Печать отчаянья

Луну вели по узким, тёмным и грязным, в лучших традициях катакомб, коридорам два высоких, плечистых и мускулистых бугая. Они устрашающе играли мускулами обнажённых плеч, недвусмысленно скалили лица и, посмеиваясь между собой, показывали пальцами на девушку, намекая, что с ней будет после допроса. Унижать побеждённых может только трус и в «Линсейле» никогда это не приветствовалось. Но «Осхаба» далеко не трусы. Они звери. А звери, которые не ведают страха и утопают в собственной безнаказанности, опасны для мира ещё больше. И только они могут добивать свою жертву, у которой отняли не только жизнь, но и её цель. Жизнь, не привязанная к миру, ценности не имеет и абсолютно бессмысленна с точки зрения реальности. Не к чему стремится, некого помнить, некого любить… даже ненавидеть некого. И это самое страшное. Чувства даны человеку, чтобы управлять жизнью. Именно поэтому настоящий воин в момент сражения должен закрывать их в глубине своей души. Ибо чувствующий человек не может забирать жизнь даже во имя добра. То, что её ведут на допрос, было очевидно. Ну, а для чего понадобилось вести её через добрую половину всей школы? Устраивать пытки они могли и в глубокой камере подземелья, которая с недавних пор стала постоянным местом обитания девушки. Именно этим, собственно говоря, они последние пару дней и занимались. А сейчас она, наверное, понадобилась очень «высокому и важному» дяде, который скорее лимонку проглотит, чем сам придёт в её камеру. Не обращая внимания на шуточки сопровождающих, Луна, гордо подняв голову, двигалась вперёд. Её длинные, волнистые, нечёсаные чёрные волосы вились до самого пола, по которому она, не обращая внимания на осколки, стекло и ржавые гвозди, двигалась босиком. Нежно-сиреневое платье уже местами порвалось и в некоторых местах висело грязными лохмотьями. Не смотря на это, девушка шла так, будто она была облачена по меньшей мере в королевское платье, вызывая этим саркастические ухмылки охранников. Наконец, в конце коридора с правой стороны показалась белая дверь. Один из сопровождающих больно дёрнул Луну за наручники, в которые в свете событий последнего времени были постоянно закованы руки пленницы, а второй постучал в дверь. В следующую секунду парни бесцеремонно втолкнули девушку в комнату и закрыли с обратной стороны дверь. Первое, что увидела Луна, а вернее первым оказался молодой юноша не старше её, сидевший за письменным столом и уткнувшийся носом в какие-то бумаги. Значит, подметила она, её размышление о «важной шишке» оказалось верным. И наверняка он даже слишком «важная шишка», раз даже не соизволил обратить внимания на доставленную пленницу. У молодого человека были белые, но не седые, длинные волосы, плечи сведены в странно-знакомой сутулости, а на молодое, ещё не тронутое морщинами лицо, падала тень сонливой усталости и изнеможённости. Сразу видно — трудоголик со стажем, просто обожающий свою работу. Надо сказать, Луна тоже души не чаяла в своих обязанностях и очень часто действовала этим всем на нервы, но иногда всё же не могла отказать себе в удовольствии понежится в тёплой постели. Особенно промозглым пасмурным утром, когда за окном во всю стучит холодный осенний ливень или же о подоконник стучат капли лёгкого весеннего дождя. Дождь Луна не переносила всеми фибрами своей души и обычно в такие дни старалась сказаться больной, лишь бы не выходить на улицу. Она едва слышно фыркнула, ругая себя на пучину подступившись воспоминаний и обвела взглядом комнату. Та была чисто белая. Чисто-белые панели на стенах, белоснежный махровый ковёр по ногами, устилающий весь, далеко не маленький по размерам пол, белая плитка со странными, но знакомыми узорами на потолке, шторы на окнах в пол, тоже, разумеется, белые. Чуть поодаль стоит шкаф, покрашенный белой краской, а рядом- массивный комод из белого дерева. По середине комнаты стоял большой письменный стол из чистейшего белого мрамора, сплошь заваленный всевозможными бумагами, ручками и печатями. У Луны складывалось ощущение, что она попала в этакое снежное царство или же в холодильник, если бы не… ярко-жёлтое кресло, в котором сидел юноша. Оно так выделялось из всего этого белого кошмара, что Луна некоторое время удивлённо таращилась на кресло, словно на диковинку, хаотично соображая, для чего же здесь оно вообще нужно. Мужчина наконец оторвался от созерцания своих бумаг и, подняв голову, чтобы размять явно затёкшую шею, наткнулся на гордый и презрительный взгляд Луны. Едва заметно улыбнувшись, он нажал на кнопку белоснежного телефона и в комнату вошли её сопровождающие. У Луны едва заметно взметнулись брови. И то всё? Её тащили сюда только для того, чтобы она постояла здесь в качестве постамента? Ну и где логика? — Снимите наручники, — велел юноша. — Не положено. В виду последних событий наручники приказано не снимать. Луна мысленно улыбнулась. Последние события… ну да. «Осхаба» неоспоримая идиотка и это было известно абсолютно всем. И до этих событий, она наивно думала, что пленённые больше не представляют опасности и велела не тратить на них таких простых вещей, как наручники и связывать руки обыкновенными верёвками. Вот же наивные, правда? И только после того, как некоторые из пленных сумели развязать эти верёвки и надавать по шее охране, чуть не убив при этом, она всерьёз задумалась о дальнейшем содержании линсейловцев. По крайней мере руки теперь им заковывали только в наручники в лучших традициях детективных сериалов. — Я сказал, снимайте. Я думаю, что эта юная леди не станет делать глупости во время нашей беседы. Луна никак не отреагировала на скрытую провокацию. Не будет делать глупости? Ну-ну, наивный! — Под вашу ответственность, — наконец произнёс один из охранников и снял с девушки наручники. Юноша удовлетворённо махнул им рукой, веля уходить, и затем, откинувшись на спинку кресла, с улыбкой промолвил. — Итак, добрый вечер, юная леди. Надеюсь, вам понравился мой кабинет. Я заметил, как вы его внимательно разглядывали. Прошу вас, присаживайтесь, — с этими словами он поднялся с кресла и приставил девушке белый стул. — Благодарю покорнейше, не стоит, — спокойном, ровным голосом ответила Луна, полностью игнорируя стул. — Присаживайтесь, присаживайтесь. Разговор у нас будет долгим. Тем более, стоять босиком на холодном ковре… стоп. А почему вы, собственно говоря, босиком? — юноша удивлённо перевёл взгляд на босые ноги пленницы. — Вас это не касается ни в коей мере, — Луна надменно скривила губы. — Да ну? Ошибаешься, моя драгоценная, — он приблизился к девушке со спины и выдохнул ей в затылок. — Как раз именно это меня и касается. — Мы уже на «ты»? — Луна резко повернулась, сбив несчастный белый стул и, повернувшись к юноше лицом, обдала его спесью презрительного взгляда. — Я сам выбираю манеру нашего общения, леди. Вашего же мнения здесь никто не спрашивает. А сейчас я попрошу вас всё-таки сесть и мы начнём нашу прелестную дискуссию, — он поднял стул, силой усадил в него девушку и направился к своему ярко-жёлтому креслу. — Нет, всё. Нужно переставать общаться с Зойсайтом. А то уже его заморочки появляются. Сплавлю его Хотару и пусть она с ним возится. С меня уже хватит… Так, о чём это я? — он посмотрел на девушку и та лишь чудом удержалась, чтобы не покрутить пальцами у виска, как обычно делала это Селена. — Ах, да. Вам наверное интересно, Луна, для чего вас сюда доставили? Пленница не удостоила его ответом и отвернулась. — Прямо перед вашим приходом… — А вы не считаете, что для начала нужно представиться? — неожиданно поинтересовалась девушка. — Я, конечно, знала, что «Осхаба» — аборигены, и причём все поголовно, но никогда не думала, что им неизвестны элементарные правила этикета. — И это говорит мне девушка, которая расхаживает по улицам босиком? — съязвил парень. — А может мне по религии так положено? — не осталась в долгу Луна. — В таком случае, скоро эта ваша религия сведёт вас в могилу. Зимой, знаете ли, босиком много не находишься. — Мне так ходить гораздо удобнее, чтобы вы знали! — прошипела Луна. — Теперь знаю, спасибо. А сейчас вернёмся к начальной теме нашего разговора. А зовут меня Артемис, благо если вам это так интересно. Прямо перед вашим приходом я просматривал ваше личное дело. Впечатляет, прямо скажу, впечатляет. Медицинский институт, защита докторской, несколько лет в должности главного врача областной больницы, практика в Африке и Японии… честно скажу, впечатляет. Почему же, позвольте спросить, после такого успеха вы оставили свою карьеру и приняли скромную должность главного врача школы «Линсейл»? — Позвольте вас вежливо послать на три всемирноизвестные буквы, — ответила Луна, которую уже начало здорово раздражать это напыщенное «выканье». — Оригинально, культурно и вульгарно. Ничего другого я от вас и не ждал. Не хотите спросить, откуда у меня все эти сведения? — Зачем? Я и так знаю. Взломали наш архив, — девушка пожала плечами и потёрла красные от наручников полоски на запястье, где ещё совсем недавно впивались жёсткие, грубые верёвки. — Увы, поразить мне вас не удалось. Да, вы правы, леди. Мы взломали ваш архив. Но некоторое… в том числе и кое-какие хранилища, нам взломать не удалось. Луна почувствовала поднимающуюся за Ами гордость. Не, всё-таки не зря она уговорила администрацию принять девочку в школу. Хоть физическими данными она не блещет, ум и мозги у неё на высоте. Это-ж надо было так закодировать информацию и так завинтить коды доступа охраны, что «Осхаба» до сих пор не может их взломать. Уж в чём-чём, а в том, что «Осхаба» уже успела наложить свои грязные ручки на всё, до чего смогла дотянуться, Луне сомневаться не приходилось. — Надеюсь, вы притащили меня сюда не для того, чтобы обсуждать аспекты моей биографии. Да, я прекрасно осведомлена, что была на практике в Африке и Японии, но давайте ближе к делу. — Бросьте, Луна, неужели вам не хочется просто побеседовать и оттянуть своё возвращение в камеру? У меня в кабинете тепло, сухо, чисто и крыс с тараканами нет, а там холодно и грязно. Неужели вам так хочется туда возвращаться? — По крайней мере там мне не придётся терпеть ваше общество, — пожала плечами Луна. Артемис криво улыбнулся в ответ на такое признание своей ценности. — Мы и так подбираемся к сути дела, леди. Понимаете ли, я не зря упомянул, что некоторые ваши хранилища мы так и не смогли открыть. Там, в одном из этих хранилищ лежит то, что сейчас нам крайне необходимо. — Даже не могу предположить, что это, — недружелюбно перебила девушка. — И чтобы это достать, нам нужна ваша помощь, — закончил Артемис. — С какой это стати? — вскинула брови девушка. — Луна, вы же медик, — произнёс Артемис таким тоном, будто ему приходилось объяснять очевидное ребёнку. — А медик, он и в Африке медик… — И что с того? — Послушайте, Луна, — он наклонился на стол и чуть понизил голос. — Недавно… на нашу территорию было вторжение. Выжившие и оставшиеся на свободе ученики «Линсейла» учинили погром и устроили мощный взрыв, в результате которого погибли 15 наших агентов, наших людей. Некоторые всё ещё при смерти и лишь время покажет, что с ними станет дальше. А некоторых… мы вообще не нашли. — И для чего вы мне сейчас всё это рассказываете? Считаете, что я расплачусь? — с презрением спросила девушка. — А ничего, что моих лаборантов зарезали прямо у меня на глазах? Совсем ещё молодых ребят. И после этого я должна расплакаться от известия о куче ваших убитых? Да я бы рассмеялась, жаль, воспитание не позволяет. — Что было, то прошло, Луна. Не нужно ворошить прошлое. — Прошлое?! Ну знаете ли, — взвизгнула Луна, как рассерженная кошка. — Вот смотрите, леди, — Артемис подал девушке два альбомных листа. — Здесь списки погибших обоих школ. Сравните. Где больше? — У нас, — ответила девушка, пробегая глазами чёрные строчки. — Боль затмила вам разум, Луна. Цифра-то практически одинаковая. Здесь все погибшие и во время штурма, и во время взрыва. Ох, же и повезло Дождю, что она погибла. Иначе… — он скорбно покачал головой. — А при чём тут Дождь? — удивилась собеседница, ещё не уловив весь смысл фразы врача. — А вы не знали? — он с деланным удивлением приподнял брови. — Это именно же Дождь всю эту кашу и устроила. Взрывала, конечно, по последним данным не она… — не хотя признался парень. — Но смастерить такие фиговины под силу только ей. Следовательно, это именно она виновата в стольких смертях и искалеченных судьбах. Он говорил ещё что-то, но Луна уже не слушала. Все мысли наполнились лишь одним пониманием, что её девочки больше нет. Как же так… это… чудовищно. Да будь они все прокляты! Девушка с силой сжала кулаки, но Артемис, увлечённо объясняющий какую-то свою демагогию, этого не заметил. Ну ничего, она ещё отомстит. За Ами и за всех остальных… — Что вам нужно от меня? — не дослушав до конца выступление врача, перебила Луна. — Спокойствие, дорогая коллега, только спокойствие. Мы уже подбираемся к истинной сути нашего разговора. Итак, как я только что сказал, в свете последних событий кроме огромного числа мёртвых, у меня на руках ещё большее число раненых людей. Ранения, знаете ли, разной степени тяжести. Бывают, — Артемис явно издевался. — У кого-то просто царапины, а у кого-то полная ампутация обоих конечностей. — Ах, какое несчастье! Я сейчас разрыдаюсь. — Вы опять меня не дослушали, Луна. А кто-то ещё мне говорил о правилах приличного тона. Луна сердито зашипела. — Так вот, — продолжал как ни в чём ни бывало Артемис. — В числе раненых есть одна девушка. Снайпер. Лучшая из лучших, мастер мирового класса. Во время погони за вашими друзьями, ей выжгли глаза. Причём выжгла как раз эта самая Дождь. Ох, и не здоровую активность она проявляет, ох, не здоровую. Она плеснула ей в лицо укрепляющий раствор. — Можете радоваться, что не серной кислотой. — У девушки ожог сетчатки. Как медик, я думаю, вы это уже поняли. Теперь она полностью слепая. И существует весьма значительный шанс, что таковой она и останется. В нашей школе нет таких технологий, позволяющих вернуть ей зрение. Но зато я знаю, что они есть у вас. И находятся, вероятно, в тех тайниках, что мы не смогли открыть. — И при чём тут я? — немного вызывающе спросила девушка. — Вы должны помочь нам открыть эти тайники и вернуть зрение той девушке. — А вы оказывается не лыком шиты! — Ну, а вы как думали, — усмехнулся Артемис. — Ну так что скажете? — Эх, послать бы вас далеко и прямо, да вот только опять, воспитание не позволяет. Я ни за что не стану помогать врагам, — сквозь зубы процедила девушка последнюю фразу, кидая ненавидящий взгляд на собеседника. — Знакомые слова, — юноша улыбнулся. — Я и не ждал от вас другого ответа, Луна. Вы, безусловно, истинная патриотка и с честью несёте свой долг. Но вы так молоды, оттого и все ваши беды. Не понимаете суть происходящего. Как насчёт другого долга, Луна? — Вы о чём? — девушка была явно раздражена. — Я о долге врача. Вы же медик. А долг истинного врача состоит в том, чтобы помогать всем людям, не зависимо от их национальности, религии или убеждений. Как же клятва Гиппократа, которую вы приносили? — Обстоятельства изменились, — кратко ответила та, поджав губы. — Можно подумать вы ринулись спасать наших людей. — Всем, кому требовалась помощь, я её оказал. Вы сами это видели. — Вы её оказали лишь для того, чтобы потом их эксплуатировать и заставлять работать на вас! — Луна уже дрожала от нахлынувшего на неё гнева. Она прекрасно знала, чем заставляют заниматься девушек и как эксплуатируют юношей, шантажируя смертью друг друга и по мнению Луны, это было самым отвратительным из поступков «Осхабы». Играть чувствами людей, использовать их слабости… Что говорить, «Осхаба» всегда умела найти слабое место в человеке, чтобы потом на него надавить. — Но оказал же. Как мне не было противно —, а мне было ужасающе противно — я её всё-таки это сделал и выполнил свой долг врача. Чего нельзя сказать о вас. Не я придумывал всю эту галиматью с работой. Я лишь сделал то, что должен был. Луна замолкла, признавая правдивость слов Артемиса. Это не его заставляли придумывать пытки для ребят, это не его заставляли придумывать унизительные занятия для тех, кто и так опущен ниже плинтуса. Он лишь связующее звено этих событий. Он абсолютно ничего не выигрывал от этого, выигрывала лишь школа, а желания врача, как обычно не учитывались. И он прав. Прежде всего она врач. Не боец, не медик, а врач. А врачи, истинные врачи, обязаны помогать всем. — Я этого не сделаю, — упрямо повторила Луна. — Я никогда не стану предательницей. — Подумайте хорошенько, Луна. Выдержит ли ваша совесть ещё одну загубленную жизнь? — Её жизни ничего не угрожает… — Девочка потеряла её цель, ориентир, направление. Она потеряла дело жизни, а вместе и с ним то, что её направляло. Что стоит жизнь без цели, Луна? Ведь это не жизнь, а существование. Ваша Дождь загубила её судьбу. Что вы скажете на это? Луна было открыла рот, чтобы возразить, но Артемис перебил: — Подумайте хорошенько, Луна. И подумайте даже не о себе, а о тех несчастных ребятах «Линсейла», которым вы окончательно загубите жизнь. Подумать только, вот только что была возможность улучшить своё положение или даже обрести свободу, а тут — бамс и нет. И нет не только свободы, но и жизни. — Это шантаж! — возмутилась девушка. — Все мы не ангелы, — пожал плечами Артемис и отклонился на спинку кресла. — Я не понимаю, чего вы от меня ждёте. Я не смогу взломать защитную систему. Если лучшие умы великой «Осхабы» не смогли, то куда уж мне, скромному врачу. — Не иронизируйте, Луна, — он взял со стола белоснежный шарик и принялся безмятежно крутить его в руке. — Одна работать вы не будете. К вам присоединится ваш же мальчик, из числа пленных. Он взломает систему. — Он уже согласился? — Нет. Его ответ, уверяю вас, ничего не отличался от вашего. Ну разве что обилием скабрезных словечек. Но он ещё молодой. Неопытный. Юный. Сломать такого мы сможем без труда. — Вы мне отвратительны, — презрительно произнесла Луна. — Поверьте, это взаимно. Работать будете с ним вдвоём. Если справитесь, то я поговорю, об освобождении нескольких ваших людей. Может быть. Луна хмыкнула и задумчиво посмотрела себе под ноги. Этот белый… мухомор не оставляет ей выбора. Что же делать? Она не может, она не хочет помогать врагам. Кем она станет после такого? Предательницей… — Вы дадите слово, что эта ваша девушка не будет больше направлять оружие и стрелять в моих ребят? — Этого я вам обещать не могу. У неё своя жизнь, которая не зависит от нас с вами. Смею напомнить, что при лечении «Линсейла» я абсолютно ни в чём не выигрывал. Но всё же оказал помощь. Что же делать? Что? Луна отчаянно искала выход. Скорее всего, в этих сейфах помимо этого несчастного диобимена хранится ещё что-то, что-то чрезвычайно важное и опасное. Иначе бы «Осхаба» не стремилась так туда попасть. Какое-то оружие. Наверняка. Иначе бы Ами не стала запирать всё это с такой охранной системой. Это что-то не должно попасть в лапы «Осхабы». И что же ей делать? Если только… — Я могу подумать? — спросила она с вежливой учтивостью, даже наверное со слишком вежливой. — Разумеется. На раздумье вам будет отдано пять дней. По истечению этого срока вы должны будете дать ответ. — Благодарю. На этом, я полагаю, нашу дискуссию можно считать оконченной? У меня нет больше ни малейшего желания лицезреть вашу физиономию. Артемис усмехнулся и нажал на кнопку вызова на белом телефоне. — Да, леди Луна. Спасибо за ваш визит. Наша беседа была крайне познавательной. Брови Луны взметнулись вверх. — Я очень много нового о себе узнал, крайне вам признателен за это. Давно так не развлекался. Вы можете идти, — он махнул зашедшим в комнату охранникам, веля увести пленницу. Парни глумливо улыбнулись, заковывая девушку в наручники и подтолкнули к двери. — Если с неё хоть волос упадёт — пеняйте на себя, — бросил им в след как-бы между прочим Артемис, снова склонившись над бумагами. — Ищите себе приключений на задницу в другом месте. Я вас предупредил. Леди Луна, я жду вашего ответа. Охранники недовольно буркнули что-то в ответ и выволокли девушку из комнаты. — Луна, Луна… — покачал голос Артемис, едва оставшись в одиночестве. — Такая умная и… такая наивная. Я знаю, о чём вы подумали, Луна и для чего попросили время на раздумье. Ах, как жаль, что у вас ничего не получится. Весьма, весьма жаль, Луна. Вы умная девушка, но и я далеко не дурак. Вот увидите. Вы сами в этом скоро убедитесь, — он с грустной улыбкой покачал головой и снова принялся разгребать бумаги, изредка костеря какими-то словами Зойсайта. *** Сердце стучало протяжно и гулко. Оно зыбко билось, то уменьшая, то увеличивая свой темп и временами грозилось выпрыгнуть из грудной клетки, а то и вовсе забиться куда подальше. Ноги заплетались и не слушались, дыхание сбивалось, удушая и замутняя сознание, но Нефрит упорно продолжал идти. Воздуха катастрофически не хватало. Двигаться сквозь тёмные, лесные заросли, освещаемые лишь изредка проскальзывавшими лучиками лунного сияния, было непросто. Несколько раз парень спотыкался и падал, но с упорством поднимался и продолжал двигаться дальше. Он не знал, зачем идёт. Не понимал, для чего всё это нужно. Несколько раз на него накатывала такая волна отчаянья, что парню хотелось просто пойти и сдаться «Осхабе», чтобы весь этот ужас закончился. А ещё лучше заявиться к ним в школу и перебить всех до кого только сможет дотянуться. И плевать, что при этом его самого пристрелят. Главное — он сможет убить как можно больше этих тварей и отомстит за Ами. Отомстит за всех. И лишь маленькие ручки, вцепившиеся в ткань его рубашки не давали ему сделать это. Последний островок света в этом грязном мире. Последний островок надежды в этом кошмаре. Последнее, что осталось от его друга здесь. Девочка за всё время, что шёл Нефрит, ни разу не заплакала и не капризничала. Она только молча смотрела на странного взрослого, который зачем-то куда-то бежит и тащит её с собой. Нефрит не знал, сколько и куда он шёл. Времени не ощущалось абсолютно. Оно словно потонуло в грязном, смолистом потоке ночи. В сознании было пусто. Прежде гудящий рой мыслей теперь стих. Как-то раз Минако на ехидное замечание Нефрита ответила, что не думать не возможно, всё равно какая-нибудь опостылевшая мысля заберётся в голову и будет назойливо стучать по мозгам. И в этот раз Нефрит был полностью с ней согласен. Думать не хотелось совершенно, но раз за разом в памяти всплывал одинокий гулкий выстрел, а затем мёртвая тишина. Сначала Мамору, потом Ами… Он до сих пор не мог поверить, что его напарницы больше нет в живых. Это так… неестественно. Так неестественно знать, что больше уже никогда не получить подзатыльника от неё или удара огромной энциклопедией медицины. Больше никогда не запнёшься об её книги, разгромив при этом половину её комнаты. Больше никогда не будет этих шуточных перепалок, после которых он обычно заворачивал её в одеяло или свою куртку и с удовольствием слушая её гневные отповеди, утаскивал куда-либо. Ничего этого больше не будет, потому что Ами умерла. И никогда больше не вернётся. Он никогда её больше не увидит. Как ни странно, в смерть Мамору он поверил сразу. Хоть Нефрит и не видел его тела, он был уверен, что его друг мёртв. Возможно оттого, что знал, что Маске не долго осталось. Почему-то Нефрит знал, что друг покинет этот мир. И всё потому, что он не мог представить Мамору без Селены. Эти двое всегда были единым целым, одной судьбой, одной жизнью. Они зависели друг от друга, как жизнь зависит от дыхания. И поэтому, когда погибла Селена, он сразу понял, что и Мамору просто не сможет больше жить. А существовать его друг никогда не умел. Однако странная же штука- надежда. Знал же, что уйдёт, знал, что погибнет, но всё равно продолжал надеяться на обратное. С Ами же дело обстояло иначе. Он не просто не мог поверить в её гибель, он знал, что так не должно быть. Это было неправильно. Это было неправильно, что она больше не с ним. За годы учёбы он так привязался к девушке, что ему начало казаться, будто так и будет всегда. Парень даже не думал о том, что скоро она, возможно, выйдет замуж и времени у неё на него будет оставаться всё меньше и меньше. Он воспринимал напарницу, как некий атрибут своей жизни и имиджа, что всегда будет при нём. И ошибся. Лишь теперь, когда этого атрибута не стало, он понял, как сильно ошибался. Жаль, что понимание пришло так поздно. Может быть тогда он и сумел хоть что-нибудь бы изменить. Мы не ценим, когда имеем и плачем, когда потеряем. Воистину великая фраза. Мудрая и правдивая. Усталость взяла своё и Нефрит против воли осел на холодную землю. Телу требовался хотя бы небольшой отдых, но даже его Нефрит не мог себе позволить. Он попытался подняться, но ноги отказывались подчиняться. Он снова ничком упал на землю и, сдавшись на волю судьбы, крепко прижал к себе малышку, которая явно не чувствовала никакого дискомфорта на холодной земле и весело принялась играть с волосами парня. Нефрит слабо улыбнулся, закрыл глаза и вновь позволил далеко не радужным мыслям течь по руслу сознания. Почему же так произошло, почему? Ами не должна была умереть сегодня, он знал это! Нефрит с силой стукнул кулаком по земле. Это он во всём виноват. Он и только он. Не смог, не уберёг, не защитил…Только он повинен в её смерти и больше никто. Он не смог. Он не сдержал. Небо было странно золотистого цвета. Закат пылал ярким заревом, редким для этого времени года и с каждой секундой разгорался лишь сильнее. Сияющее солнце медленно клонилось к тонко очерченной линии горизонта и казалось, будто слегка качалось на ветку, издавая слабую симфонию сумерек. Мягкие порывы ветра весь вечер играли с ярко-изумрудными листьями деревьев и мягко шелушили траву. В воздухе пахло смолой. Древесной смолой и опилками. Так пахнуть могло только здесь и нигде больше. Кто-то неслышно подошёл сзади и присел рядом, но он не отреагировал, всё также молча наблюдая за закатом и отрешённо вглядываясь в ярко-зелёные, словно её глаза, листья высоких деревьев. — Ну что? — Я отправляюсь на юг. Именно там, судя по всему, и находится эпицентр. Нужно собрать хоть какие-нибудь сведения и прекратить всё это. Я должен хотя бы попытаться. — Ты можешь не вернуться, — ответил он. — Я знаю. Некоторое время они молчали, безучастно наблюдая, как несколько белоснежных кроликов гоняются друг за другом. — Когда ты отправляешься? — Завтра на рассвете. Эта тварь боится солнца и это будет мне как раз кстати. — Ты знаешь, что ты полный дибил? — Не волнуйся, когда меня не станет, ты полностью сможешь занять этот статус, а не делить его со мной, — в голосе собеседника послышалась насмешка. — Ты так уверен, что не вернёшься? — с удивлением отозвался он. Кивок со стороны собеседника. — Я не вернусь. — Мне будет не хватать тебя. — Зато я хоть буду избавлен от удовольствия лицезреть твоё лицо перед смертью, — криво улыбнулся тот. — Нет, ну ты зараза! — От заразы и слышу. Причём эта зараза эту заразу на всех и распространяет. Он громко хохотнул, спугнув резвящихся на лужайке зверьков. — Защити её. — Что? — не понял он. — Защити её. Обещай мне, что защитишь её. Ты же понимаешь, что я не вернусь… и я понимаю, хотя и сказал ей обратное. Я боюсь. Она… такая маленькая. Она не должна быть воином. Она не должна видеть кровь и войну. Она не должна видеть все её ужасы. Это неправильно, что она сражается… неправильно, что они все сражаются. Она не должна умереть. Это неправильно! Я не могу и не хочу видеть её слёз. Умоляю тебя, защити её, когда меня… не станет. Поклянись, что защитишь мою Амелию в случае опасности и не дашь ей умереть. — Я клянусь. Будь уверен. Нефрит открыл глаза и тут же почувствовал колющую боль в шее. Кажется, он задремал. Небо, проглядывающее сквозь толстые кроны деревьев, пылало яркой голубизной. Кое-где сияли ослепительные солнечные лучики и весело носились по верхушкам деревьев. Значит уже день. Новый день, а значит и новая надежда, так всегда говорила Ами. Новая надежда на благополучный исход и на новую счастливую жизнь. Неужели он так долго спал? А ему показалось, что прошло всего несколько минут. Парень потянулся, ощутив приятную ломоту во всём теле, а потом глянул на ранения. Заживать ни одно из них пока не спешило, но хотя бы заражение не началось и то радует. Мельком обдумывая, где достать подходящие лекарства, Нефрит перевёл взгляд на девочку. Та уже не спала и, не обращая никакого внимания на парня, сосредоточенно муслюкала какой-то обгоревший листочек. Звездочёт улыбнулся, поднялся на ноги и огляделся. Анализировать окружающее у него не получалось. В голове и сердце остался странный горький осадок, что бывает после общения с человеком, которым очень дорожил и давно потерял. Дорожил, ненавидел, презирал и потерял. Что ему снилось? Нефрит не мог вспомнить. Ему определённо что-то снилось, он знал это, но что… вспомнить никак не удавалось. Перед глазами плыли бесформенные разноцветные пятна, изумрудные и алые круги, а в воздухе почему-то витал знакомый запах древесной смолы и опилок. А ещё перед глазами то и дело всплывали чьи-то рыжие волосы. Он никак не мог вспомнить, что ему снилось, но чувствовал, что это было что-то важное. Отголосок чего-то далёкого и древнего… Саднящая боль в плече заставила его оторваться от размышлений и вновь оглядеться. Место было незнакомо. Сухой валежник, чёрные кривые деревья вперемешку с зелёными, мелкие камушки под ногами. Он присел на холодный серый валун и задумался. Ну и что делать дальше? Один, с маленьким ребёнком на руках, он далеко не уйдёт. Положим, Мамору, Ами и Селена своими жертвами спасли ему и малышке жизнь, но ведь теперь его ждёт просто мучительная и болезненная смерть от заражения. Ранения не могли зажить сами по себе. А Селию ждёт просто голодная смерть, ведь элементарных физических потребностей ещё никто не отменял. К тому же… он ничего не знал о детях. Шутка судьбы. Он, избегающий их всеми вибрами души и живший, меняя девушек, как перчатки, остался один на один с маленьким ребёнком. Если он мог обходиться без пищи несколько дней и временами питаться одними жуками — весьма неприятно, но всё-таки — то Селии нужно было нормальное питание. В город не выйти. Их сразу же схватят люди «Осхабы». Да и идти ему не куда. Возле всех важных и хоть как-то связанных с ним или Ами пунктов наверняка сидит засада. Значит нужна помощь. Единственная, кто приходил на ум, это Минако. Но сейчас она была слишком далеко. Мысли вдруг резко переключились на давно забытую троюродную сестрицу Ами и он широко улыбнулся. Вот уж где его не ждут, так не ждут. Они с Ами никогда не были особенно близки да и что скрывать, просто ненавидели друг друга. Но в такие времена приходится обращаться к кому попало. Хотя затем, чтобы она научила его обращаться с девочкой. Сестрица эта уже давно не относилась к ученикам «Линсейла», выпустилась лет пять назад и сейчас работала, внедрённой в какую-то большую и широкую политическую партию, передавая кому нужно ценные сведения и скармливая доверчивым олухам из этой партии различные слухи. Да, это то, что нужно. Именно она и поможет ему вытащить Минако. Живёт она не слишком далеко от сюда, поэтому добраться до неё не составит особых проблем. Нефрит встал, разминая ноги и по-прежнему продолжал о чём-то размышлять. Придётся сначала ему сходить к Южной территории их школы. Там, кажется, оставила Ами некоторые лекарства и сухие смеси для малышки перед походом на территорию «Осхабы». Конечно, риск весьма велик. Вполне возможно, что осхабцы до туда уже добрались. Но кто не рискует, тот не испьёт вина! Звёздочёт последний раз потянулся, разминая затёкшие мышцы и решительно направился к девочке. Подхватил на руки. Малышка по-прежнему муслюкала обгоревший листочек, вполне довольная жизнью. Всё её лицо было измазано в чём-то красном. Присмотревшись, парень понял, что это малина. Удивление переросло в полное непонимание. Где это чудо смогло найти малину в такое-то время года? Как, главным образом? Можно предположить, что это «Осхаба» вывела такой ранний сорт, она горазда на такие шутки, но как девочка смогла её отыскать? Селия что-то радостно заверещала и принялась с громким гугуканьем бить Нефрита по голове обслюнявленным листочком. С минуту Нефрит, улыбаясь, уклонялся от листочка, пока до него не дошла одна вещь: откуда Селия его взяла? Он перевёл взгляд наверх и нервно сглотнул. Оказывается, он ушёл не так далеко, как ожидал. Территория «Осхабы» закончилась, но здание школы до сих пор было отчётливо видно. Высокое, массивное сооружение, нависшее над лесом, словно призрак, пылало, охваченное ярким пламенем. Горела вся его северная часть. Клубы чёрного дыма взлетали до небес, свиваясь в тугие, словно десяток рассерженных змей, кольца, а ярко-красное, с фиолетовыми отсветами пламя с удовольствием пожирало всё, до чего только могло дотянуться. Оно вырывалось из узких проёмов бойниц и широких окон, и огромными языками лизало фасадную часть здания. И лишь одно окно в самом центре этого пожара не было охвачено огнём. Вокруг него кругами клубился чёрный дым, а из проёма лилось странноватое и весьма пугающее фиолетовое свечение. Ветер, который теперь носился как безумный, переносил огонь на новые участки здания, увеличивая площадь пожара и выносил из распахнутых окон полуобгоревшие листы бумаги. Некоторые тут же опускались на землю, а некоторые долетали до беглецов, бесшумно ложась рядом с ними на камушки. Селии, наконец, надоел обмуслюканный листочек и она, удобно устроившись в объятиях Нефрита, уснула. А парень лишь заворожённо смотрел на вздымающиеся клубы дыма над горящей школой и тёмное фиолетовое сияние в узком странном окне. *** Западная территория школы «Осхаба». 14: 27. Сецуна стояла на границе лесопарковой зоны, не решаясь проходить дальше. Ей предстояла трудная работа: необходимо было найти хоть какие-нибудь частицы, оставшиеся от одного из главных фигурантов этого дела и этой войны. Но учитывая то, что он изображал из себя камикадзе, приведя в действие гранаты, шансы отыскать хоть что-нибудь сводились к нулю. Но весь ужас даже не в этом. Всё же, как ни крути, человеком со слабым характером она себя назвать не могла. Будучи химиком, ей не редко приходилось работать с трупами не первой свежести ибо она в своём «прошлом путешествии по времени» получила образование патологоанатома и лишь в этот раз решила ближайшие 100 выдавать себя за химика, но то, что устроили линсейлорвцы было страшным даже для неё. Уже подходя к месту взрыва, Сецуна почувствовала знакомый сладковато-горелый запах и остановилась, не решаясь идти дальше, увидев вдалеке проступающие очертания кровавой бойни. — Сецуна, ты уверена, что справишься сама? — с учтивой вежливостью поинтересовался Кунсайт. А в голосе ни малейшего намёка на беспокойство или отвращение. — Может мне кого-нибудь другого послать? Сецуна покачала головой и грустно улыбнулась. — Нет, спасибо. Я справлюсь сама. Мужчина безразлично пожал плечами. — Тогда пошли. Они вышли на место пепелища и тут же в нос ударил сильнейший запах горелой плоти, отчего девушка закашлялась. Пахло здесь гораздо отвратительнее. Кунсайт даже бровью не повёл. Подошёл к центру огромной чёрной воронки и спокойно произнёс. — Вот здесь предположительно он и стоял. Радиус действия гранат весьма велик, поэтому его ошмётки следует искать где-то в радиусе десяти-пятнадцати метров. Где-то так. — Спасибо… Кунсайт. Дальше я сама. Мужчина пожал плечами и отошёл, предоставляя девушке всю свободу действий. Сецуна вздохнула и, борясь с бутербродом, так неосмотрительно съеденным накануне, который отчаянно желал вылезти наружу, сделала несколько шагов по направлению к эпицентру. Нет, всё-таки это зрелище ужасное даже для неё. Кунсайт стоял где-то позади и с полным безразличием смотрел на небо, явно не собираясь ей помогать. Поэтому девушке пришлось действовать в одиночку. Сецуна огляделась. Всё вокруг было в крови: стволы деревьев, листья кустарников, трава, земля и мелкие камушки, всё это, казалось, будто перекрасили в бурый цвет. Оторванные части тела, внутренние органы, обожжённые головы валялись в хаотичном беспорядке. В центре зияла огромная глубокая чёрная воронка, края которой будто смазали чем-то алым. Мысленно ругая себя за съеденный бутерброд, женщина лишь порадовалось, что пришла сюда сегодня. Совсем скоро это всё начнёт разлагаться и тогда и так стоящий столбом смрад станет ещё хуже. Ей даже думать не хотелось, как ребята затем будут это всё убирать и дезинфицировать. Но самое главное… она не представляла, с чего ей начать свой поиск. Ей нужно было совсем немного крови определённого человека, чтобы окончательно восстановить родство, а тут… тут была просто кровавая баня. И невозможно было определить, где чья кровь. Девушка мысленно вздохнула, пытаясь оттянуть неизбежное и, лишний раз стараясь не дышать, потянулась к своей чёрной сумочке, чтобы достать перчатки и пробирки. Но руки дрожали и сумка, выскользнув из её ослабевших пальцев, упала на багровую землю, отчего её содержимое рассыпалось по земле. Не проронив ни слова, она нагнулась, чтобы собрать вещи и вдруг замерла, так и не донеся руку до земли. Перед ней, слегка поблёскивая матовым светом, среди пробирок и заколок лежал жезл Плутона. Он сиял нежно-фиолетовым цветом, рассыпая по земле чёрные шипящие искры. Её жезл Плутона… Она не видела его с тех самых пор, как… Сецуна вскочила и, держась за шею, на подгибающихся ногах отошла от сияющего жезла. Неужели снова? За что на этот раз… Она не видела его с тех пор, как переместилась в эту реальность. И надеялась, что больше никогда не увидит. Не беспокоясь о том, видит ли всё происходящее Кунсайт, она медленно опустилась на колени рядом с жезлом, вспоминая, как однажды дала себе зарок больше никогда им не пользоваться. Огромные клубы дыма вздымались до небес. Казалось, что горит не только земля, но и воздух. Рушилось всё. Огромный хрустальный замок, словно хрупкий карточный домик, медленно оседал на землю, разрываясь в воздухе миллиардами кристальных осколков. А где-то наверху одиноко стояла Сейлор Плутон, облачённая в чёрное сейлор-фуку и грустно смотрела, как рушатся последние своды Хрустального дворца. Вчера была убита Юная Леди, дочь Нео-королевы Серенити и Нео-короля Эндимиона. И сейчас Хрустальный Токио медленно погибал, не в силах отразить Абсолютное Зло. — Если бы только мои младшие сёстры были бы также сильны, как и в Серебряном Тясячелетии… Тогда всего этого удалось бы избежать, — думала Сецуна, нет, воин Времени и Пространства, наблюдая, как дома уходят под землю, унося с собой тысячи жизней ежесекундно. — Но после предательства Королей они запечатали свою истинную силу глубоко в себе вместе с памятью обо всём произошедшем. Королева Серенити больше не обладает той великой силой… сразу же после рождения Юной Леди она её утратила, хотя и не подавала виду. Совсем как её мать в своё время, — Сецуна усмехнулась и перевела взгляд на редкие всполохи огня Рей, вырывающиеся где-то в далёких Садах Вечности. Ещё минута и они затихли, а затем в небо устремилась маленькая, ярко-красная звёздочка. Рей ушла. Она была предпоследней. Мина и Макото погибли почти одновременно ещё где-то час назад, защищая обессилившую королеву Серенити. Она знала, она видела, что где-то там, среди обломков домов, на месте старого Звёздного храма умирали её старшие подруги. Нептун и Уран, крепко держась за руки, как в старые добрые времена, проживали свои последние минуты. А с Южной стороны всё ещё виднелись мощные струи воды и вихри ледяных копий. Ами пока держалась. Но только пока. В небо устремились ещё две звёздочки: нежно-бирюзовая и золотая. Ну вот и почти всё. Уран и Нептун ушли. Остался последний воин. Последний бастион защиты. И когда он уйдёт, прекрасный мир Хрустального Токио падёт. Снова. Глядя на слабеющие атаки Меркурия, Сецуна лишь всё крепче сжимала свой гранатовый посох, но глаза не закрывала и не отводила. Она с непередаваемой даже не болью, отчаяньем смотрела, как рушится очередная реальность. Сотни, а может и тысячи раз, Сецуна переживала гибель своих подруг. Сотни раз она смотрела, как они, одна за другой погибали, но каждый раз она словно умирала вместе с ними. Она так и не привыкла, что теперь ей суждено лишь наблюдать за их смертью. Она была такой малодушной и так надеялась, что эта катастрофа не совершится вновь… Девушка сильно привязалась к своему новому миру. Он был так похож на её родное Серебряное Тысячелетие. Девочки не помнили друг друга так, как должны были помнить, но что-то в них пробуждалось. Войны, сражения, боль, страх и смех. Здесь всё это переплелось одном флаконе. Ну и конечно, здесь было то, что не может изменить никакая вечность в содружестве с бесконечностью. Не рушимая дружба её младших сестёр, вечные ссоры Усаги и Рей, шутливые перепалки Минако с Артемисом, увлечение учёбой Ами, тщательно сдобренное кулинарными шедеврами Макото, Сияющее сердце дружбы и вечности, что когда-то принесли друг другу юные принцессы Нептуна и Урана. И, конечно, её любимая Хотару. Сатти, которая перерождалась лишь раз в тысячелетие. И каждое это тысячелетие погибало. Но именно этот мир позволил ей хоть ненадолго, но снова побыть вместе со своими старшими сёстрами. Они снова были вместе, как и раньше, в давние времена. И ей не нужно было больше ничего. Смех Усаги, дружба Ами, которая являлась связующим звеном межу Внешними и Внутренними войнами, поддержка Макото, радость Мины и вера Рей. Сецуне было так хорошо в этом мире, так прекрасно, что временами ей казалось, будто так будет продолжаться всегда. Она забыла, что она вечна, а девочки всё равно умрут. Рядом с ними она снова была простой смертной, простым смертным войном, что может умереть. Но как бы ни была Сецуна счастлива здесь, она видела мучения подруг. Молчаливые страдания и сердечную боль младших воительниц, постоянное ощущение вины и горя старших. Чтобы забыться, они делали всё, чтобы Серенити была счастлива. Но невозможно сделать людей счастливыми, если сам не знаешь и не чувствуешь, что такое счастье. Кто это сказал? Кажется, Зойсайт. Тогда ещё Великий Генерал. Их боль и горе Сецуна чувствовала каждый час, каждую секунду и от понимания, что не можешь ничем им помочь, становилось ещё хуже. Они пытались забыться друг другом и счастьем подруги, но Судьбу не обманешь, любовь и память не сотрёшь. Но даже не смотря на это, Сецуна любила этот мир. Мир, где она была живой. Последний раз взметнулся лёд в южной стороне, и последние капли воды осели на горячую от крови землю. А ещё через секунду в небо устремилась звёздочка, маленькая и голубая. Ну вот и всё. Сецуна ударила своим гранатовым посохом о землю и растворила в воздухе ещё до того, как огромная огненная волна разрушила последние здания, а Сатурн возвела свою секиру, последним ударом разрушая остатки жизни и отправляя её в новую реальность. Вспыхнул чистый свет Серебряного кристалла и всё закончилось. И уже стоя в Небытие, она последний раз посмотрела на жезл Плутона. Абсолютное Зло совместно со Вселенской Тьмой победили ибо уже не было достойных защитников, способных отразить удар. Победило, но не восторжествовало. Сатурн сделала своё дело. Она не знала, за что Судьба разрушила эту реальность, да и не хотела знать. Она снова виновата, она снова жива, она снова пойдёт вдаль и снова будет жить. Она слишком привязалась к этому миру и снова поплатилась за это. — Я не хочу больше им пользоваться. Слишком много тяжёлых воспоминаний. Я клянусь, что моя слабость больше никогда не приведёт мир к гибели. Больше я никогда не возьму его в свои руки, — Сецуна последний раз сжала жезл и он, повинуясь её взгляду, растворился в вихре реальностей. Чтобы потом снова явиться, как предвестник конца. И она, сжав свой гранатовый посох, вновь пошла на встречу новой реальности, нового мира, где снова переродятся её девочки и её жизнь. Значит конец. Конец этого мира, этой реальности. Какую ошибку на этот раз они совершили? Какую? Девушка никогда не понимала логику Судьбы. Иногда, перерождаясь, девочки спокойно жили в одном мире, проживая подчас несколько жизней. А иногда…Судьба выжигала реальность дотла. И Сецуна никогда не понимала почему. Что за ошибки они совершили? Или это была месть за ошибки Серебряного Тысячелетия? Неужели она так и не наигралась чужими жизнями, превращая их в смерти? Жезл всё поблёскивал и сиял, а Сецуне так и не хватало решительности протянуть руку и взять его. Едва заметные, чуть шуршащие шаги заставили девушку выйти из транса. Она поспешно схватила жезл и затолкала его в глубину своей сумочки. Затем мигом натянула перчатки, схватила пробирки и, как ни в чём ни бывало, принялась заполнять их кровью. Девушка знала, что жезл виден только ей, но на душе всё равно было неспокойно. — Всё, Кунсайт, я закончила, — произнесла Сецуна, заталкивая последнюю стекляшку в сумочку. Он не ответил. Женщина стянула с рук дурно пахнущие перчатки и обернулась. Кунсайт стоял с распахнутыми от удивления глазами и молча смотрел на клубы дыма, вздымающиеся и поглощающие школу. От увиденного девушка выронила сумку и негромко ахнула. Полыхала вся северная часть школы. Огонь прыгал по белоснежным стенам, словно солнечный зайчик по потолку и лишь одно окно не полыхало, сияя тёмным фиолетовым свечением. Таким знакомым и… страшным. Она мысленно ощущала вибрации и дрожь жезла в своей сумочке, но не могла оторвать глаз от фиолетового сияния. — Сатти… — едва слышно прошептала Сецуна и, забыв про сумку, ринулась в школу.