Seven Vignettes in Varying Violets/Семь Виньеток в Оттенках Фиолетового

Тэхён сидит на радиостанции, держа в руках кувшин с водой. Золотая рыбка в нем не похожа на Чимина. Не совсем. Ведет она себя немного как он. Он продолжает биться о стекло, словно властно требует чего-то, что Тэхён с радостью дал бы ему, если бы он только мог говорить с золотой рыбкой. К сожалению, несмотря на то, что Тэхён говорит на одиннадцати разных языках (три из них мертвые и только шесть человеческих), он совсем плох в рыбьем. — Прости, Чимин-а, — шепчет он, шмыгая носом и бросая в банку одну таблетку корма для рыб. — Я даже не знаю, сколько тебя кормить. Пожалуйста, не переедай. Чимин сердито стучит своей золоторыбьей головой по стеклу. Тэхен судорожно втягивает воздух, пару раз прочищает горло и протягивает руку, чтобы нажать на кнопки и начать трансляцию. Чонгук, неподвижный, с широко открытыми глазами через всю станцию пристально следит за движением золотой рыбки. — Добрый вечер, слушатели, — начинает Тэхён, и ему не нравится, как дрожит его голос. - Добрый вечер. Сегодня поступают очень важные новости и объявления городского совета об опасности, которая угрожает самой ткани реальности, скрепляющей наш маленький городок. Как всегда, я ваш баритон, ваш передатчик новостей, одновременно радостных и чертовски несчастливых — Ким Тэхён, здесь для вас с новостями, бюллетенями сообщества и обычными сплетнями. Чонгук, осторожно извлекая скользкую новостную статью от руководства станции, ободряюще кивает. — Что-то… странное и ужасное… случилось с нашим городом, — начинает Тэхён, когда золотая рыбка Чимин делает сальто назад, совершенно невозможное для его нынешнего вида. - Что-то беспрецедентное. Кажется, будто реальность… или, по крайней мере, наша её версия… рушится. На его столе лежат истории. Обрушение пиццерии в груды песка. Появление сероватого, гиацинтового солнца, обжигающего глаза смотрящих на него, оставляющего странные тени. Исчезновение деревьев в парке и молчание обычно дружелюбных рекламных щитов на шоссе. Пугающие трансформации повсюду: фермер стал разумной сливой, ангел стал щенком, а Чимин стал золотой рыбкой. Все картины в городском музее на куриных ножках выскочили из дверей. Лабораторное здание в научном квартале выросло до высоты небоскреба, возвышаясь над пустыней — нет, нет, теперь над морем — гигантским гребаным фалосом над всем городом. Реальность, или какая бы там ни была их версия, разваливалась пугающе быстро. — В это пугающее время, дорогие слушатели, мы умоляем вас сохранять бдительность, — замогильным тоном говорит Тэхён. - Сообщайте обо всех странностях в тайную полицию шерифа. Получите новые звезды в вашу карточку Бдительного Гражданина. Помните, что говорит тайная полиция: всегда подозревайте. Чонгук машет рукой. Предлагает Тэхёну другую историю. — …а, слушатели, у нас обновление. Наш мэр начала собственное расследование продолжающегося кризиса реальности. Предварительные зацепки указывают на… э… на то, что причиной является неподтвержденный эксперимент в н-нау… в научном районе, — Тэхён хмурится, глядя на бумагу. Его желудок ужасно крутит. - Хм, интересно. Очень интересно. Конечно, пока ничего не подтверждено, и нет никаких оснований подозревать, что некий ученый с идеальными волосами вообще замешан… Кувшин с водой в его руках дрожит, когда Чимин несколько раз ударяется о стекло. — …но, конечно, наша мэр заслуживает доверия, так что я просто оставлю это на ее усмотрение, хотя я совершенно уверен, что некоторые стороны вообще не играют никакой роли в этой катастрофе… Чонгук прочищает горло. — …а пока давайте перейдем к погоде. Weather tonight — это глубокая, душераздирающая джаз-баллада. Джин прислал ее с пугающей запиской, в которой говорилось только одно: задраить люки. Тэхён опускает голову на стол, вздыхая. Начальство станции издает ужасный, мычащий звук, ругая его за не совсем блестящие отчеты. Чонгук успокаивающе круговыми движениями поглаживает его по затылку. — Чонгуки, — тихо говорит Тэхён. — Думаешь, он действительно замешан? — Я не знаю, — говорит Чонгук. — Ты спросил его? - Ну, не напрямую. Но вчера он вел себя немного странно, - Тэхен садится и просматривает еще одну раздражающую историю о том, как реальность распадается в библиотеке: все книги превращаются в Amazon Kindles, все библиотекари мутируют в девочек с кукольными лицами, которые выглядят так, будто вышли прямо из фильтра Snow App. - Я не понимаю. У него никогда не было проблем с тем, как здесь все устроено! Мы много говорим о том, что посторонние не понимают нас, как они не… не принимают нас, но у Намджуна-хёна никогда не было с этим проблем. У него никогда не было проблем со мной, с тем, какой… какой я странный… — Но ты не странный, — тихо говорит Чонгук. - Ты - просто ты. - И он это знал! Он знал это, так что… так что же изменилось? Это я? Может он устал от меня? Может быть, всего стало слишком много? Может быть, он хочет расстаться? О Боже, я думаю, он хочет расстаться. — Хм, — с тревогой говорит Чонгук, — я не думаю, что он хочет… - Но я не хочу расставаться! Правда, не хочу! Его руки дрожат на кувшине с водой. Его голос ломается. Теперь Чимин рассудительно плавает, очевидно, в гармонии с бедствием Тэхёна и пытаясь быть внимательным даже будучи в форме золотой рыбки. Чонгук в ужасе смотрит на Тэхёна, не зная, что ответить, его тень скручивается в клубок. Тэхён чувствует себя жалким. Теперь он заставил Чонгука чувствовать себя некомфортно, думает он, медленно вставая со стула. Погода близится к концу, но он больше не может сидеть за своим столом. Он вообще не может сидеть. Он игнорирует рычание руководства станции, направляясь в мужской туалет. Внутри он брызгает водой на лицо, глядя на свое отражение дольше, чем обычно. Он слишком странный? Татуировка с трепещущим глазом на его шее смотрит, не мигая. Тэхён проводит рукой по волосам и медленно выдыхает. Его тень, дрожа от беспокойства, на восьми конечностях ползет вверх по стене. Может быть, Намджун просто задержался здесь слишком долго. Может быть, когда новизна всего этого улетучилась, он стал искать трещины в цементе, грязь в углах, все уродства там, где раньше видел только красоту. Тэхён хмурится, глядя на свое отражение. Он не может представить, чтобы Намджун так поступал. Намджун добрый. Больше, чем его интеллект, больше, чем его эмпатия, в его сердце живет и движет его мозгом — это доброта. Ким Намджун — самый добрый человек, которого знал Тэхён, а он знал много мужчин за свои двадцать три-но-не-на-самом-деле года. Но, думает он, желудок скручивает, все улики, и чувство вины на лице Намджуна, когда он отдал чиминов кувшин с водой Тэхёну… как он после этого сбежал в свою лабораторию и до сих пор не вернулся… Что я должен думать, разочарованно спрашивает себя Тэхён. Хён, что я должен чувствовать? Он помнит, пару месяцев назад, когда был общегородской карантин из-за шторма Кровавой Материи, Тэхён застрял в лаборатории, собирая отчеты по мере того, как их приносили голуби городского совета. Намджун поехал с ним на станцию после того, как закончил свою работу, и плюхнулся на стул в затемненной комнате, пока Тэхён читал новости. Значит, было жарко, они оба вспотели; было тихо, если не считать гула станционных машин. Неоновый свет потолочных светильников обрисовал Намджуна, как это делают современные произведения искусства: волосы с чистым пробором, большие очки и руки, которые не хотели лежать спокойно. Между сообщениями Намджун бросал на него долгие взгляды, глаза задерживались, жара в комнате была такой удушающей, что он потел прямо сквозь лабораторный халат. Тэхён помнит вздох в его голосе посреди сообщения о пробках, и то, как Намджун убежал. Майка, надетая под халатом, никак не скрывала его кожу, загорелую от многочисленных прогулок под жарким фиолетовым небом. Намджун исчез в офисе за комнатой для совещаний. Тэхен сидел в тишине, глядя на вывеску «В эфире», с горячей кожей и горячий в штанах, бездумно переключился на свой баюкающий голос для "After Dark" пока Руководство станции не очнулось ото сна и не зарычало на него. - Слушатели, — сказал он, потому что его слушатели всегда понимали, — я так скомпрометирован. С одной стороны, вы все доверяете моей честности и абсолютной страсти, с которой я делаю свою работу. А я такой… такой возбужденный, а мой парень занимается пилатесом, и это так несправедливо. Снаружи буря Кровавой Материи швыряла внутренности о стены. Внутри Намджун вернулся со льдом, выражение лица было слегка коварным, а маленький кубик уже таял на его языке. — Ты выглядишь перегретым. Позволь мне охладить тебя, — прошептал Намджун, наклоняясь, чтобы ненадолго переплести их языки. Тэхён вздрогнул, чувствуя холод до кончиков пальцев на ногах. Он сидел в своем знакомом кресле, читая новости, стараясь не рассказать всему городу, что его бойфренд сейчас оседлал его, прижимаясь бедрами к липкой коже, пальцы расстегивали пуговицы на винтажной блузке Тэхёна, водя кубиком льда по его разгоряченной коже. Обсуждая календарь сообщества, Тэхён лишь дважды терял свой уравновешенный баритон: один раз, когда Намджун переместился на стуле и надавил прямо на его эрекцию, и один раз, когда он провел языком ледяную полоску прямо по линии челюсти Тэхёна. — Хён, — прошептал он, пока по радио крутили ролик, где Чимин объяснял новые правила, касающиеся участия бойскаутов в уборке после шторма. - Хён… хм… что ты… — Ты горишь, — сказал Намджун, подмигивая, - эта буря продлится некоторое время? Мы же не хотим, чтобы у тебя случился тепловой удар, не так ли? Лед медленно таял между их языками. Свет из окон станции диагональными полосами падал на кожу Намджуна. Тэхен вздрагивал и извивался под его тяжестью, наблюдая, как кубики льда появляются и исчезают в ловких пальцах Намджуна, прокладывая холодные дорожки по рукам, плечам и груди Тэхёна, по чувствительной коже за ухом, медленно дразня вершины его сосков. Ему пришлось сильно прикусить губу, когда лед достаточно долго прижимался к ним, чтобы те онемели, а затем немедленно заменился теплым ртом Намджуна. — Продолжай говорить, — сказал Намджун, проводя кубиком льда, а затем прижимая зубы к ключице Тэхёна, к его горлу, — Продолжай. Тэхён так и сделал, продолжил шоу, даже когда Намджун вырывал из него все эти прерывистые вздохи. Намджун возился с ремнем и джинсами Тэхёна, казалось, целую вечность, прежде чем его ледяные пальцы сомкнулись вокруг его твердого члена. — Офис М-мэра, — запнулся Тэхён, закатывая глаза от давления бёдер Намджуна на его, — а-а, офис М-мэра выпустил сегодня ц-циркуляр… Намджун только хитро улыбнулся, замолчал, чтобы не мешать трансляции, и устроился на коленях Тэхёна так, что сводил его с ума. Его тело пульсировало и извивалось под настойчивым давлением, а лёд делал его кожу слишком чувствительной, голова была запрокинута, а бедра подпрыгивали от каждого прикосновения пальцев Намджуна. Продолжай читать, сказал он. Мы же не хотим, чтобы Руководство станции явилось проверить тебя, не так ли? Каким-то образом Тэхен держал это в голове, растворяясь в бесконечном повторении пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста во время спонсорских сообщений или рекламы. Намджун довел его до оргазма просто так, своими холодными пальцами и таявшим льдом во рту, покачивая бедрами на коленях Тэхёна. Его руки, теплые-теплые-теплые, контрастирующие с резким холодом льда, медленно блуждали по бокам и груди Тэхёна. Его бедра настойчиво двигались по бедрам Тэхёна, пока оргазм Тэхёна не обрушился на него, медленный и тяжелый, конечности стали железными от удовольствия, тихий вскрик, который Намджун вырвал из него, едва не попал в эфир. Он представил, как люди слушают, пытаясь разобраться в том, что происходит в темном неоновом полумраке радиостанции. Он представил себе их возмущенные лица. Это казалось захватывающим, каким-то непозволительным. Его член дернулся в хватке Намджуна, тело сжалось от толчков, и когда все закончилось, во время перерыва ему пришлось спешно глотнуть немного воды, а Намджун только рассмеялся высокому, заикающемуся тону, которым он читал остальные новости. (Позже Тэхён отплатил ему медленным, мучительным минетом в полумраке мужского туалета, глядя в темноте на лицо Намджуна, ухмыляясь, когда это заставило его крепче сжать в кулаках волосы Тэхёна и сильнее трахать его в рот.) Дело в том, думает он теперь, что они такие. Почти всегда на одной странице. Готовы сесть и разобраться, если это не так. Они даже никогда не ссорились, кроме мелких конфликтов из-за видеоигр. Но теперь они здесь. Тэхён даже не уверен, ЧТО причиняет Намджуну столько страданий, столько, что сама реальность распадается на части. Ему отвечает громкий гудок поезда. Тэхён в шоке выпрямляется. Поезда? У них нет поездов. Он думает о том, как он собирается объяснить это городу. Слушатели, у нас теперь есть поезд! Ни путей, ни рельсов, но ооо, да, поезда есть. Они не выглядят доброжелательными. Холод поднимается по его позвоночнику. Снаружи Чонгук стоит у входа на станцию с широко открытым ртом и смотрит на поезд, проходящий прямо перед дверью. Дирекция станции поет йодлем из своей комнаты, в том же ритме, что и перестук колес поезда. Тэхён вздрагивает от скрежещущего, сокрушительного звука поезда, врезающегося в машины, припаркованные на дороге, скашивающего деревья, сносящего заборы и ворота. Пыль клубится перед его глазами. Кричащая, нарастающая какофония продолжается, кажется, целую вечность. И от невероятного шума Чонгук с Тэхёном падают на колени, прижимая руки к ушам. Когда поезд останавливается, обрушивается ужасная тишина. — Куда, — шепчет Чонгук, — куда вообще он идет? Тэхён поднимает блокнот с того места, где он его уронил: — Не знаю, Куки, — грустно говорит он. — Но мы должны это выяснить! Они берут мотоцикл Чонгука. Погода ревет вокруг них кружащийся джаз, трубы, кларнеты и саксофоны сотрясают деревья и шуршат кусты. Тэхён сидит очень тихо, осторожно держа кувшин с водой руками, Чимин с любопытством смотрит на следы разрушений, оставленные поездом на своем пути. Тэхён стонет. Вещи уже мутируют по краям: пыль, штукатурка и кирпичи складываются в лоскутное одеяло сюрреалистичных скульптур. Ветки, листья и сучья превращаются в разгневанных бродячих подстриженных животных. На них прыгает рычащий медведь, и Чонгук с криком уворачивается. Тэхён кричит, когда чиминов кувшин с водой чуть не вылетает из его рук. Травянистая пасть медведя вцепилась ему в лодыжку. Это не больно. Не совсем. В конце концов, это всего лишь трава и ветки. Но медведь отчаянно пытается перегрызть ногу Тэхёна. Он все еще беззубо грызет, когда Чонгук ускоряется, летит за ними, а его кусочки уплывают прочь, пара листьев падает в кувшин, чтобы Чимин мог их погрызть. — О-о, — говорит Чонгук. — Он ведет в научную лабораторию. Тэхён вздыхает. Конечно, думает он. Конечно, куда же еще. Все бонсаи в коридорах лаборатории построились перед входом, как маленькие деревья-воины. В своих ветках в качестве оружия они носят степлеры. Чонгук поднимает брови, затем пригибается, когда в него летит степлер. Тэхён передает ему кувшин с водой и делает шаг вперед. Он вытягивает руки перед собой, чтобы защитить себя, но в этом нет необходимости. Бонсаи аккуратно расступаются перед ним, отступая от дорожки, как бы показывая, что узнают его. — Отведи меня к нему, — говорит Тэхён, и один бонсай выскакивает перед ним, одна ветка поднята, словно в приветствии, и вместе с горшком начинает прыгать по коридору. Стены коридоров истекают сливовым джемом. Тэхён помнит, как делал это однажды, на одном из их первых свиданий: выращивал сливы в своей ванне, проводя мысленный эксперимент, собирал их при свете трех лун, раскладывал их в хрустальные кувшины и они ели их до тех пор, пока их почти не стошнило. Сливовый джем. Это был такой важный ритуал для каждой пары, которая начинала ходить на свидания, пройти стадию сливового джема, и они это сделали. Все шло так хорошо. Где же они ошиблись? Лаборатория Намджуна — настоящий сад. Тэхён таращится на цветы и лианы, прорастающие из каждого металлического приспособления, на тропические цветы, льющиеся с потолка, на венерины мухоловки, лениво открывающиеся и закрывающиеся у окон. В центре стоит Намджун, словно высокое, величественное дерево без листьев, хмуро глядя на плюшевого коалу. — Хён, — говорит Тэхён. - Что ты делаешь? Голова Намджуна поворачивается к нему, беспокойство заполняет его лицо. — Тэхён-а, тебе нельзя здесь находиться, — говорит он. — Тебе нельзя здесь находиться, здесь небезопасно. Тэхён издает горловой звук: - Я был в худших ситуациях. Вроде шторма Кровавой Материи. Что… что происходит? Намджун вздыхает и прячет лицо в ладонях. - Что бы ни происходило, это касается только местного населения, а не меня. Но ты... ты местное население, так что ты должен уйти. Просто оставь меня здесь и уходи. Сейчас. До того как, знаешь, ты покроешься цветами или что-то в этом роде. Тэхён не обращает внимания на зуд кожи, который возникает, и кладет руки на бедра: - Я никуда не уйду. Я журналист, занимаюсь развивающейся историей, и никуда не уйду, пока не узнаю правду. Намджун вздрагивает и издает многострадальный вздох: — Даже я не знаю правды. — Ну, — Тэхён достает свой блокнот. - Начни с самого начала. Над чем ты пытался экспериментировать? Намджун как подкошенный падает на ствол подорожника: - Тэхёни… - Нет. Даже не пытайся. Сейчас я журналист. Говори. Намджун смотрит на него с минуту. Затем он медленно проскальзывает под столом, усыпанным яростно щелкающими крокусами, и неуверенно смотрит оттуда на Тэхёна. - Ну, я пытался создать предсказательную машину, — говорит он, недовольно потирая виски. - Предполагалось, что она будет получать от меня вопросы и анализировать их на основе эмпирических данных, вторичных исследований, Интернета… в целом, я мог бы спросить ее о чем угодно, и она должна была бы выдавать фактическую, 100% точную информацию. Рот Тэхёна открывается: - Но, хён, ты же знаешь, что граждане должны быть посвящены только в 20% информации, которой владеет правительство, — говорит он в ужасе. - Есть резервные квоты для конспирологов, которые нужно придержать! - Я знаю это. Знаю! Я просто… я спросил её о чем-то, на что она не смогла ответить. Итак, она начала разрушаться, а затем начала анализировать этот сбой, и анализировать свой собственный сбой, она начала разрушать город… Я не знаю. Я не знаю, как здесь работает какая-либо наука. Все произвольно! Правил нет! Тэхён хмурится, когда у его ноги медленно расцветает чёрная роза. — Но в чем был вопрос? Намджун снова дергает себя за волосы и удирает еще дальше под стол. - Хм? — Что за вопрос, хён? - Оу... Вопрос был… я думаю… я думаю, вопрос был… о тебе. - …обо мне. - Я думаю, что вопрос был… я пытался объяснить… - Объяснить меня? Тэхён всё это записывает. Он записывает все это своим красивым почерком, потому что не уверен, к чему все идет, и он чертовски напуган. Он рисует сердечко в углу блокнота и дорисовывает ему рожки. — Объясни, как возможно, что ты существуешь, — продолжает Намджун. — Что ты… что ты настоящий. — Ты сомневаешься, что я настоящий? — Нет, — шепчет Намджун. — Я просто… не могу понять всех вас, Тэхён-а. Как ты такой ты. Как ничто в этом мире не беспокоит тебя? Как ты просто… принимаешь вещи такими, какие они есть, не поддаваясь предубеждениям или представлениям о том, как должен быть устроен мир. Меня это смущает. Я просто… я так стараюсь все объяснить себе. Мир, и наука, и биология, и физика, а ты просто… ты как море. Устойчивый и бесконечный, и невосприимчивый к мыслям о неуверенности в себе. Это просто… смущает меня. Мне просто нужно было научное понимание. Потому что - ну, как?.. Тэхён обдумывает это. Он чувствует, как его расстроенная тень съеживается в углу, но его разум далеко, и он не может заставить себя что-то чувствовать. Маленький цветок какого-то маленького растения прорывается сквозь его кожу, проливая крошечные капли крови, и вместо того, чтобы яростно срывать его, Тэхён гладит лепестки. — Итак, — говорит он, сглотнув, — так это… моя вина? Это из-за меня город убивает себя? Намджун яростно качает головой: - О, нет, нет. Это вообще не ты. Это просто машина, которая также сбита с толку, как… как и я. Если мы сможем уничтожить ее, всё должно вернуться в нормальное русло. Но вот беда, как мы уничтожим машину? Где машина? Я помню ее большой и всю в проводах, но из-за собственной поломки вся она теперь… цветы и лианы. — Мы не можем просто уничтожить всю лабораторию? Намджун вздрагивает: - Нет. Нет, это было бы ужасно. Тэхён верит ему на слово. Он чувствует себя очень хрупким, дрожащим внутри. Почему он был таким странным и запутанным? Почему блестящая, мощная машина, построенная блестящим, гениальным ученым, сломалась из-за него? Был ли он таким необычным, таким странным, неопределимым и недостойным любви? Его горло сжимается от слез. Однако в ушах, сквозь скрип наушников, он слышит, как Чонгук говорит: - Хён, над лабораторией летают голубые вертолеты. Тэхён сжимает ручку зубами и засовывает блокнот обратно в карман. - Нам нужно идти, — говорит он. — Вылезай оттуда, хён, нам нужно идти. Намджун смотрит на него грустным, затуманенным взглядом. — Но машина… - Мы должны идти. Мы должны спрятать тебя. Или тебя просто заберут, и тогда мы никогда не решим эту проблему. Они смотрят друг на друга. Тэхён вздыхает и протягивает руку. - Просто вылезай из-под стола. Пока я не превратился в дерево. Намджун медленно вылезает из-под стола. — А что, если мы уедем? - спрашивает он. - А что, если мы просто поедем за город? Ты и я. Тэхён молчит с минуту, наблюдая, как фиолетовый цветок медленно раскрывается в самой чувствительной части его запястья. Затем он говорит, прикусив язык, чтобы голос не дрожал: - Ты разбиваешь мне сердце. Намджун выглядит испуганным. — Тэ… - Я не могу этого сделать! Я не могу выбирать между городом, всем здесь и тобой. Я не могу выбирать между твоей рациональной наукой и всем моим… всем собой, — его дыхание вырывается смешным свистом и ему хочется плакать. — Я знаю, что все это очень странно, и я… н-недостаточно научен для тебя, но я… я не могу. — Тэхён, не поэтому… — Намджун вдыхает, широко раскрыв глаза. - Я просто подумал, может быть, машина самоуничтожится, если мы уйдем… - А что потом? Мы поедем в какое-нибудь… какое-нибудь нормальное место, а ты построишь еще одну машину, чтобы меня анализировать? Я не могу этого сделать. — О нет, нет, ты не понимаешь, - Намджун поднимается. Его лицо полно какого-то ужаса, и он сжимает плечо Тэхёна, словно якорь света в темном, маслянистом море. — Я не… я только хотел понять, как… — Какого черта я такой странный? - Тэхён отворачивается. - Да, знаю. Я понял. — Нет, как ты… - Невероятный? Аномальный? - Голос Тэхёна становится пронзительнее. — Так много громких слов, хён. - Погоди. Почему ты говоришь это? Почему ты вообще это говоришь? Я этого не говорил. - Это не я создал машину, чтобы понять меня! — говорит Тэхён голосом, звучащим как жалкое страдание. — Ты тот, кто это сделал! Лицо Намджуна хмурится: — Ты меня не слушаешь, — говорит он. - Тэхён-а, ты не слушаешь. Горло Тэхёна сжимается от слез: — Но я не понимаю, что ты говоришь. - Я не говорю, что сделал это, чтобы проанализировать тебя. Я этого не говорю! — Чимин — чертова золотая рыбка из-за меня… - Я тебя люблю! - громко выпаливает Намджун. — Я говорю, что сделал эту машину, потому что… потому что люблю тебя. Рот Тэхёна открывается. Еще один цветок мучительно распускается на его запястье. Где-то позади него плюхается воин-бонсай, скобы рассыпаются по полу со звоном, похожим на дождь, падающий на окна. - …что? Намджун разочарованно стонет и тянет себя за щеки. - Я хотел… хотел распутать это чувство. Окей? Это было как-будто в моей груди был воздушный шар, слишком большой, и я чувствовал, что он лопнет в любой момент, поэтому я просто хотел понять это, и я думал, что понимание тебя с научной точки зрения было ключом к эмпирическому решению этого — этого чувства. Этой вещи. Здесь, — он несколько раз слегка ударяет себя в грудь. - Я просто... Никогда не любил то, что не мог объяснить. Никогда еще не любил что-то таким столь блестящим образом совершенно иное. И я не могу тебе объяснить. Но я люблю тебя. Больше всего на свете — я люблю тебя. Тэхён продолжает таращиться. Намджун пожимает плечами: - М-может быть… может быть иногда… иногда нет никакой науки. Только магия. Может быть, это нормально. Тэхён делает долгий судорожный вдох. Кажется, что пол уходит из-под него, что может быть правдой, потому что теперь все может быть правдой. Реальность сломана. Есть только он и Намджун, и мир, в котором. чем больше на него смотришь, тем меньше становится в нем смысла. — Итак, видишь, — грустно говорит Намджун, — я построил её, чтобы понять, как… Как я могу любить что-то, что я не могу объяснить научно, что-то настолько отличное от меня, потому что всю свою жизнь я верил только в науку. Но, видимо, в мире есть нечто большее. В тебе есть нечто большее, чем просто плоть, кровь, кости, желчь и мозг… - Хорошо. Хорошо, я понял, - розовая лоза обвивает ногу Тэхёна и дрожит на его бедре. Его руки наполняются окровавленными лепестками, когда он сдирает цветы со своей кожи. Он говорит шепотом: - Но я не магия. Нет. — Нет, — глаза Намджуна блестят. - Ты лучше. — Я не… я никто, — говорит Тэхён. - Я просто радиоведущий, я просто я… — Просто ты — самое странное, самое замечательное, что я когда-либо знал, — говорит Намджун. - Я облажался здесь, я проебался, но я никогда не любил то, что раньше не мог объяснить. И это чувствуется ... это ощущается хорошо, Тэхёни. Даже если все остальное сломано. Это чувствуется правильно. Здесь. Его рука упирается в сердце. Городской совет пару месяцев назад постановил, что чувства больше не должны ощущаться в сердцах, только в пальцах ног, но Намджун никогда не был обычным человеком в этом городе, не так ли? Намджун всегда был волшебником для Тэхёна. Каким-то образом он всегда был большим. Большим чем жизнь. Сияющим. Что-то, на что можно смотреть с трепетом и поклонением, потому что в нем было так много всего, что он мог дать, и так много он дал. Пальцы ног Тэхёна подгибаются от мягкого удовольствия. — А что насчет машины? — тихо спрашивает он. - Чимин — золотая рыбка. По улице бродят топиарные существа. Что мы можем сделаем? Улыбка Намджуна немного тускнеет: - Ну, в этом городе мы сталкивались и с худшим. Если ты не уйдешь от меня, разберемся. Ты и я. Вместе. Это… как ты думаешь, может быть… может быть, это звучит хорошо? — Ага, — говорит Тэхён, подходя ближе к Намджуну и прижимаясь носом к его шее. — Да, хён, звучит неплохо. Ответный вздох Намджуна мягкий, сладкий. Он очень крепко держит обе руки Тэхёна. — Ты хочешь выбраться отсюда? - он спрашивает. — Прежде чем ты превратишься в дерево? - Куда мы идем? — спрашивает Тэхён, но он уже знает ответ. Они идут туда же, куда и все в этом городе, когда все становится слишком близким, слишком странным и слишком громким. Они идут туда, куда ходит Намджун, когда он просто хочет подумать, подальше от славы и любопытства, которые происходят из-за того, что он единственный ученый в городе. Они идут в пустыню.