Изнанка красивой игры

Punch — done for me Когда он тихонько зашёл в палату, застыл от неожиданности. Окно больничной палаты было распахнуто настежь, и ветер, врываясь в палату, играл с её длинными волосами, больничной пижамой, которая мешковато болталась на ней от порывов ветра. Кай с закрытыми глазами стояла, раскинув руки перед раскрытым окном. Блеснуло что-то в ухе, наушник, скорее всего, даже оба, потому что она не обернулась на скрип двери, и когда от сквозняка захлопнулась дверь. Они стояли так наверное целую вечность. Он дернулся будто от удара, увидев как по её щеке течет слеза. Одна. Другая. Их было много. Он сбился со счета, но не решался сдвинуться с места. Хотелось укусить себя за костяшку большого пальца, прокусить до крови губу, ругать себя последними словами. Только не видеть её слёз. К этому он не был готов. Сейчас казалось, что сходить с ума в коридоре от отсутствия информации о её состоянии — было легче, чем сейчас. И тут она открыла глаза, повернула голову и увидела его. Что странно, не было удивления, шока, испуга. — Дайки, дай сигарету, пожалуйста. * * * Как будто всё отказалось слушаться. Голос хриплый и тихий. Язык неповоротливый. Губы еле шевелятся. Ммм, и всё при Дайки. Волосы непонятно в каком состоянии, больничная пижама. Не тело, а сплошной синяк и рана. — Моё сердце сейчас это открытая рана… — напевает себе под нос Кай. Он протягивает сигарету, но сейчас она настолько слаба, что не удержать даже такой лёгкий вес. Приходится наклониться и осторожно губами взять сигарету из дрогнувших пальцев парня. Вроде бы, ничего такого, но прикосновение губами к рукам очень нежное. Он подносит зажигалку, позволяя прикурить, и спрашивает: — Помочь? — Если не сложно, — отвечает Кай сквозь сжатые зубы. Он протягивает руку и наблюдает, как послушно она отпускает фильтр сигареты. Действительно помогает ей. В одну из затяжек он наклоняется и вдыхает выдыхаемый ей дым. Он внимательно смотрит ей в глаза и говорит очень простые слова. — Я дышу тобой, как воздухом. Если ты куда-то денешься — я не смогу. Жить. Играть. Существовать. Не могу отпустить тебя ещё раз. Не представляю, что будет со мной, если ты исчезнешь. Когда он произносит эти слова, глядя на неё, — видит, как расширяются от удивления её глаза. Сначала они озаряются внутренним светом, но потом этот свет тускнеет. Отчаянно хочется спросить, что её так беспокоит, но почему-то кажется — не стоит. А она твердо понимает, что сейчас как никогда ответ необходим, хотя говорить и очень трудно. — Ты не прав, — медленно и очень тихо шепчет она, немного запрокинув голову к стоящему за её спиной Аомине. Её глаза полуприкрыты и так хочется опереться затылком на его плечо, но она удерживает себя от этого, чувствуя как дрогнула его рука при этих словах. — Ты не прав, Аомине Дайки. Это я не смогу существовать, если ты исчезнешь. Одной ей известно, как тяжело произносить вслух те слова, которые она повторяла как мантру последние пару лет, читая статьи о победах Тейко и смотря на его фотографии. Как она смотрела на его фотографии, когда было тяжело, страшно и совсем невыносимо. Просто чтобы не бросить. Не сдаться. А встать и продолжать. Тренироваться. Учиться. Лечиться. Просто вставать на ноги. Когда болела голова. Когда тяжело срастались кости после перелома, о котором она никому не сказала. Когда хотелось просто утонуть, погрязнуть в этой пучине неприятностей и проблем. Кай далеко не сразу поняла, что говорит это всё вслух, сама того не заметив. И не поняла бы, если бы не увидела перед собой изумлённое лицо Аомине. Он не только обошел её, став лицом к лицу. Он смотрел на неё так, как будто увидел привидение. Или божество. Или божественное привидение. Такая смесь благоговения, изумления и, как будто, страха. — Это не было сталкерством, не бойся. Я не настолько шизанутая, — горько усмехнулся Кай, заправив прядь волос за ухо. Потом аккуратно достала сигарету из его пальцев, дошла до стула, по счастливой случайности стоящего рядом с окном, и села на него, устало опираясь спиной на спинку. Глубоко затянулась, с сожалением отметив что осталась наверное последняя затяжка. — Так получилось, что, как бы я ни старалась тебя оттолкнуть, — у меня не получилось не впустить тебя в своё сердце. Когда я поняла, что незаметно ты занял в моем сердце значительное место, я испугалась. И очень сильно. У меня непростой клан, и, как наследница, тогда я имела большие проблемы с выбором избранника. Проблемы с безопасностью того, кого я выбирала избранником. И, когда с Ханамией окончательно было покончено и случился разрыв, я была раздавлена и не особо хотела жить и функционировать. Мне было плохо, гадко, неприятно. Хотелось залезть в ванну и тереть кожу жёсткой мочалкой до тех пор, пока кожи не останется. Ты был единственным человеком, который настолько был обеспокоен моим состоянием. И единственным, кому я позволяла это состояние видеть. К тому же, я не знала, как ты воспримешь меня с моим положением в семье, статус моей семьи и клана, репутацию. Примешь ли мое прошлое. Конечно же, мне казалось, что тебе даже заморачиваться с этим не захочется. Что ты просто забудешь обо мне на следующий день, максимум через месяц. Во время этих слов она докурила сигарету, затушила остаток о металлическую ножку стула и положила его на подоконник, а, договорив, закрыла лицо ладонями. Как сильно ей сейчас хотелось провалиться сквозь землю. Хотелось взять эту волшебную палочку из «Люди в черном», показать Дайки и стереть к черту ему память обо всех этих словах. Самое страшное — если он сейчас развернется и уйдет. Нужно катану нормальную найти. Если правда уйдет — харакири или сэппуку. Жить после этого стрёмно. Не только от факта, что ему не сдались чувства, но и оттого что и себе это всё тогда автоматически не сдалось. И переезд не спасет. В первую очередь от себя самой. И почему не промолчала?.. — Не вздумай жалеть о том, что сказала это, — услышала она совсем рядом. — Это сделало меня самым счастливым человеком. Судорожно вздохнув, Кай убрала руки от лица и чуть не вскрикнула. Аомине стоял на коленях у её ног. На лице у него была счастливая улыбка, в глазах плясали бесенята. Снова судорожный вздох. Она медленно протянула сначала одну руку и приложила к его щеке, нерешительно. Потом вторую, к другой щеке. Две ледышки. Он накрыл её руки своими в попытке согреть, а она наклонила голову, и их лбы соприкоснулись. Ещё один вдох. * * * * * * Я не смогла удержаться. Прикоснулась к щеке, к другой, лбом ко лбу. Но потом я почувствовала его запах. Дальше у меня уже не было возможности что-то останавливать, контролировать. Я потянулась носом к его шее, закрыв глаза и чувствуя, как собственная, мягко говоря, крыша отправляется в полет. И самоконтроль в топку отправился. Я совсем не могла повлиять на своё поведение, но, если честно, не очень хотелось. * * * * * * Само собой как-то получилось, что она запустила пальцы ему в волосы, губы потянулись к губам. Двойной стон прервал тишину палаты. В одночасье рушились барьеры, стены, так тщательно выстроенные обоими за то время, что были порознь. Не её щеках снова появились дорожки, прочерченные слезами, но на этот раз слезами радости, счастья. Он так трепетно обнимал её. Она так отчаянно цеплялась за него. Дальше поцелуев не зашло, стоило ей неудачно пошевелиться - и она шипела от боли. Но Дайки не отпустила всё равно, так и спала с ним в обнимку. Время от времени покусывая то за палец, то за запястье, то за плечо. Будто каждый раз ставила метку. И целовала место укуса.