ниᴋᴛо нᴀ ᴄʙᴇᴛᴇ нᴇ ʙᴇдᴇᴛ ᴄᴇбя ᴄ нᴀʍи боᴧᴇᴇ жᴇᴄᴛоᴋо, чᴇʍ ʍы ᴄᴀʍи.
ʍиᴦᴇᴧь ᴩуиᴄ
ʍᴀᴄᴛᴇᴩᴄᴛʙо ᴧюбʙи
Видимо, разговоры – не лучший конек занпакто шинигами, красноречию которого можно позавидовать. Либо это все персональное отношение к риоке. По крайней мере, так решила для себя эта самая риока. Вежливые разговоры по утрам – не в счет, актерскому мастерству Кьека Суйгецу все же можно было позавидовать. Да и Ичиго, откровенно говоря, не особо волновало, что она не нашла контакт с женщиной – ею можно было любоваться и со стороны, лишь бы никто не посягал на свободу самой Ичиго. В один из дней к Куросаки обратилась Цутия с просьбой, на которую рыжая охотно согласилась. Все как и обещала занпакто – попросили ее о пустяке, лишь передать пару папок. Накаяма принес сегодня новые отчеты и письма, и ответы не ждут отлагательств. Погода для прогулки прекрасная. Ичиго призывает Кику не спешить и снова просит периодически опускать зонт, чтобы дать юной особе насладиться солнцем. Нос снова довольно быстро обгорает, и девочка даже наслаждается покалывающим ощущением на коже. Когда девушки вошли на территорию Готея 13, Куросаки как-то с наслаждением выдохнула – все живы, здоровы, она чувствует знакомые реацу. Когда она посещала лекцию Соуске, ее сбивали неокрепшие духовные энергии сотен студентов, и из-за такого мельтешения ей не хотелось выискивать своих старых друзей и не только. Сейчас же все ощущается как на ладони. И вот, тот самый Кира Изуру, от матери которого стоит убегать, наверное, с помощью сонидо и даже не сюмпо, встретил ее у входа в бараки. Парень озадачен, удивлен ее появлению, а рыжая ему приветливо улыбается, столкнувшись с прошлым, от которого сбежала. По дороге в кабинет капитана они также наткнулись на Гина, и Куросаки любезно поздоровалась и с ним, отчего у седовласого даже ухмылочка на секунду ослабла. Видимо, не привык, что кто-то не боится или не сторонится его из-за его странностей в поведении и откровенно лисьей физиономии. На самом деле, ей было горько смотреть на будущего капитана третьего отряда – в голове ярко отпечатались слезы Рангику-фукутайчо. А еще девушка почувствовала мощную реацу отца почти на другом конце территории Готея, из-за чего в сердце разлились тепло и тоска. Карие глаза осматривают комнату. Кабинет Соуске отличается своей аккуратностью, чистотой. Ичиго уверена, что в кабинете того же Зараки дела обстоят по-другому. Кьека Суйгецу расслабленно улеглась на диван, читая книгу на китайском – рыжая про себя удивляется. – Добрый день, Айзен-сама, – хоть они и одни в кабинете, ушей вокруг может быть много, – я принесла документы, Накаяма доставил их пару часов назад. – Ичиго без приглашения проходит к рабочему столу капитана и кладет туда папки, а затем обращает свой взгляд на женщину. – Могу идти? Кьека Суйгецу перелистывает на новую страницу. – Да, – коротко, холодно и как всегда отстраненно. – Хотела бы предупредить, что прогуляюсь с Кику, – сдерживает Ичиго свое обещание, а затем движется к выходу на своих ненавистных гэта. – Не планируешь нас покинуть? – занпакто не обращает внимание на движения девушки. – Меня, – исправляет Куросаки, остановившись практически у выхода, и не слышит ответа – собеседник явно озадачен. – Нужно говорить “меня”, а не “нас”, когда предложение даже не оговорено с твоим сообщником. Если вернете меня в то время, откуда выдернули, то я буду рада. Женщина наконец поднимает взгляд апатичных глаз от книги. – Я лучше знаю, что для “нас” будет полезнее, – Кьека Суйгецу не меняет тон голоса, но температура в комнате будто бы опускается на пару градусов. – Я тоже часто прислушиваюсь к своим занпакто, это нормально. И я понимаю, что у твоего хозяина многое вертится вокруг меня, и ты беспокоишься, но... – Ичиго вновь проходит в кабинет и усаживается на свободный диван. Взгляд карамельных глаз прямо и открыто направлен на женщину, лежащую напротив. – Во-первых, не стоит разговаривать со мной так, будто затеяла всю эту кашу я, а не твой предприимчивый капитан. Во-вторых, меня переместили во времени и пространстве без моего согласия – все вопросы, вновь, к хозяину. В-третьих, если я сейчас уйду, дорога мне одна – к шинигами. Больше мне некуда идти, моего дома в Каракуре нет и впомине. У меня есть занпакто, я вступлю в ряды шинигами и буду служить в Готее. Этого ли хочет твой Соуске? Вот дождемся и спросим его. – Но именно из-за тебя и возникли проблемы, – занпакто садится на диван и кладет книгу на низкий столик. Движения размеренные и легкие, несмотря на жестокие слова женщины. – Ты мне не нравишься. А то, что хочет Соуске... – ее немигающий взгляд скользнул по дорогому кимоно и остановился на глазах из сердолика, – ...ты не справилась с его желанием. Творение, не оправдавшее ожидания создателя. Женщина изящно соскользнула с дивана и прямо в белоснежных таби прошлась к окну, выглядывая не то во двор бараков, не то смотря в небо. Рыжая сглатывает, затем с шумом вздыхает. Для нее этот диалог не имеет смысла, ей хочется вернуться на улицу, почувствовать солнечные лучи на своем лице. – Творение не просило его создавать. Творение узнало, что оно творение – чуть ли не вчера. И творение никому ничего не должно, – голос Ичиго ровный и уставший. – Тебе стоит договориться с Соуске, а уже потом выливать грязь на другого человека от имени вас обоих. То, что я тебе не нравлюсь, ты мне дала понять с первых секунд нашего общения, я обойдусь без напоминаний. Но почему ты не учитываешь мнение Айзена, мне тяжело понять. В кабинете воцаряется тишина. Занпакто становится на носочки и поднимает руки. Женское тело вытягивается, словно в начальную позицию танца. На деле же женщина просто разминается. Изящные движения кистей и короткое, почти гипнотизирующие колебание вправо-влево. Кьека Суйгецу обнимает себя за шею из слоновой кости, слегка придушивая. – Интересно, как бы пламя Сокьеку ощущалось на нас? – занпакто вновь не обращает внимание на девушку и говорит просто в воздух. В ее голосе на миг появляется настоящая эмоция – любопытство. Ичиго молча наблюдает за спиной женщины, слушая ее бархатный голос. Поза девочки расслаблена, спиной она откинулась на спинку дивана. В кабинете вновь тишина, но продолжается она недолго. – Соуске, тебе... – обращается занпакто к отсутствующему хозяину и отворачивается от окна. И вспоминает о присутствии риоки. Женщина внимательно осматривает рыжую девушку и наконец отвечает: – Я учла мнение Соуске семнадцать лет назад. Еще семнадцать лет беспокойства я терпеть не намерена. Я устала, – говорит, будто хроническое истощение в ее глазах – вина лишь одной молодой шинигами. Холодные пальцы Ичиго почесывают розовую кожу на спинке носа. До тех пор, пока к ней не обращаются. – Прошу прощения, но жалобы я могу выслушать и от своих занпакто. Все эти минуты я пытаюсь привести аргументы и предлагаю решения, в ответ я слышу только грязь или сетования. Если ты приняла решение, давай я вступлю в Готей, – говорит так, будто обсуждает покупку печенья к чаю. Ичиго замолкает на минуту, покусывая персиковую губу, утонув в думах, а затем продолжает: – Если ты думаешь, что я не вижу в каком состоянии твой хозяин, то я вижу. Твой хозяин поменялся, в нем проснулась человечность. Твой хозяин наконец чувствует, а не притворяется. И ему тяжело. Но легко тому, кто чувствует, не бывает. Спроси моих занпакто, которые почти всегда живут под ливнем. А там и спрятаться негде. Кьека Суйгецу подходит быстро, словно перешла в сюмпо, и нависает над девушкой. Изящная рука впивается в спинку дивана прямо возле плеча риоки. – Твои Зангецу знают, что такое “тяжело”? – женщина зло и тихо шипит. – Не смеши меня, девочка. Дождь? Тебе семнадцать, твои занпакто себя толком не поняли, не то что тебя. А знают ли они, каково столетиями увязать во тьме? Вокруг непроглядный туман, словно от рождения ты слепа. Под ногами настолько ледяное озеро, что мороз пробирается в самое сердце, – Кьека Суйгецу как и хозяин, обдает ухо девушки горячим дыханием. – И, что хуже всего, ты привыкла. Научилась жить. Столетие за столетием пролетает. Даже планы на будущее строишь. А потом налетает буря и сметает покой, рушит фундамент твоего мира. А буря набирает силу. День за днем. Понемногу, но ты все чувствуешь. Занпакто немного отстраняется, но лишь для того, чтобы схватить девочку за подбородок, заглядывая ей в глаза. – Знаешь, кто виноват в этой буре? – риторический вопрос. – Ты, девочка. И я бы даже смирилась с ней. Вот только тебе не сидится на месте. Вместо того, чтобы послушно выполнить предназначение, исполнить желание создателя, решила пытать его, – в карих глаза гнев, настолько выраженный, что взглядом можно было бы убивать. – Подарила надежду. И по кусочкам режешь. Настоящий мастер пыточных дел. Хочешь в Готей? Тебя пристроить во второй отряд? Занпакто наклоняется, едва не касаясь кончиком носа лица девушки. – Мне все равно, что ты видишь. Мы не менялись. Это ты душишь как змея, выжираешь сердце Соуске кусочек за кусочком. Растягиваешь нашу агонию. И самое обидное, – она горько усмехается, – он чувствует вину перед тобой. Перед палачом. Ты, Ичиго, худшая из шинигами. И как Соуске для твоих Зангецу враг, так и ты мой заклятый противник. Я превращу все его чувства к тебе в низменную похоть, низвергну тебя с престола, извращу понятия творца и творения, но не дам задушить нас. Кьека Суйгецу отстраняется и прячет все эмоции. Словно разъяренные глаза – иллюзия. – Я устала. Можешь быть свободна.у ʍᴇня боᴧиᴛ ᴄᴇᴩдцᴇ, ᴋᴀᴋ будᴛо оно нᴇ одно, ᴀ их ʍноᴦо ʙо ʍнᴇ, ᴦᴩудᴀ цᴇᴧᴀя. ᴛᴀᴋᴀя ᴛяжᴇᴄᴛь...
ᴩᴇнᴀᴛᴀ ᴧиᴛʙиноʙᴀ
Кофейные потемневшие глаза смотрят в ответ, когда смотрят в них. Глаза смотрят в стену, когда больше некуда, когда ей злобно шепчут – нет, шипят по-змеиному – на ухо. Ичиго только и может, что глотать слюну, потому что отвечать нет смысла. Желваки играют на юном лице, в груди колет так, что приходится болезненно морщиться. Чужое дыхание обжигает бледную ушную раковину, конденсат от разницы температур слишком сильно ощущается на коже. Ей больно от чужих слов, которые так очевидно пропитаны желчью и горечью, в которой Куросаки не виновна. Но сердцу девушки это не объяснить. Оно бьется как сошедший с ума заключенный. Он хочет выбраться из клетки, наружу, на свободу. Он бьется головой о металлические прутья, разбивает себе череп. Кровь льется на бетонный пол, кровь вытекает из его носа, кровь заполняет всю камеру и заползает в другие. Кровь повсюду. Кровь пахнет так сильно, как не пахла никогда. Ржавчина, металл, соленость. Кровь на ощупь как слизь, как акварельные краски. Кровь такого темного цвета, что, кажется, успела свернуться. Ичиго ощущает запах и вкус крови у себя в горле, кровь течет у нее по губам. Она утирает ее темным рукавом, будто непрошеную слезу с щеки. Глотает то, что затекло на корень языка. Ей искренне жаль женщину. Даже такую. Даже ту, кто говорит ей такие слова. Ее речи пропитаны отчаянием, болью, усталостью. Скорбью по себе самой. Женщина себя похоронила и хочет воскресить. Или похоронить снова – в покое и в тишине. А она, Ичиго, никому само по себе ненужное творение, нарушила покой. Но Куросаки никого не хотела пытать. Куросаки лишь человек, лишь песчинка в море. Она стискивает зубы так сильно, что ощущает каждый корень. Челюсти сжимаются, и она продолжает молчать, когда от нее отстраняются. Она вновь трет рукавом под носом, чтобы наверняка – никому нельзя видеть. Она смотрит стеклянными глазами в стену, узкий подбородок дрожит. В голове какофония дуэта мужских голосов, но в ушах лишь белый шум. – Мне жаль, – скупо признается юная шинигами и встает, выходя за дверь кабинета на негнущихся ногах.ᴋᴀᴧᴧиᴦᴩᴀɸия – ᴛᴀнᴇц нᴀ ᴋᴩоɯᴇчной ᴄцᴇнᴇ жиʙой, ᴦоʙоᴩящᴇй ᴩуᴋи...
ᴩобᴇᴩᴛ бᴩᴇнᴛхᴇᴩᴄᴛ
“϶ᴧᴇʍᴇнᴛы ᴛиᴨоᴦᴩᴀɸᴄᴋоᴦо ᴄᴛиᴧя”
Лекция каллиграфии, проводимая Кьека Суйгецу немного отличалась от проведенной Айзеном. Занпакто сделала упор на отвлеченную беседу с учениками, позволив увести себя от темы максимально далеко. А студенты и были рады пообщаться с любимым сенсеем. Несколько юношей ввязали женщину в шуточное соревнование по остроумию, сочиняя на ходу комедийные стишки. Занпакто не чуралась руконгайского юмора, отчего студенты были в полном восторге, не замечая безразличное выражение лица. чᴀᴄ уж ᴄидиʍ нᴀ ᴋоᴧᴇнях, ᴨьᴇʍ чᴀй, ᴨᴩониᴋᴀᴇʍᴄя буддой. ᴋᴀᴋ ни ᴋᴩуᴛи, ᴀ ᴄᴀᴋᴇ ᴨоᴧᴇзнᴇй. – Господин Айзен сегодня в хорошем расположении духа, – наклонилась к Ичиго Хисана. Кьека Суйгецу посадила рыжую риоку прямо перед учительским столом, вот только сама демонстративно ходила по задним рядам. В аудитории было оживленно, и многие уже начали спрашивать сенсея больше про службу, чем про каллиграфию. Впрочем, от задания беседа студентов не спасла. Кьека Суйгецу задала несколько хокку из сложных, редко встречаемых иероглифов. Ожидая своих служанок, Хисана перебросилась парочкой слов с учителем. – Тогда, может, обсудим по пути ваш вопрос? – поддельный Айзен собирал кисти и прочие материалы. – О, прошу прощения, сенсей, но я должна встретить Бьякую-сама, – Кучики хитро подмигнула Ичиго и улыбнулась, когда занпакто отвернулась. – Проведите время с женой. – Тогда хорошего дня, – пожелала девушке Кьека Суйгецу, никак не проявив своего мнения по поводу навязанной прогулки. Капитанское хаори при свете дня еще больше осветляло и без того бледную кожу женщины. Занпакто, что всю неделю вела себя будто разговора в кабинете пятого отряда не было – то есть безразлично вежливо, как и сейчас, – молча вышагивала рядом, иногда здороваясь со студентами и шинигами.– ᴨочᴇʍу ᴛы нᴇ ᴄʍоᴛᴩиɯь нᴀ ʍᴇня? ᴨᴩиᴛʙоᴩяᴇɯьᴄя, чᴛо я нᴇ ᴄущᴇᴄᴛʙую?
– нᴇᴛ, чᴀᴩᴧи, – ᴨᴩоɯᴇᴨᴛᴀᴧᴀ онᴀ, – я ᴨᴩиᴛʙоᴩяюᴄь, чᴛо нᴇ ᴄущᴇᴄᴛʙуᴇᴛ ʍᴇня.
д϶ниᴇᴧ ᴋиз
цʙᴇᴛы дᴧя ϶ᴧджᴇᴩнонᴀ
На юной госпоже не было лица. Юная госпожа явно плохая актриса, раз не смогла ничего сделать со стеклянным взглядом, с хмурыми бровями, с подрагивающими то и дело предательскими руками. На завтраках приходилось держать себя в ежовых рукавицах, вести беседы с фальшивым Соуске, терпеть на себе безразличный взгляд, когда слуги видели теплую улыбку и добрые глаза цвета красного чая. Кроме завтрака, Ичиго старалась не выходить из покоев жасмина. Взялась за краски и кисти, но все валилось из рук. Захаживала в додзе, но даже боккэном маневрировала ужасно, поэтому во внутреннем дворике наворачивала круги бегом до такой степени, что можно было выплевывать внутренности. Ночами ей отчего-то снилась темнота и удавка на шее, затягивающаяся до самого конца, а когда собственная трахея начинала хрустеть, Куросаки просыпалась в холодном поту еще до рассвета. Она до самого утра сидела на террасе босиком и в тоненькой юкате, чтобы из каждой клеточки ее тела выветрилась каждая ненужная мысль, каждая песчинка боли. Под карамельными глазами залегли тени, в горло ничего существенного из пищи не лезло, вдобавок перманентно тошнило из-за переживаний, которые холодный ветер ни капли не сдвигал с места. Временная шинигами ежесекундно ругала себя за такую слабость, вспоминая, какой резвой была два года назад – от любой грубости к себе отмахивалась как от надоедливой мухи, любого недовольного затыкала кулаком. “Сейчас не та ситуация, я не в темном переулке”, – успокаивала себя она, тщетно отгораживая себя от самоуничтожения. От своих занпакто девочка попросту отстранилась, и голоса их превратились в белый шум, почему-то не затыкающийся ни на секунду. Цутия беспокоилась о молодой госпоже, но в какой-то момент перестала предлагать больше отдыха или свои лечебные травки – видимо, Кьека Суйгецу постаралась, и это было единственным, за что Ичиго была благодарна занпакто Соуске. Лекция по каллиграфии могла бы пройти весело для нее – смешные хокку, ухахатывающиеся студенты, приятная атмосфера болтливости. Но даже улыбчивая и умиротворяющая Хисана под боком не сделала Куросаки лучше. Риока чертыхается про себя, когда заботливая Кучики явно соврала о встрече со своим возлюбленным, но против ничего сказать не смогла – обещала не выдавать Айзена ни при каких обстоятельствах. Хотя, так хотелось провести с женщиной время, разузнать, как она себя чувствует, начать осуществлять свой план как можно раньше. Но не судьба. Ичиго незаметно морщится. Белый шум усиливается, у Куросаки болит голова. И солнце ей не мило. Она закрывается от него зонтиком самостоятельно, ранее отослав Кику в поместье – юная служанка бы не поняла напряженного молчания, повисшего между названными супругами. Рыжая не хочет раскрывать рот, вдоволь наговорившись с Кьекой утром. Гэта, удивительно, даже не шаркают – временная шинигами привыкла передвигаться в этой ужасной обуви, сейчас даже смогла бы пробежаться в них в сюмпо, если бы потребовалось. И как же сейчас хочется оказаться подальше от женщины, идущей бок о бок с ней. Кьека Суйгецу размеренно шагает, время от времени осматривая лавки, мимо которых проходил их путь. Академия осталась за спиной. Холодный взгляд занпакто останавливается на девушке. В карих глазах мелькает презрение и женщина хмыкает. – Можешь не притворяться, что тебе плохо. Все равно выходит не очень, – такой же безразличный и отстраненный голос, отчего слова, произносимые им, еще острее. Белый шум под рыжей копной волос становится громче, головная боль усиливается. Ичиго отворачивается от женщины, якобы осматривая торговые лавки, лишь бы не показать сжавшиеся от неприятных ощущений зубы и играющие желваки. Она мысленно просит своих занпакто заткнуться, впервые за эту неделю обращаясь с ним, но шум не утихает. Куросаки собирается с мыслями, берет себя в руки, вновь смотрит вперед. На лице – напускное спокойствие и безразличие. – Хорошо, – ровное, сопровождающееся слабой ухмылкой. Пусть лучше занпакто думает, что Ичиго строит из себя жертву. – Я же сказала... – женщина поворачивает, наверное, впервые за несколько дней голову к риоке. – У тебя плохо выходит притворяться. – И кем же я, по-твоему, притворяюсь? – с лица не сходит болезненная ухмылка, рыжая также поворачивается к Суйгецу, находя в карих глазах чистейшую гладь безразличия и даже завидуя подобной способности скрывать собственные эмоции. Занпакто останавливается. Пухлые губы надменно усмехаются. – Героем. Вот только в глазах апатия. Куросаки приходится остановиться следом за женщиной. От презрения на чужом лице уже не коробит – занпакто не переплюнуть презрение Ичиго к самой себе. – Я думала, ты хорошо разбираешься в людях, – искренне возмущается временная шинигами. – А разве ты человек? – Кьека Суйгецу переводит взгляд поверх макушки риоки, заглядывая той за спину. – Хотя, что же это я. Конечно же, ты человек. Только люди могут так бесстыдно лгать. – И правда, – соглашается так, будто подтверждает что-то обыденное. Будто ей сказали, что у нее на лице веснушки или что волосы у нее – рыжие, а она и так знает. – Пойдем, нам не стоит задерживаться. Куросаки продолжает путь. У нее нет желания ни спорить с женщиной, ни находиться с ней наедине дольше положенного. Занпакто хмыкает и идет дальше. Женщина останавливается, заинтересованная книжной лавкой. Дешевая бумага, мятые свитки, копеечная бульварная литература. Чего здесь только нет – но рассматривать и читать нечего. Женщина проходит к лавке ближе и останавливается у прилавка. Обложки с пошлыми рисунками и такими же надписями – не чтиво для аристократов. Но губы Кьека Суйгецу растягиваются в проказливой улыбочке, а в глазах – план будущей шалости. – Соуске, думаю, библиотеке Гинрея Кучики давно не было новинок, – говорит так, словно нашептывает кому-то, подбивая на проказу. – Чего хочет госпожа? – из лавки показывается торговец, обращаясь к занпакто, не обращая внимание на капитанское хаори. Кьека Суйгецу вздрагивает, будто забыла, что находится в реальном мире. – А что сейчас модно у молодых леди? Ичиго, планировавшая поскорее оказаться у себя в покоях или в додзе, хмурит брови – из-за боли в голове, из-за непредвиденного поведения чужого занпакто. Лавка явно выглядит непритязательно, бульварно и желтушно. Рыжая не может сдержать вопросительных взглядов, направленных на Кьека Суйгецу, а та будто переменилась в настроении, забыв о существовании Куросаки. Может, оно и к лучшему. – Ох, госпожа, – картинно вздыхает начинающий лысеть мужчина. – Я осуждаю, но юные барышни быстро раскупают новую литературу эро-гуро-нансэнсу, – продавец указывает на расписанные излишне ярко обложки. – Но вам могу посоветовать чего получше. Улыбка женщины стала напоминать улыбку Ичимару Гина, что нашел себе жертву для издевательств. – Замечательно. Упакуйте несколько, – изящная рука ныряет в тамото и достает кошель. Несколько кан кочуют в сморщенные от тяжелой работы руки торговца. Взамен занпакто получает сверток. – Думаю, ты не потеряешься, – обращается Кьека к риоке. – А если и забыла путь в поместье, я буду только рада. Не прощаясь, женщина исчезает в сюнпо. Ичиго застывает столбом, наблюдая нити истончающейся реацу, что после себя оставила занпакто. Она нервно сглатывает – женщина явно себя вела по-другому. Будто это именно о ней говорил Соуске, когда упоминал ситуацию с шуточным стихотворением о любовнице. Кьека Суйгецу с риокой же была совсем другой. – Юная госпожа, подсказать вам что-нибудь? – интересуется торговец лавки, голос его хриплый и уставший от жары. – Н-нет, спасибо, – растерянно кланяется Риока и спешит покинуть торговые ряды. Ее ждет додзе. После удачно исполненный шалости Кьека Суйгецу несколько дней провела в добродушном настроении. Слухи о странных литературных вкусах главы клана Кучики дошли до дома Кира, чья хозяйка любезно поделилась новостями со всем Сейрейтеем. Да настолько хорошо рассказала, что и прислуга в поместье Айзена начала шептаться, в красках описывая извращения эро-гуро-нансэнсу. Мол, благородный шинигами дошел до таких кощунств, что приличным душам не положено такое даже вслух говорить. – Цутия, я вечером отправляюсь на охоту. Меня не будет неделю. Будь добра, подготовь вещи, – занпакто отдает капитанское хаори домоправительнице и идет по дорожке, сразу к обеденной зале. – Накрыть полноценный обед? Женщина кивает и жестом показывает, что хочет побыть одна. Цутия кланяется и уходит к домику прислуги. – И что с ними возишься, – занпакто вздыхает, поднимаясь по леснице. Варадзи остаются у самого основания. Кьека Суйгецу не обращает внимание на девушку, что занимается цветами у обеденного зала и садится за котацу. Для Куросаки эта пара дней также прошла без происшествий и без незапланированных диалогов. Ичиго могла бы соврать сама себе, что эта передышка сделала свое дело, но, как сказала Кьека Суйгецу, врет она весьма паршиво. Девочка знает об этом. Кошмары продолжают мучить, становясь разнообразнее, рыжая продолжает мучить себя – разнообразив способы. Терзает себя сомнениями, ненужными думами, чувством вины. Истязает холодом, изнурительными тренировками, головной болью, что стала повсеместной – ее занпакто все не оставляют попыток пробиться к разуму хозяйки. Тем временем Куросаки поливает свои прижившиеся к грунту ландыши и кустики жасмина, успевшие немного подрасти, соседствуя с ирисами. Она мысленно с ними разговаривает, будто с детьми. Она слишком скучает – по всем, по всему. Перед глазами всплывает милое лицо Юзу, суровые глаза Карин. Вечно улыбающийся рот отца – улыбающийся лишь ради своих детей, даже не ради себя. Взгляд временной шинигами будто становится прозрачным, призрачным. Сердце делает кульбит. Бедный папа. Он так старался для них, забыв о прошлом, откинув будто испорченную скатерть со стола, тепля лишь память о ее с сестрами маме. Лейка пустеет – пустеют и карамельные глаза. Ичиго не хочет думать об этом, но не может. Мимо проходит Кьека Суйгецу – их с Цутией диалог рыжая пропустила мимо ушей, утонув в мыслях. Она так и стояла перед своими цветами истуканом, пока домоправительница не подошла к юной госпоже спустя время и ласково не забрала лейку из бледных дрожащих пальцев. – Ичиго-сан, слуги почти накрыли обед, – вкрадчиво обращается женщина, осматривая риоку, видя иллюзорный здоровый цвет лица и ни капли усталости. Куросаки молча кивает и слабо кланяется, пытаясь проглотить ком нервов, что собрался в горле – для обеда и его будет достаточно, но Ичиго оставляет гэта за порогом и проходит в обеденный зал. Котацу холоден, но шинигами накрывает ноги его одеялом. Кьека отсылает служанок. У женщины слишком хорошее настроение, чтобы пребывать в окружении слуг. Да и те только рады – новый слух еще не полностью продегустирован, не до конца распробован. В отсутствие свидетелей, женские руки с палочками для еды порхают над столом ловко, не без изыска, но больше по-руконгайски, быстро, не совсем в характере хозяина занпакто. Но Кьека Суйгецу совершенно не смущена. В глазах привычная апатия и усталость, но на губах играет едва заметная улыбка. Ичиго украдкой наблюдает за женщиной, за ее движениями, улыбкой. Она слышала о том, что случилось, и наконец поняла, зачем же все-таки занпакто нужны были эти книги. Удивительное сочетается в Кьека Суйгецу, но Куросаки уже тяжело восхищаться ей – не после тех слов, которые выливались как мазут из красивого женского рта. Не после ненавидящих глаз в кабинете тайчо. Временная шинигами имитирует деятельность за столом, на деле с трудом впихивая в себя дайкон и нарочито медленно его жуя – ну, а что, леди должны есть степенно и не спеша. Были бы они в нормальных отношениях, Куросаки бы спросила о проделке занпакто. Возможно, придумала бы новую. Возможно, посмеялась бы вместе с ней. Юному вздорному характеру этого не хватает. Но временная шинигами лишь поддевает палочками кусочек омлета, не зная, как ей удастся проглотить его. Кьека Суйгецу наслаждается обедом. Отличное мясо, чистейший белый рис и закуски – то, что обычным душам не снилось и при жизни. Служанка приносит принадлежности для чаепития и забирает посуду, тут же исчезая. Похоже, не обошлось без вмешательства Цутии. В отличие от хозяина, Кьека Суйгецу не медитирует над каждой чаинкой. Она проворно орудует сервизом, заваривая чай, а, отставив заварничек, первым делом принялась за десерт. Екан тянется к едва розовым губам, а женщина наслаждается сладостью. – Меня не будет неделю, – голос добродушен, но мягкость в нем предназначается скорее пастиле в изящной руке, чем девушке. – Намек поняла? Куросаки не притрагивается к чаю – выпьет у себя в покоях. Этот – горячий, нужно ждать, пока остынет, а ждать не хочется. Хочется покинуть зал как можно скорее. Тем не менее, Ичиго оборачивается на заявление женщины с незаинтересованным взглядом. Неделя. Звучит неплохо. В ответ девочка кивает и вновь отворачивается, с большим интересом рассматривая стену напротив.