Истинный лик Луны окутан тенью

      Короткий тёмный коридор привёл к двери, расписанной весенними цветами. Сдвинув створку в сторону, Морозный Кедр оказался в небольшой комнате, освещённой маленькими розовыми фонариками. Тёплые блики плавали на гладкой поверхности деревянного столика, разливались по складкам шёлковых тканей, сияли в отражениях. Ароматы свежих фруктов и крепкого чая стелились сладостью под языком.       Дальнюю стену украшала изящная резная арка, под сводом которой было разложено множество мягких подушек. Женщина, восседавшая на них, давно утратила девическую стройность, но полнота отнюдь не портила её яркую красоту. На круглом лице не было ни единой морщинки — лишь пара серебряных нитей в волосах, убранных в замысловатую причёску, выдавала истинный возраст.       Госпожа Любовь, Витающая В Воздухе с улыбкой протянула руки. Приветствовать гостя стоя она, увы, не могла — её стопы были отсечены много лун назад. Было ли это местью отвергнутого любовника или одной из множества жён, покинутых мужьями ради персикового благоухания, точно не известно. Госпожа не рассказывала — а Морозный Кедр не спрашивал.       — Дорогое дитя, как же я рада видеть тебя! — пропела хозяйка глубоким нежным голосом. — Ты так редко навещаешь старуху…       — Не вижу здесь старухи — только прекраснейшую из женщин, — отозвался Морозный Кедр, сжал её мягкие ладони в своих и сел напротив. Она засмеялась.       — Ты льстишь по старой памяти. Впрочем, и я зову тебя ребёнком по привычке, но вижу перед собой цветущего изысканного мужчину. Какая потеря для моего сада…       — Сотня лун миновала, а ты всё вздыхаешь об этом, — усмехнулся гость. Госпожа Любовь приложила руку к пышной груди.       — Как не вздыхать? Душа до сих пор болит после твоего отказа. А ведь я выходила тебя, ухаживала, как за собственным сыном…       Напоминания были излишни — он ни за что не смог бы позабыть первые дни пребывания в столице. Несмотря на полезные наставления тысячеликого убийцы, первая же драка в переулке, недалеко от Персикового сада, едва не отправила приезжего юношу в путь по Безлунному мосту. Если бы не помощь «веточек», этот город не узнал бы ни Паутины, ни распорядителя тайных счетов по имени Морозный Кедр Полуночи.       — Я выбрал путь пчелы, а не цветка, — напомнил он, складывая руки на коленях. — И теперь благодаря труду моих людей твой сад расцвёл, как никогда прежде.       — Твоя правда, — весело подхватила госпожа Любовь. — Да я и не корю тебя — только если в том, что ты совсем перестал заглядывать.       — Государственная служба — сплошные хлопоты. Должно быть, ты слышала.       — О том указе? Само собой. В этих стенах не раз звучали жалобы наших почтенных гостей. Ты здесь, чтобы поговорить об этом?       — Отчасти. Но прежде позволь вручить тебе подарок в честь долгожданной встречи. — С этими словами Морозный Кедр отвязал от пояса увесистый мешочек, положил его на стол и бережно раскрыл.       — Шарики с бобовой пастой! — восторженно воскликнула хозяйка. — Я скучала по этому аромату. Передай милому Сверчку мою благодарность.       — Непременно.       Бархатные глаза госпожи засияли при виде лакомства из родной провинции. Добыть столь же вкусные пирожные в городе Десяти тысяч фонарей не представлялось возможным — местные мастера делали их иначе. По счастью, Сверчок, земляк госпожи Любви, готовил их отменно.       — Такому угощению необходимо общество хорошей наливки и чая, — произнесла она и позвонила в маленький колокольчик.       Явилась ловкая, совсем юная девушка с подносом, что живо подала собеседникам узорные чаши тончайшей работы и чайные приборы. Хозяйка собственноручно разлила напиток. Морозный Кедр осторожно вдохнул через трубочку чайной муки из своей пиалы. Помол мелковат, но сбор отменный, терпкий и согревающий, с приятной кислинкой.       — Дивный чай.       — Распоряжусь прислать тебе мешочек, — довольной кошкой сузила глаза госпожа Любовь. После пары глотков она заговорила вновь: — Чем старая больная женщина может помочь тебе, глава?       Её глубокий голос не утратил обольстительных красок, но всё же зазвучал иначе, серьёзнее и внушительнее. В подчинении у этой «старой больной женщины» находилось более сотни человек, и все они избрали её старшей отнюдь не за красоту или весёлый нрав. Морозный Кедр поднял чашу в знак уважения к её власти.       — Мне нужен ответ, мудрая госпожа. Смею надеяться, что найду его здесь.       — Мои глаза, уши и язык в твоём распоряжении.       Закрыв глаза на привычную для Персикового сада двусмысленность выражения, гость задал вопрос:       — Как много людей искали убежища в твоей Обители за последнюю пару лун?       — Не слишком много. Кого ты ищешь?       — Женщину из приезжих. Скорее всего, южанка. Увы, приметы назвать не могу, но она могла выделяться своим поведением.       Тонкие брови госпожи взметнулись вверх, пустив по лбу рябь морщинок. Некоторое время она задумчиво смотрела в потолок под стук капель временной чаши, затем вдруг нахмурилась.       — О, кажется, припоминаю… Но об этом лучше расскажет другая. Искра!       — Да, госпожа? — заглянула в дверь молоденькая служанка.       — Позови Лисичку. Немедленно.       — Слушаюсь!       Не успел Морозный Кедр сделать ещё одного глотка наливки, как распорядительница Обители явилась на зов. Высокая, хрупкая, с узким лицом и сверкающими глазами, Лисичка всё ещё пленяла сердца не хуже своих юных подопечных. Она глубоко поклонилась гостю и взглянула на хозяйку в ожидании распоряжений. Госпожа Любовь царственно взмахнула рукой.       — Поведай господину о той… сумасшедшей.       Вопрос удивил женщину, но она не смела протестовать. Чуть заметно поджала алые губы, припоминая.       — Это было чуть меньше двух лун назад. Она явилась ночью, попросила пристанища, но при этом вела себя неподобающе. Была всем недовольна, грубила и насмехалась. Над всеми, но особенно над мальчиками. Всё спрашивала, нравится ли им кормиться с грязных рук. Твердила, чтобы мы знали себе цену… как будто кто-то спрашивал её совета! Разумеется, я вскоре велела выставить её по приказу моей госпожи.       — Как она выглядела? — уточнил Морозный Кедр, покачивая чашу в ладони.       — Невысокая, крепкая, с длинным носом. Ничего особенного.       — При ней было оружие?       — Нож и несколько «стрекоз».       — Сколько?       — Мы не считали, не немного, около пяти.       Пять. Для боя лучше иметь восемь, а то и десять, про запас. Прибавить к ним те три, что он подобрал на улице Распущенных Лилий после нападения… Пока всё сходится. Эта женщина вполне могла быть метателем из незадачливой троицы.       — Своё имя она, конечно же, сохранила в тайне, — склонил голову Морозный Кедр. — Но что же так возмутило её в Персиковом саду?       — Её как будто злили наши порядки. Она говорила, что вскоре законы изменятся навсегда, и лишь тогда мы познаем истинную свободу… если нам хватит ума её принять. — Лисичка презрительно фыркнула, выражая своё отношение к подобному высокомерию.       — Так и сказала?       — В точности, господин.       Явиться в чужой дом, чтобы ругать хозяина и навязывать свои устои, — верх неосмотрительности. А уж эти слова — «законы изменятся навсегда» — речи настоящего мятежника. Заявлять такое во всеуслышание — глупость или самоуверенность? А может, злой умысел? Пустить слухи, посеять тревогу, укоренить сомнения в сердцах. Мысли о возможных изменениях неизбежно приводят к рассуждениям об их необходимости, и вполне может статься, что так бунтари находят новых сторонников. Вот откуда берутся предатели в Паутине.       Кто устанавливает законы? Тот, кто обладает властью. В чьих руках власть над городом? В руках Морозного Кедра Полуночи. Но кто наделил его этой властью? Великий Император. Император, что заперся в своих покоях и перестал отдавать приказы.       Стало быть, не мятеж. Восстание.       Он услышал собственный голос, негромкий и ровный, будто со стороны:       — Благодарю, госпожа Лисичка.       Распорядительница поклонилось и бесшумно скрылась за дверью. Любовь, Витающая В Воздухе внимательно взглянула на гостя.       — Признаться, сперва я не придала тому случаю особого значения. Но твой интерес подсказывает мне, что за речами той грубиянки кроется нечто большее. Не так ли?       — Боюсь, что так.       — Это тебя гнетёт?       — Я взял на себя заботу о благополучии города, но кто-то вечно норовит посеять смуту.       — Такова людская природа. Каждый норовит отхватить кусок побольше. Разве ты не такой?       Губы Морозного Кедра подернулись инеем горькой усмешки.       — Такой, госпожа. Именно такой.       Тёплые нежные пальцы огладили его ладонь.       — Невыносимо видеть, как ты хмуришься, дитя. Открой мне свои мысли. Найдём выход вместе.       — Не хочу пугать тебя беспочвенными слухами. — Говорит точь-в-точь как Тихий Омут. Что за насмешка судьбы.       — Я не первую луну живу на свете, и напугать меня не так просто. Но твоя забота о моём спокойствии приятна. Позволь отплатить тем же. — Глаза хозяйки переполнило соблазнительное лукавство. — Ты выглядишь усталым. Твои люди отдыхают — последуй их примеру. У меня новый мальчик, Ирис Белее Снега. Неопытен, но сказочно красив и умеет удивлять. Не хочешь познакомиться поближе?       Разумеется, красив — других здесь не водится. Он с радостью исполнит любую прихоть, стоит лишь попросить. Им можно любоваться в свете свечей, можно касаться его без опасения смазать грим, нарушить чётко выверенный образ. Забыться в укромном уголке на чашу-другую, никто и не узнает.       «Однажды эта игра тебе наскучит…»       Морозный Кедр спокойно улыбнулся.       — Что есть звёзды в сравнении с блистательной Луной? Благоухание красивейшего из цветов не способно заменить удовольствие от бесед с несравненной госпожой Любовью.       — Каков плут! — Пышная грудь госпожи заколыхалась от смеха. — Стань ты моим воспитанником, сильные мира сего вырвали бы друг другу глотки, сражаясь за один твой благосклонный взгляд… Впрочем, тогда мы лишились бы всех гостей, а это не слишком дальновидно. Что ж, хвала Лунной сфере, эта женщина ещё способна развлекать мужчин.       — Истина.       За неспешной дружеской беседой они опустошили первый кувшин наливки. Служанка подала второй. Крепкий чай разогнал подступающую сонливость, и разговоры не смолкали всю ночь. До рассвета осталось менее одной чаши, когда Морозный Кедр наконец распрощался с госпожой Любовью и покинул её гостеприимные покои. Затылок немного пекло от выпитого, но на ногах он стоял твёрдо.       С лестницы открывался живописный вид на общий зал. Множество спящих тел льнули друг другу, делясь теплом и покоем. Гости Обители, так и не разошедшиеся по домам, выглядели безмятежно счастливыми в ласковых объятиях «веточек». Не столько любви искали здесь, сколько принятия и безопасности.       Когда-то всё было иначе. Любой проходимец, разящий по́том и хмелем, мог ввалиться сюда, швырнуть пару монет на пол, за волосы оттащить понравившуюся девушку или юношу в угол и истязать, пока не наскучит. Теперь же всякий, кто попытается такое провернуть, незамедлительно превратится в удобрение для цветущих персиковых деревьев. Паутина изменила это место к лучшему. Зачем менять его снова?       Облокотившись на перила, Морозный Кедр принялся выискивать взглядом своих домочадцев. Первым на глаза попался Грызун, прикорнувший на коленях у светлоглазой красавицы. Трепач уснул сидя у стены, и его могучие руки покоились на плечах двух очаровательных «веточек». Сверчок растянулся прямо на полу, без рубахи, с разметавшимися вокруг головы волосами. Его рука служила подобием покрывала для спящей рядом девушки, а спина — подушкой для юноши с длинными волосами цвета красного дерева. Похоже, ночь прошла отлично.       Многое отдал бы Морозный Кедр за то, чтобы лежать сейчас вот так, укутавшись в объятия любимых рук, позабыв прошлое, не страшась настоящего, не загадывая на будущее. Многое… но ничем из того, что находится в его распоряжении, жертвовать нельзя. Слишком высокую цену заплатил он за это богатство.       Чиновник неслышно спустился по ступенькам и двинулся вперёд, аккуратно ступая между телами. Заметил краем глаза крупную фигуру Медного Звона, что громко сопел, раскинув руки в стороны. К его боку с непривычной доверчивостью жался хрупкий художник в обнимку с дощечкой.       Наконец добравшись до Сверчка, Морозный Кедр тронул носком сапога его выступающие рёбра, залитые чернильными волнами.       — Сверчок.       — Выше… Ммм, здесь… — невнятно пролепетал помощник, повозился и снова затих. Похоже, роль матушки придётся временно взять на себя.