Истинный лик Луны окутан тенью

      Храм Новой Луны прятался в роще на окраине столицы. И расположение, и вид здания ясно свидетельствовали, что самый тёмный лик божества особым уважением не пользуется. Ворота покосились, черепица местами осыпалась, защитные письмена на стенах были стёрты дождём и ветром. Могло показаться, что храм необитаем, если бы в щели между ставнями не трепетало пламя единственной свечи.       В тёмном зале — пустом, если не считать пыльного алтаря для подношений, — ползал по полу с тряпкой юный послушник. Не по годам рослый и плечистый, он старательно оттирал доски, пока сухонький длиннобородый настоятель костерил его на все лады:       — Кончай уже! Пока ты тут колупаешься, миску лапши можно сляпать, а то и две! Хочешь, чтоб тут до новой луны кровью смердело?!       — А я что? — угрюмо пропыхтел послушник. — Ну натекло чуток…       — «Натекло»! Гляди, чтоб из тебя ничего не потекло! А ты куда прёшь? — напустился монах на фигуру в длинном плаще, что шагнула через порог. — Глаза разуй — закрыто!       — Какая жалость, — донёсся из-под капюшона негромкий уверенный голос. — Я всего лишь принёс пожертвования… Но раз так, не буду мешать.       Монах тут же переменился в лице: широко распахнул глаза, собрал морщины в улыбку.       — Стой, господин! Прости старика, не признал сослепу… Тесак, подай скамью гостю, живо!       Юнец со вздохом бросил тряпку, протёр рукавом грубо сделанную скамью и придвинул её к алтарю со свечой. Морозный Кедр сбросил капюшон и неторопливо опустился на сиденье, как раз напротив чёрного ока Новой Луны.       Этот визит пришлось отложить на два дня — всё время и силы отнимала служба. Сверчок предлагал сходить вместо него, но Морозный Кедр не согласился. Он давно вёл дела с Валуном Под Горой и знал, что на тщедушном теле старика татуировок больше, чем на всех его помощниках вместе взятых. Тут нужен особый подход.       — Рад видеть в добром здравии, господин Кедр, — продолжал любезничать монах, согнув худую спину в поклоне. — Ты знаешь, здесь тебе всегда рады… А большое ли пожертвование?       — Зависит от твоей честности.       — Всё выложу без утайки, Лунной сферой клянусь!       Звучит убедительно. Только каждое слово имеет свою цену. Но это не значит, что с пройдохой нельзя поторговаться.       Пальцы будто бы невзначай задели мешочек на поясе. От звона монет глаза старика вспыхнули по-звериному.       — Как идут дела? Много ли прихожан? — осведомился Морозный Кедр, продолжая поглаживать мешочек. Валун размял узловатые пальцы и возвёл глаза к потолку.       — Не то чтобы много, господин. Всяко…       — Есть новые лица?       — Может, есть, а может, и нет. Стар я стал, память что рыболовная сеть… — протянул настоятель, выразительно поглядывая на кошель.       — Чего тут помнить? — неожиданно встрял Тесак, без дела подпиравший стену. — Приходил один ушлый, из приезжих, спрашивал, где залечь можно, подальше от стражи…       Щуплый монах отвесил послушнику подзатыльник.       — А ну не рыпайся! Тебя не спросили! — Юноша почесал бритую голову и обиженно скривился, а Валун Под Горой «вспомнил»: — И правда, было дело, господин.       — Кто этот человек? Чем занимается?       — Вроде что-то такое говорил… Никак не припомнить.       — Скупщиком назвался. А у самого сапожищи в крови, — буркнул Тесак и торопливо отступил к стене, чтобы вновь не попасться под руку наставнику. Монах с трудом удержал на лице подобострастную улыбку.       — Теперь вспомнил. Его Сизым кличут. Грива с проседью, глаза лютые.       — Это всё? — Морозный Кедр разочарованно качнул головой. — Маловато для тридцати проблесков…       Валун облизнулся и немедленно предложил:       — Что насчёт сорока? Как раз по два десятка, мне и малому…       — А у кого из вас память лучше?       — Я всё уже вспомнил, господин!       — Так говори. Я теряю терпение.       — Он одет был по-южному. С оружием. Прибыл около половины луны назад. Зачем — не сказал.       — С ним был кто-то ещё?       — Нет, пожалуй…       — Как нет-то? Под утро явился, — опять встрял в разговор послушник. — Здоровый такой, брови — во! — Он приложил пальцы к собственным бровям. — Что беличьи хвосты. И глаза злющие, аж жуть. Он с этим Сизым переговорил, потом они мешками обменялись и ушли.       — Почему я не видел? — возмутился Валун Под Горой.       — Так ты всегда дрыхнешь до рассвета, колоколом не добудишься!       — Ах ты!.. — С губ монаха едва не сорвалось бранное слово, но в последний момент он вновь натянул на лицо благостную улыбку. — Не слушай его, господин, он у меня горазд заливать.       — Человека с густыми бровями не Зверолов зовут? — нахмурился Морозный Кедр, глядя на Тесака. Тот пожал плечами.       — Имени не слыхал…       — Послушай меня, господин, — поспешно вмешался Валун. — После них были ещё незнакомцы. Четверо. Приходили поодиночке, уходили в ночи. Имена не назвали, но держались настороже. Один из них был женщина, хоть и переодетая. Может, в Персиковый сад подалась.       — Считаешь, они связаны друг с другом?       — Знать не могу, но вели себя схоже. Как на охоте.       — Брали заказы в городе?       — Тут не уверен…       — Брали, — кивнул Тесак. — И сами краденое сбыть пытались. Я нынче днём к мастеру Серпу забегал, мне Самоцвет сказал — мол, кто-то приходил браслет продать, явно ворованный. Он удивился и к тебе, господин, послал, как положено.       — Он не сказал, как выглядел тот человек?       — Он в маске был. Лица не разглядеть.       Обвислые губы Валуна затряслись от обиды. Как так: он, глаза и уши Паутины, не знает и половины того, что известно обыкновенному мальчишке! Оставалось лишь огрызнуться:       — Самоцвет твой — брехун похлеще тебя! Мог и выдумать.       — Ничего он не выдумал! — оскорбился за приятеля Тесак. А пока они переругивались, Морозный Кедр всматривался в пламя свечи, водил пальцами вдоль кромки недавно восстановленного веера и размышлял.       Четверо мужчин и переодетая женщина. Возможно, Зверолов, что пару дней назад являлся в Фарфоровый дом за платой — один из них. А что за Сизый? Главарь? Седина — признак приметный, но её можно закрасить, а южную одежду обменять на местную. Найти его будет непросто.       В нападении на улице Распущенных Лилий участвовали трое. Двое точно мужчины, а вот невидимый метатель «стрекоз» вполне мог оказаться женщиной. Атаковали сообща — следовательно, сговорились заранее. Между собой, раз приказа от Паутины не поступало.       Что выходит? Приехали, объединились, сами пытаются вести дела. Прибавить покушение — и картина выходит совсем безрадостная. Кроме того, по-прежнему не стоит исключать вероятность, что всем этим руководит какой-нибудь столичный недоброжелатель.       Стоит наведаться в Персиковый сад — возможно, женщина просила там убежища. Соглядатаев лучше не посылать, вдруг спугнут. Человека с отметиной от удавки уже ищут. Хоть что-то.       Морозный Кедр поднялся на ноги, прерывая спор настоятеля и послушника. Оба разом закрыли рты и уставились на него.       — Я только что осознал, что мои подношения слишком ничтожны перед величием Новой Луны, — сообщил гость и сделал шаг к выходу. — Пожалуй, вернусь в другой раз.       — Господин! — взвыл Валун Под Горой, цепляясь за полу его плаща. — Нам ещё крышу чинить, стены латать! Дай хоть пятьдесят проблесков!       — Двадцать.       — Тридцать же обещал!       — Двадцать легче на двоих поделить, — усмехнулся Морозный Кедр, снял с пояса мешочек с монетами и положил на алтарь. — Пусть твои осведомители не спускают глаз с незнакомцев. Обо всех приезжих докладывать мне, через Шершня или Сверчка. Заказы выдавать только проверенным.       — Всё сделаем, господин, — заверил монах, хотя едва ли расслышал хоть слово из его речи — всё внимание приковал к себе кошель. Приблизившись, он развязал тесёмки и запустил пальцы в звенящее серебро.       Жадный старик и не догадывался, что пока он с упоением пересчитывал монеты, другой мешочек — уже с тридцатью проблесками — незаметно нырнул в бадью с водой, которую простодушный, но зоркий Тесак использовал для мытья полов. Заслужил.