловкими телефонными звонками. Позорище. Слов не хватает описать, насколько сильно ты облажался. Впрочем… разве такое впервые? Макс убеждал себя: всё нормально. Совершенно нет нужды расстраиваться из-за того, что ему показалось, будто Илья был груб и неосторожен. Он не обязан разговаривать и вообще поднимать трубку: он мог просто поставить мобильник на беззвучку и упорно игнорировать чужие звонки. Тем не менее Илья решил лично сообщить, что слишком занят, а не просто сбросил вызов. И не добавил номер Макса в чёрный список. Но так ли далеко от этого? Думаешь, ему правда интересно с тобой? Это же бред. Нет, хватит. Достаточно. Когда же придёт тот день, когда Макс перестанет обвинять себя во всём на свете и говорить с собой, как… как собственный отец? Ничего страшного не случилось. Да, разговор, мягко говоря, вышел не совсем таким, какого Макс ожидал, ну и что с того? Мир не рухнул. Несмотря на все доводы и попытки настроиться на позитивный лад, настроение окончательно испортилось. Макс ещё некоторое время сидел на подоконнике, покачивая ногой, и через плечо рассматривал школьный двор, наполовину скрытый за густой дымкой. Туман и бесцветное небо слились в одно целое, словно город оторвался от земли и взлетел на недосягаемую высоту, под самые облака. Как бы ему хотелось оказаться там, наверху. Безразлично глядеть на суету жизни и тихонько посмеиваться над ничтожными людскими проблемами — например, над неудачными телефонными звонками. И быть рядом с мамой. Макс спрыгнул с подоконника на бетонный пол, поднял свой рюкзак и пошёл той дорогой, которую со всеми текущими заботами начал потихоньку забывать. Никуда он не взлетел. Он всё ещё здесь — на земле, где люди обожают беспокоиться по любому удобному поводу.***
Макс дотронулся до кнопки выключателя и слегка надавил. Энергосберегающие квадратные лампы моргнули и зажужжали, освещая изостудию неверным искусственным светом. Всё лежало на своих местах. В смысле, для неподготовленного человека (или любого педанта) обстановка напоминала скорее полный бардак, но Макс настолько хорошо знал студию, что для него царящий в ней хаос приобрёл логичную и упорядоченную форму. Во внеурочное время в изостудии почти никто не занимался. Школьный учитель часто отсутствовал на месте, поэтому либо оставлял дверь открытой, либо отдавал ключи Максу, прекрасно зная, что он — пожалуй, один ученик на всю школу, который проводит в классе рисования окна между уроками. Макс бросил рюкзак на пол и уселся в середине класса, прислушиваясь к ощущениям. Пахло маслом, акрилом, деревом, холстиной и растворителем. Он вдохнул воздух полной грудью, наслаждаясь знакомой смесью запахов и их оттенков. Он будет по ним скучать. Наверное, в школе не найти другого такого места, которое он будет часто вспоминать после выпуска. Опять лжёшь? И правда. А как же столовая, в которой они с Евой отсиживались часами напролёт? Как же школьный двор, обсаженный карликовыми ёлками и окружённый благоухающими по весне цветочными клумбами? Как же спортивный зал, где всегда пахнет резиной, пылью и застарелым потом? А конура?.. Пространство под лестницей, воспоминания о которой наполнены горечью. И его, пожалуй, лучше забыть. Макс раскрыл альбом с повреждённой пружиной, задумчиво коснулся пальцами металлических колец. Пролистал несколько шуршащих страниц, остановился ненадолго. Двинулся дальше, мельком рассматривая многочисленные эскизы. Это невыносимо, нет. Пускай конура останется. Пускай останется сигаретный привкус на обветренных губах. Пускай всё останется прежним, как есть, как случилось! Но Макс отдал бы всё, чтобы больше не вздрагивать, видя эти глаза, направленные чуть влево и вверх. Глаза лжеца. Скривившись, Макс схватился за лист, смял его пальцами и с силой дёрнул на себя, отрывая от металлических колец. Он слышал предсмертные вопли собственных набросков, но оставался непреклонен: выдирал, рвал, комкал, выбрасывал — и так множество раз. По мере того, как парта покрывалась бумажными комками, а альбом с эскизами продолжал стонать, Максу становилось легче. Ему понравилось уничтожать то, что в прошлом доставляло так много боли. Смятые, отброшенные и беспомощные, воспоминания больше не могли ему навредить. — Чёрт! — Макс рефлекторно отдёрнул руку. Глубокий порез рассёк кончик указательного пальца, и на его месте уже начала собираться ярко-красная капля крови. Макс приложил палец к губам, слизнул солёную кровь и подумал, что поторопился с выводами. Даже здесь и даже теперь Кирилл мог его поранить. Когда альбом заметно похудел, Макс смог наконец остановиться. Многочисленные наброски Кирилла оказались разбросаны по парте и под ней. Вот Кирилл курит, вот сидит на уроке, пряча за учебником телефон, вот просто стоит под лестницей, опираясь спиной на стену… Его глаза, губы, веснушки на носу… Его спортивные «адидасовские» штаны, толстовки с брендовыми эмблемами, бейсболки и шапки, из-под которых смешно торчат уши… Макс тяжело дышал. Порез на указательном пальце болезненно пульсировал, там выступила новая капля крови. Он смахнул комки бумаги со стола. Больше они ему не нужны. На чистом листе Макс несколькими быстрыми, уверенными штрихами наметил очертания лица и приступил к прорисовке портрета. И Кирилл был тут ни при чём.***
На столе завибрировал телефон, заставив Макс вздрогнуть от неожиданности. — Алло? Он надеялся услышать голос Ильи, но в трубку, шмыгая носом, засопел Митя. — Максон, привет. Сильно занят? — Не особо, — сказал Макс, откладывая карандаш в сторону. — Что такое? Он отдалил альбом от себя, стараясь взглянуть на портрет чужими глазами. Например, глазами учителя, который велел ему рисовать, а не срисовывать. Достигнута ли цель? — Да короче, — продолжал Митя. — Я захворал сильно, ну, прям ваще конкретно. И это… на смену выйти не могу. Я уже всех обзвонил, никто не может, блин… Он замолчал, дав Максу время самостоятельно сложить кусочки пазла в целую картинку. — Я тебя подменю, — просто сказал он. — Реально? — Да, без проблем. Мите, кажется, даже стало неловко. — Блин, братан, ну ты выручил, конечно, — затараторил он. — Все чаевые — твои, в общак не вкидывай. И Гошану скажи, чтоб за чужую смену пересчитал. — Хорошо. — Блин, от души спасибо! Очень выручил. Макс был не против помочь. Он был уверен, что Митя поступил бы точно так же. Потому что Митя — единственный человек, который не воспринимает его как бесполезного школьника, который всё путает, мешается и лезет под руку. Наверное, со временем они с Митей могут даже стать друзьями. Макс бросил последний взгляд на альбомный лист — новые, абсолютно другие по стилю эскизы. Более выдержанные, гармоничные и классические. Они ему понравились. Он убрал альбом и начал собираться. Комки бумаги отправились в рюкзак. Место, гораздо более надёжное, чем мусорное ведро в студии. Тогда уж проще сразу вывесить все эти портреты в школьном фойе, подписавшись своим именем. Впрочем, такое уже случалось, да? Макс прибрал за собой, выключил свет, закрыл дверь изостудии, по привычке сунул ключ в карман. Он должен вернуть его в учительскую, чтобы не подвести преподавателя. Строго говоря, Макс не должен находиться тут один. Учитель и так позволяет Максу слишком многое — например, пользоваться ключом из учительской или находиться в классе без присмотра взрослых в любое удобное для него время. Макс подёргал ручку двери, убедившись, что старенький ключ справился со своей главной задачей, и торопливо поднялся на этаж выше. Скоро приедет такси, которое безвозмездно оплатил Митя, а ему ещё нужно переодеться, сменить обувь и отправиться на поиски машины — возле их школы легко потеряться. Чтобы попасть в учительскую, надо пройти длинный узкий коридор, где-то в середине которого находится дверь приёмной. Всякий раз проходя мимо, Макс невольно заглядывал внутрь, сталкиваясь взглядами с секретарём, если она была не слишком увлечена бумагами. На этот раз секретаря на месте не было, её офисное кресло пустовало. Дверь Марины Дмитриевны (как там её все называют? Габелла?) была, как обычно, плотно притворена. А на диване напротив входа в кабинет директора, расставив ноги и подперев голову рукой, сидел Кирилл. Всё это длилось не дольше секунды. Кирилл посмотрел на него исподлобья и почти сразу же отвернулся, а Макса словно обожгло кипятком. В памяти всплыли дни, которые они провели вместе — или почти вместе. Дни хорошие и плохие, странные, сумасшедшие и самые обычные. Перед мысленном взором предстали картины: как сидят в классе, засыпая на уроке физики — вместе, хотя и за разными партами. Как получают нагоняй от классной — вместе, хотя и по разным причинам. Как снимают дурацкое видео, чтобы отвести от себя подозрения — интересно, где оно теперь? И как отчаянно целуются в конуре или за гаражами — вместе, но почему? Почему? Макс отвёл глаза и пошёл дальше. Смотреть на Кирилла дольше нескольких мгновений он не мог. Всё это было слишком. Дальше он действовал автоматически: повесил ключ от изостудии в учительской, спустился в гардероб, минув пустующее место под лестницей. Стянул белые кеды, напялил ботинки и утеплённую куртку, вышел из школы, попрощавшись с охранником. Обогнул здание, добрёл до такси, сверился с номерами. Сел в машину, поздоровался с водителем и уставился в тонированное окно. И всё это на автопилоте, без единой эмоции. Наблюдая за сменой одного городского пейзажа на другой, Макс с трудом подавлял одолевающую тоску. Горечь разливалась по нёбу. Хотелось распахнуть дверь такси прямо на ходу, вывалиться на дорогу и просто пойти домой. Неважно куда — главное, чтобы там его приняли, погладили по плечу и сказали, что всё наладится. Потому что он сам перестал в это верить.***
Если Макс надеялся отвлечься от тягостных мыслей на работе, то он жестоко ошибался. Не надо было соглашаться на Митину просьбу. Не надо было ему вообще сюда приходить. Макс заметил их не сразу. Сначала он был слишком поглощён навалившимся негативом и, глядя себе под ноги, ушёл в подсобку. Переоделся, подвязал на талии фартук официанта, слегка привёл себя в порядок у зеркала. Увиденное Максу не понравилось, но стоило примерить натянутую приветливую улыбку, как его лицо преобразилось. Если не знать наверняка, что улыбка фальшивая, трудно отличить её от настоящей. Зря он старался. Стоило войти в зал и осмотреться, как приклеенная улыбка отвалилась сама собой. Теперь, после нескольких месяцев работы в кафе, он ориентировался уже лучше и мог с уверенностью сказать, что это был тринадцатый столик. Тот самый, за которым сидел Илья, когда они впервые встретились. Когда жизнь Макса наконец сдвинулась с мёртвой точки. Что ж, сегодня она остановилась вновь. Потому что прямо в эту секунду за тем же самым столом с комфортом расположились двое. Илья и незнакомая Максу женщина. С первого взгляда — просто ошеломительно красивая. Боже, какой же ты наивный идиот. Если бы его жизнь была мыльной оперой (всё к тому шло), сейчас бы пустили длинный и оглашающий закадровый смех. Проходя мимо, он попытался рассмотреть незнакомку внимательнее. Средних лет, но по лицу с гладкой кожей не дать больше двадцати. Возраст выдавали руки — впрочем, ухоженные и со свежим маникюром. Головокружительно привлекательная, под стать своему спутнику, женщина была одета в строгий костюм. Прямо у сердца к пиджаку приколота сверкающая брошь. Фасон и цвет подобраны со вкусом профессионала: такая женщина всегда будет в центре внимания, даже если каждый сантиметр её тела покрыт дорогой на вид тканью. Красиво уложенные блондинистые волосы доходили до плеч, редкая чёлка едва касалась утончённых бровей. Макс огромным усилием заставил себя улыбнуться снова. Теперь он понял, чем именно был так занят Илья, когда отшивал его по телефону. И эта ситуация вполне предсказуема, логична и даже оправданна — так ведь обычно и случается, да? Но самое обидное, что Макс всё-таки поверил в себя и свою удачу. Самонадеянно решил, что вполне может быть для Ильи… кем? Парой? Может и так. Может, именно на это он и рассчитывал, даже если подобное звучит как самая дурацкая и заносчивая мечта главной героини из типичного российского сериала. По итогу же он оказался лишь игрушкой, которая очень быстро надоела. И снова — третий лишний. Всегда лишний. Макс не слышал, о чём они говорили, да и не рвался подслушивать. Иногда лучше просто уйти, не потеряв достоинства: без сцен ревности, истерик, скандалов и слёз. Тем более между ним и Ильёй ничего и не было, верно? На какую ревность он тогда может рассчитывать, если они ни разу не обговаривали статус их отношений? Справедливо, но всё ещё больно. Время тянулось медленно. Гости повалили один за другим, Максу некогда было прерваться и как следует поразмыслить над происходящем. Словно робот, он давал рекомендации по блюдам и аллергенам, принимал, записывал и относил заказы повару. Раздавал столовые приборы, плоские тарелки, салатники, глубокие супницы и сковороды с горячим мясом. А ещё улыбался. Улыбался так много, что щёки начали болеть. Удивительно, как в таком состоянии Макс ни разу не перепутал блюда. Он вообще работал быстрее и увереннее обычного. Возможно, боль подстёгивала его, давала дополнительный заряд энергии и мотивации — например, поскорее расправиться со всеми делами и уйти домой. А может, он впервые полностью сосредоточился на рабочем процессе, отодвинув в сторону все лишние вопросы. Зная, что они придут к нему перед сном. Изредка он поглядывал в сторону тринадцатого столика. Женщина долго беседовала с Ильёй за чашкой латте или капучино, а потом, примерно за полчаса до конца смены Макса, собрала вещи и направилась к выходу. Прощаясь, Илья помог ей надеть роскошную цветастую шубу из экомеха. Уходя, женщина не удостоила никого из персонала и взглядом. Даже по её походке было видно, что она — гораздо более богатая, влиятельная и деловая, чем все эти гости вместе взятые. Настоящая королева. Когда время наконец подошло к семи вечера, Макс избавился от фартука, бросил его под барную стойку и достал из кармана телефон. На экране блокировки высветилось сообщение. Отец 18:32 Ты где? Макс проигнорировал его, закрыл вкладку, пролистал ленту. Мемы, таргетированная реклама, местные новости о разборках с властями по поводу отключения отопления в одном из районов Ч., снова мемы, статья по психологии, картинки с котами, и снова мемы. Скукотища. — Не ожидал увидеть тебя здесь. Бархатистый, убаюкивающий голос. Он мог принадлежать лишь одному человеку на планете. Макс обернулся. Илья стоял перед ним: та же искрящаяся улыбка, тот же костюм, который был на нём, когда они познакомились. Отглаженная рубашка, подобранная под цвет глаз. Вот только теперь этот впечатляющий образ отталкивал. — Попросили подменить, — сухо сказал Макс. Повисло недолгое молчание. Прервав его, Илья произнёс ровно, как ни в чём не бывало: — Ты освободился? А тебе-то какое дело? Он что, всерьёз рассчитывает на то, что Макс после такого просто спокойно сядет к нему в машину, не требуя объяснений? Да, Макс терпеливый и лояльный, но не настолько. Он ничего не ответил, тогда Илья попытался снова: — Ты звонил мне, — мягко, с лёгкой небрежностью. — Да… — как можно более безразлично ответил Макс. — Наверное, зря. — Я был на работе, готовился к встрече с финансовым директором компании, которая сотрудничает с художниками из СНГ, — здесь Илья специально сделал паузу. — Она только что ушла. Макс посмотрел на него с недоумением. — Значит, это было не… — сказал он, плохо скрывая облегчение. Илья склонил голову и обвёл взглядом кафе. — Обсудим это снаружи? Макс медлил с ответом. С одной стороны, ему хотелось просто пойти домой, лечь на кровать и проспать несколько суток кряду. А с другой, если он неправильно всё понял… — Ладно, — сказал Макс. — Дай мне пять минут.***
Когда он вернулся из подсобки, Ильи поблизости уже не было. О его присутствии напоминали лишь не убранные ещё чашки кофе и горьковатые нотки одеколона. Тогда Макс попрощался с барменом и вышел на улицу, нырнув под купол тяжёлых, нахмуренных туч. Зимний холод уже вступал в свои права, однако ноябрь никак не желал подарить городу хоть немного снега. Задувал, посвистывая, неистовый ветер. — Это было не свидание, — раздался знакомый голос где-то совсем рядом. Илья стоял возле своей неизменно сверкающей «ауди». Прямо на том же месте, как в тот самый день — под знаком «Остановка запрещена». Вот только дерево, нависающее над дорогой, уже облетело, а грязную, сморщенную листву под бордюр смели дворники. — Но как же… — начал было Макс. — Даже не думай, — оборвал его Илья. — Ну да, мы пили кофе, и я слегка за ней поухаживал. Даже заплатил. Женщины любят такое, а мне очень нужна эта сделка. — Ладно, — потупился Макс. — Я понял. Глядя на свои ботинки, он до боли сжимал губы, больше не в силах вымолвить ни слова. Видимо, Илья заметил это и подошёл ближе. Положил руку на плечо, слегка надавил. Максу пришлось приподнять подбородок, чтобы посмотреть ему в глаза. — Хочешь что-то сказать? — Кажется, н-нет, — пробормотал Макс. — Я просто… я подумал, что не нужен тебе. Так переживал, что невовремя позвонил, как полный придурок. Я думал, что важен для тебя, а потом увидел эту женщину и… Илья прижал его к себе, заключая в объятья. Погладил по голове, взлохматив макушку, и тихо сказал на ухо: — Прости. Ты важен для меня. Глаза начало жечь от неожиданных слёз, но одновременно Максу хотелось рассмеяться, послать всё к чёрту и прижаться к Илье крепче, наслаждаясь его теплом. А потом потянуться к его лицу и дотронуться до его губ своими. От одной этой мысли подкосились ноги. Почему-то стало одновременно стыдно и хорошо. Илья чуть отстранился, улыбаясь. — Хочешь поужинать? Макс закивал. За весь день он видел еду только на чужих тарелках в кафе, поэтому не удивился сильному чувству голоду, которое зародилось на дне желудка. — Слона бы съел, — честно сказал Макс. — В таком случае, может, поедем ко мне? Волшебное чувство испарилось так быстро, будто его никогда и не было. Макс нервно переступил с ноги на ногу и вновь опустил глаза в пол. — Не знаю… Уже так поздно. — Всё нормально, — ответил Илья. — Я ничего не подразумевал. И не стал бы делать того, чего бы ты не захотел. — Спасибо, — смущённо ответил Макс. — Правда. Илья достал из кармана пальто пачку «Мальборо Рэд». — Значит, едем в ресторан заказывать тебе слона, — щёлкая зажигалкой, сказал он с сигаретой в зубах. — Согласен? Макс взглянул на него с благодарностью вперемешку с восторгом. В тот день он вдруг отчётливо осознал, что влип. По-настоящему, по уши.