Нежно, как в первый раз

Гермиона понимает, почему когда-то влюбилась в Рона Уизли. Он словно бы обладает секретом вечной молодости и, даже пройдя войну, умудрился сохранить флёр детской наивности. Будучи от природы неуклюжим и долговязым, Рон держится так, словно этого не замечает, а если и замечает, то ему всё равно. И пусть временами Рон мог довести её до белого каления, всё же обычно он был мил с ней и всегда помогал, как умел. Его очень красят веснушки и озорная ухмылка, а цвет волос остался таким же ржаво-русым, как и в детстве. Когда-то она считала, что с такими рыжими волосами повзрослевший Рон будет смотреться странно, несмотря на то что у остальных мужчин семейства Уизли был тот же оттенок, а о них она ничего подобного не думала. Но теперь она понимает, что это всё оттого, что Рон всегда казался ей совсем мальчишкой, слишком юным, чтобы сражаться на войне. Теперь он мужчина, и хотя их отношения не сложились, она понимает, почему было так легко влюбиться в Рона. Две минуты назад, помогая ей упаковывать чемодан, он случайно открыл маленькое отделение, в которое она положила трусики. Она едва смогла сдержать смех, наблюдая за тем, как он весь зарделся и в ужасе распахнул голубые глаза, а затем прикрыл их, качая головой и бормоча что-то себе под нос. И тут же предложил Джинни поменяться местами, решив вместо этого заняться уменьшением книг Гермионы посредством Редуцио. «Некоторые вещи никогда не меняются», — подумала она. Как бы ей хотелось, чтобы Гарри оказался здесь и тоже посмеялся над тем, как сильно смутился Рон, наткнувшись на её нижнее бельё, хотя когда-то сам снимал его с неё. — Я до сих пор сомневаюсь, а не придётся ли нам подвергнуть Рона Обливиэйту, как только ты отправишься в путь. Он ни за что не сможет держать рот на замке, — говорит Джинни, укладывая в чемодан идеально сложенный вязаный джемпер. Гермиона протягивает ей следующий, тот, который Молли связала для неё на прошлое Рождество, с большой буквой «Г» спереди. Рон хмурится и поджимает губы. Когда-то его умение принимать максимально отчуждённый вид казалось Гермионе весьма впечатляющим. Ещё одно качество, которое одновременно и раздражало, и забавляло её. — Я не собираюсь никому ничего рассказывать, балбеска, — возражает Рон, пихая Джинни локтем под рёбра, когда поворачивается, чтобы положить несколько уменьшенных книг в сундук. — Я хочу, чтобы она нашла Гарри, так же сильно, как и ты. Я бы не стал делать ничего такого, что могло бы помешать поискам. Гермиона долго думала, стоит ли говорить Рону и Джинни о том, что она, возможно, нашла Гарри. Она ясно дала понять Маджу, что хочет, чтобы об этом знало как можно меньше людей, и не изменила своего мнения на этот счёт, но не сказать Рону и Джинни было равносильно предательству. Они оба прошли через то же, что и она, и имели право знать, что существует вероятность того, что Гарри жив. И Гермиона просто обязана была им рассказать, что собирается сделать. Ведь если в этом путешествии с ней что-нибудь случится, а она так и не успеет им ничего рассказать… В конце концов, она сказала Маджу, что раскроет эту информацию Рону и Джинни, пообещав, что больше никто об этом не узнает. К тому же они, возможно, смогут помочь, если Гермиона зайдёт в тупик. Они оба знали Гарри не хуже, а может быть, даже лучше, чем сама Гермиона, и если ей понадобится помощь кого-то ещё, кроме Малфоя, лучше всего будет обратиться к ним. Когда Гермиона начала рассказывать Джинни о своей находке, та резко умолкла — из приоткрытых губ вырвался резкий вздох, а трепет ресниц выдал попытку сохранить самообладание. Гермиона могла бы предположить, что Джинни просто не хотела слишком обнадёживать ни себя, ни её, но её реакция почти граничила с растерянностью, — по отстранённому взгляду Джинни и той паузе, что наступила после их разговора, стало ясно, что она испытывает довольно противоречивые чувства. Джинни никогда не была склонна к самоанализу. Она обычно говорила всё, что думает, никогда не сдерживая себя и не стесняясь проявлять обуревавшие её эмоции. Гермионе была ясна причина молчания Джинни. Она не могла представить себе, каково это: потерять кого-то, в кого ты когда-то была влюблена, а потом узнать, что есть вероятность, что он может к тебе вернуться. Джинни любила Блейза и часто говорила о совместном с ним будущем, но Гермиона знала, что любовь, которую её подруга когда-то испытывала к Гарри, также никуда не делась — просто потускнела со временем, как на старом холсте выцветают краски. Гораздо легче любить сразу двух людей, когда одного из них нет рядом. Надежда на возвращение Гарри означала, что придётся разворошить чувства, которые были давно похоронены глубоко в сердце, и попытаться понять, как это всё сможет вписаться в ту жизнь, которую Джинни выстроила сейчас. Рон же воспринял эту новость так, словно Гермиона влила ему в глотку Бодроперцовое зелье. Он вскочил, широко ухмыляясь, и заявил, что отправляется собирать вещи, чтобы поехать вместе с ней. Только путём настойчивых уговоров Гермионе удалось убедить его остаться — ведь он нужен Джорджу в магазине вредилок, и к тому же, если на секретное задание отправятся они вдвоём, то это вызовет слишком много подозрений. В конце концов, он согласился, что как бы сильно ему ни хотелось присоединиться к ней, ему всё же лучше остаться. А после он схватил Гермиону за подбородок, ухмыльнулся ей с упоённым и немного безумным видом и воскликнул: — Когда найдёшь Гарри, то подари ему смачный поцелуй. Засоси его по-настоящему — и скажи, что это от меня! У Гермионы невольно вырывается улыбка, когда она вспоминает выходку Рона. Но когда она сообщила Рону, что в этом путешествии её будет сопровождать Малфой, его энтузиазм быстро сменился презрением. — Откуда ты знаешь, что он тебя не убьёт? — вопрошал насупленный Рон, следуя за Гермионой по пятам, когда она попыталась сбежать от него из гостиной на кухню, надеясь таким образом скрыться от его недовольства. — Малфой не собирается меня убивать, дурачок, — фыркнула она, наполняя чайник. — Разве что мне грозит угодить в Мунго, потому что я сойду с ума, оставшись с ним взаперти… Рон до сих пор так и не свыкся с этой идеей, пусть Джинни и настаивала на том, что Малфой превратился в почти приличного человека и что неприязнь Гермионы к нему граничит с излишним драматизмом. — Слава Мерлину, последняя, — вздыхает Рон, и последняя книга, сжавшись в воздухе, с тихим стуком падает на пол. — Гермиона, а ты никогда не думала о том, чтобы просто пожить в библиотеке? Гермиона усмехается, подбирая крошечные книжки, и укладывает их в багажный сундук. — Когда я была маленькой, это желание значилось в моем рождественском списке три года подряд, — отвечает она, окидывая взглядом содержимое сундука. — Думаю, на этом всё. — Хорошо бы, чёрт возьми, так и было, — бормочет Рон себе под нос. Его колени хрустят, когда он отталкивается от пола, чтобы встать. Джинни бросает на брата предостерегающий взгляд, но Рон только пожимает плечами, почёсывает затылок и оглядывает спальню Гермионы, чтобы убедиться, что они ничего не пропустили. — Чаю? — спрашивает у них Гермиона, приподнимая брови. Не дожидаясь ответа, она выходит в коридор и направляется в переднюю часть дома. Живоглот, которого выгнали из спальни за то, что он охотился на пальцы ног Рона, невзирая на носки, взволнованно мяукает, встречая хозяйку на кухне. Во время отсутствия Гермионы за ним обещала присмотреть Луна Лавгуд. Гермиона сообщила ей, что уезжает в командировку на неопределённое время и понятия не имеет, когда вернётся. Луна только улыбнулась с понимающим блеском в глазах и ответила, что Живоглот может пожить у неё столько, сколько нужно, поскольку он, кажется, хорошо отпугивает нарглов. — Как Блейз относится к тому, что Малфой будет так долго отсутствовать? — спрашивает Гермиона у Джинни, пока кипятит чайник и достаёт жестянку с имбирным печеньем, которое мама оставила ей в прошлый приезд. Джинни сидит на стуле за маленьким обеденным столом и изучает номер «Громовещателя», вышедший несколько недель назад. Одна из статей спортивного раздела посвящена рассказу о том, как Джинни привела «Гарпий» к победе в этом году, и Гермиона сохранила её на память. Рон, который уже успел запихать в рот целое имбирное печенье и с губ которого сыпятся крошки, тоже хватает экземпляр «Громовещателя» — за прошлую неделю. Он открывает газету на странице с кроссвордом, явно намереваясь отвлечься от разговоров о Малфое и их предстоящей поездке. — Блейз считает, что Малфою будет полезно уехать на некоторое время, — отвечает Джинни и отодвигает от себя газету, а затем подпирает подбородок рукой. — Кажется, он вообще не выезжал за пределы Англии со времен войны. — Серьёзно? А разве у него нет шикарного загородного дома на юге Франции? Неужели ему не хотелось бы потягивать виски у бассейна, пока несчастный порабощенный домовой эльф массажирует ему ноги? Джинни бросает на Гермиону слегка укоризненный взгляд и приподнимает бровь, растягивая уголки рта в улыбке. — Да, у Малфоев есть дом в Провансе. Но, похоже, его мама считает, что им не стоит там появляться. Она намерена привести его в порядок и продать. Гермиона тихонько хмыкает в знак согласия и кладёт несколько пакетиков чая в любимый заварник. Чем ближе дата отъезда, тем больше ей в голову лезут мысли о том, что вскоре ей предстоит жить вдвоём с Малфоем и оставаться с ним наедине. Она почти ничего не знает о нём, кроме того, что узнала ещё в школе, и какими бы условиями их не обеспечил Мадж, им явно будет далеко до той роскоши, к которой привык Драко. И хотя Гермиону не так-то и легко вывести из душевного равновесия, но мысль о том, что она окажется в заточении с Драко Малфоем и ей придётся работать вместе с ним над делом, которое для неё важнее, чем всё, что она когда-либо делала, всё же заставляет её заметно нервничать. Мало того, что Малфой постоянно ворчал и раздражался, он к тому же считал себя всегда и во всём правым. Если же Гермиона начинала высказывать своё мнение, он демонстративно хмурился и вёл себя так, словно как только она открывает рот, у него начинает раскалываться голова. Она заметила, что он чаще всего держался особняком, и, похоже, ему это нравилось. Он выказывал дружелюбие лишь в отношении нескольких человек — Маджа, Дина и Райли, — а ко всем остальным проявлял скорее терпимость. Гермиона не знала о нём ничего личного, кроме того, что каждое утро он пьёт чёрный кофе и не любит, когда его отвлекают от работы. Если его прерывали, когда он писал, его взгляд становился опасным, а губы кривились в угрожающей усмешке, которая была почти точной копией отцовской. Похоже, по-настоящему приятно ему было общество одного только Блейза, а с присутствием Джинни он лишь покорно мирился из необходимости, но в тот вечер, когда они играли вместе в бильярд, ему, казалось, даже нравилась её компания. По словам Джинни, вокруг него всегда была своего рода стена, сквозь которую не мог пробиться никто, кроме Блейза. — Скорее всего, вы оба будете настолько заняты поисками Гарри, что даже и не вспомните о взаимной ненависти, — высказывает предположение Джинни и тихонько дует на дымящуюся кружку чая, которую перед ней поставила Гермиона. — Работать с Малфоем — всё равно, что пытаться отскрести собачью какашку с ботинка, — парирует Гермиона, наливая Рону чай и пододвигая к нему сахарницу. Он благодарно, хотя и рассеянно кивает ей, не отрываясь от кроссворда. — Если и удаётся соскрести большую часть, то всё равно не до конца. Но даже если ты от неё всё же избавишься, твой день всё равно уже испорчен. — Какое слово из шести букв обозначает обитающего в воде паразита? — неожиданно спрашивает Рон. Он хмурится, на его лбу появляется складка, а взгляд все ещё прикован к кроссворду. — Пиявка, — в унисон отвечают Гермиона и Джинни. Рон поджимает губы и кивает, принимая их ответ, а затем записывает его в пустые клетки. Гермиона приподнимает бровь, глядя на Джинни, как бы говоря «как к слову», и Джинни закатывает глаза. — Кажется, я проснулась в альтернативной вселенной, — говорит Гермиона, потягивая чай и наблюдая за тем, как Рон продолжает разгадывать кроссворд. Ей хочется насладиться компанией лучших друзей в последний раз перед отъездом, ведь она действительно будет по ним скучать. — Почему это? — Ну, Рональд увлёкся кроссвордом, а я собираюсь поселиться в доме посреди леса один на один с Драко Малфоем. Джинни пожимает плечами. — Жизнь — непредсказуемая штука. — Какое слово из десяти букв обозначает внезапное большое несчастье? — Катастрофа.

***

Он опаздывает, но и Мадж тоже, так что она даже не может осудить его за это. Дверь, ведущая на лестницу, с привычным скрипом распахивается, и Гермиона с Дином одновременно поднимают головы и видят, как входят Мадж и Малфой. Гермиона сразу же встречается взглядом с Малфоем и замечает в его глазах тревогу и что-то ещё, чего не может расшифровать. При ходьбе его мантия эффектно развевается, но он замедляет шаг, чтобы подстроиться под походку Маджа — у него не такие длинные ноги, как у Малфоя, — и на его напряжённом лице играют желваки. Где-то в глубине души Гермиона рада, что Малфою так же неловко, как и ей, потому что не только она будет вынуждена терпеть его общество, но и он — её. Драко опускает глаза на свои туфли, и Гермиона понимает, что смотрела на него чуть дольше, чем следовало, слишком увлечённая своими мыслями. — Гермиона, — приветствует её Мадж, когда оказывается в центре кабинета, где стоят в ожидании она и Дин. — Надеюсь, ты хорошо отдохнула? Едва ли. Прошлой ночью она почти не сомкнула глаз — ворочалась на простынях, пытаясь отогнать мысли о том, как будет делить ванную с Малфоем и как по утрам будет вынуждена встречаться с ним на кухне за чашкой чая, пока на её голове царит привычный утренний беспорядок. — Конечно, — улыбается она, кивая в знак приветствия Малфою. Тот лишь моргает в ответ и поправляет на плече сумку. — Дин. Ещё раз спасибо, что согласился помочь, — продолжает Мадж, протягивая широкую ладонь, чтобы пожать Дину руку. Дин тепло улыбается, и на его щеках появляются ямочки. — Всегда пожалуйста, Мадж. Я уже много лет наблюдаю, как Гермиона попадает в неприятности, так что я хорошо подготовлен к этой работе. Мадж ухмыляется, отступая назад, так что они вчетвером образуют небольшой круг, и достаёт из внутренних карманов мантии два небольших бархатных мешочка, чтобы вручить их Гермионе и Драко. — Это ваши портключи. С их помощью вы сможете вернуться в дом в любое время, где бы вы ни были, так что всегда держите их при себе. Министерство также разрешило создавать другие портключи, которые могут вам понадобиться, чтобы перемещаться в другие места — только ведите их учёт, просто на всякий случай и чтобы ничего не перепутать. Если что-то пойдет не так, нужно иметь под рукой оформленные должным образом документы, чтобы избежать лишних проблем в случае суда.       Дин будет вашим посредником. Он будет в офисе, как обычно, с девяти до пяти по будням. Также он согласился выходить на связь и по выходным. Но это только для экстренных случаев. Если вы соберётесь совершить глупость и заняться чем-то опасным, оставьте это для будней. Только мы четверо знаем местонахождение дома, который станет вашей штаб-квартирой. Это заброшенный дом в глуши в Польше. Он находится в месте, которое равноудалено от всех трёх поселений, в которых мы зафиксировали случаи использования псевдонима Поттера. Благодаря специальным защитным чарам внутрь могут попасть только вы и мы с Дином. Для максимальной надёжности их стоит обновлять каждые выходные. Дин будет доставлять вам запасы еды, туалетных принадлежностей и других необходимых вещей каждые две недели. Если вам что-то понадобится, дайте ему знать заранее, иначе вам придётся ждать ещё две недели. В доме есть небольшой запас зелий и ингредиентов для них, если они понадобятся — опять же, записывайте всё, что используете.       Если что-то пойдет не по плану, связывайтесь сразу со мной. Не с Дином. А со мной. Я доверяю вам обоим и вашим суждениям, но я немедленно обращусь к аврорам, если мне покажется, что ситуация выходит из-под контроля. Никто не должен умереть или оказаться в Азкабане только ради того, чтобы найти Поттера. Мерлин, вы оба слишком талантливы, чтобы я мог вас потерять. Также я бы хотел, чтобы в конце каждой недели вы присылали мне черновики заметок. Хоть один абзац — мне нужно знать, что из этой поездки получится сделать историю. Я не ставлю рейтинги выше жизни Поттера или кого-либо ещё, если уж на то пошло, но «Громовещателю» нет смысла оплачивать поездку, за которую мог бы заплатить департамент авроров. Поэтому пишите. Берегите себя. Прикрывайте друг друга. И не дайте себя убить. Понятно? Мадж, похожий на замотанного и обеспокоенного отца, который собирается отправить детей на школьную экскурсию, наклоняет подбородок, чтобы посмотреть на Гермиону и Малфоя поверх округлой оправы очков. Его брови выжидающе приподняты, а руки упираются в бока так грозно, что Молли Уизли могла бы им гордиться. — Да, сэр, — отвечает Гермиона, одаривая Маджа, как она надеется, уверенной и ободряющей улыбкой. Мадж переводит вопросительный взгляд на Драко; Драко смотрит на него, затем на Гермиону, как бы задаваясь вопросом, почему он вообще согласился на всё это, но затем поворачивается к Маджу и твёрдо кивает ему. — Ну, вот и молодец. Мадж обходит Дина, хватает маленькую квадратную коробку, обёрнутую коричневой бумагой и перевязанную бечёвкой, и протягивает её Драко. — Кое-что для вас обоих. Поможет снять напряжение, когда вам это понадобится. Драко опускает взгляд на коробку. На глаза ему падает светлая чёлка. — Спасибо, Мадж, — говорит Малфой, засовывая коробку подмышку. Он снова смотрит на Гермиону, сжимая челюсть, а затем на Дина, кивая ему вместо благодарности. — Что ж, я полагаю, это всё. — Мадж переводит взгляд с Гермионы на Драко, убеждаясь, что каждый из них держит свой мешочек с портключом. Гермиона испытывает небольшое облегчение оттого, что им, по крайней мере, выдали каждому свой собственный портключ; она с трудом представляет ситуацию, когда совсем бы не могла разлучиться с Малфоем, хотя ей, возможно, понравилась бы идея оставить его на ночь в глухой славянской деревне. — Скажи, как будешь готова. Гермиона резко втягивает воздух и обводит глазами кабинет, как будто видит его в последний раз. Затем она поворачивается к Дину и заключает его в объятия. Дин на мгновение замирает от неожиданности, а затем слегка сжимает её в ответ. Обычно они не проявляют подобной нежности, но мысль об отъезде вызывает у Гермионы преждевременное чувство тоски по дому. — Найди его для нас, ладно? — говорит Дин ей на ухо. Его тёплое дыхание веером рассыпается по её волосам. Она кивает ему в плечо, отпускает его и на прощание сжимает плечо — она увидит его снова через две недели, когда он привезёт припасы, но это всё равно похоже на прощание. Драко наблюдает за ней, когда она поворачивается к нему. Он уже открыл свой бархатный мешочек и теперь ждёт её. — После тебя, Грейнджер. Гермиона бросает последний взгляд на Маджа, развязывает шнурки на мешочке и, не заглядывая внутрь, небрежно вытряхивает его содержимое на ладонь. Гермиона чувствует рывок в районе пупка и спазм в животе, закрывает глаза и позволяет портключу себя переместить.

***

Её чемодан уже стоит у кровати в одной из спален наверху. Комната почти пуста, если не считать маленькой прикроватной тумбочки и старого письменного стола со стулом у окна. Оно, должно быть, выходит на север, потому что сквозь грязное стекло в просветы между деревьями струится приглушенный полуденный свет и ложится на деревянный пол золотистыми косыми бликами. Всё в этом доме порядком обветшало: и пол, и стены, обои отклеиваются, а лестница оказывается настолько скрипучей, что нет ни малейшего шанса спуститься или подняться по ней, не оповестив об этом весь дом. Всюду, куда ни глянь, виднеется тонкий слой пыли, и Гермиона принимается за работу палочкой, чтобы как следует вычистить каждый уголок. Должно быть, Дин успел убраться здесь специально для неё, потому что комната выглядит гораздо приличнее, чем все остальные помещения. Она слышит, как Драко раскладывает вещи в своей комнате и как при каждом движении у него под ногами поскрипывает пол. Им явно не обойтись без заглушающих чар, чтобы не подскакивать от резких звуков всякий раз, когда кому-то из них приспичит посреди ночи сходить в туалет. Когда портключ переместил её (и, надо сказать, довольно жёстко) на участок около дома, первое, на что она обратила внимание, была тишина. За последние несколько лет она привыкла к жизни в Лондоне с его неизменной сутолокой в Косом переулке, давкой в метро, куда она спускалась, когда ездила к родителям в их новый дом в Южном Кенсингтоне, толпам людей в парках по выходным; порою пледы для пикников устилали землю так плотно, что почти не было видно самой травы. И к шуму. Неизменному и громкому. А здесь же не было никакого шума. Поляну окружал густой лес. Деревья тянулись вверх тонкими стволами, их зелёные кроны простирались высоко над головой. Землю и кору деревьев покрывал бархатистый мох — зелень повсюду, насколько хватало глаз. Единственное, что она услышала после резкого приземления, когда пришла в себя и сделала глубокий вдох, чтобы успокоить тошнотворные ощущения в животе, был щебет птиц, поющих, словно в сказке. А затем последовал глухой удар о мягкую землю — это приземлился Малфой. Сам дом оказался небольшим, но всё же великоватым для них двоих. Пластиковый белый сайдинг потускнел и пошёл зелёными и рыжими пятнами от непогоды и старости; по одной из стен змеился полуживой плющ, тянущийся к черепичной крыше. Крытое деревянное крыльцо обветшало и потекло от дождя, а на одной из ступенек зияла дыра. Дверь, с порванной и выгнутой назад сеткой, была кое-как прикрыта на защёлку. — Очаровательно, — хмыкнул Малфой, стряхивая с брюк налипшие листья. Словно в ответ на его слова раздался резкий шорох, отчего они оба инстинктивно вздрогнули — какое-то животное, затаившееся под крыльцом, удирало прочь и шуршало на бегу опавшей листвой. Гермиона, даже не оглянувшись на Малфоя, убрала портключ — простое бронзовое кольцо, которое было ей слишком велико, — в мешочек и направилась к входной двери, обогнув сломанную ступеньку на пути. Воздух внутри оказался спёртым и пыльным, с лёгким запахом гнили, но всё же вполне терпимым. Первое, что она сделала, — распахнула сразу несколько окон, и в дом ворвался свежий весенний ветерок, раскачивая изъеденные молью занавески. Осмотр первого этажа занял всего несколько минут. Небольшая кухня, гостиная с камином, ванная комната и кабинет в тупике короткого коридора. Она так задумалась, что, несмотря на скрипучую лестницу, даже не заметила, как Малфой спустился вниз, напугав её своим появлением. Она приложила руку к груди, успокаивая зашедшееся сердце, и осуждающе посмотрела на него. — Бу, — невозмутимо произнёс он, вздёрнув бровь, и принялся оглядываться по сторонам. — Здесь только один туалет, и он тут, внизу. Она кивнула и сглотнула комок в горле. Одна ванная комната на двоих. Она заглянула внутрь и осмотрела раковину, унитаз и душ. На дне неглубокой ванны виднелись оранжево-жёлтые разводы. Гермиона решила, что займётся уборкой позже, и перешла к осмотру кабинета. Там вдоль стен стояли книжные стеллажи и два письменных стола — для неё и Малфоя. Больше всего ей понравилось кресло в гостиной у окна, которое также выходило на северную сторону; на выцветшей и заплесневевшей подушке плясали солнечные лучи. Гермиона представила себе, как могла бы по выходным уютно устраиваться в этом кресле, чтобы почитать хорошую книгу, а солнце ласкало бы её кожу и погружало в приятную негу. Она тряхнула головой, напоминая себе, для чего она здесь на самом деле. Дин уже подготовил для них кухню и разместил в шкафу над раковиной всевозможные зелья и лечебные средства. Посреди кухни стоял небольшой деревянный стол с двумя стульями. Если за него сесть, становится хорошо видно переднее крыльцо. В свою будущую спальню Гермиона заходит в самом конце. Она рассматривает заправленную красивым хлопчатобумажным бельём кровать и мечтает поскорее лечь на неё и вздремнуть — ведь уже вечереет, и, похоже, начинает сказываться недостаток сна прошлой ночью. — Как насчёт того, чтобы открыть эту коробку? Она снова подпрыгивает и разворачивается к Малфою, неожиданно возникшему в дверном проёме. Он стоит за порогом и держит в руках коробку, которую им вручил Мадж перед отбытием. Малфой выжидающе поднимает бровь, и Гермиона хмурится. — Этому дому миллион лет, и он скрипит от любого дуновения ветерка, но ты каким-то образом умудрился уже дважды напугать меня, — она подозрительно смотрит на его ботинки, размышляя, не наложил ли он на них заглушающие чары специально, чтобы незаметно подкрадываться и пугать её. — Просто я не топаю, как гиппогриф, Грейнджер. Ты шаркаешь ногами при ходьбе как какой-нибудь горный тролль или кто-то ещё в этом роде. Поэтому от тебя и шума больше. Она поднимает глаза и видит, как он хмурится. Она уже привыкла, что при общении с ней у него постоянно хмурый и недовольный вид. Как будто это не он только что назвал её троллем. Придурок. — И вовсе я не шаркаю ногами, — шипит она и разворачивается, чтобы открыть свой чемодан. Она чувствует спиной его взгляд, и ей хочется сказать ему, что не всех натаскивают следить за своей походкой с четырёх лет. — Ты так и не ответила на мой вопрос, — цедит он. В его голосе нарастает нетерпение. Она фыркает, захлопывает чемодан, поворачивается и выходит из комнаты, минуя Малфоя. — Ладно, — бросает она, даже не удосуживаясь оглянуться, чтобы посмотреть, следует ли он за ней. Она не собирается приглашать его в свою комнату, да и вряд ли он стал бы заходить — всё же это единственное место в доме, которое она может назвать своим, недоступное для него, и она предпочла бы, чтобы всё так и оставалось. Спустившись в кухню, она останавливается и оборачивается: Малфой стоит у неё за спиной и метает раздражённые взгляды. Очевидно, что ему совсем не понравилось тащиться за ней, как на поводке, потому что он кривится так, словно проглотил лимон. — Ну, давай, действуй, — кивает она, прислоняясь спиной к кухонной стойке. Гермиона случайно касается крана, и рубашка на спине пропитывается холодной водой, отчего по коже бегут мурашки. Она вскрикивает от неожиданности и отодвигается в сторону. Малфой развязывает бечёвку и достаёт из коробки большую бутылку какого-то напитка янтарного цвета. — Виски? — спрашивает она, изучая бутылку, пока Малфой рассматривает этикетку. Она не удивлена, что Мадж подарил им алкоголь, ведь он был известным любителем пропустить стаканчик чего-нибудь крепкого, когда отдыхал после рабочего дня. — Кажется, какой-то бренди, — говорит он и ставит бутылку на стол, вместо того чтобы передать ей. — Похоже, шикарный. Он прав — это бутылка старого и явно дорого бренди, глядя на которую, трудно определить, магловское оно или нет. Она открывает один из кухонных шкафчиков и убирает бутылку на пустую полку — по центру, как трофей, — пытаясь вообразить ситуацию, при которой они с Малфоем могли бы устроить дружеские посиделки, чтобы выпить вместе бокал-другой. — Приберёжем его для особого случая, — говорит она и закрывает шкаф, который отзывается жалобным скрипом. Жаль, что не получилось выделить хотя бы один денёк для того, чтобы спокойно позаниматься домом и привести его в порядок. Несмотря на то, что всё было в более-менее рабочем состоянии, весь дом, казалось, стонал из-за их вторжения. Как будто ему нравилось стоять без дела, а теперь он протестовал против их переезда. — Знаешь, Грейнджер... Она снова разворачивается к нему, и ей бросается в глаза, как инородно он смотрится в здешней обстановке. На фоне царящего вокруг запустения Малфой сияет, словно новенький сикль: отглаженные брюки, накрахмаленная рубашка, кольцо с печаткой, поблескивающее в свете, льющемся из окна; чёткие линии острых скул и подбородка, высокая, подтянутая фигура, рельефные мышцы, красиво подчёркнутые одеждой. Он выглядит так, будто ему самое место в каком-нибудь элегантном поместье, что, в общем-то, так и есть. Ему не место здесь, в этом пыльном старом доме с выцветшими обоями и отсыревшими потолками. — ...я удивлён тем, что ты делаешь. — Удивлён тем, что я отправилась на поиски своего пропавшего лучшего друга? Он наклоняется вперёд и упирается ладонями в спинку одного из стульев. Его серые глаза пристально, с вызовом смотрят на неё. — Нет. Это как раз вполне предсказуемо. Вы, гриффиндорцы, всегда такими были. Она бросает на него свирепый взгляд. — Я говорю о том, что ты лжёшь Министерству касательно цели нашей поездки. И своим друзьям тоже. Хотя, полагаю, что ты всё же посвятила во всё парочку младших Уизли, поскольку Поттер раньше был их общим парнем. Я прав? Гермиона делает шаг вперёд, и спинка второго стула впивается ей в живот. — Я вовсе не лгу Министерству, — огрызается она, хватаясь за спинку стула. Если уж на то пошло, то она скорее недоговаривает. Она рассказала им, что едет в Европу, чтобы провести расследование и написать статью. А об остальном она просто умолчала. — А мне кажется, что лжёшь, — настаивает он, выпятив челюсть и сердито глядя на неё. — Маленькая невинная ложь всё ещё считается ложью, Грейнджер. Что ты собираешься делать, если всё пойдет не по плану, а? А если у Маджа будут неприятности из-за того, что ты настояла сохранить всё в тайне? Ты когда-нибудь вообще задумывалась, как может отразиться на других твоя маленькая охота за сокровищами? У неё перехватывает дыхание. — А что, разве ты никогда раньше не врал, Малфой? С его приоткрытых губ срывается низкий и мрачный смешок, и он качает головой. — Я никогда не утверждал ничего подобного. Но для человека, который так настаивает на своей праведности, ты переходишь все границы. — Праведности?! Этот возглас сопровождается хриплым смехом, в котором звучат более высокие и визгливые нотки, чем ей хотелось бы. Малфой вздрагивает так, как будто она банши, вопящая ему прямо в ухо. — ...да ты последний, кто вправе судить о моём характере, Малфой. Он кривит губы в усмешке, отталкивается от стула, разворачивается и уходит. Она следует за ним. Её шея пылает и зудит от гнева. Именно он начал эту чёртову ссору, и Гермиона не позволит ему просто уйти и закончить её вот так. — Что ты хочешь этим сказать, Грейнджер? — он резко разворачивается в закутке между кухней и гостиной, отчего ей тоже приходится резко затормозить, чтобы не врезаться в него. Его светлые глаза выразительно и опасно сверкают, он транслирует свою ярость исключительно через них — лицо при этом остаётся спокойным и хладнокровным. — Давай, принцесса. Скажи уже всё, что ты обо мне думаешь. — Я думаю, что ты считаешь меня эдакой пай-девочкой, которой и в голову не приходит, что она может сделать что-нибудь не так, и что ты мне не нравишься, потому что раньше играл в Пожирателя смерти вместе с Волдемортом. На самом деле, Малфой, ты мне не нравишься, потому что ты самоуверенный и неприятный тип, который делает всё, чтобы усложнить мне жизнь. Если то, что я делаю, так плохо, почему ты вообще взялся за это дело, а? Зачем тогда ты торчишь здесь со мной, когда мог бы вернуться в офис, писать статьи для «Громовещателя» и спокойно спать в своей тёплой постели? Он зло смотрит на неё сверху вниз, уперев руки в бока; тонкие ноздри раздуваются от гнева. — Как будто у меня был выбор, — выплёвывает он, цокая языком. — Или я должен был сказать Маджу, чтобы он отвалил? «Нет, я не стану этого делать, потому что Грейнджер — невыносимая командирша и всезнайка, и я лучше отгрызу себе ногу, чем буду таскаться за ней по всей Центральной Европе?» Мадж — первый человек, который отнёсся ко мне справедливо и непредвзято. Он дал мне шанс, которого после войны не хотели давать другие, и ни разу не посмотрел на меня так, как будто я какой-то отброс общества. Я не собираюсь плевать на это всё только потому, что мы не ладим, Грейнджер. Поэтому я сделал то, что должен был сделать. Она кивает, её грудь поднимается и опускается в такт дыханию, пока она пытается успокоиться. Он поразительно быстро умеет выводить её из себя, как, впрочем, и она его. И если они собираются работать вместе, с этим надо будет что-то делать. Им придется научиться лучше контролировать себя. — Именно так, Малфой. Мы делаем то, что должны. Я должна найти Гарри, и я согласна пойти на риск, чтобы до него добраться. Риск, на который согласился как Мадж, так и ты. Я никому не позволю пострадать. Но мне нужно найти моего друга. Малфой задумчиво смотрит на неё и даже слегка розовеет от досады. Он открывает рот, но тут же захлопывает его и стискивает челюсть. — Хорошо, Грейнджер. Но я здесь для того, чтобы писать, а не ходить за тобой по пятам, как собака, так что мы должны работать сообща, договорились? Если я проснусь и обнаружу, что ты отправилась на охоту за Поттером без меня, Мадж узнает об этом первым. Она сглатывает. — Договорились. Он кивает и без дальнейших промедлений проходит мимо неё и поднимается по лестнице. А ей лишь остаются воспоминания о тепле, которое волнами исходило от его тела.

***

Гермиона уже и забыла, до чего жутко спать ночью в лесу. Даже окружённая крепкими стенами, она всё равно слышит, как свистит ветер в кронах деревьев, как тревожно кричат ночные птицы и шуршат листвой мелкие животные, снующие по земле. Сквозь щель в шторах пробивается луна и освещает незнакомую комнату. Это не её дом. Она укутывается одеялом, но не чувствует привычной тяжести Живоглота, который обычно любил расположиться сверху. Она кладёт на его место запасную подушку и засыпает.