К тебе, через 10 000 лет

      — Я был человеком неугодным для Академии, — скрипел голос. — Меня заточили сюда восемь дней назад, я не видел солнечного света восемь дней, представляешь? А после свержения Азара меня так и не выпустили…       Старик в соседней камере сидел в темнице восемь дней, а аль-Хайтам слушал его историю восемь раз и каждую по кругу.       Обстановка в темнице была не из приятных: сырость, вездесущие корни и лужи на полу окружали Хайтама, но по крайней мере было в меру светло, так что он не жаловался. Единственное — головные боли продолжали сгибать Хайтама пополам, неожиданно накатывая на него, отчего приходилось забываться тревожным, полным смятения и неуловимых сигналов угасших воспоминаний сном.       В остальное же время аль-Хайтам сидел на месте ровно, закинув ногу на ногу. В противовес ему в камере напротив изворачивался в позах, показывающих весь нелегкий жребий его судьбы, смуглый старик в относительно свежей тюремной одежде.       — Ну да, убивал и грабил слегонца, ну и что с того? — активно жестикулировал он. — Я ж ничего такого… так, помаленечку… эх, променяли шило на мыло: вместо тирана глухой Архонт.       Эти слова, кстати, он говорил в десятый раз.       Аль-Хайтама пространные рассуждения старика не сильно интересовали. Во-первых, потому, что он был озабочен мыслью, как бы не свариться в собственном соку из бесконечно преследующих его дум, раз книги под рукой нет.       Во-вторых, за решеткой стоял Кавех.       — И… давно оно так? — спросил Кавех, неловко поглаживая ручку чемодана.       Кивнул. Тут и говорить нечего.       Помолчали.       Кавех стоял здесь уже несколько минут. Он пришел к Хайтаму через двенадцать часов после ареста, и теперь они оба — один заключенный в камере, другой заключенный в самом себе — находились друг перед другом.       Наверное, Кавех хотел что-то сказать ему. Возможно, сообщить что-нибудь подслушанное у матр. Может быть, еще что-то. Этих «возможно, может быть и наверное» было навалом, выбирай не хочу, а конкретики — нет.       — Я пришел проведать вас, — сказал Кавех, когда оказался перед аль-Хайтамом.       Ну что ж. Проведал. Стоит и ничего не делает, только молча стучит по ручке чемодана.       — Проведали? — спросил у него аль-Хайтам.       — Наверное…       И снова замолчали, пока на фоне кряхтел всевозможными звуками старик. Вода капала по мозгам, палец Кавеха отстукивал марш неловкой паузы по барабанным перепонкам Хайтама. Класс — барабанный марш по барабанным перепонкам от Кавеха и зеркальный взгляд Хайтама в зеркальные глаза. Аль-Хайтам смотрел, пытался приглядеться к Кавеху. Кое-что, одна маленькая деталька изменилась: если раньше его глаза отталкивали, то теперь они просто-напросто стали неприступными. То же самое, как натолкнуться на глухую стену — сколько ни старайся, не пробьешь. Или как обнаружить запертую на сотню засовов дверь, чьи бесчисленные замки, чуть только тронь, могут укусить.       — А я в былое время был тем еще Пустынником… — ворчало на окраине слуха.       Капля затекла за шиворот Хайтама, прокатила длинную дорожку по хребту. Рука Кавеха дрогнула.       …Весьма выводило из равновесия. Такое ощущение, будто он снова попал на неудобный завтрак с Кавехом.       Если бы равновесие выражалось в повторении одних и тех же действий, раз за разом, в надежде на изменение, аль-Хайтам сошел бы с ума.       — Знаете, — не выдержав, аль-Хайтам встал с места и, сохраняя невозмутимое выражение лица, в котором все-таки читались нотки негодования, подошел к решетке, вплотную к Кавеху, — я благодарен за помощь, вы оказали неоценимую услугу. Но то, что происходит сейчас со мной, не ваша забота. По-хорошему, вас не должно волновать мое местоположение на данный момент. И все же вы пришли, стоите передо мной, хотите помочь, причем сами не знаете как. Ваши действия заставляют меня подозревать вас в…       — В чем? — Кавех недовольно упер руки в бока. — В том, что мне не все равно? Ах, ну извините, что я не настолько бездушен, когда дело касается чьей-то судьбы!       — …и в Пустынниках я был высокочтимой особой когда-то… да только поймали, вот непруха.       Резко темница наполнилась голосами со всех сторон: ворчал старик в камере напротив, аль-Хайтам за решеткой чеканил каждое слово, будто бил молотом по наковальне, и Кавех возмущался, переводя постепенно голос на повышенные тона.       — Мы сейчас говорим не о наличии или отсутствии бездушности, — продолжал Хайтам. — Не переводите тему.       — Нет-нет, почему же? Как по мне, просто идеальная тема. Давайте же, неужели вы не хотите подискутировать?       — Нечего здесь дискутировать, — аль-Хайтам скрестил руки на груди, как будто вставал в позу полного сопротивления Кавеху. — Ответьте на вопрос.       — И вот так я оказался здесь… за мной обязательно когда-нибудь придут. Они же не могут бросить меня… И тогда я исполню свой священный долг и снова возьмусь за грабежи.       В ответ Кавех едва слышно скрипнул зубами. Хайтам не понимал его, нехорошее предчувствие внутри росло в геометрической прогрессии, подкрадывалось маленькими шажками по зрительному нерву; подкрадывалось тяжелым, забивающим нос запахом.       Уголь. Сажа. Хайтам только сейчас заметил у него на шее тонкую темную полоску, зигзагом вьющуюся по коже, наполняющую нос неприятным душком жареного.       — Что это? — Хайтам указал на полоску. Кавех озадаченно нахмурился, а затем провел пальцем по шее. Его глаза в страхе округлились, когда он увидел на подушечке пальца черное пятно.       — А, ну… — нервное постукивание по чемодану превратилось в самую настоящую чечетку. — Я… помогал в кузнице.       — ОНИ ИДУТ! ИДУТ!       Ни аль-Хайтам, ни Кавех не обратили внимания на зашедших внутрь человека в одеждах матры и конвоируемого им заключенного со связанными руками. Оба подозрительно оглянулись на ругающихся Хайтама и Кавеха, проходя мимо. Какой-то мрачный огонек мелькнул в глазах вошедших.       — В кузнице? — Хайтам не унимался, он вопросительно изогнул бровь, окидывая взглядом худощавого Кавеха с ног до головы.       — Не верите? — прошипел Кавех. Вдруг он успокоился, пригладил алую накидку на плечах. «Будто» успокоился. — И ладно. Ваши проблемы, если не верите мне. Вот так и помогай людям.       — Ну же, спасите меня, вытащите меня отсюда наконец, олухи! — надрывался старик.       Матра остановился на середине зала. Переглянулся с конвоируемым им Пустынником, кивнул ему, а затем, как по сигналу, разошелся с ним по разным углам.       — Вы сами вызвались помочь и сами же возмущаетесь на пустом месте, — качнул плечами аль-Хайтам.       Кавех гордо вскинул подбородок.       — Понимаете ли, я так устроен: не могу бросить человека в беде. У меня душа не на месте будет.       — Вы себя только зарываете своими принципами и идеалами.       — Неужели?       — Ужели.       Ужели — и в этот самый момент раздается громкий хлопок закрывшейся входной двери: матра постарался; и сразу же после Хайтам и Кавех становятся свидетелями поначалу не поддающейся объяснению череды событий.       Началось странное действо так: матра внезапно развязал руки прибывшему заключенному и, отпуская, что-то злобно шепнул ему на ухо. Тот, в свою очередь, кивнул, со страхом оглянулся, словно у него замирало сердце от нетерпения, и, увидев аль-Хайтама, уверенно прошлепал по лужам прямо к нему. Не прошло и секунды, как бывший заключенный, совершенно игнорируя Кавеха, обхватил решетки двери. Его глаза резко округлились до размеров добротной луны, а ноздри носа, просунутого через прутья, тяжело раздулись.       — Это вы?       — Да здесь я! Здесь! — визжал старик.       — Умолкни! — плюнул заключенный через плечо. Затем снова повернулся к Хайтаму, достал из-за пазухи ключи, в мгновение ока открыл ими дверь и встал по стойке смирно. — Командир, это мы, группировка Литабан, пришли выручать вас. Хотя что-то вы какой-то не такой, как вас описывали…       Кавех не дремлил: заметно разъяренный полным игнорированием своей персоны, он в ярости развернул к себе Пустынника.       — Мы тут, между прочим, разговариваем, — гневно прошипел он.       — Да мне-то что, — огрызнулся Пустынник, смахивая с себя руку Кавеха. Но прежде чем обернуться обратно, задержал взгляд на его лице. — Постой, ты же… я ведь тебя видел в лагере…       — Что ты там бормочешь? Дай увидеться с командиром, — ворвался к ним Пустынник в одеяниях матры. Он торопливо прикоснулся лицом к решетке и уже хотел было прошептать что-то, похожее на: «Мы спасем вас, командир».       Но отпрянул.       Лицо фальшивого матры в возмущении осунулось. Он вскинул руку, показывая на вечно бесстрастное лицо Хайтама и крикнул:       — Это не он! Информатор нас обманул!       Тут же возник и товарищ Пустынника.       — Смотри на этого светленького! Это же тот самый вчерашний чудик, точь-в-точь!       — Чего?       — Кавех, не хотите мне ничего объяснить?       Заорал и старик.       — Вот же я! Вот же, идиоты!       — Командир!!! Что с вами стало?!       Вмиг темница взорвалась визгами и криками, подняв всё подземелье на уши. Во все стороны летели брызги от бегущих к камере напротив Пустынников, отчего аль-Хайтаму пришлось на секунду закрыть лицо ладонью, чтобы не попасть под их горячую руку — или, точнее, ногу. А когда он убрал ладонь, Кавех по старой привычке стоял со втянутой в плечи головой. Какая классика.       Его рука уже не отбивала никаких чечеток и лезгинок: теперь пластины чемодана раздвинулись, и на аль-Хайтама смотрела грустная пиксельная рожица, будто пытавшаяся вместо хозяина извиниться за содеянное.       Аль-Хайтам решительно вышел из камеры, оказавшись лицом к лицу с Кавехом.       — Значит, в кузнице работали?       — Не напоминайте, — голова Кавеха окончательно рухнула, а заодно и плечи, словно спина обессилела и больше не могла держать его ровно. — Я знаю, звучало слишком натянуто.       — «Слишком» — мягко сказано, — оборвал его Хайтам и подавил тяжелый вздох. Нет, он не питал ярости к Кавеху, но полная нелогичность действий этого человека сбивала с толку. Люди не роботы, конечно, но обычно должен быть хоть какой-то мотив, причина. А Кавех ни того ни другого не предоставлял.       Аль-Хайтам продолжил:       — Вы можете дать внятный ответ, зачем вы это сделали? Насколько я понял, упомянутый информатор — вы. Вы привели сюда Пустынников, из-за которых меня по ошибке заключили в темнице, чтобы они меня не опознали и тем самым доказали мою невиновность. К чему столько мороки ради одного незнакомца?       Услышав в который раз надоевший вопрос, Кавех вспылил: резко поднял голову и фыркнул.       — Я вам десять тысяч раз говорил и продолжу говорить: я такой человек. Что непонятного? Моя система моральных координат не сходится с вашей?       — Она не просто не сходится, она априори бессмысленна, — Хайтам по старой привычке скрестил руки на груди. — Риски абсурдно велики. Вы же понимаете, что могли погибнуть, переодевшись Пустынником? Как видите, наши друзья уже обо всем догадались.       Хайтам безынтересно, как будто показывал на пчел на цветке, махнул рукой в сторону Пустынников. Те зверели, их глаза так и наливались кровью от злости — обманули же, какая жалость. Их командир, безумный старик с внушительной бородой, кипел не хуже чайника на огне. Казалось, вот-вот, и он засвистит, а его макушка раскалится докрасна.       Одним прыжком он оказался в другом конце своей клетки, вынул из-под кучи соломы припрятанный Архонт знает каким образом гигантский клеймор с заметно потрескавшимся ржавым лезвием и поднял его на Кавеха и аль-Хайтама.       — Вперед, парни! Покажем им, чего стоит обман литабов!       А Кавеху и Хайтаму было фиолетово до них.       — Послушайте, — сказал Кавех, не глядя уворачиваясь от летящего в него меча. Клеймор разрезал воздух так, что тот аж задрожал от тяжести, — риски меня не так сильно волнуют. Вы же видите, мне нечего терять.       Кавех грустно улыбнулся и, как всегда, опустил в унынии голову, пока ногой ставил подсечку целившегося в него фальшивому матре.       — Просто не любить себя и не любить себя с опасностью для жизни — разные вещи, вы же понимаете? — Аль-Хайтам спокойно ударил локтем по лицу подкравшегося сзади второго Пустынника. — Не мне вас учить жизни, вы взрослый человек и сами должны понимать, какие решения явно не стоят затраченных усилий. Убеждения мешают вам логически мыслить, из-за чего я вижу больше противоречий, чем четкого понимания того, что вы творите.       — Поверьте, я более чем понимаю, что делаю. А насчет убеждений… как я и говорил, такова моя позиция по жизни. Хотя погодите-ка, — Кавех с хитрой полуулыбкой прищурился, довольно положил руку на подбородок и напоследок топнул ногой по луже, ослепляя готовящегося прыгнуть на него с земли фальшивого матру, — это же вы сами себе противоречите.       — Разве?       — Конечно. Сначала говорите, что помогать людям — это странно, это фу, так быть не должно, а теперь пытаетесь мне помочь и отговорить от необдуманных решений, — Кавех триумфально посмотрел прямо в глаза аль-Хайтама.       — Не выдумывайте. Во-первых, я ничего подобного не говорил. «Это фу, так быть не должно» надумано вами и взято целиком и полностью из головы.       Они разом нагнулись в момент, когда командир Пустынников взмахнул исполинским клеймором наотмашь по ним. Не отрывая зрительного контакта, Хайтам на согнутых коленях размеренно продолжил:       — Во-вторых, я ни к чему не призываю. Всё, что я хочу, — понять такого неясного для меня человека, как вы.       — Полагаю, у вас не получится. Как и мне вас, — со вздохом сказал Кавех и ударил чемоданом по открывшемуся слабому месту противника.       — Товарищами нам уж точно не быть, — сухо констатировал Хайтам.       — Тогда, может, мужьями?       Аль-Хайтам дернул уголком глаза и снова скрестил руки на груди. Кроме этого, ни одна мышца на его лице не дрогнула.       — У вас уже вторая очень странная шутка за время нашего знакомства.       — Не смешно, да?       Ответить не дали.       — Ребята, у меня нашлось парочку десятков ножей! — воскликнул Пустынник, из носа которого текла струйка крови.       — О, у меня тоже! — возрадовался фальшивый матра.       Аль-Хайтам и Кавех меланхолично переглянулись.       — Пора прятаться, — засвидетельствовал Хайтам.       — Не поверите, но я подумал о том же.       И как раз в этот момент на них посыпался дождь из клинков. Железные льдины, каждая отражавшая какую-либо часть тела бегущих аль-Хайтама и Кавеха, свистели в воздухе, прорезая пустоту на местах, где совсем недавно проносились они. Пролетел один нож — отразил открытый в выдохе рот Кавеха. Пролетел второй — показал сосредоточенный взгляд аль-Хайтама. Третий — сжатое рукой Кавеха плечо Хайтама. Четвертый — как аль-Хайтам, вовремя оттолкнутый Кавехом, распахивает в удивлении глаза, а на следующем снова возвращает себе невозмутимое выражение лица.       И дальше как фильм покадрово. Шестой, седьмой и восьмой отражают в холодной стали аль-Хайтама: он быстро оттолкнул Кавеха за особо толстый корень дерева, поддерживающий потолок, и нырнул следом.       Влажно. Сыро. Со всех сторон летят клинки, а за спиной орут обманутые Кавехом Пустынники. Обманутые для спасения самого же аль-Хайтама. Они сидят в луже плечом к плечу, боясь шального ножа, переводят дыхание. Хайтам запрокидывает голову и судорожно дышит, впиваясь глазами в своды потолка из Священного древа. Кавех — за ним, так же сидит и смотрит на обвившиеся над ними лозы. Потный, разгоряченный, еще и с приставшим запашком сажи и угля — такой кошмар, но Хайтам только рад. На них смерть обрушивается градом, а он рад.       Наконец-то аль-Хайтаму пришла до дурости простая и давно стучавшая в голове мысль.       — Может, перейдем на «ты»? — в перерывах между беспорядочными вдохами и выдохами проговорил Хайтам.       — Давай, — на выдохе согласился Кавех.       Помолчали. Тишина теперь не давила на барабанную перепонку гробовой плитой: то тут то там звуки — от свистящих в воздухе клинков до их громкого дыхания. Неловкость исчезла: удивительная вещь — человек познается в беде, особенно под страхом близкого разрезания на кусочки после хорошей ссоры. Глубоко в душе Хайтам был даже счастлив, что им удалось наладить контакт спустя столько недомолвок и напряженных молчаливых пауз.       Но только в глубине души. Сейчас не до того.       — Что будем делать? — спросил он, убирая опасно высунувшуюся из-за корня ногу.       Кавех несколько секунд подумал, поглядел по сторонам. Потом на него словно бы снизошло озарение: его глаза вдруг заблестели при виде чемодана в руке.       — Смотри и учись.       Тем временем поток ножей постепенно успокаивался. Запасы Пустынников медленно, но верно истощались, они пытались выиграть время, чтобы их командир успел восстановиться после весьма больного удара в солнечное сплетение. И у них это получалось. Командир, покачиваясь и болезненно опираясь на меч, постепенно вставал. По его лицу можно было мгновенно понять одно: он был готов рвать и метать.       Когда у Пустынников осталось не более пяти ножей, они мрачно кивнули друг другу. Тихие шаги раздались под свист клинков в воздухе и приглушенное яростное рычание босса: они медленно двигались вперед, прямо к корню. И как только их ботинки громко чавкнули в новой луже, прямо на подступах к укрытию, оттуда высунулась голова Кавеха.       — Бомба!!! — крикнул он и тут же бросил в них нечто.       Пустынникам не надо было повторять дважды — они мигом бросились на пол, прикрыв головы руками и зажмурив глаза. «Еще вот-вот, и долбанет», — наверняка проносилось в их головах. Вот еще чуть-чуть, прямо сейчас…       Вот ну сейчас.       Или сейчас.       Или…       Они открыли глаза — и тотчас встретили оказавшегося перед ними аль-Хайтама. Бомба оказалась чемоданом. А Хайтам уже относил их на излет сознания при помощи удара локтями наискось.       Следующим на очереди шел их командир. От него Хайтам увернулся легко и непринужденно, сохраняя каменное выражение лица вразрез с перекошенной гневом гримасе старика. Но от второго удара так просто уклониться уже не удалось. Двуручный меч тяжело прошелся прямо у самого уха аль-Хайтама, заставив его сделать приличный шаг назад и на секунду почти потерять центр тяжести.       Он неловко покачнулся. Головная боль пронзила его не хуже клеймора, который только что мог попасть в Хайтама.       «Плохо дело», — аль-Хайтам скрежетнул зубами, наблюдая, как старик грузно замахивается на него мечом.       — Эй, смотри, это я! — раздался голос позади командира. Кавех выскочил из укрытия и подпрыгнул на месте, всеми силами пытаясь привлечь внимание старика. — Это я, тот самый, кто обманул весь твой выводок неуклюжих утят! И ты серьезно зовешь их Пустынниками? Да они годятся только якам на смех!       Чаша терпения командира была успешно переполнена. Старик с бешено метавшейся из стороны в сторону бородой развернулся на пятках и возопил:       — Ты поплатишься!       Не поплатился. Аль-Хайтам резво прошмыгнул под рукой старика, схватил чемодан и со всей дури ударил его по ведущей руке. Тот сдавленно охнул, выронив меч, а аль-Хайтам, в свою очередь, перебросил чемодан с до ужаса озадаченной рожицей Кавеху.       «Отличная командная работа», — довольно усмехнулся про себя Хайтам, глядя, как Кавех ловит чемодан и с поистине торжествующей улыбкой поднимает с земли клеймор, даже не касаясь его.       Хайтам предусмотрительно отошел в сторону, подальше от растекшейся под ногами лужи, как они и договаривались. К тому времени командир успел оправиться и поднять на Кавеха насмехающиеся глаза.       — Ну и что ты мне сделаешь?       — Настоящую бомбу, — кашлянул в кулак аль-Хайтам, преспокойно стоя в сторонке.       Кавех переглянулся с ним и довольно закинул чемодан за плечо. Глаз Бога засветился, заискрился, и в ту же секунду местность озарила зеленая вспышка с отходящими от нее геометрическими фигурами. Кавех немедля сделал пару пробных взмахов мечом, покрытым зеленым свечением, так что аль-Хайтаму оставалось только с удовлетворением смотреть, как над лужей, где лежали Пустынники и стоял их командир, появляются, подрагивая, бутоны.       Старик проморгался; осознание, что скоро должно произойти, ударило в него не сразу. А когда он понял, было поздно: Кавех крутанулся вокруг своей оси, прочертив на земле незамысловатый узор.       — Ой, — лишь успел сказать старик.       Взрыв бутонов скрыл Кавеха на некоторое время из виду. Аль-Хайтам тяжело вздохнул, как только последние брызги воды и обрывки растений улеглись: на месте боя в луже лежали командир без сознания и его подчиненные, а над ними, гордо положив руки на бока, стоял Кавех вместе с летающим Мехраком позади.       Завидев Хайтама, Кавех радостно помахал ему рукой.       — Ну что, как я тебе? Круто я его, не правда ли? — весело воскликнул он.       — На шесть из десяти пойдет, — снисходительно ответил ему Хайтам.       — Шесть из десяти?! Ты издеваешься?       С губ аль-Хайтама невольно чуть не вырвался смешок: знал бы только Кавех, что по его шкале оценивания это значит «очень даже неплохо». Но он не успел сказать: над головой протяжно скрипнул потолок.       — Что это? Что происходит? — заметался Кавех.       Стены задрожали, будто пойманные и раздавленные в руке мотыльки. Пол затрясся, разделяя их судьбу. Хайтам срочно оглянулся по сторонам, ища, что же пошло не так. Нашел. Проследив за взглядом аль-Хайтама, Кавех ударил себя по лбу.       Корень, за которым они прятались и который также служил значительной опорой для поддержания потолка темницы, исчез.       — Я забыл! У меня же иногда так случается, что при использовании способности исчезают предметы!       Потолок согласно треснул еще раз. Хайтам оставалось только флегматично сказать:       — Ой.