Истинный лик Луны окутан тенью

      (280 лун назад)       Тонкая верёвка трепетала на расстоянии локтя от земли. Казалось, трава совсем близко, спрыгнешь — даже удариться не выйдет. Но хрупкий, коротко стриженный мальчик, что с трудом удерживал равновесие посреди каната, видел под собой настоящую пропасть с пенящимся изумрудным потоком на дне. Ледяной пот заливал шею, ноги дрожали, сердце подскакивало в груди до самого горла. Как решиться на следующий шаг?       — Давай, осталось немного! — ободрил громкий крик. Мальчик наконец решился сдвинуть ногу, пошатнулся — и полетел в пустоту.       Доля мгновения показалась целой жизнью. Очнулся он уже на траве. Спасительная твёрдость земли принесла невероятное облегчение. Прижавшись к ней мокрой щекой, ребёнок прерывисто выдохнул. Всего капелька покоя… Тут же сильные руки подхватили его и поставили прямо.       — Да что же это! — с досадой бросил невысокий ловкий юноша, стряхивая травинки с чужой рубахи. — Совсем не следишь за ногами! Двести раз уже объяснил, показал — всё без толку…       — Я б-боюсь…       — А?       — Боюсь… — ещё тише повторил мальчик.       — Боишься? — фыркнул старший брат, оттянул верёвку пальцами и отпустил. Та мелко задрожала, подобно струне. Не замечая побелевших губ ребёнка, юноша беспечно продолжил: — Чего бояться? Тут совсем не высоко, шаг у тебя и то шире! Мне канат в три роста над головами натягивают, и ничего.       Три роста? Мальчишка прикрыл веки — перед глазами закружили радужные звёзды. На такую высоту не то что смотреть — думать о ней жутко. Особенно тому, кто с раннего детства пугается крутых холмов, обрывов, высоких подмостков и даже ступеней. Убеждать себя в том, что опасности нет, бессмысленно — тело откликается быстрее.       Брат никогда не поймёт. Он во время выступлений разве что не пляшет на канате. Выше всех людей, под самыми небесами… Там, куда младшему ни за что не забраться.       — Послушай. — Юноша присел перед ним на корточки, сжал руки и строго заглянул в глаза. — Ты уже большой. Сто лун скоро справим. Пора браться за дело всерьёз. Если я заболею или поранюсь, кто на хлеб всему цирку зарабатывать будет? На танцоров или метателей кинжалов глазеют не так охотно, как на нас. Людей влечёт смелость. Будь смелым — и справишься с любой бедой.       — Я не такой смелый, как ты, — пробормотал мальчик, пристыжённо потупив взгляд.       — Я научился этому. И ты научишься.       Тёплая ладонь прошлась по волосам. Приятно, но стыд не уходит, да и колени до сих пор трясутся. Откуда взяться храбрости?       — Оставь его, Вихрь, — осадила, приближаясь, грациозная танцовщица. — Не видишь, что ли, ему не хочется.       При виде девушки Вихрь вдруг приосанился, упёр руки в бока и передразнил беззлобно:       — «Не хочется»! А потом плакать будете, что некому народ в цирк зазывать.       — Вот ты и зазывай, раз других дел нет. А мы пойдём маски рисовать. Правда? — нежно улыбнулась танцовщица темноглазому мальчику. На его бледные щёки немедленно вернулся румянец.       — Да!       Другое дело! Рисовать маски и раскрашивать лица актёров ему нравилось куда больше. Да и выходило весьма неплохо: его слабые руки без труда могли обратить любого в волшебную рыбу, животное и даже демона. Молоденькие танцовщицы в один голос восторгались его умениями и звали великим художником. Он же всецело отдавался делу, которое спорилось и приносило радость.       — Ну ступайте, — снисходительно позволил Вихрь и сбросил рубаху на траву. — Я пока сам поупражняюсь. Я вам такое приготовил — Луну от восторга проглотите!       — Ждём, ждём, — рассмеялась танцовщица, взяла за руку мальчика и увела к повозкам.       У танцовщиц всегда было весело. Они много смеялись, сплетничали и всегда припасали что-нибудь вкусное. Пока юный мастер трудился над росписью масок, то одна, то другая девушка подносила к его губам ягоду или кусочек свежей булочки.       — Совсем братец тебя загонял! Кожа да кости, — вздохнула высокая красавица, латая свой наряд.       — Вихрь и сам такой, — отозвалась её подруга. — Целыми днями по канату скачет. Ни присесть, ни поесть толком.       — А как иначе? Если пузо перевесит, так и разбиться можно.       — Этот не разобьётся. Глянь. — Танцовщица кивнула на окошко. Мальчик поднял глаза вместе со всеми и увидел брата, играючи перебегавшего с одного конца каната на другой. Сердце тоскливо сжалось.       Во всей Подлунной юдоли не найти канатоходца лучше Вихря. Отец и дядя тоже были хороши, но юноша сумел их превзойти. Он порхал в воздухе, точно совсем не касался каната ногами, и разыгрывал целые спектакли — с шестом, с лентой, с кинжалами, с цветами. На его выступления народ стекался реками, и это приносило цирку солидный доход. Конечно, хозяин беспокоился о подходящей смене для главного артиста.       А что смена? Для неё высшее счастье — тихо сидеть в уголке, перемазавшись в красках. Вихрь ещё надеется обучить его тонкостям ремесла, но что толку? Сколько ни прыгай, Луну с неба не достанешь. Сколько бы раз мальчик ни взбирался на канат, борясь со своим страхом, ему никогда не стать таким, как брат.       День представления, как всегда, начался рано и суматошно. Толком не успев проснуться, мальчик уже носился из угла в угол с коврами, проверял наряды и, конечно, раскрашивал лица актёров. К полудню он совершенно вымотался, но всё было готово. Подмостки тотчас обступили посетители.       Канат протянули между столбами высоко над толпой — в этот раз даже выше обычного. С земли он казался не толще волоса. Голова немедленно закружилась, но крепкая ладонь хлопнула мальчишку по плечу.       — Смотреть-то будешь? Я старался, готовился… — вздохнул Вихрь с притворной печалью. Младший брат улыбнулся через силу, будто губы были сделаны из клейкого теста.       — Буду.       Что ещё он мог сделать? Только смотреть.       Обрадованный, юноша вновь похлопал его по плечу и скрылся — лишь мелькнул конец праздничного расшитого пояса. Ушёл готовиться.       Любой другой сорванец почти ста лун от роду нашёл бы возвышение, откуда открывался бы вид получше. Он же предпочёл всего лишь отойти в сторону, где меньше людей, чтобы высокие взрослые не заслоняли обзор. Пока не объявили выход, смотрел в землю — иначе замутит раньше срока.       Вот, началось. Зрители закричали, захлопали в ладоши. Сглотнув, мальчик заставил себя запрокинуть голову и с трудом разглядел яркую фигурку в небесах. Нос обдало холодком изнутри, но он обещал, что посмотрит.       На этот раз — ни лент, ни кинжалов. Лишь движения ловкого тела, танцующего над бездной. Женщины охали, даже вскрикивали, когда ноги канатоходца отрывались от ненадёжной опоры ради очередного безумного прыжка. У мальчика не хватало сил даже на дыхание. Вся его детская воля сосредоточилась на том, чтобы не лишиться чувств.       Это случилось у него глазах. Ветер тому виной или неосторожность — кто знает. Нога Вихря вдруг скользнула в пустоту. Он попытался ухватиться за канат руками, но не успел. Полетел в месиво праздничных нарядов и фонарей вниз головой.       Толпа всколыхнулась от громкого хруста. Раздался пронзительный многоголосый крик. Кто-то позвал на помощь.       Мальчик вновь поднял взор на канат — едва заметную паутинку в темнеющем небе. Чего-то не хватало. Вихря. Он ведь должен быть там. Где он?       Тонкие пальцы больно впились в плечо. Обрадованный, мальчик обернулся — наверняка это брат! Он в порядке! Но перед ним оказалось чёрно-синее лицо демона Великой Ночи. Демон плакал.       — Бедняжка! Какое несчастье!.. — простонал он и заключил мальчика в крепкие объятия. Лишь голос выдал в демоне одну из девушек-танцовщиц. Как глупо. Сам раскрасил ей лицо и не признал…       Братец.       Он повернул голову и увидел, как несколько крепких мужчин тащат мимо большую мягкую куклу. Зачем-то куклу обрядили в яркие цирковые одежды и перевязали поясом Вихря. Но Вихрь никогда не смог бы выгнуться вот так… А по земле позади куклы стелилась тёмная дорожка, багровая в сиянии фонарей. Кровь.       Танцовщица безутешно рыдала на плече мальчика. Только тогда он всё понял.       Хоронили Вихря на следующий день — по-простому, без монахов и пышных подношений. С его младшим братишкой обращались ласково, жалели, но тот едва слышал слова ободрения и сочувствия. Часть его осталась на вечерней ярмарочной площади и с замиранием сердца взирала снизу вверх на отважного юношу, что исполнял немыслимые трюки на глазах восхищённой толпы и самого неба. Лунный свет заливал его фигуру со всех сторон. Удача не могла его покинуть. Не могла…       Миновали дни. Остался позади злосчастный город. Танцовщицы понемногу учились смеяться заново. А хрупкий темноглазый мальчик неподвижно лежал в углу повозки, натянув покрывало до самой макушки, и молчал. Сердобольные девушки кормили его с рук, точно котёнка, и всячески пытались разговорить, но безуспешно.       Тогда за дело взялся хозяин цирка.       Седой, добродушный с виду старик явился утром, когда все разошлись размяться и добыть еды. С кряхтением опустился на пол возле серого тряпичного кома и отогнул край покрывала. Бездонные глаза мальчика были открыты.       — Понимаю, несладко тебе, — вздохнул хозяин и провёл рукой по его остриженным волосам. — Сперва отец — хоть ты и мал был, не помнишь… Теперь брат, да будет светел его путь через Безлунный мост. Ужасно, ужасно… Мы все горюем. Но что поделать, такова доля уличных артистов. Никому не дано знать, когда… А жить как-то надо.       Мальчишка не пошевелился. Хозяин цирка сдвинул брови.       — Ну вот что… Брось-ка это всё. Пора за дело браться. Через девять дней прибудем в город Петушиных крыльев, а на канате выступать некому. Кто зарабатывать будет?       Наконец он добился отклика — мальчик повернул голову. Его большие глаза были переполнены ужасом.       — Я… не смогу… — хрипло выдохнул он.       — А кто сможет? Прикажешь нового канатоходца по полям искать? Кроме тебя некому.       — Я…       — Ну-ну, не хнычь. Он ведь тебя обучал, так? Потренируешься ещё в дороге, и всё получится. Я вон уже и канат велел приготовить. Подкрепись, и за работу. Живей! — Старик решительно отбросил покрывало и вытолкал подопечного за дверь.       При виде каната у мальчика мигом отнялись руки и ноги. «Будь смелым… будь смелым…» — напоминал он себе, приблизился, но не смог оторвать ступни от травы. Верёвка змеёй впилась в ладони.       «Будь смелым… будь смелым… будь смелым…»       «Тут совсем не высоко, шаг у тебя и то шире!»       «Будь смелым…»       «Если я заболею или поранюсь, кто на хлеб всему цирку зарабатывать будет?»       Встал. Выпрямился, покачиваясь. Открыл глаза. Солнце слепит. А высота какая… Будто канат тянется не над травой, а над широкой площадью, заполненной народом. И где-то там, внизу, старший брат с улыбкой тянет к нему руки. Окровавленные руки…       Упал он неловко, набок, больно ударившись плечом. Горло царапнул слабый крик. В глазах стоял туман. Кто-то поддержал спину, помог встать. Послышался громкий голос хозяина:       — Сильно ушибся? Цел? Если цел, пусть продолжает. Времени мало!       Нет. Никогда. Никогда в жизни он больше не приблизится к треклятому канату. Никогда!       Прячась от разгневанного хозяина, мальчик с трудом дождался ночи. Пробрался в повозку, выкрал у спящих танцовщиц коробку с гримом, немного одежды и самый неприметный парик. На ощупь, как сумел, нарисовал себе новое лицо на случай, если о нём станут расспрашивать в окрестностях. Надел туфли, чтобы казаться выше, и скрыл их длинным платьем. Теперь — прочь.       Бродяжничать ему было не впервой, но прежде никогда не приходилось делать это в одиночку. Пришлось бы тяжелее, если бы не лютый страх, прижигающий лопатки не хуже раскалённых углей. Страх развеивал все сомнения и гнал его вперёд. Любые преграды казались незначительными, стоило лишь подумать о возвращении.       Он менял лица и имена несколько раз. Представлялся то посыльным, то слугой, то племянником кузнеца. Одни верили, другие нет, и постепенно он учился вести себя так, чтобы поверить смог каждый.       Вихрь являлся в его сны и упрекал в том, что младший брат подвёл его. Просыпаясь, мальчик задыхался от слёз и неустанно просил прощения, но понимал, что обратной дороги уже нет. Он глупый, бесполезный трус, мечтающий только о том, чтобы его никогда не нашли. Чтобы его имя, лицо, голос стёрлись из человеческой памяти. Быть может, тогда он почувствует себя немного свободнее…       В тот день он попытался стянуть яблоко на рынке, когда длинные крепкие пальцы сдавили запястье. Сердце дрогнуло и перестало биться. Попался! Неужели его теперь вернут хозяину? Только не это…       — Ловкие ручки, — прошелестел над ухом глухой голос. — И маска что надо. Если правильно этим воспользоваться, можно хорошо заработать… Показать, как?