С помощью совпадений бог сохраняет анонимность

Гарт загнал его в совершенно непролазные дебри, и Дин, пробираясь через шипастый кустарник вперемежку с кусачей крапивой и каким-то липучими тонкими побегами, вполголоса поминал крайне недобрыми словами Гарта и его родню — как ближнюю, так и дальнюю. Но стоило признать — в такие кущи бесшумно не проберешься, если ты не призрак, а значит, место выбрано грамотно. Гарт просочился между стеблей исполинской крапивы так изящно, что темно-зеленые листья почти что не шелохнулись: — Вот, едва достал, — Гарт протянул Дину баночку с плотно притертой крышкой, — теперь расскажешь, куда собрался? И не говори, что это никак не связано с Кастиэлем. — Не говорю, но… Послушай, чувак, я ценю все, что ты для меня сделал, правда. У меня… В общем, есть дело, мне для него понадобился корень и… — Дин! Ты мне-то репей на хвост не вешай, ладно? Я тебя знаю, так что давай, колись! И не гони пургу, я же могу помочь. И если хочешь знать, корень не поможет попасть в сон того, кто в Пустоте, так что, если дело в этом, сразу говорю — бесполезная трата продукта. — То есть как не поможет? Это же сон, значит… блять, Гарт! — Ага, попался! Выкладывай, Дин. Гарт внимательно слушал, нервно почесывался и хмурился: — Значит, джинн. Вообще, может и сработать, но, боюсь, только в одну сторону. Если усилить действие корня магией джиннов, то в сон, созданный Пустотой, ты, скорее всего, попадешь. Но как ты собираешься оттуда возвращаться? — Хороший вопрос. Думаю, по методу Винчестеров. — Это ввязаться в безнадежный бой, а потом разбираться по ходу дела? — Вроде того. — Не нравится мне это, Дин. И мотивы джинна сомнительные, ты же понимаешь, что, если даже вы каким-то чудом выберетесь, тебя она в живых не оставит? — Ну знаешь, я не пальцем делан. Главное — вытащить Каса, а дальше видно будет. — Ну как я и говорю, метод Винчестеров, — Гарт плотоядно ухмыльнулся, — занятное будет дельце! Значит, Сэмми обеспечивает прикрытие? Гартнем, а? Как в старые добрые? — Вот уж нет, чувак, ты тут мимо. Это мое дело и рискую я один. Сэмми не в курсе и не должен узнать. Я и тебя сейчас крепко подставляю — эта баба запросто выйдет на твой след. — Пиздец! — Дин вытаращил глаза: даже в критических ситуациях Гарт не использовал ничего, крепче «ёбушки-воробушки», — Да ты рехнулся, Винчестер! Чтобы я остался в стороне, когда есть шанс вытащить ангела? И если ты думаешь, что проведешь брата, то я тебе не завидую. Он же тебе башку отвернет и скажет, что так и было! — С Сэмми я разберусь, не твоя забота. И слушай, Гарт, спасибо за корень, и вообще… спасибо за все. Я пошел, времени мало. — Ага, щаззз, пошел он! Так, Дин, значит, план такой… *** Сон навалился неожиданно, придавил, словно тяжелым душным одеялом, не позволяя выпутаться, выбраться, стряхнуть наваждение. Но Дин и не пытался проснуться, потому что… Два темных смокинга на приоткрытой дверце шкафа, две пары начищенных до блеска ботинок на полу. Кас внимательно рассматривает отглаженную белую рубашку, проверяет, не пропустил ли где какую складку, убеждается, что все идеально и оборачивается с гордой улыбкой: — Смотри, я справился! И никаких следов от утюга! — Ты настоящий мастер глажки и домашнего уюта, солнышко, — Дин пытается не ржать, но спрятать улыбку не может, — всего три сожженные рубашки, и ты уже можешь давать уроки Эйлин. Уверен, она не умеет гладить так безупречно, как ты. — На самом деле четыре, твою синюю в черную клетку я немного подпалил тоже, но ее еще можно носить, особенно если сверху надеть куртку! Да, куртку… и если не снимать ее на людях, ну и если не расстегивать, то рубашка вполне ничего! — Вот видишь, с тобой мы всегда сможем экономить. Всего-то и нужно — не снимать куртку. — Дин, ты смеешься! — Я просто счастлив, солнышко. Просто счастлив. Брось ты эту рубашку уже! Мы не обнимались почти час, это нужно исправить. Кас сегодня явно настроен не спешить. Легкие, бережные касания, нежные, влажные поцелуи. Кас проводит руками по груди Дина, чуть надавливая, оглаживает бока, скользит ладонями под поясницу, приподнимая, пробираясь к ягодицам, сжимает, слышит тихий вздох и тут же отпускает. Слегка касается губами подбородка, ведет мокрую дорожку языком по скуле, к виску, зарывается носом в короткие волосы и шепчет: «Люблю тебя». Дин осторожно поворачивает голову, ловит губы Каса и выдыхает в них ответ с тихим стоном: «Люблю». Кас вылизывает ухо Дина, прикусывает, тянет, целует шею, но немедленно пресекает попытки Дина перехватить инициативу: — Лежи смирно. Просто чувствуй. Не касайся себя руками. — Аххх, Кас, сильнее! — Всему свое время, Дин, — и, ставя многоточие из поцелуев вниз по груди к пупку, повторяет, — Всему — свое — время. Кас намеренно не касается напряженного члена Дина, выцеловывая внутреннюю поверхность бедер, а если случайно задевает поджавшиеся яички щекой с едва заметной щетиной, то вскидывает лукавый взгляд на Дина, кусающего губы, из последних сил пытающегося не начать умолять трахнуть его по-нормальному. Дин позволит Касу все — все, что тот захочет, и, если Касу сегодня хочется медленно, он будет терпеть эту сладкую пытку столько, сколько сможет. Кас наконец касается губами головки члена Дина, коротко лижет и дует, слушая, как Дин мычит сквозь стиснутые зубы. Кас обхватывает головку губами, трет ее языком, исследует кончиком языка отверстие уретры, придерживая бедра Дина, предугадывая его желание толкнуться глубже. Мучительно медленно опускает голову, забирая член почти до горла и так же медленно выпускает его изо рта, напоследок лизнув по всей длине. Дин жалобно стонет и Кас тихо смеется. А потом, все так же размеренно-неторопливо ласкает губами и языком, наслаждаясь дрожью сильного тела под собой, короткими вздохами и тихим, умоляющим: «Кас, пожалуйста». Смазка согревается в пальцах и Дин недоуменно распахивает глаза, когда Кас щедро наносит смазку ему на член и осторожно, морщась, опускается сверху. — Кас, ты же… — Дин знает, что Кас не особенно любит эту позу, ему не всегда комфортно из-за немалого размера Динова достоинства, и они редко занимаются любовью именно так. — Шшшш, — Кас все еще напряжен, но сдаваться не собирается, — я все сделаю сам, лежи смирно. И Дин кусает губы, сдерживаясь, чтобы не подхватить Каса под бедра и не начать, выгибаясь над постелью, опираясь на пятки, резко и сильно толкаться, насаживая Каса на себя. Он только смотрит, как Кас запрокидывает голову, как кусает губы, сдерживая стоны, как начинает двигаться. Дин касается ладонями его бедер, подбадривая и успокаивая одновременно, гладит грудь, задевает соски, сильно трет их подушечками больших пальцев. Дин знает каждый сантиметр тела Каса, знает, как оно отзывается на прикосновения, но снова и снова приходит в восторг от сбившегося дыхания, от трепета длинных ресниц, от хриплого: «Дин, Диииин». Дин знает, что Касу вряд ли удастся кончить вот так, знает, что любимый просто хочет доставить ему как можно больше удовольствия, не заботясь о себе. И это значит, что Дин вернет долг, как только переведет дыхание, отходя от оргазма. Он осторожно уложит Каса на спину и возьмет в рот его немного опавший член. Дин знает, как за пару движений сделать так, что Кас распахнет глаза, судорожно сожмет пальцы Дина и, кончая, выкрикнет любимое имя. Потом, уже почти засыпая, Кас утыкается губами Дину в плечо и шепчет: «Знаешь, я так долго думал над словами клятвы, все, что приходило в голову — все было не то. Но теперь я знаю, что скажу завтра». Дин выныривает из блаженной полудремы, соображая: «Завтра? А что — завтра»? И тут же вспоминает, что завтра их свадьба, что смокинги и бережно отглаженные рубашки — для этого, что все тревоги и беды позади, что Кас с ним навсегда, что… Острый, тонкий, чужеродный звук ввинтился в мозг, разрушая чары сна. Дин перекатился на смятых простынях, сообразив, что звонит телефон. На экране вместо номера мерцала надпись «anonymous», что само по себе не предвещало ничего хорошего. Дин включил громкую связь и до хруста сжал зубы, услышав приторно-ласковое: — Тебе понравился мой подарок, Динни? Хорошая была ночка, не правда ли? Но делу время, как говорится. Надеюсь, у тебя есть для меня нужные новости. Жду через час в том же баре.