Сто имён одной воровки. Часть I

      В этот раз она не стала ждать. На следующий же день собрала седельную сумку, принесла дар идолу Алетины, спрятанному в одном из гротов под Сигнальным утёсом, накинула поверх рубахи тёплый плащ из крашеной в тёмно-зелёный цвет шерсти и отправилась в конюшни. Там дала конюшонку десяток серебряных монеток и попросила вывести самого быстрого коня. Если не щадить ни себя, ни коня и гнать с утра до вечера, то можно добраться до чародейского замка и за два дня. Перед этим она отправила с одной из крысёнок записку в Гильдию, что ей требуется отпуск по, как говорили, «женским причинам», да и Лаки предупредила, что ежели кто будет её искать, — пусть скажет, что с сильными болями в мансарде лежит. Так что три дня её никто не хватится. А потом… Она что-нибудь придумает. Да и, положа руку на сердце, Мия совсем не была уверена, что сможет вернуться живой.       Мальчишка, обомлевший от её щедрости, вывел Мие высокого, длинноногого вороного жеребца с изящно выгнутой, будто лебединой, шеей и шёлковой гривой и уверил, что быстрее коня не то что в гильдийских конюшнях, но и во всем Портамере не сыщешь. И не обманул. Конь и впрямь оказался резвым, и за первый день они преодолели больше половины пути до чародейского замка. Вот только нрав у него оказался слишком поганым, под стать масти, и если жеребец считал, что обязан полакомиться не сбросившими листву кустиками в овраге или подбитой ночными холодами травой на поле, то ничего не оставалось, кроме как смириться с его решением.       На исходе дня Мия остановилась в небольшом, знавшем лучшие времена трактире. В общем зале, пропахшем кислой капустой и дрянным пивом, веселилась компания подвыпивших мужиков, на коленях у одного из них сидела трактирная девка, и по заплаканному лицу с опухшими губами можно было понять, что она тому не слишком рада. Мия поплотнее запахнулась в плащ и натянула капюшон на лицо, чтобы не привлекать внимание, заплатила хозяину за комнату и стойло для вороного. Комнатку ей дали под самой крышей, с маленьким окном, прикрытым деревянными ставнями, и в ней не было ничего, кроме набитого сеном тюфяка, покрытого жёлто-бурыми пятнами, да пары сундуков. Не желая отравиться, Мия не стала заказывать ужин — взяла из седельных сумок краюху хлеба, сыр и сушёную рыбу, да так почти ничего и не съела. О том, чтобы заказать воду для мытья, не могло быть и речи — слишком уж холодно. Мия забралась на тюфяк, накрылась плащом, а поверх — тонким одеялом, кое-где проеденном крысами, но уснуть так и не смогла.       К ночи на землю обрушилась гроза. Дождь барабанил вовсю, кое-где просачивался сквозь худую крышу, так что даже пришлось перетащить тюфяк, чтобы на голову не капала вода. Грохотало так, словно прямо над трактиром какой-то гигант раз за разом бил молотом по железному тазу. Вспышки молний то и дело озаряли комнатушку прорывавшимся сквозь щели в ставнях голубым светом, в котором Мие постоянно чудилось, что в таящейся по углам тьме что-то шевелится. Хотя она прекрасно понимала, что всё самое страшное ещё впереди.       Порывистый ветер трепал ветви росших рядом с трактиром деревьев, и они хлопали по закрытым ставням, словно кто-то метался там, за стенами, и требовал немедленно его впустить. Точно также метались мысли в голове у Мии. В попытке чуть успокоиться она сжимала амулет и крутила в руках чарострел, но ничто не помогало.       Было ли вообще это сраное зеркало? Может, это всё одна огромная ловушка, и сейчас она стремглав в неё несётся? Перед мысленным взором то и дело вставали картины изощренных пыток, уготовленных для неё чародеем, который, естественно, затеял всё это лишь для того, чтобы отомстить. А она так легко на это пошла. Мия крутанула чарострел в руке и, ловко поймав рукоять, прицелилась в угол комнаты, представляя там… Нет, так просто её не возьмёшь. Она не позволит…       С другой стороны, а вдруг он и впрямь сделал это клятое зеркало? Нет, Мия совсем не понимала, зачем бы чародею было это нужно, но всеми силами пыталась сохранить хоть каплю надежды. Ведь это был последний и единственный шанс увидеть своё прошлое, даже если после этого она сама умрёт. Что ж, хотя бы перед смертью она узнает правду.       Измученная этими мыслями, она уснула глубоко за полночь и несколько часов провела в полусне-полубреду, в котором без конца бежала от кого-то по узким, грязным улочкам незнакомого города и каждый раз её догоняли, ловили, хватали и делали с ней что-то столь жуткое, что в этот момент сознание милостиво её покидало, а потом всё повторялось вновь и вновь.       Проснувшись до рассвета, она тенью выскользнула из комнатки, заседлала отдохнувшего вороного и пустилась в путь. После ночной бури небо очистилось, а воздух стал таким холодным и прозрачным, что, казалось, звенел при каждом вдохе. Под проливным дождём дорогу развезло, но утренний холод подморозил грязевое месиво, и теперь оно слегка хрустело под копытами. Вороной мчался как ветер, хоть иногда и выказывал свой нрав, начинал артачиться, храпел и грыз удила, словно угрожая выкинуть Мию из седла, и ей приходилось прикладывать все возможные усилия для того, чтобы снова пустить его галопом. Шерстяной плащ нисколько не спасал от холода, и, хоть скачка разжигала кровь и согревала тело, стоило лишь остановиться, как начинал бить озноб.       То и дело её чёрной тенью настигало осознание того, что сегодня, когда она прибудет в поганый замок, как раз Хаммаранов день — день, когда солнце меньше всего светит и ночь самая длинная в году. Поговаривали, что где-то в Орене в этот день солнце вообще не поднимается над горизонтом, правда, Мия в такие небылицы особо не верила. Всё это казалось злобной игрой провидения, лишь подтверждавшей, что живой из замка ей не уйти.       Подъезжать к нему по главной дороге было непривычно. Ещё издали Мия приметила, что ворота в стене открыты и через ров перекинут подъемный мост. Её ждали. От одной мысли об этом потряхивало мелкими судорогами, и в животе всё завязывалось узлом. Приблизившись, Мия увидела и одинокого стражника, скучавшего на смотровом посту над башней. Кажется, он тоже её заметил, махнул рукой и скрылся в проёме. В попытке справиться с подступавшей паникой она со всей силой вцепилась в повод, так, что затрещала кожа перчаток для верховой езды. Если раньше у неё и была возможность передумать и развернуться, то теперь её не стало. И дай Алетина ей сил одолеть поганого колдуна и самой остаться в живых. И зеркало получить, если, конечно, оно вообще есть.       Перед въездом на мост вороной остановился и замотал головой. Мия его прекрасно понимала и полностью поддерживала — ей тоже совсем не хотелось приближаться к замку. Она чуть сощурилась и глянула на возвышавшуюся над ней стену.       — Доброго дня, госпожа! Проезжайте! — крикнул ей появившийся в воротах стражник и ещё раз махнул рукой.       Мия мельком оглядела его, но не заметила ни арбалета за спиной, ни чарострела в кобуре, да даже плохонькой сабли — и той не было. Она подняла голову и ещё раз обвела взглядом стену — но других стражников не нашла. Ну и хорошо. Если действовать быстро, то всё может получиться.       — Передайте мэтру, чтобы вынес мне то, за чем я пришла! — выкрикнула Мия.       Вороной под ней зафыркал, замотал головой и начал скрести копытом землю. Стражник похоже растерялся. Он ещё раз указал на проход внутрь, но быстро понял, что Мия не собирается двигаться с места, развернулся и скрылся во внутреннем дворике.       Потянулись минуты томительного ожидания. Чтобы не поддаваться панике, она сосредоточилась на своём дыхании, стараясь дышать глубоко и медленно, чувствуя себя раздуваемым ветром парусом. Через несколько таких вдохов и выдохов она успокоилась и ощутила небывалую ясность сознания. А вскоре в проёме ворот появилась высокая тёмная фигура. Мия сняла перчатки, откинула полу плаща и положила руку на кобуру с заряженным уже чарострелом.       Пройдя через ворота, чародей направился к ней. Одет он был, разумеется, во всё чёрное. Чёрные замшевые сапоги, чёрные брюки с высоким поясом, свободная шёлковая рубашка, с глухим воротом и широкими рукавами, на запястьях перехваченными узкими манжетами, по которым вилась тонкая серебристая вышивка. Гладкая ткань рубашки на солнце тоже отливала серебром, и переливалась при каждом движении. Мия поморщилась. Ни дать ни взять жук-навозник, ещё и в естественной среде обитания! Вместо мантии на нём был тяжёлый плащ с меховым воротником. Налетавший ветер трепал волосы чародея, в этот раз свободно лежавшие на плечах. Он остановился, смерил Мию взглядом и ухмыльнулся.       — А что же ты в этот раз на стену не полезла?       — Не было нужды, мэтр. Вы знаете, зачем я здесь. Отдайте мне зеркало, и…       «Я вас убью» — добавила Мия про себя, поглаживая пальцами рукоять чарострела.       — Твоё зеркало ждёт тебя в моей лаборатории, — со скучающим видом сказал чародей и отбросил с лица прядь волос, — так что проходи, не стесняйся. Или тебе нужно особое приглашение?       — Да что-то не хочу я внутрь заходить, — ответила Мия, мельком глянув на возвышавшиеся за его спиной башни, — вынесите мне зеркало, и покончим с этим.       — Если мне память не изменяет, ты, Ласточка, сюрпризы любишь. Так вот у меня для тебя тоже есть один маленький сюрприз — это зеркало стационарное.       — Станци… Что это за дерьмо?!       Внезапно налетел ветер, раздул полы плаща и сбросил с головы Мии капюшон, она вздрогнула, вороной недовольно заржал и переступил с ноги на ногу. А клятый чародей рассмеялся, покачал головой и ответил:       — Это значит, что его нельзя выносить из лаборатории. И вообще куда-либо переносить. Видишь ли…       — Ты мне этого не сказал! — перебила его Мия.       — А ты не спросила, — пожав плечами, ответил чародей, — так что если желаешь ознакомиться со своим прошлым — милости прошу за мной.       Тут он сделал приглашающий жест рукой, развернулся и пошёл к воротам. Мия ощутила, как по всему телу расползлись колючие мурашки. Может, от ветра, а может, от того, что её план, похоже, снова провалился. Конечно, она могла сделать это прямо сейчас. Выхватить чарострел и засадить свинцовую пуля в затылок этого кривомордого урода, а потом развернуть коня и нестись во весь опор, надеясь только, что у стражи и впрямь нет арбалетов или чарострельного оружия и что кони их не так резвы, как её вороной. Мия опустила ладонь на рукоять, но почти сразу отдёрнула, поправила плащ и поджала губы. Желание заполучить зеркало и узнать своё прошлое тлело под кожей. В конце концов, она может пристрелить его и в башне, и никакой рикошет ей не помешает! Она, кстати, почти сразу узнала у знакомых в порту, что это такое, да и тренировать меткость не перестала. Так что ни капли не сомневалась, что сможет одним выстрелом расколоть его гадкий череп.       Она глубоко вздохнула и тронула пятками бока коня, но тот с места не двинулся. Мия ткнула сильнее и хлопнула вороного по шее, на что тот только тряхнул гривой, но не шелохнулся. Чародей, уже подошедший к воротам, обернулся и, как ей показалось, с нескрываемым злорадством смотрел на её напрасные попытки сдвинуть коня с места.       — Да что б тебя! — ругнулась Мия, продолжая понукать вороного, но тот лишь заржал и забил копытом, порываясь встать на дыбы.       Может, ей стоило бы спуститься и провести коня по мосту, но Мия словно приклеилась к седлу и могла лишь ёрзать в нём с упорством, достойным лучшего применения, пытаясь заставить коня идти вперёд. Но всё впустую. От осознания того, что сраный чародей видит её унижения и наверняка потешается над ней, Мия чуть не взвыла. А уж когда он с кривой ухмылкой на лице вновь направился к ней, захотелось развернуть вороного и опрометью броситься прочь, забыв и про зеркало, и про всё остальное. Останавливало лишь то, что конь мог и не послушаться, и тогда она оказалась бы в положении даже более унизительном, чем сейчас.       Чародей подошёл и, не говоря ни слова, потянулся к лошадиной морде. Вороной фыркнул и заложил уши, но почти сразу же расслабился и обнюхал протянутую к нему ладонь, а потом и вовсе ткнулся в неё носом. Мия едва удержалась от того, чтобы не выхватить хлыст и не стегнуть как следует коня. Ишь ты, нашёл к кому ластиться! Лучше бы пальцы ему откусил! Или ещё что-нибудь.       — Ладно тебе, приятель, здесь нет ничего страшного, — успокаивающим тоном проговорил чародей, а потом погладил коня по шее, взял его под уздцы и повёл к воротам.       Тот нисколько не стал противиться и послушно тронулся следом. Мия почувствовала, как щёки обожгло румянцем. Вот ведь поганая копытная тварь, надо же было так её опозорить перед этим гадом!       Пройдя через высоченные ворота, чем-то напоминавшие раззявленную пасть монстра, ощеренную зубами поднятой решетки, они попали в широкий внутренний двор, вымощенный каменными плитами, в котором оказалось на удивление оживлённо, по крайней мере для этого замка, в котором, как Мие казалось, кроме чародея никто и не живёт. Невдалеке стояла широкая фермерская телега, с запряжённой в неё пегой клячей, лениво жующей сено. Рядом с телегой щуплый старичок о чём-то спорил с полной женщиной в платье с повязанным поверх передником, как видно, фермер, привёзший на продажу припасы, торговался с поварихой. С другой стороны, бородатый мужик колол дрова и складывал их в большой дровяник, на котором, свернувшись клубочками, спали две серые кошки.       Пока Мия осматривалась и вертела головой, чародей отпустил повод, подошёл и протянул руку, чтобы помочь ей слезть с коня. Заметив это, она отвернулась, подобрала полы плаща, спрыгнула на другую сторону и сразу схватилась за предплечье, которое прострелило острой болью. Рядом как из-под земли возникла бойкая деваха с перемазанным грязью лицом, подхватила вороного под уздцы и повела к дверям конюшни, за которыми слышалось негромкое ржание. Мия потирала руку и, глядя на удалявшийся зад коня, размышляла, как же она сможет выбраться отсюда, когда покончит с чародеем. С каждой секундой, проведённой в замке, она всё сильнее сомневалась, что у неё это получится.       Тут кто-то прокашлялся у неё за спиной, Мия обернулась и увидела стражника, который встретил её на воротах. Он оказался очень молодым, с ещё юношеским пушком над верхней губой и на подбородке, со светлыми волосами и покрытым веснушками вздёрнутым носом. Юноша похоже смущался, но бросал весьма выразительные взгляды на кобуру на её бедре. Вот ведь… А она об этом не подумала! Мия сделала пару шагов назад, опасливо озираясь по сторонам. Если чародей велит её разоружить… Что ж, придётся палить прямо здесь, хоть ничем хорошим это и не закончится.       — Лекс, оставь ей оружие, — где-то сбоку раздался хрипловатый голос. — Девицу несколько пугает моё общество.       Стражник глянул на своего господина, на лице его проскользнула тень удивления, но спорить он, к счастью, не стал. Мия глубоко выдохнула, обернулась к чародею, но он уже направился в сторону одного из зданий из тёмного камня. Ничего не оставалось, как едва ли не бегом последовать за ним.       — Хоть пальцем меня тронете, — догнав чародея, выкрикнула она, — и я вас…       — Да-да, пристрелишь, я помню.       Голос его прозвучал столь равнодушно, что Мию это буквально взбесило. Она еле удержалась от того, чтобы не исполнить свою угрозу прямо здесь и сейчас.       — Вам стоит серьёзнее отнестись к моим словам!       — А тебе стоит перестать преувеличивать ценность того, что находится у тебя между ног.       — У вас там так-то тоже ничего интересного нет!!!       На эту оскорбительную колкость он не ответил, и дальнейший путь, пролегавший по множеству пыльных коридоров, сырых залов и разваливавшихся на глазах крытых галерей, прошёл в полном молчании. Мия, шедшая позади чародея, даже пару раз аккуратно вытаскивала чарострел из кобуры и прицеливалась ему в затылок, но сразу возвращала оружие назад. Ей всё-таки нужно зеркало. А вот потом…       Путь до башни чародея от ворот оказался короче, чем от его покоев, и Мия даже почти запомнила дорогу. Насколько это ей поможет, она не знала. Она старалась об этом не думать. Она просто злилась. А ещё потирала вновь и вновь напоминавший о себе шрам.       В этот раз в комнате на вершине башни оказалось тепло, хоть разведённого камина нигде и не было видно. Вместо световых потоков на стенах горели свечи в паре напольных канделябров и светило несколько магических ламп. В мягком жёлтом свете лаборатория даже не казалась жуткой, особенно если не слишком присматриваться к её обстановке. Правда, взгляд сразу же упал на мерзкий алтарь, и Мию передёрнуло с такой силой, что зубы лязгнули.       Чародей тем временем сбросил плащ на стоящее у стены кресло. Мие может и хотелось бы последовать его примеру, но только поплотнее запахнула полы. Лучше уж она взопреет, чем по доброй воле разденется перед этим уродом. Она поджала губы и принялась рассматривать содержимое одного из стеллажей у стены, а потом перевела взгляд на чуднУю конструкцию рядом. На треноге стояла сфера из множества тонких, пересекавшихся под разными углами бронзовых колец, в центре которой находился металлический шарик, а по самим кольцам шла гравировка из цифр и каких-то неизвестных слов. Наверняка очередная магия или…       — Рука беспокоит?       Голос прозвучал так внезапно, что Мия чуть не подпрыгнула, и в ответ ему в предплечье словно вонзилась тысяча игл.       — Ах ты… Беспокоит, ещё как!!! Что ты с ней сделал?       Чародей не ответил и сделал пару шагов к ней, и тут Мию бросило в пот от жуткой догадки.       — Ты это специально, да? — сквозь зубы прошипела она и попятилась. — Чтобы я вернулась? Специально это сделал?       — Ты бы и так вернулась за зеркалом. А теперь дай мне руку, — он подошёл ещё чуть ближе и протянул к Мие раскрытую ладонь.       — Вот ещё! — выплюнула она.       — Без этого зеркало не сработает, — говорил он таким тоном, словно пытался втолковать что-то несмышлёному ребенку, и это только ещё больше раздражало, — если его не вынуть, то шрам так и не затянется и будет болеть всё сильнее, а потом…       — Не вынуть что?       — Сама увидишь.       Мия сделала ещё шаг назад и спиной упёрлась в каменную стену. Отступать больше было некуда. Она лихорадочно шарила взглядом вокруг, пытаясь придумать, что делать дальше, но ничто не приходило на ум. Да и ноющая боль в предплечье никак не отступала, словно накатывала волнами, одна выше другой. Сколько она ещё сможет терпеть? А если станет только хуже? А если с рукой что-то… случится? О подобном исходе не хотелось даже задумываться. Мия шумно вздохнула, собираясь с силами, откинула полу плаща и протянула слегка дрожавшую руку вперёд. Чародей сразу же обхватил пальцами её запястье. От этого прикосновения по коже побежали мурашки, и в животе что-то дрогнуло. Успеет ли она выхватить чарострел, если он сейчас что-то сделает? Выкрутит ей руку, повалит на пол, вцепится в горло, разорвёт одежду, вспорет живот и вытащит из него кишки…       Ничего из этого, правда, он не сделал, только закатал рукав её рубашки и внимательно осмотрел багровый шрам. Потом прощупал кожу вокруг него и несколько раз слегка надавил по центру. Мия сморщилась, хоть боли не ощутила — скорее было неприятно, словно внутри, под кожей, и впрямь что-то мешалось.       — Не переживай, в этот раз больно не будет, — не поднимая головы, пробормотал чародей.       А потом в его руке как из воздуха появился тот самый серебряный кинжал с тонким лезвием. Мия не успела ни испугаться, ни как-либо среагировать, когда остриё прижалось к самой середине шрама и едва ощутимо укололо. Кожа под ним чуть разошлась, и внутри что-то блеснуло. Чародей еле заметным движением шевельнул кинжалом, словно поддевая то, что находилось внутри рубца, и Мия почувствовала, как округлились её глаза. А когда вслед за остриём появился тёмно-багровый камень, по форме похожий на огранённую каплю крови, у неё и рот сам собой открылся.       Камень потянулся за кинжалом, словно приклеился к его острию, и через секунду уже оказался на ладони чародея. А Мия так и осталась стоять и молча рассматривать выступившую на ранке кровь. Боль сразу прошла, оставив за собой лишь саднящий отзвук. Вот только никак не получалось осознать, что именно сейчас произошло. В ней было… вот это? Внутри, прямо под кожей? Что оно там делало? И как вообще… Мия прикусила губу, и из её горла вырвался какой-то странный звук.       Несколько капель крови тонкой струйкой потекли вниз по руке. Собравшись с силами, Мия оторвала взгляд от своей руки и глянула на чародея, точнее, на его широкую спину. Он склонился над столом и что-то там делал, ей, правда, не было видно, что именно. Потом, словно почувствовав её взгляд, развернулся и подошёл, отчего она только ещё сильнее прижалась к стене. Смятения Мии он словно бы и не заметил, стёр с её руки ручеёк крови смоченным в каком-то растворе платком и прижал его к ране. Чуть защипало, но самую малость.       — Подержи так немного, — как ни в чём не бывало сказал он, словно речь шла про обычный порез, а не про поганую магическую рану, — через несколько дней затянется, а через месяц не будет видно и следа.       — Что это было за дерьмо? — наконец смогла выговорить Мия.       — Это гемагик. Камень, выросший на твоей крови и впитавший твою суть. Он, в том числе, станет ключом к зеркалу.       — То есть ты засунул в меня камень?       — Нет, скорее, он сам вырос в твоём теле. Это работает как…       — Да мне без разницы! Ты засунул в меня это дерьмо! Камень из крови, да… — Мия на пару секунд потеряла дар речи, не в силах выразить всё то негодование, которое булькало в ней, как алхимическое зелье в котле.       Нет, это просто неслыханно! К горлу подступила тошнота, а рот заполнился горечью от одной мысли о том, что мерзавец и впрямь запихнул в неё какую-то магическую гадость. Словно бы он снова её… Причём на протяжении целого месяца!       Впрочем, чего ещё ждать от хаммаранопоклонника. Мия бросила ещё один взгляд на кровавый алтарь и именно в этот момент поняла, что нет смысла медлить. В любой момент чародей мог раскусить её замысел и отобрать оружие. Это всё его ловушка, а он просто играет с Мией, как ленивый, сытый кот играет с мышью перед тем, как перекусить ей хребет. Корсе под хвост зеркало, которого скорее всего и нет. А так она хотя бы отомстит.       — Любите проливать кровь невинных, не правда ли, мэтр? — сощурившись, почти прошептала она и сделала шаг в сторону.       Чародей обернулся к ней и сделал вид, что не понимает, о чём речь. Справедливо полагая, что он в любой момент может её схватить, Мия отскочила в сторону, продолжая прижиматься спиной к стене, быстрым движением вытащила из кобуры чарострел и вскинула руку, целясь в грудь мерзавца, чтобы наверняка попасть. Увидев оружие, он, кажется, что-то сказал, но Мия уже не слушала. Отступив ещё на пару шагов, она зажмурилась и выстрелила.       От грохота заложило уши, а рука онемела из-за отдачи. Воздух наполнился грозовым запахом магии. Мия ждала стона боли и звука падающего на пол мёртвого тела. Но не дождалась. Вместо них послышалась только грязная ругань, быстрые шаги, а потом кто-то выхватил чарострел из её руки и, судя по звуку, отбросил на пол. Ну как кто-то. Понятно кто. Мия сжалась, втянула голову в плечи и закрыла лицо руками в ожидании неминуемой расправы.       Но её не последовало.       Прошла одна мучительно долгая секунда, потом вторая, за ней — третья, но ничего так и не происходило. Мия знала, что чародей рядом, чувствовала его близость, слышала тяжёлое дыхание. Наверно, он готовился прибить её. Или запытать. Или ещё что. Ужас так крепко сжал тело, что Мия даже не могла нормально вдохнуть, и с её губ срывались сдавленные звуки, словно бы чародей уже её душил.       Но и этого не происходило.       Наконец, не в силах больше трястись от ужаса ожидания, она отняла руки от лица и приоткрыла один глаз. Чародей стоял прямо перед ней, так близко, что стоило чуть податься вперёд — и она упёрлась бы носом ему в грудь. Мия облизнула пересохшие губы, с трудом сглотнула вставший в горле ком, подняла голову и встретилась с ним взглядом. Мерзавец буквально навис над нею, упираясь рукой в стену где-то рядом с её головой. Глаза его сузились, морщинка между бровями стала ещё глубже, губы сжались в тонкую линию, а на скулах проявились желваки. Выглядел он столь угрожающе, что Мие тотчас захотелось провалиться под землю. Пусть даже в лапы самого Владыки. Вряд ли тот окажется страшнее.       — Ну что, постреляла? — хриплый голос словно резанул по шее острейшим ножом.       Мия не нашла ничего лучше, чем коротко кивнуть. А потом выглянула за его спину, пытаясь понять, куда всё-таки попала пуля. Она весьма быстро нашла куда. Одна из деревянных полок напротив расщепилась, стоявшие на ней книги попадали на пол, а на том месте, где, если Мия всё правильно запомнила, стоял череп, валялись лишь костяные осколки. Неудобно получилось. Обшарив взглядом пол, чарострела Мия не приметила.       — Вы меня убьёте? — пискнула она и вновь глянула на чародея.       — Нет, — выдавил он.       Да лучше бы сразу прибил. Воображение угодливо расписывало, какие мучения для неё уготовил этот урод. Но Мия всё-таки решила уточнить:       — А… что вы со мной сделаете?       — А что с тобой сделать, погладить по головке? Отвести на стрельбище, чтобы ты попрактиковалась? Или, может, взять за шкирку, хорошенько встряхнуть и дать такого пинка, чтобы половину пути до Портамера по воздуху пролетела? Хотелось бы, но, так уж и быть, не буду.       Взгляд Мии вновь упал на покрытый бурыми пятнами алтарь, и чародей, как видно, это заметил. Заметил и усмехнулся.       — А, ты об этом. Думаешь, я и впрямь здесь жертвы приношу, перерезаю девицам горло и окропляю их кровью алтарь? Может, я и младенцем тут ем?       Смелости хватило лишь на то, чтобы до боли прикусить губу и молча кивнуть. В конце концов, именно так она и думала. И ни секундой не сомневалась. Как и не усомнилась в том, что чародей надумал-таки её удавить, когда потянулся руками к её шее… по крайней мере, ей так показалось, но так и не прикоснулся, а всего лишь развернул ладони прямо перед её лицом. И только сейчас она заметила множество тонких, длинных шрамов, расчертивших его ладони наподобие паутины. Наверно, от того же серебряного кинжала с игольчато-острым лезвием. Мия снова посмотрела на алтарь. Нет, конечно, это всё равно омерзительно, но…       Тут чародей резко отстранился, быстрым движением пригладил разметавшиеся волосы и подошёл к пострадавшему стеллажу. Мия впилась взглядом в его спину, ожидая от него какой-нибудь подлости. У неё всё никак не получалось отлипнуть от стены, да и казалось, что из ног исчезли кости, и она вот-вот осядет на пол.       — Горе моё, ты первый раз, что ли, стреляла?       Мия попыталась ответить, но у неё только лязгнули зубы, и она едва не прикусила язык. Её бросало то в жар, то в холод, рубашка облепила взмокшую спину, и больше всего в жизни хотелось ещё раз зажмуриться и чтобы всё вокруг неё провалилось в Подземный мир или ещё глубже. Жаль, так не получится. Она кое-как сделала пару шагов от стены, украдкой осматриваясь, и даже приметила валявшийся у самой двери чарострел. Схватить его она не успеет. А даже если и получится, точно не успеет зарядить. А если просто сбежать… На той винтовой лестнице она только шею сломает, и всё.       — Второй. У м-меня зарядов м-мало, а д-д-достать их негде, — борясь с дрожащими губами ответила она.       — Надо же, потрясающая меткость. С одного выстрела и прямо в череп. Правда, не в тот, в который целилась, но это мелочи, да, Ласточка?       — Изд-деваться любите, да, мэтр?       — Гораздо больше, чем «проливать кровь невинных», или как ты там выразилась.       Через бойницу сбежать тоже не выйдет. Пока она будет карабкаться вниз, этот урод спокойно спустится по лестнице и встретит её как раз во дворе. Если только попробовать огреть его чем-нибудь по башке. Мия воровато заозиралась в поисках чего-нибудь подходящего, когда чародей с громким стуком поставил на край стола деревянный ящичек. От этого внезапного звука она чуть не подпрыгнула.       — Вот, тренируйся. Если в следующую нашу встречу захочешь меня убить — хотя бы не промахнёшься.       В попытке уловить смысл услышанного, Мия уставилась на ящичек, а потом перевела взгляд на чародея. Он без лишних слов отстегнул две бронзовые застежки, откинул крышку, и Мия увидела ряды ячеек с лежащими внутри серебристо-голубыми маленькими шариками. Она только и смогла, что прижать ладонь к открывшемуся от удивления рту.       Пожалуй, она могла бы долго так стоять, рассматривая лежавшие перед ней заряды, в глубине которых слегка переливалась заключённая в них магия. Да, этого хватит… надолго. Конечно, сложно было поверить, что чародей на самом деле их отдаст. Может, он просто дразнится? А внутри хохочет над её доверчивостью и замышляет какую-то гадость? Мия так сильно сжала полу плаща, что пальцы заболели.       — Ласточка, быть может, ты всё-таки соизволишь пройти к своему зеркалу? — вырвал её из встревоженных мыслей хрипловатый голос чародея. — Зря я, что ли, почти месяц над ним корпел?       Он уже отошёл к противоположному концу стола и теперь стоял там, опираясь на сжатые кулаки. А перед ним на столе что-то лежало. Что-то плоское и… чёрное. Мия опасливо, на почти негнущихся ногах, сделала несколько шагов вперёд, чтобы это рассмотреть.       Назвать это зеркалом мог бы только слепец или полный дурак. Больше это походило на растёкшуюся по столу громадную кляксу. Или чёрную лужу… чего-то. Мия сглотнула и вытянула шею, но так ничего и не увидела в антрацитово-чёрной глади — ни движения, ни отражения, даже отсветов свечей не было. Она вопросительно глянула на стоявшего напротив чародея.       — Возьми его в руку, — он кивнул на лежавший рядом багровый камень, который, как оказалось, Мия всё это время носила в своём теле, — протяни над зеркалом и попроси показать то, что хочешь увидеть.       В происходящее просто не верилось. Неужели он и впрямь сделал это клятое зеркало? Стоит лишь протянуть руку, и она увидит своё прошлое, узнает правду, которую кто-то столь гадким способом захотел от неё скрыть? Что ждёт её там?       Хоть сказок в приюте матушки Келты и не рассказывали, но Мия все равно знала много историй про всяких потерянных принцесс, которых злые чародейки в детстве выкрали из колыбели или подменили на фермерских детишек. В конце таких сказок добрые короли и королевы находили свои потерянных детей, привозили во дворец и выдавали замуж за прекрасных принцев, которым те девочки были обещаны ещё в младенчестве. На краткий миг её озарила непреклонная вера, что и она сама окажется героиней вот такой истории. И впереди её ждёт… Что? Заботливая семья? Безбедная и беззаботная жизнь? А может, и настоящая любовь, кто знает? От всех этих мыслей у Мии закружилась голова и так сильно бросило в жар, что она расстегнула пряжку, удерживавшую плащ, и, не найдя, куда его положить, сбросила на пол.       Она уже потянулась к камню, когда по спине ледяными когтями прошлось осознание. Мия отдёрнула руку и потянулась к висевшему под рубашкой амулету.       — А как же… — пробормотала она, но так и не смогла понять, как задать волнующий её вопрос.       — Беспокоишься, не помешает ли он?       Мия в ответ кивнула и сжала амулет сильнее, так, что бронзовая оплётка почти впилась в ладонь, даже сквозь ткань рубахи.       — Это не так работает. Амулет защищает тебя от любого магического воздействия извне. Но зеркало ты активируешь сама, и он никак этому не помешает, — тут чародей ухмыльнулся, и лицо у него скривилось препоганийшим образом, — почти как этот выродок Агиллан активировал мой… несколько улучшенный резонатор.       — И моя голова тоже разорвётся, как перезрелая дыня?       — Конечно же нет, зачем мне это? — ответил он, а потом чуть подался вперёд и понизил голос. — Тебе что, жаль этого выродка?       Мия отвела взгляд и пожала плечами. Не то чтобы ей и впрямь было жалко того старика. Но он казался безобидным, и она никак не могла понять, за что его можно было убить, да ещё и с такой жестокостью. Да ещё и так подставить её.       — Не сомневайся, он получил по заслугам, — продолжил чародей тем же тихими и полным опасности голосом, — я много лет планировал это и искал возможность… Ты ведь заметила, что в вашем Портамере не было других чародеев, не правда ли? Разве это не странно? Такой большой, богатый город, второй по величине в Тарско-Картийском королевстве, так много жирных денежным мешков, готовых платить золотом за магические безделушки, и всего один чародей. Как думаешь почему?       Непонятно, ждал ли он ответа или говорил просто так. Мия не знала. Да и не задумывалась никогда. Да, мэтр Агиллан был единственным портамерским чародеем, но она никогда не видела в том ничего странного.       — А я тебе расскажу почему, — не дождавшись от неё ответа, продолжил чародей, — видишь ли, этот высокомерный, напыщенный говнюк всегда считал себя самым сильным тарсийским колдуном. Не то чтобы у него не было на то оснований. В конце концов, он единственный, кто открыл заклятия, подавляющие магию и защищающие от неё. Но он всегда боялся, что найдётся кто-то, кто сможет его превзойти. Или считал досадным недоразумением, что магией владеет кто-либо, кроме него. Тем более кто-то неблагородных кровей. Тут вашего паскудного достопочтенного мэтра прям рвало на лоскуты. Дай ему волю, он истребил бы всех не принадлежавших к знатным семьям чародеев в Тарсии, Карте и сопредельных землях, ну или хотя бы посадил их на цепь, так сильно презирал. Не имея такой возможности, он решил создать себе уютный, безопасный уголок, свободный от конкурентов, перебрался из столицы в Портамер, и вскоре любой здравомыслящий чародей, вне зависимости от происхождения, не рискнул бы даже приблизиться к вашему городу.       Говорил он тихо, но в голосе сквозила ненависть, горечь и что-то, похожее на отчаяние. Его слова царапали кожу, впивались в тело, и с каждой секундой Мие становилось всё страшнее и всё сильнее хотелось сбежать из башни.       — А знаешь, что он делал? — вопрос был наполнен таким количеством злобы, что Мия вся сжалась, опустила глаза и смогла только чуть качнуть головой.       — Конечно, откуда тебе знать. Например, любил зачаровать заклятьем запрета магии песок с побережья и послать своих приспешников обсыпать таким песочком неугодного ему чародея. Весело, не правда ли? Пока хоть одна такая песчинка оставалась на теле — в складках одежды, в волосах, ушах, ноздрях, да где угодно еще — чародей оставался бессильным. Понимаешь? А те, кому не повезло вдохнуть такие песчинки, — на всю жизнь потеряли дар. Как думаешь, каково это? Ты даже представить не сможешь. Хуже, чем для художника остаться без глаз, или музыканту потерять слух, или такой как ты, — тут он почти ткнул Мию в грудь указательным пальцем, — лишиться обеих рук! Гораздо хуже. Кого-то это свело с ума. Кто-то умер, угас, словно огонь без доступа свежего воздуха. А…       Тут он замолчал и опустил голову. Потом резко отвернулся, отчего пряди чёрных волос взметнулись, словно перья громадной птицы. Мие даже показалось, что в глазах его что-то блеснуло. Она вперилась взглядом в его ссутулившуюся спину, пытаясь понять, что ей делать и как реагировать на этот рассказ. На секунду ей даже захотелось уязвить его ещё сильнее. Задеть побольнее, надавить на плохо зажившую рану и выпустить кровь пополам с гноем. Хотелось сказать, что ей не жаль. Что им всем, клятым чародеям, так и надо, и вот бы у него ещё отнять этот паршивый дар да и отрезать что-нибудь в придачу. Но не смогла.       — Одна девушка покончила с собой, — так и не поворачиваясь, глухо добавил чародей и вновь замолчал.       Наверно, в этот момент Мия спокойно могла бы уйти. Развернуться, забрать свои вещи, распахнуть дверь и спуститься по крутой лестнице. А может, могла бы и подобрать чарострел, не торопясь зарядить и вогнать-таки пулю в голову чародея. Вряд ли бы он сопротивлялся. Но не стала. Из глубины памяти, подобно пузырьку с морского дна, поднялось имя, от которого бросило в такой холод, что Мия содрогнулась. Она обхватила себя руками в попытке унять дрожь и тихо, почти шёпотом, спросила:       — Мелисса?       — Что?       — Это была Мелисса, твоя невеста? Ты о ней говоришь?       Чародей медленно обернулся и посмотрел на Мию. В глазах его и правда стояли слёзы. А ещё в них было столько боли и тоски, что у неё дыхание перехватило и защекотало в носу.       — Мелоис. Её звали Мелоис. И я её любил.       Его слова, полный горечи голос и этот взгляд словно ударили Мию поддых. Она не могла даже пошевелиться. Даже вдохнуть. Не то, чтобы сказать хоть слово. Так и стояла, как полная дура, опустив взгляд к беспросветной-чёрной поверхности зеркала, растёкшейся по столу. Чародей тоже молчал. Потом подошёл к стоявшему у стены креслу, с тяжёлым вздохом опустился в него и закрыл лицо руками. Омерзительно-липкая тишина окутала их, подобно паутине. Оплела грудь, сжала сердце и перетянула горло.       А потом он начал говорить:       — Мы должны были пожениться через полгода, как раз после окончания университета. Поверь, получить согласие её родителей стоило мне невероятных усилий. Они воспринимали меня худшим оскорблением для их чести и благородной крови, хотя сами из себя ничего и не представляли. Почти разорившееся семейство, владевшее землями столь бедными, что там даже трава плохо росла. Единственным их богатством было происхождение. Они всё равно планировали продать её, как и старших сестёр, как породистую лошадь, но к личности покупателя оказались весьма придирчивы. Одно дело какой-нибудь почтенный купец, с сединой, лысиной и необъятным брюхом, или его желторотый сыночек, а другое… Впрочем, всё это неважно. Мы… поссорились. Из-за какой-то ерунды, я и не вспомню, в чём была причина. Так что… Это моя вина. Она мне не сказала. Взяла подругу и поехала с ней в Портамер. Хотела посмотреть на корабли. Если бы я знал, куда они собираются, то, наверно, смог бы что-то сделать. Уже тогда шли нехорошие слухи о том, что в этот паскудный город чародеям лучше не соваться. Может, она не знала… Или не думала об этом. Она никогда даже представить не могла, что с ней может случиться что-то плохое.       Тут он замолчал и отвернулся, словно рассматривая что-то, доступное лишь его внутреннему взгляду. Что-то прекрасное. Мие показалось, что даже резкие черты его лица смягчились, а губы тронула лёгкая улыбка, не та, что обычно перекашивала лицо. Какая-то другая. Словно он смотрел на источник самого чистого, самого тёплого во всем мире света. Потом он встал, подошёл к одному из шкафчиков, достал из него стеклянный бокал и бутылку с какой-то золотисто-медовой жидкостью. Плеснул в бокал немного и залпом выпил, скривившись от горечи.       — Я точно и не знаю, что тогда произошло. Её подружка так и не смогла толком объяснить, а Мелоис… Со своего возвращения не сказала ни слова. В Мидделей её привезли бледным подобием себя. Словно в ней погас весь свет. Словно она выгорела изнутри. Мы все пытались ей помочь, но… Ничего нельзя было сделать. Рассудок её помрачился, она утратила всякую волю к жизни и вскорости наложила на себя руки. Я не… Я её не уберёг. А потом… Долгие годы месть этому выродку была единственным смыслом моей жизни. Теперь и он пропал. И… Я ведь думал, что буду любить её всю жизнь, а сейчас даже не могу вспомнить её лицо. Я помню только, что она была словно сошедший на землю солнечный луч, и с её смертью для меня навсегда наступила непроглядная ледяная ночь.       Он снова замолчал, а потом обернулся к Мие, и лицо его снова будто накрыла тень. Встретился с ней взглядом своих непроглядно-тёмных глаз и спросил каким-то сдавленным голосом:       — Хочешь узнать, чьими руками он это делал?       Мия не хотела. Не хотела этого слышать. Потому что уже знала ответ.       — Нет, — только и смогла выговорить она.       — Да. Агиллан не любил пачкать свои холёные руки, так что всю грязную работу доверял своим подручным, в первую очередь из Гильдии Воров. Вы ведь такие ловкие и проворные, не так ли? Вы ведь…       — Это не я! — выкрикнула она так громко, что крик отскочил эхом от каменных стен, и вновь повторила: — Это не я.       — Не ты, конечно. Ты тогда была совсем девчонкой.       Вот только не девчонкой, а крысёнкой. Как давно это было? Вскоре после того, как Лаки уехала из Мидделея? Значит, лет семь или восемь назад, Мия точно не помнила. И тогда она уже вовсю орудовала в порту. Конечно, крысятам никогда не поручали таких заданий, хотя иногда кто из гильдийцев и поручал что-то подслушать, подсмотреть или передать. Ничего сложного, но… В глаза словно плеснули едкой кислотой, а рот и горло забилось толчёным стеклом.       — Это не я. Это не я, — только и могла повторять она, пока по щекам одна за другой текли слезинки.       Из-за застилавшей глаза пелены она скорее услышала, чем увидела, как он подошёл ближе, а потом почувствовала лёгкое прикосновение к плечу.       — Полно тебе, Ласточка. Я ведь тебя ни в чём и не виню.       Но Мие было достаточно того, что она сама себя винила. Ей было больно. Так больно, будто её распотрошили и теперь выворачивали наизнанку. Так больно, что она отчаянно нуждалась в утешении.       Она бы и сама не смогла сказать, что случилось раньше, — Гиллеар обнял её за плечи и притянул к себе или она прильнула к нему и спрятал лицо у него на груди. Она только и могла, что комкать пальцами ткань его рубашки, повторяя и повторяя: «Это не я, это не я», словно позабыла все остальные слова, пока голос не стал едва различимым, а потом и совсем стих, оборвавшись сдавленным всхлипом, и она отдалась безудержным рыданиям.       Сколько раз… она крала, обманывала, выведывала тайны, и ни разу, никогда даже не подумала о том, что может этим кому-то навредить. Просто исполняла приказы. Делала то, что велел Ваган и другие старшие. И не задумывалась. Никогда не задумывалась. Может, в смерти этой Мелоис она и не виновата, но, как знать, сколько других жизней она загубила. Сколько крови на её руках. Что было в той пудренице, которую ей поручили подменить несколько дней назад? Что случится с девицей Бэктрисс, когда она ею воспользуется? От этих мыслей Мия едва не захлебнулась своими слезами и вырвавшимся из горла булькающим стоном.       Хорошо хоть, что Гиллеар ничего ей и не говорил, только стискивал одной рукой её вздрагивавшие плечи и прижимал к себе, а другой — гладил по спине и затылку. Самым краем сознания Мия вспомнила, что руки у него обычно холодные, но сейчас от него наоборот шло какое-то успокаивающее тепло. И от этого она разревелась ещё сильнее, с таким исступлением, которого никогда раньше себе не позволяла.       Сложно сказать, сколько времени они так стояли. В какой-то момент Мия удивилась тому количеству слёз, которые в ней накопились, а потом даже перестала понимать, из-за чего именно плачет. Может, от тоски и впившегося в сердце чувства обречённости. Может, от жалости к себе. А может, лишь для того, чтобы Гиллеар продолжал её обнимать. Хотя последнее и казалось сущей глупостью.       — Как думаешь, что нам делать с лягушками?       Пожалуй, это был самый странный вопрос, какой в её положении могла услышать Мия. Она шмыгнула носом и чуть отстранилась, рассматривая разводы от слёз на чёрном шёлке его рубашки.       — К-какими лягушками? — наконец выговорила она.       — Которые здесь заведутся, если ты продолжишь плакать. В этом замке и без того сыро, холодно, по углам растёт плесень и живут мокрицы. А так здесь скоро будет настоящее болото. А в болотах всегда есть лягушки.       Мия не успела оскорбиться и ответить какой-нибудь колкостью, когда он погладил её по голове и добавил:       — Хотя знаешь, тут всё равно живет с десяток котов, с переменным успехом воюющих с полчищами крыс и мышей. Может, они и лягушками заинтересуются? Так что плачь сколько нужно.       Образ множества прыгающих по тёмным плитам замковых коридоров лягушек и охотившихся за ними кошек вдруг с кристальной ясностью предстал перед глазами. И это оказалось столь забавным зрелищем, что Мия даже засмеялась, правда, смех больше походил на клокотание. Гиллеар обхватил пальцами её подбородок и приподнял лицо. На краткий миг Мия встретилась с ним взглядом, и отчего-то это слишком сильно её смутило. Нет, смотреть ему в глаза вовсе не хотелось. Куда угодно, лишь бы не в глаза. Да и видок у неё сейчас… Наверно, она вся красная, с опухшими носом и губами и вообще… Хотя, с другой стороны, какая разница? Разве ей важно, как она выглядит в глазах этого… чародея?       В руке его откуда-то появился носовой платок, которым он стёр с её щёк ещё не высохшие слёзы и даже прижал его к носу, из которого, как видно, тоже текло. Потом провёл большим пальцем по подбородку, чуть задевая нижнюю губу, и от этого жеста в груди что-то заныло. Он ведь сейчас её не… Но он только погладил Мию по щеке, заправил прядь волос ей за ухо и спросил:       — Успокоилась?       Да, она успокоилась. А ещё разозлилась, правда, исключительно на саму себя. Нашла перед кем показывать свою слабость! Нашла перед кем ныть, а ещё и обниматься, это вообще что-то немыслимое! Он ведь мог воспользоваться ею, с него станется, Мия это прекрасно знала!       Она с силой сжала челюсти, так, что зубы почти скрипнули, а потом повела плечами, выворачиваясь из его объятий, и пробурчала:       — Руки при себе держите.       Чародей усмехнулся, но сразу же отстранился, одёрнул смятую, наверняка насквозь мокрую рубашку, а потом махнул рукой и сказал:       — Иди к своему зеркалу, Ласточка. И да смилостивится Владыка над тобой.