К тебе, через 10 000 лет

      00:45.       — Я постоянно забываю адрес кальянной. Знаете, как я это называю?       00:45.       Еще раз — 00:45.       Хайтам сидит, вокруг Тигнари и Кавех в ужасе закрывают уши, в то время как Сайно довольно давит лыбу над своими лимитированными картами.       «Всё нормально», — утвердительно утверждал себе аль-Хайтам.       Рубашка Кавеха на столе.       «Такое уже не раз происходит», — убедительно убеждал себя аль-Хайтам.       И действительно, не раз: он мог сосчитать как минимум три перекидывания во времени. Или одно. Или ноль. Хайтам не знает. Совершенно. Без понятия.       Ярко освещенная, почти до разрыва роговицы, комната: все лампы включили на максимум, до самого упора трудятся несчастные. Хайтаму кажется, будто он видит эту комнату как сквозь мыльную пенку воспоминаний, такую полупрозрачную, нецельную; каждое лицо, каждый объект хранит удивительный контраст одновременной точности и раплывчатости. Незапоминающиеся в деталях, ясные в общей картине Кавех, Сайно, Тигнари и сам Хайтам сидели на ярко освещенной кухне за длинным столом из тамариска под гигантской сверкающей, переливающейся стеклышками лампой.       Когда не хочешь видеть детали, смотри только на общую картину.       — Ну что вы молчите? — не снимая лыбы, спросил Сайно и привалился руками ко столу, будто готовясь с секунды на секунду прыгнуть. Его лицо приобрело хищное выражение, но как именно эта хищность проявлялась, Хайтам не мог разглядеть. — Ну так что? Знаете, как я называю забывание адреса кальянной?       О, аль-Хайтам не может не знать.       Сайно вобрал в грудь побольше воздуха.       — Дыме-е-е-енция.       00:05.       Ну да, дыменция, не иначе.       Единственная отрада в этой круговерти — прекрасный круг часов, мельтешащим пятном выступающий из вырвиглазно светлой кутерьмы. Слепило глаза, а часы, наоборот, успокаивали их — спасали Хайтама хоть на секунду.       — Но, наставник, мне еще рано ложиться спать! — где-то на другой планете возмущалась Коллеи.       — Нет, пора, — отрезал Тигнари с Солнца, точнее, за ним, точнее, его едва видные уши, точнее, его едва видные уши из-за лампы.       «Надо попробовать сказать им, что со мной происходит, — логично старался рассуждать аль-Хайтам, неотступно следя за ходом стрелки. — Надо объяснить»       — Значит, ты все-таки согласен сыграть на раздевание? — воодушевленно загорался Сайно из черной дыры, точнее, над черной дырой, точнее, его голова, точнее, его голова из складок пледа, которым он укрылся с головы до пят.       — Разницы нет, все равно Кавех будет раз за разом проигрывать.       Через тридцать пять минут на столе будет лежать рубашка Кавеха.       — Эй! — обижался Кавех из одной с Хайтамом звездной системы. Так уж вышло, что он свое негодование выплеснул рукой, причем так, что его локоть полетел прямо в Хайтама. Голова от удара мигом сместилась в сторону, а оттуда и взгляд ушел от часов.       Досадно.       — Ох, прости, ты в порядке?       Встревоженное лицо Кавеха, наклонившегося к аль-Хайтаму, перекрыло весь обзор на окружение, вынуждая переключить внимание на него и только на него.       До.са.дно.       Затем часы и вовсе уплыли в совершенно иную галактику ламп и тумб — это Кавех развернул его голову на сто восемьдесят, чтобы показать уходящую на новую планету Коллеи. Тигнари уже вел ее из переосвещенной комнаты в черную глотку коридора, шел впереди нее, и Коллеи, воспользовавшись этим, показала сигналами: «Вы знаете, что делать. Я постараюсь вам помочь на галерке».       Д.о.с.а.д.н.о. Аль-Хайтама снова втянули в авантюру, в которой он ни в коем разе не хотел участвовать. К счастью, плыть по течению он не собирается, так что прямо сейчас возьмет и скажет:       — У нас проблема.       — Согласен.       Беда. Настоящая проблема — Кавеха перед лицом нет, голова Хайтама вполне себе повернута в сторону стола и смотрит прямо на карты. Сказал недавние слова, судя по всему, Кавех.       Поворачивая голову, можно ожидать всего чего угодно: боевого единорога, незаконной армии гвоздей, дерьма, сутенерши, но только не голого Кавеха.       — Ты только-только заметил? — спросил красный, как помидор, набитый отборными красителями, Кавех, прикрывая причинное место.       По сути, да.       А еще, поворачивая голову в сторону часов, уж точно не ожидаешь увидеть время 01:17.       — Хорошо, теперь моя очередь, раз я проиграл в этой партии, — вздохнул Тигнари и снял перчатку.       — Что выбираешь: анекдот или вопрос? — тут как тут был Сайно.       — Вопрос, конечно же.       «Мы разве играли не на раздевание?»       — Тогда вопрос: как ты меня терпишь?       — Я принимаю…       — Меня таким, какой я есть? — обнадеживающе вытянул шею Сайно.       — …успокоительные.       Предательский смешок сорвался с губ Кавеха, проскользнув по долбящим в глаза бесчисленные снопы света лампам. Сайно грозно зыркнул на виновника смешка, после чего растворился в складках пледа. Только ослепительно яркий, разливающий красные пятна на сетчатке глаз, как если долго-предолго смотреть невооруженным взглядом на Солнце, только этот ослепительный свет не давал Сайно скрыться от уставшего взгляда Тигнари, Кавеху — скрыть свой позор, а Хайтаму — свое крайне сосредоточенное и озадаченное выражение лица.       «Стоит ли еще раз пробовать рассказывать им? — думал Хайтам. — Но вдруг меня опять переместит в другое воспоминание, как было с мыслями об уходе из дома…»       — Так вот, перехожу я как-то улицу не на тот свет, а попадаю на тот.       — Архонты, мы еще не успели толком сесть за стол, а ты уже начал!       — Я и не заканчивал.       Хайтам обвел кухню полным смирением взглядом. Это уже становится аксиомой — обнаруживать себя после случайно промелькнувшей мысли посреди чьего-то разговора.       00:15.       Снова в начале. Коллеи ушла, а Тигнари уже сел за стол. Игра вот-вот должна была начаться, а Хайтам уже фактически знал ее исход. Что ж, можно было бы воспользоваться этим, если бы, по ощущениям, он не возвращался бы в это самое начало уже десятый раз.       Украдкой взглянув на Кавеха, аль-Хайтам тут же принялся делать увлеченный вид, что занят перетасовкой карт, и все же в груди что-то шевельнулось. Какой-то странный, неуклюжий и тяжелый комок костей и мяса, которые планировались быть мыслями и эмоциями по отношению к Кавеху, но в свете последних событий преобразовались в неясную вязкую кашу. Вот оно — мутит и не уходит. Столько всего навалилось разом: и эта треклятая медкарта, и алкоголизм, и путаница во времени, и невозможность уйти отсюда, и бездна…       «Что за морока, — лица, рубашки и рисунки мельтешили в руках аль-Хайтама всё быстрее и быстрее, агрессивнее и агрессивнее. — Как будто весь мир ополчился против меня, лишь бы не дать спокойно пожить»       Сидевший до этого с приложенной к подбородку рукой и задумчиво уплывшим куда-то взглядом Кавех вдруг одумался, встрепенулся и наклонился к уху Хайтама, пока Тигнари отвлекся на Сайно.       — У меня есть идея! Надо сделать так, чтобы Тигнари перестал испытывать к анекдотам негатив, — прошептал он.       «И этот ополчился»       — Слушайте, как насчет того, чтобы скрасить нашу и без того веселую игру еще более веселым элементом? — Кавех вскочил и протянул руки над столом, как будто представляя какой-то новый (и не очень разрешенный) препарат покупателям. — Предлагаю сыграть в аналог «Правды или действие», но с улучшением: у нас будет «Анекдот или вопрос» для проигравшего!       «Поправка: он ополчился в двойном размере»       — Отличная затея. Мне нравится, десять из десяти, — похлопал Сайно.       «Поправка: они ополчились в двойном размере»       — Что за… о Архонты, — в который раз (а который? Хайтам уже и не помнит) вздохнул за сегодня Тигнари и в отчаянии приложил руку ко лбу. — Давайте сделаем так: если аль-Хайтам, единственный адекватный человек здесь, откажется, я уйду, и точка.       «Очевидно, я не буду участвовать», — неутвердительно не утвердил аль-Хайтам.

      00:58.

      Ну да, а как иначе?       Ему здесь права выбора не давали.       — Ты опять проиграл.       Аль-Хайтам неопределенно и с таким же вздохом, как в прошлом воспоминании был у Тигнари, отложил свою колоду карт. Достаточно было всего лишь двух взглядов сначала на успокаивающий циферблат часов, а затем на стол, чтобы всё понять: сейчас именно тот момент, когда Кавех окажется без штанов.       — А-а, да сколько можно! — Кавех встал из-за стола, зло и быстро расправился с предсказанными штанами, так что вскоре кучка одежды на середине стола встретила пополнение. Весь его вид так и кричал: «Мы так не договаривались!»       «В моих воспоминаниях никакого договора не было», — хмыкнул в мыслях Хайтам.       — Что выберешь: анекдот или вопрос? Хотя тут и к гадалке не ходи.       — Всё-то ты знаешь, — Кавех обиженно уселся рядом, отвернулся и махнул рукой: — Анекдот!       Словно древнее существо откликнулось из самых глубин мироздания, из клуба пледа змеей выполз Сайно и зашипел:       — Выходит как-то раз сумерский владелец сортиров по имени Набздел на крыльцо…       — О нет, это же серия тех самых анекдотов, в которые он на место главного героя вставляет ужасные каламбуры с именами, — Тигнари, замученный почти часом бесчисленных анекдотов, сдулся, болезненной лужицей расползся по столу, стремясь укрыть лицо от бесконечного стыда.       «Разве подразумевалось не чтобы человек сам рассказывал известный ему анекдот? Хотя, точно, как можно забыть — это же Сайно»       А Сайно тем временем шипел гипнотической змеей, чуть ли не качаясь точь-в-точь как кобра.       — Вышел как-то раз сумерский владелец сортира по имени Набздел на крыльцо, приосанился, вскочил в седло и понесся по дороге так, что пыль столбом. Проскакав два километра, он остановился. «Мать честная! А лошадь-то где?» Крепко выругавшись, Набздел поскакал обратно.       В стол вырвался стон подавленного отчаяния, и Тигнари расползся еще сильнее, превратившись в настоящее мороженое на солнце. Кавех в одних трусах судорожно перебирал карты, продумывал тактики — будто загорающий на пляже, продувший всё состояние в казино. Сайно из глубин мироздания, черной дыры, довольно посмеивался себе под нос над своей же шуткой, уже не как змея, не как шакал, а как настоящая гиена. И только аль-Хайтам сидел единственной нерушимой статуей посреди желто-плавающего безумия под светом кухонных ламп. Сидел и впивал взгляд в такой же единственный не шатающийся и не похожий не воспоминания объект — часы. Белые, умеренно светлые, умеренно темные. С тенями и числами.       «Стоит ли еще раз пробовать рассказывать о скачущем времени?»       00:37.       — Как-то в студенческие годы мы с Тигнари на общественных работах помогали укладывать пол. Вдруг меня словно током бьет, я поднимаюсь и говорю ему: «Так что ж, мы с тобой, получается, теперь половые партнеры?»       Тигнари, до того державший голову ровно, вдруг уронил ее на стол и свернул уши в трубочки. Как раз начал превращаться в лужицу.       «Ясно, не стоит даже пытаться, — аль-Хайтам с небольшим интересом посмотрел на Кавеха пока что топлес и быстро вернулся к часам. — Тогда… есть ли шанс связаться с кем-то извне дома?»       00:20.       — Короче, попросил я как-то аль-Хайтама отвезти меня в фитнес-клуб. Аль-Хайтам кивнул и отвез меня на огород.       — Кавех, это не анекдот, а реальная история, — закатил глаза Тигнари.       — Что?! Нет!       — Вообще-то да.       — Вот что! — Сайно громогласно стукнул ладонями по столу, немного привставая из своих переносных покоев. — Пора бы мне вам показать, как шутить шутки надо.       — О Архонты! — приложил Тигнари руку ко лбу.       «Понятно, это место, с которого Сайно сам начал рассказывать анекдоты»       — Внимайте! — повелительно простер Сайно руку из одеяла над головами собравшихся. Затем прокашлялся и, внимательно кинув взгляд на каждого, внезапно спросил: — Тигнари, ты помнишь недавнее изобретение Сахарозы?       — Которое? А-а, то, которое бумага с печатью Анемо? Там, где пишешь записку, складываешь самолетиком и она сама летит к адресату? — только произнеся, Тигнари понял, что сейчас будет: его глаза в ужасе расширились. — Нет, посто…       — То есть теперь в Мондштадте общаются только крылатыми фразами.       «Я точно не хочу здесь находиться»       01:06.       — Анекдот… — вздохнул Кавех и снял трусы.       Змее-шакало-гиено-Сайно выползло из пещеры, застыло над лужицей-Тигнари с торчащими ушами и с хитрой полуулыбкой протрубило начало апокалипсиса:       — Вышел как-то инадзумский крестьянин Накосика Сукасену из воды и лег на гальку. Галька обиделась и ушла.       Уши лужицы тоже ушли из этой реальности.       «А ведь мог бы просто взять вопрос…»       00:25.       — Вопрос, — вздохнул Кавех и спустил с себя водопад заколок.       — Снежную знаешь?       — Ну да.       — Я заснежил.       — Что это за вопрос? — фыркнул Тигнари под солнце-светильником, светившим так, что глаза из глазниц выкатывались. — Задай что-нибудь посложнее.       «В смысле задать посложнее? Я и так уже ответил!» было подавлено быстро и без пререканий.       Сайно снова спросил:       — Солнцезащитные очки знаешь?       — Ты издеваешься?       — Я защитил.       «Эти шутки затянутся вплоть до истории про половых партнеров… неужели не будет чего-то пооригинальней?»       01:30.       — Что мне сказал кузнец, когда я подошел к нему под конец тяжелого рабочего дня?       — Сайно, иди ты в Бездну, — провыл Тигнари, слившись со столом.       — …правильно.       «…»       01:01.       — …проиграл.       Аль-Хайтам предпочел упорно смотреть на часы. Такие белые, такие прекрасные в слишком светлой комнате… хочется просто-напросто сбежать из нее. Сбежать и не видеть ни этих лиц, ни этих карт, ни-че-го.       Ничего.       — Проиграл. Проиграл, проиграл, проиграл!       И уж тем более сейчас. Лучше бы сбежать, покинуть это пространство-время, телепортироваться куда угодно: хоть на солнце, хоть в черную дыру, хоть в другую часть звездной системы.       Карты медленно упали на стол.       — Хайтам проиграл партию! Мне! Мне! Проиграл!       Счастья в Кавехе были полные штаны, если бы штаны на нем были. А так, без них, он прыгал от радости и верещал о проигрыше; Сайно едва заметной улыбкой из своей берлоги поддерживал его. Даже Тигнари, казалось, праздновал победу над неугодным: сидел он как всегда, сливаясь со столом воедино, а вот хвост, заинтересованно качавшийся из стороны в сторону за стулом, выдавал его с потрохами.       Слабо веря, Хайтам взглянул на стол. И всё точно так, как говорит Кавех, — проиграл. Разгромленные три карты лежали, перекрытые хиличурлами Кавеха.       На фоне радостно заливался смехом Кавех, будто издеваясь. Аль-Хайтам смотрел на карты и не понимал, как можно было победить одними хиличурлами и о чем Хайтам из прошлого временного промежутка думал. Ответ ему решил дать не кто иной, как сам стол (Тигнари):       — Что-то ты сегодня только на часы и смотришь. Загляделся, видимо, — приглушенно пробубнил Тигнари, не отлепляя головы от стола. — Итак, у нас минимум по одному разу проиграл каждый, кроме Сайно. Сайно, не хочешь проиграть?       — Вот еще чего, — раздался голос из недр Тейвата (пледа) и живо перевел тему: — Так что выберешь, аль-Хайтам? И не забудь снять с себя что-нибудь.       Хайтам думал недолго. По-хорошему, можно было взять вопрос, чтобы не вызывать очередной приступ растворения Тигнари с древесиной, да и чтобы самому не слышать новый поток шуток категории минус Б, но у аль-Хайтама была идея получше.       — Я выбираю анекдот, — протянул Хайтам, вынудив всех перевести либо взгляды отчаяния, либо радости (такой был только один) на себя, но Хайтам быстро поднял ладонь в знаке «стоп» и продолжил: — Однако я сам его расскажу.       Глубоко оскорбленный Сайно покосился на Хайтама из мириад складок, зарылся поглубже в плед и был таков. Похоже, его реакцию можно было воспринимать как разрешение на анекдот.       «А ведь ларчик просто открывался», — подумал аль-Хайтам, поднимая руку к лицу.       — Слайм повесился, — ровным голосом сказал он и снял с века ресничку.       Все, абсолютно все без исключения оживились: Тигнари разъединился со столом, Сайно высунул нос из теплого логова, смех Кавеха замолк, как будто поставленный на паузу. И ресничка легла на светлый участок пораженной карты аль-Хайтама.       — Чего? — тихо удивился Кавех. Создавалось впечатление, будто он сам не заметил, что сказал: так, мысли вслух. Потом его лицо обрело более суровый вид, и он уже определенно осознанно выпальнул: — Чего-о-о-о?       — Что-то не нравится? — почти с издевкой спросил Хайтам, холодно положив руки на груди.       Тигнари изогнул ухо.       — Так ведь нельзя. Надо снять именно одежду.       — Вот-вот! — подхватил Кавех.       — Неверно, — монотонно отрезал Хайтам, — потому что этимологически слово «снять» восходит к древнему общетейватскому слову…       — О Архонты! — взвыл Тигнари и вновь слился со столом.       — … а это, в свою очередь, показывает, что исходный префикс от «взять» и «снять», схож с морфемой…       — Спасайтесь! — крикнул Сайно, прежде чем нырнуть в пледный омут с головой. — Он включил режим душнилы!       — …обращаясь к сохранившимся источникам Энканомии и их потерянному языку, можно разглядеть разницу между καταφέρειν и съньмѫ…       — Мы поняли, поняли, прошу, прекрати! — взмолился Кавех. — Только для тебя сделаем исключение!       Аль-Хайтам замолчал и сухо, но удовлетворительно кивнул. То-то же. На секунду он даже забыл, как же на кухне отвратительно ярко колет глаза свет. И вместе с этим будто что-то еще случилось…       По обыкновению он кинул взгляд на скромно мерцавший на стене круг часов. Его резко выделяющиеся контуры отразили почти то же самое время, что стояло, когда аль-Хайтам только-только осознал себя в новом промежутке, с небольшой подвижкой на несколько минут с учетом прошедших событий.       01:06.       Еще раз — 01:06.       Анекдот про гальку. Когда Кавех опять продул, а Сайно снова рассказал анекдот, анекдот про инадзумского крестьянина и гальку. Тот момент ведь точно был — Хайтам же не ошибается?       Глаза медленно и неосознанно расширились.       Был. Точно был. Совсем недавно.       «Тогда этот факт переворачивает всё с ног на голову, — лихорадочно побежали шестеренки в мозгу. — Если новая партия игры не произошла и Кавех не проиграл, получается, время оказалось переписано?»       01:30.       — Заходит как-то в бар фонтейнский повар ДеБлюю, поднимает два пальца и спрашивает: «Это чьи?»       «Я уже был в воспоминаниях половины второго ночи, но они были другими. Значит, всё это — целая своеобразная временная петля»       01:17.       — Прибегаю я как-то к естествоиспытателю из Ли Юэ по имени Сунь Хуй Вчай и говорю: «Приезжай скорее, тут у твоего ловеласа Сунь Вынь 38,5!» А он мне: «Нихрена себе длинный!»       «И временная петля изменилась и пошла в другом порядке, как только я вмешался»       00:37.       — Знаете, как меня называл бы возлюбленный, если бы у меня он был? «Генерал махароший».       00:05.       «Но каждый раз, как я пытаюсь вмешаться, меня откидывает в другое воспоминание»       — Шел по лесу тигр ришболанд, которого заколдовал маг Бездны, из-за чего он мог говорить только одно слово в год. Четыре года шел он по этому лесу и вдруг наступил на аранару…       00:45.       «Кроме того случая, когда меня откинуло в проигрыш. Нужно просто дождаться и…»       — Смотрит и говорит: «Вот…».       «Дождаться и…»       00:58.       — Приходит колдун и такой: «А копить нельзя».       «Просто дождаться…»       00:37.       — …ядерный калодав.       «Дождаться»       00:25.       — …сенсорный квас.       00:20.       «Дождаться»       — …водородный поджопник.       01:01.       — …мембранный баребух.       — …придирчивый пузоблюй.       — Всё, всё, мы поняли, какие синонимы можно подобрать к победившему тебя аль-Хайтаму. Успокойся, Сайно.       И вновь 01:01. Скользит стрелка крадучись, знает, не хочет и понимает: сейчас ее шанс прекратить бешено метаться каждую секунду то в одну сторону, то в другую. 01:01 — вот то самое исключение, когда аль-Хайтам может рискнуть.       Напротив извивался Сайно. С выражением глубокого, но почтительного к своему проигрышу траура на лице он снимал с себя переносную пещеру — плед. Кавех опять сидел без штанов, а Тигнари, предчувствуя тотальный разгром анекдотом, который вскоре падет на его голову, становился единым целым со столом; хвост уныло повис за стулом.       Пора.       — Сайно, — холодно начал аль-Хайтам. — Зная, на что падет выбор, я бы хотел услышать самый смешной анекдот.