Истинный лик Луны окутан тенью

      Потрясение не помешало жгучей, бессознательной радости окатить рёбра изнутри. Жест или слово узнавания могли оказаться губительными для обоих, поэтому Морозный Кедр сдержался — но взгляд, которым он одарил своего спасителя, говорил громче слов. И «слуга» это понял.       Лишь на долю мгновения его лицо, не защищённое привычной маской, болезненно напряглось, а после он торопливо вскочил и поклонился в своей уничижительной манере.       — Прошу прощения, господин! Это всё моя неловкость…       Голос срывающийся, с хрипотцой. Неужели настоящий?       — Болван! Ты господину жизнь спас! — замахнулся на него веером Лепесток Розы, но ударить побрезговал и предпочёл склониться над соседом, распластавшимся на полу. — Как ты, господин Кедр? Сильно ушибся?       Собственное состояние заботило Морозного Кедра как никогда мало, и он отозвался бездумно:       — Всё в порядке, не стоит беспокоиться.       — Не стоит? — Нежное лицо Лепестка Розы побелело. — Ты мог лишиться головы! Взгляни на этот камень!       Ах, верно. Камень. Тёмный, крупный, с два кулака величиной, он смирно лежал возле стола Яблоневого Мёда в окружении взволнованно гомонящих чиновников. Происшествие никого не оставило равнодушным.       — Ужасно…       — Кто-нибудь вызвал стражу?       — Да, преступника наверняка скоро поймают.       — Как подобное допустили? Немыслимая дерзость!       — Кто смеет угрожать Фарфоровому дому?!       — Разбойники…       — …самому Императору…       — …Тысячеликий…       Где же он? Поднявшись с помощью Лепестка Розы, Морозный Кедр немедленно осмотрелся в поисках желанного лица. Слуги топтались в углу, опасаясь попасть под горячую руку, но того самого среди них не наблюдалось.       — Куда он ушёл? — обратился Морозный Кедр к соседу.       — Кто? — растерянно взмахнул ресницами тот.       — Слуга, что уберёг меня от удара.       — Этот… Кажется, выбежал на улицу. Наверняка растяпа даже не понял, что натворил, и испугался расправы. Зачем он тебе?       — Он спас мне жизнь. Хотелось поблагодарить.       — Лунная сфера с тобой, господин Кедр! За что благодарить? За то, что он, как всегда, не удержался на ногах? — фыркнул Лепесток Розы, приобретя странное сходство со Сверчком. — Порой твоё неуместное благородство меня изумляет. Если бы дурень самоотверженно бросился на тебя, чтобы заслонить своим телом, это одно — но едва ли он соображал, что делает. Да и откуда ему знать, что именно в этот миг кому-то вздумается бросить камень в окно?       Действительно, откуда?       У Тысячеликого непревзойдённый слух. С него станется уловить подозрительный шум на улице и принять меры. Или же он просто знал, как и когда это случится, и решился на риск лишь в последний момент? Он мог бы ответить на эти вопросы лично, если бы не исчез… Неужели пропадёт без всяких объяснений? Нет, он не может так поступить. Или…       — Присядь, на тебе лица нет, — сердобольно посоветовал Лепесток Розы и поддержал соседа под локоть, помогая опуститься обратно на подушки. — И не удивительно! У меня самого до сих пор дрожат руки, посмотри!       Руки, ноги — не всё ли равно? Пальцы Морозного Кедра тоже были холоднее льда, но он этого даже не заметил. Взгляд растерянно блуждал по залу. Как выйти, не привлекая лишнего внимания? Никто из присутствующих на его месте не рвался бы на улицу после пережитого. Можно сослаться на нехватку свежего воздуха и выбраться хотя бы на задний двор — возможно, фальшивый слуга уже ждёт его там… Однако он не подал никакого знака, даже не намекнул на необходимость встречи. Если он просто сбежал…       От резкого приступа боли в груди перехватило дыхание. Морозный Кедр прикрыл глаза и медленно выдохнул, напоминая себе, что поводов для беспокойства и так хватает, ни к чему надумывать лишние. Боль притупилась, но не исчезла совсем.       К этому времени чиновники Фарфорового дома налюбовались камнем и, к несчастью, вспомнили о пострадавшем. Шелест Новой Бумаги всплеснул длинными рукавами.       — Господин Кедр, ты ранен? Кто-нибудь, пошлите за лекарем!       — Благодарю за заботу, я цел.       — Хвала Лунной сфере! — широко распахнул глаза Витиеватый Полоз.       — Злодей должен быть пойман и наказан, — хмуро возвестил Взмах Лисьего Хвоста. — Если городская стража не справится, я подам жалобу! На месте господина Кедра мог оказаться любой из нас…       Естественно, каждый из чиновников, смотрящих на него, с содроганием представлял на его месте себя. Было бы странно, если бы кто-то из этих людей искренне переживал о его состоянии. И всё же Фарфоровый дом, при всех его недостатках, являлся единым целым, и нападение на одного воспринималось угрозой для всех. Правда, никто не подозревал, что цель атаки могла быть выбрана не случайно.       Слугам тотчас было велено отодвинуть все столы от окон во избежание продолжения. В зале сделалось на порядок теснее и оттого темнее. Место Морозного Кедра теперь располагалось почти вплотную к пустому столу господина Панциря. Довольно мрачное послание.       После перестановки приступили к починке окна. В пустой проём то и дело заглядывали любопытные прохожие. Пару раз мелькнула внушительная фигура Шершня. Внутрь его, разумеется, не пропустили.       До работы вновь никому не было дела — разговоры о происшествии не смолкали до самого вечера. Морозный Кедр то и дело ощущал на себе косые взгляды, но донимать его разговорами не решался даже Лепесток Розы. Слуги сновали туда-сюда на цыпочках, одинаковые и совершенно бесполезные.       Пальцы мимолётно огладили холодные края тушечницы. Расцвело воспоминание: первый день на новой службе, звон разбившейся пиалы, брызги туши и испуганное «прошу прощения, господин…»       Он всё это время был рядом. Проходил мимо десятки раз на дню. Лепетал извинения. Прятал глаза за вечными поклонами, скрывался в своей неприметности, словно в ночной тьме. И пока Морозный Кедр втайне грезил о новой встрече, его избранник изо дня в день наблюдал со стороны, ничем не выдавая своего присутствия. Это было необходимо для сохранения тайны — и всё же… Мечта узреть истинный лик Тысячеликого пылала в сердце так долго, что успела превратиться в едва тлеющие угли. Лишь изредка Морозный Кедр позволял воображению живописать долгожданный миг, а затем заливал красочную картину чернилами забвения, чтобы не искушать себя. Теперь сладкий сон сбылся наяву — и обернулся худшим ночным кошмаром.       До конца дня неуклюжий слуга так и не объявился.       Негодяй, бросивший камень, оказался безвестным бродягой — такие слухи просочились сквозь тонкие стены Фарфорового дома, когда городская стража завершила погоню за преступником. Мысль о том, что одному из них мог причинить вред жалкий проходимец, возмутила чиновников до глубины души. Заговорили и про усиление охраны, и про личное сопровождение, и даже про ужесточение наказания за подобные выходки. Теперь Паутине придётся вести дела втройне осторожнее. Как будто без этого было мало забот.       После окончания невыносимо долгого дня Морозный Кедр привычно вышел на крыльцо и обнаружил Шершня у самого порога. Верный страж незамедлительно шагнул вперёд и склонился в глубоком поклоне. Впервые за долгое время их знакомства.       — Я виноват, господин. Не уследил, — глухо проговорил он.       «Немедленно выпрямись и не говори глупостей», — рвалось с языка Морозного Кедра, но ни один чиновник не стал бы так разговаривать со своим слугой. Пришлось ограничиться кратким «идём», чтобы после, уже по дороге к дому, высказаться более прямо:       — Это не твоя вина. Всё произошло слишком быстро.       — Я должен был держаться ближе как раз для таких случаев, — угрюмо пробормотал Шершень за спиной.       — Ты и так всегда рядом.       — Этого недостаточно.       — Считаешь, следовало посадить тебя возле стола в Фарфоровом доме, будто цепного пса? — невесело усмехнулся Морозный Кедр.       — Да, если это поможет спасти тебя.       Он говорит от всего сердца. Вот только защитить от камня всё равно не успел бы. Для этого потребовались скорость и чутьё самого Тысячеликого… Морозный Кедр сжал зубы и прибавил шаг, пытаясь сбежать от вновь нарастающей боли.       На сей раз о том, чтобы скрыть случившееся от Сверчка, не могло быть и речи. Выслушав крайне сухой рассказ о событиях минувшего дня, тот сперва залился молочной белизной, уставился на Морозного Кедра в упор и несколько капель молчал. Все домочадцы взирали на «матушку» с опаской, в ожидании потока отборной брани. Но Сверчок умудрился удивить.       — Я убью этих тварей, — тихо, отчётливо проговорил он, пододвинул миску горячей лапши ближе к господину и добавил просто: — Ешь. Голодный, небось.       Густой аромат поджаренной говядины и кисло-сладкого соуса окутал ноздри и неожиданно свернулся комом в горле. Защипало в уголках глаз. Узкая тёплая ладонь легла на его руку и ободряюще скользнула вдоль предплечья. Слова не требовались — все здесь давно научились обходиться без них. Морозный Кедр украдкой коснулся щеки рукавом и склонился над пиалой. Он в самом деле страшно проголодался.       В следующие несколько дней обстановка в Фарфоровом доме оставалась напряжённой. Стражу усилили, разговоры о нападении не стихали. Внимание к Морозному Кедру оставалось достаточно пристальным, но угрюмая задумчивость ограждала его от лишних расспросов. Один Лепесток Розы по-прежнему вертелся рядом и пытался подбодрить соседа в своей назойливой манере: совал под нос угощения, болтал о своей маменьке, нарядах и грядущем празднике Полной луны, знаменующем окончание весны.       Криворукий слуга исчез без следа, и никому, за исключением одного человека, не было дела до его пропажи. Многие даже вздохнули с облегчением — больше никаких разбросанных бумаг и испорченной одежды.       Солнце, очевидно, притомилось ежедневно одаривать землю светом и жаром, поэтому на время скрылось за пологом плотных белых облаков. Проснувшись утром выходного дня в сумрачной спальне с наглухо закрытыми ставнями, Морозный Кедр чуть было не решил остаться в постели на целый день, а то и не следующий, но быстро осознал, что бездействие сведёт его с ума куда быстрее. Прорвать осаду тоски, захватившей сердце, можно было лишь движением вперёд.       — Я хочу прогуляться, — заявил он после завтрака. Сверчок, что уже потянулся убрать пустую миску, застыл на мгновение, после чего дёрнул бровью и невозмутимо откликнулся:       — Ясно. Что мне подать на закуску к твоей голове? Рис, лапшу или, может, овощной бульон?       — На твой вкус.       — Считаешь это шуткой?       — Считаю, что если бы враг всерьёз задался целью избавиться от меня, я был бы уже мёртв, — хладнокровно ответил Морозный Кедр. Сверчок впечатал ладони в стол и взглянул на него исподлобья.       — Ты ведь знаешь, нельзя всё время полагаться на удачу и чужие ошибки. Ты всегда был осторожен и рассудителен — что случилось теперь?       Ответа не существовало — либо он был столь обширным, что на пересказ всех событий не хватит и целой жизни. Долгое молчание липло холодом к вискам. В конце концов Сверчок выпрямился и скрестил тонкие руки на груди.       — Я иду с тобой.       Большего и не требовалось.       Отправились втроём: Морозный Кедр впереди, Сверчок — на расстоянии шага за спиной, хмурый Шершень — в трёх шагах. От прохладного северного ветра спасала лёгкая накидка. По правде говоря, Морозный Кедр сам толком не знал, куда направляется. Знал лишь, что именно хотел найти, но обретение искомого совсем от него не зависело. Как и прежде. Как и всегда.       В этот раз на Жемчужной набережной было немноголюдно — горожане опасались дождя. Торговцы уличными сладостями скучали без дела под своими навесами и с надеждой взирали на богато одетого прохожего. Вдруг господин с таким невесёлым лицом пожелает утешиться сахарной фигуркой или медовыми ягодами на палочке? Внезапно мысль показалась Морозному Кедру не такой уж плохой. Он остановился у одного из прилавков и указал на лакомство в виде парящей птицы.       — Сколько просишь, уважаемый?       Продавец суетливо потёр руки и улыбнулся.       — Господин мой первый покупатель за сегодня! В честь такого случая уступлю две штуки за два проблеска!       На деле фигурки стоили вчетверо дешевле, но цена Морозного Кедра совершенно не заботила. Он уже собирался подать знак Сверчку, чтобы тот доставал кошель, когда рядом раздался негромкий голос:       — Позволь мне заплатить, господин Морозный Кедр.       Просто, но добротно одетый незнакомец в высокой шапке вежливо поклонился и протянул торговцу монеты. Затем поднял бездонные чёрные глаза и попросил:       — Мы можем поговорить?       Несколько дней безумных мыслей, сомнений и вопросов без ответов. Несколько дней глухой тоски, граничащей с отчаянием. Всё ради этого момента. Так откуда взялась тёмная безразличная пустота в груди?       Развернувшись, Морозный Кедр вручил сахарные фигурки изумлённо моргающему Сверчку и велел:       — Десять шагов. Никого не подпускать.       А затем неторопливо зашагал вдоль набережной, не бросив ни единого взгляда на спутников.       Руки, сложенные за спиной, помогали держаться прямо. Несколько десятков шагов они преодолели в полном безмолвии. Лишь когда кругом не осталось ни одного случайного прохожего, Морозный Кедр разомкнул губы и прошептал:       — Ты знал.       — Знал, что происходит нечто странное. Но лишь в общих чертах, — так же негромко отозвался человек в шляпе.       — Ты устроился на службу незадолго до меня. Значит, знал о грядущем указе.       — Слухи были тревожными. Я хотел присмотреть за тобой.       — Вот как. — Морозный Кедр накрыл ладонью перила и дёрнул уголком рта. — Должно быть, весело было изображать из себя простака и бродить рядом, пока я совсем не узнавал тебя.       — Нет.       Коротко и непреклонно. От желания повернуть голову, встретиться с ним глазами заломило затылок, но Морозный Кедр вцепился в перила обеими руками, силой удерживая себя. Необходимо поддерживать видимость светской беседы.       — Почему без маски?       На сей раз Тысячеликий помедлил.       — Прежде я не задерживался в одном месте надолго, не работал бок о бок с одними и теми же людьми. Одну-две встречи маска может обмануть любого, но служба в Фарфоровом доме — дело не одного дня. Рано или поздно кто-то мог заподозрить неладное. Было непросто, но я всё же решился избрать самое неказистое лицо из всех возможных.       — Повадки ему соответствуют?       — Образ должен был быть безобидным. Я не хотел, чтобы от этого слуги ждали многого.       — Жалеешь? — обронил Морозный Кедр, глядя в жемчужные воды реки.       — Ты жив, — шёпотом отозвался собеседник. — Но больше я не смогу… помочь.       Во рту вдруг сделалось очень сухо.       — Считаешь, кто-то мог узнать тебя?       — Не каждый поверит в то, что моё падение было случайностью. Если выследят меня, смогут подобраться к тебе и навредить.       — Меня пытались убить уже трижды. При чём здесь ты?       — Кто-то пытается настроить Императора против тебя. Ты ведь думал об этом, не так ли?       Переселение в Фарфоровый дом. Запертый дворец. Беспорядки в городе. Разлад среди подчинённых. Со стороны может показаться, что глава Паутины утратил хватку, что он больше не способен управлять ситуацией, раз допускает подобные вещи. Неужели Император боится сам угодить в сети, что раскинулись так широко по его милости? Кто внушил ему эту идею?       — Я не знаю, кто именно желает тебе зла, — продолжил Тысячеликий, будто прочёл его мысли. — Могу лишь догадываться, что этот человек имеет большое влияние на Императора. Думаю, именно он пытается покончить с тобой чужими руками и одновременно доказать, что доверять тебе больше нельзя. Связь со мной — достаточный предлог, чтобы сбросить тебя со счетов.       — Ты сможешь выяснить больше?       — Слишком рискованно.       — Рискованно? — глухо повторил Морозный Кедр. — Ты много дней подряд успешно обманывал служащих Фарфорового дома и меня заодно, притом без всяких масок. Ещё одна роль вполне тебе по силам.       — Я думал так же, — отстранённо проговорил собеседник. — Всего лишь ещё одна роль… Но я переоценил себя. И всё испортил.       На сей раз Морозный Кедр не выдержал. Пальцы стиснули холодное дерево перил, голос дрогнул:       — Почему ты не пришёл раньше? Почему не открылся мне? Я никогда не требовал слишком многого, не задавал лишних вопросов. Неужели я не заслужил и капли твоего доверия?       — Дело совсем не в тебе.       — А в чём же?       Серая гладь реки сморщилась рябью от ветра. Шорох древесных ветвей смешался с шелестящим выдохом:       — В том, что я — жалкий трус.