Когда потерянное станет обретённым

- Я же сказал, я серьёзно не могу ответить на ваши вопросы. - Думаешь, я поверю в то, что ты даже не помнишь собственное имя? - Временная потеря памяти, офицер. Я слышал, такое случается сплошь и рядом. Офицер, сидящий напротив и допрашивающий его уже пять часов, пронзает его таким взглядом, каким гордился бы даже Джон Винчестер, а Дин выдаёт ему милую улыбку и воссылает ещё одну мысленную молитву в направлении Кастиэля, иррационально надеясь, что ангел скоро очнётся и сможет улететь. Дин без понятия, как долго нужно восстанавливаться после аварии на ангельских авиалиниях, но, судя по тому, как офицер Хмурик скрипит зубами, Дину явно стоит быть благодарным за то, что вырывать ногти в Орегоне незаконно. - Как тебе тогда такое предложение. Ты начинаешь говорить – или я рассылаю твою фотографию по всем полицейским участкам страны. Это достаточный стимул для того, чтобы ты вспомнил своё имя? Да, Кас, когда бы ты ни решил притащить сюда свой пернатый зад, это было бы здорово. Каким-то образом умудряясь сохранить улыбку на лице, Дин беззаботно пожимает плечами, слишком хорошо зная, что у Хендриксона, - будь он проклят, если та ошибка до сих пор не гнездится в его горле горкой пепла - так и не было времени на то, чтобы удалить Дина из полицейской базы данных. Мало этого. Так ещё и Кас где-то там уже пять часов, и желудок Дина скручивает от мысли о том, сколько вреда может нанести за это время один человек, заражённый кроатоном. - Делайте, что хотите, офицер. У меня нет ничего, что могло бы вам помочь. Офицер выглядит так, будто он в двух секундах от того, чтобы засадить Дина в ближайшую камеру, и Дин откидывается на спинку стула с простодушным выражением лица, про себя рыча: Ну же, Кас, я знаю, что тебе плохо, но, как только ты придёшь в себя, мне действительно нужно удостовериться, что твоя вторая версия не превратила Кламат-Фоллс в поле брани… - Дин. Дин не в силах согнать с лица дурацкую ухмылку, когда офицер напротив внезапно спадает с лица, а его глаза буквально вываливаются из глазниц – он выглядит настолько изумлённым, что похож на персонажа мультфильма, таращась на ангела, стоящего позади Дина. - Как… - и, конечно, это просто мычание, но Дин слегка проникается к нему уважением уже за то, что он в силах произнести пару слогов. – Как ты… - У меня есть крылья, - на плечо Дину мягко опускается ладонь, и ухмылка на его лице становится ещё шире – и от дурацкого эйфористичного чувства, что Кастиэль цел и невредим, и от того, что офицеру Хмурику наконец отказывают ноги, и он валится на стул. – Дин, нам нужно уходить. - Как только будешь готов, пернатый. Кастиэль сердито бормочет его имя, а его пальцы сжимают плечо будто чуть сильнее, чем требуется, и комната для допросов исчезает с невесомым ощущением, присущим полётам на ангельских авиалиниях, и вот они появляются в каком-то непонятном месте, неосвещённом, если не считать тонкой серебряной полоски света. Они прижаты друг к другу грудью и практически дышат одним воздухом, а Кастиэль крепко держит его так, что они слегка соприкасаются коленями. Дин напрягается на пару секунд, пока не ударяется головой о вешалку, и сердито скрипит зубами, потому что кое-кто явно забыл упомянуть, что они отправились слегка в объезд. - Кас, - наконец шипит он, а сердце разгоняется до невообразимой скорости, потому что он буквально чувствует, как его слова долетают до губ Кастиэля, - почему мы в шкафу? - Я хотел перенести нас сразу в палату, но решил, что медсёстрам не стоит видеть наше неожиданное появление. Дин не уверен, плакать ему или смеяться, но его тело явно не хочет ни того, ни другого, а прямой наводкой движется к отчаянному возбуждению; каждая клеточка его тела чувствует, как руки Кастиэля сжимают его локти, как дыхание ангела касается его лица, пробегая по резко ставшим чувствительными губам, как дурацки хорошо пахнет ангел, почти как свежий воздух после грозы, и Дин не может поверить, что только что подумал нечто подобное. - Кас. Ты знаешь ведь, ну. Это полная противоположность личному пространству. - Приношу свои извинения, - и, боже, если низкий голос Кастиэля и раньше был непристойным, то теперь, в тёмном шкафу, когда между ними лишь пара сантиметров, это ещё хуже. – И предлагаю прекратить разговаривать, поскольку медсёстры возвращаются. - Дрань господня, и как я до такого докатился. - Дин. Этот приглушённый слог, произнесённый буквально ему в ухо, вкупе с тем, что шесть футов великолепно пахнущего ангела прижато к нему… Кастиэль прямо здесь, и Дин едва сдерживает не особенно мужественное хныканье, неохотно отворачиваясь от него и хмурясь на вешалки, отчаянно надеясь, что Кастиэль не заметил, что джинсы Дина стали уже, чем были шестьдесят секунд назад. - Дин, тебе нужно перестать шебуршать, - пальцы на локтях ослабляют хватку, но неохотно, и Дин почти чувствует, как Кастиэль хмурится в темноте. – Если ты будешь шуметь, нас обнаружат. Чувак, ты и не представляешь, как бы я хотел с тобой пошуметь. Дин едва сдерживает опасно близкий к истерическому смех, а тело просто вопит, требуя больших прикосновений, и в итоге он утыкается лицом в дверцу шкафа, а тёплое дыхание Кастиэля ласкает его шею. В какое-то опасное мгновение Дин почти подаётся назад, навстречу этому дыханию, но сдерживается, жмурясь и ругаясь про себя. - Придержи коней, Кас. Я просто пытаюсь посмотреть, что там происходит. - У меня нет никаких коней. И несмотря на положение, несмотря на то, насколько это всё смешно, в этом предложении есть сварливая нотка, настолько невероятно Кастиэльская, что Дин просто не может остановиться. Снова нарушая своё правило неприкасаемости – которое Кастиэль всё равно разломал на кусочки, – Дин слегка сдвигает руку и на мгновение сжимает локоть Кастиэля, ненавидя себя за чувствительность, но не в силах отрицать, что сердце ноет почти так же сильно, как и пах. Это действительно было хреново – видеть Кастиэля, лежащего в грязи на обочине пустынной дороги. - Я, э. Рад, что ты в порядке. И, э… прости, что путешествие в будущее так тебя подкосило. Это определённо не самое его красноречивое извинение, и на три болезненных мгновения повисает тишина, а потом Кастиэль едва заметно кивает, находясь настолько близко, что Дин почти ощущает его нос на своей шее. - Не стоит извинений. Я понял, что ты… Шум в палате заставляет обоих замолчать, и Дин прижимается к щели между дверцами шкафа, и того, что он видит, почти достаточно, чтобы отвлечь его от прижимающегося к нему тёплого тела Кастиэля. - Итак, сэр. Приятно видеть вас снова в мире живых. В палате две медсестры, идеально накрашенные, с милыми улыбками, но Дин видит только Каса, кажущегося невероятно хрупким в больничной кровати, со слишком бесцветными глазами. Он в крайнем недоумении оглядывает палату и, когда одна из медсестёр собирается проверить его капельницу, заметно дёргается от её движения. - Где я? - В больнице Кламат-Фоллс. Полиция хотела бы поговорить с вами и вашим близнецом о нападавшем, но ваш лечащий врач хочет, чтобы вы отдохнули некоторое время. Кас таращится на неё с совершенно нечитаемым выражением, со своей неухоженной щетиной на нездорово бледном лице. Потом, с тошнотворной улыбкой, от которой у Дина по телу пробегают судороги, павший ангел чуть выпрямляется и кивает головой на стоящую ближе медсестру: - Не знаю, где вы взяли такие приличные мясные костюмчики, но лучше просто убейте меня. Меня пытали лучшие палачи рая. Я вас не сильно позабавлю. Дину требуется три секунды на то, чтобы понять, о чём он, но, когда понимает, желудок падает куда-то в пятки. В 2014-м вряд ли были рабочие больницы, так что Кастиэль, должно быть, думает, что попал в руки к демонам, просто издевающимся над ним перед тем, как вынуть ножи – и, с учётом того, что его последние воспоминания наверняка связаны с крепостью Люцифера, он мыслит вполне логично. - Сэр, - мягко говорит медсестра, хмурясь, - в вашей крови обнаружен высокий уровень амфетаминов, следы алкоголя и тетрагидроканнабинола, кроме того, вы сильно ударились головой. Возможно, ваши мысли сейчас немного спутаны, но, уверяю вас, здесь вы в полной безопасности. Дин хмурится, когда Кастиэль напрягается за его спиной, выслушав список содержимого крови в своём теле – и да, возможно, Дину стоило предупредить его, что его нимб полностью испарился где-то между сейчас и 2014-м годом. - Кроме того, мы не даём вам морфин, только небольшую дозу амидона, чтобы ослабить боль. С учётом вышесказанного, ваша некоторая оторванность от реальности не стала для нас неожиданностью, так что просто поверьте мне, я заверяю вас, что никто здесь не имеет намерения причинить вам вред. - Это очень мило с вашей стороны. Теперь убейте меня или отпустите. Кас предпринимает слабую попытку подняться с кровати, но у него только вырывается болезненный стон, и он падает обратно на подушки, а дрожащая рука цепляется за одеяло. Медсёстры недовольно ворчат, подходя ближе, и Кас вырывается, когда одна из них берёт его за локоть, а вторая обхватывает пальцами запястье, он сыплет проклятиями, пытаясь высвободиться, его синие глаза широко распахиваются, и это такое печальное зрелище, что Дину почти хочется наплевать на секретность. - Кас, - шепчет он, чувствуя, как кишки сворачиваются в узел от увиденного. – Знаю, что мы не хотим быть раскрытыми, но ты ничего не можешь сделать? - Нет, если ты хочешь, чтобы он оставался здесь до полного выздоровления. - Чёрт. Напомнив себе, что нужно быть благодарным за то, что Кас явно не заражён кроатоном, Дин закусывает губу и заставляет себя не двигаться, когда медсёстры укладывают Каса обратно, когда входит ещё одна медсестра и проверяет его капельницу. От этого Кас вскидывается только сильнее, выкрикивая ругательства, но их трое против его одного, и Кас ранен, так что им требуется всего минута на то, чтобы вколоть ему что-то, оставив его, сонного и несопротивляющегося, на больничной кровати. - Ну, он определённо живучий. - Это ты мне говоришь? Пойду ещё раз проверю его МРТ, может, мы что-нибудь пропустили. Медсёстры выходят, больше ничего не говоря, и едва за ними закрывается дверь, Дин вылетает из шкафа, моргая от яркого света больничных ламп и за полсекунды приближаясь к Касу. Он всё ещё пытается прочитать каракули на пакете капельницы, когда ангел тоже выходит из шкафа – и вот Кастиэль просто стоит, глядя на будущего себя, и Дин гадает, как можно контролировать эту непонятную ситуацию. Как бы Кастиэль ни продвинулся в изучении человеческих эмоций в последнее время, Дин не уверен, чувствовал ли ангел себя хоть когда-нибудь столь же уязвимым – его буквально колотит, он весь напряжён, и Дин внезапно понимает, какие ужасно неприятные вещи произойдут, когда Кастиэль из будущего очнётся. - Наверное, это в мозгу не стыкуется, да? Кастиэль долго молчит, а потом касается руки лежащего перед ним павшего ангела, проводит пальцем по уродливому шраму на бледной коже, и что-то в груди Дина неприятно сжимается. - Что со мной стало? В его словах целый мир боли и растерянности, и Дин гулко сглатывает. - Не сейчас, чувак. История о будущем подождёт. Ты можешь его разбудить, чтобы мы дали ему знать, что мы здесь? Кастиэль чуть склоняет голову, ещё какое-то время не сводит с себя взгляда, а потом подносит пальцы к пугающе бледному лбу, и синие глаза медленно начинают открываться. Прежде, чем они успевают это сделать, Кастиэль касается руки Дина и отступает: - Думаю, будет лучше, если я познакомлюсь с ним, когда он полностью придёт в себя. Дин открывает рот, чтобы возразить, но Кастиэль уже исчез, не оставив после себя ничего, кроме мягкого шороха крыльев, и Дин всё ещё хмурится, поворачиваясь обратно к кровати – синие глаза широко распахиваются, завидев его, с таким страхом, что Дин чуть не пятится. - Дьявол, - хрипло бормочет Кас дрожащим голосом, вжимаясь в кровать. – Боже, пожалуйста, нет. - Эй, слушай, всё в порядке… - Убирайся из него нахрен! - Кас… Кас предпринимает отчаянную попытку отстраниться от Дина, и его лицо искажается от боли. Тогда он начинает бормотать что-то, похожее на заклинание экзорцизма, и Дин, подавляя желание выругаться, хватает его руки, крепко сжимает и пытается поймать взгляд Каса, хотя павший ангел изо всех сил стремится на него не смотреть. - Кас, ну же, чувак, выслушай меня. Захария забросил меня в твой мир. Когда он затащил меня обратно, я попросил Кастиэля пойти найти тебя. Теперь мог бы ты перестать рыпаться, чтобы не расползлись швы? И то ли из-за лекарств в крови, то ли из-за того, что предложенный Дином вариант был лучше демонских пыток – какой бы ни была причина, Кас прекращает свою латинскую скороговорку и перестаёт вырываться, а на его лице отражается что-то вроде отчаянной надежды. - Дин? - Да, чёрт тебя дери, это я. Кас просто продолжает на него таращиться, а потом опускает взгляд на руки Дина, которые так крепко обхватывают его запястья, что оставляют белые следы на коже. Дин отпускает его, вспыхивая, не зная, куда девать руки, и дыхание сбивается, когда Кас снова поднимает на него взгляд, в котором сквозит такое отчаянное желание, что Кас даже не пытается его скрыть. - Докажи. - У меня определённо нет святой воды в кармане. - Скажи мне что-нибудь, что знаем только мы. Отчаяние всё ещё слышится в его голосе, и Дин гулко сглатывает, перебирая воспоминания в поисках тех, которые принадлежат только им двоим. - Ты восстал против Небес ради меня, когда я сказал тебе, что это стоит того, чтобы умереть. Ты и умер, давая мне возможность остановить Сэма, и я так и не сказал тебе спасибо, что, наверное, делает меня сволочью года. Кас продолжает таращиться, всё ещё напряжённый, и Дин пытается придумать что-нибудь ещё, перебирая воспоминания за те месяцы, что ангел был в его жизни. - Спустя пару дней после того, как ты спас меня из ада, ты сказал мне, что забросишь меня обратно, если я не выкажу тебе уважение. Не думаю, что ты вообще представляешь, насколько сильно напугал меня этим. Ещё более пристальный взгляд, правда, теперь в этих синих глазах больше надежды, чем страха, и, когда Дин внезапно больше не может просто видеть эти чувства на лице павшего ангела, он выдавливает слабую улыбку, чтобы справиться с тем, как нескрываемо отчаянно Касу нужно поверить в него. - А ещё, благодаря твоему ангельскому очарованию, единственный раз, когда я пытался обеспечить тебе секс, ты умудрился перепугать бедную девушку рассказами об её отце. - А ты сказал мне, что не смеялся так сильно уже годы. - Ты помнишь это? - Конечно, помню. К горлу подступает ком, но Дин не отводит взгляда от Каса, продолжающего на него смотреть, всё ещё пугающе бледного, с контрастно-грязной щетиной. Только когда павший ангел опускает глаза, Дин снова может дышать, не в силах справиться со смесью боли и невероятного облегчения в глазах Каса. - Где мы? - Орегон. - Ты заставил меня отправиться спасать себя? - Было вроде как неправильным позволить тебе умереть, особенно после всего, что ты уже потерял. - А что случилось в… моём времени? Моей вселенной? – глаза Каса неожиданно вспыхивают, и в них отражается отчаянная надежда. – Дин, он… он смог… И Дин понятия не имеет, как ответить на это, потому что, каким бы бесчувственным чудовищем он ни стал в будущем, очевидно, что Касу на него не плевать – не плевать по причинам, которые становятся слишком очевидными по мере того, как Кас смотрит на него так, будто судьба всего мироздания зависит от следующих его слов. - Дин? Дин сглатывает, беспомощный перед внезапной мольбой в лице Каса. - Как насчёт того, чтобы обменяться историями, когда тебе станет лучше? Кас смотрит на него ещё одно мгновение, всем своим видом изображая неверие, и, ну, Дин достаточно долго знаком со смертью, чтобы знать, как выглядит то, что называют «в его глазах погас свет». Он отворачивается, когда павший ангел скручивается на кровати со вздохом боли, от чего и у Дина внутри всё разрывается, и так паршиво ему не было с тех пор, как Сэм освободил Люцифера. - Кас, чувак, мне жаль, действительно жаль. Эти слова совершенно не передают того, что он хочет сказать, и Дин упорно смотрит куда угодно, в немытое окно, только не на кровать, дожидаясь, пока Кас сможет взять себя в руки. После долгого молчания, когда удушающая тишина достигает почти убийственного уровня, Дин мягко вздыхает и проводит рукой по лицу. - Слушай, Кас, если ты хочешь, чтобы я ушёл, я… - Не уходи. - Ты… Влажная рука хватает его руку, пальцы цепляются так сильно, что почти оставляют синяки, и Дин старательно не смотрит Касу в глаза, опускаясь на пластиковый стул у кровати. - Пожалуйста, Дин. Не оставляй меня. От надрыва в его голосе Дин сглатывает, чувствуя новый укол боли в груди, а сердце переворачивается от дрожащих пальцев, держащих его руку. Когда он наконец набирается мужества посмотреть на павшего ангела, Кас смотрит в одну точку перед собой, его яркие синие глаза затуманены слезами, и Дин закрывает глаза, крепче сжимая руку Каса и не представляя, какого чёрта он в будущем смог отбросить это в сторону. *** Кас, ты должен мне помочь. Я застрял в этом чёртовом шкафу до твоего возвращения. Ты что, не слышишь? Тишина. Вокруг Каса шуршат три медсестры, а тот провёл последние полчаса, разглядывая кровать с убитым горем видом, и Дин отодвигается от щели между дверьми шкафа, чтобы не видеть больше целый океан боли в его глазах, потому что её невозможное количество пугает его до чёртиков. При всех своих многострадальных попытках ничего не замечать Дин определённо не настолько туп, когда дело касается его ангела, и он достаточно хорошо знает себя, чтобы признать, что ему всегда хотелось понять, достаточно ли его богохульственных желаний, чтобы сорвать нимб с головы Каса. Если бы было довольно лишь нескольких к месту сказанных слов, чтобы окончательно прояснить происходящее между ними, показать Кастиэлю, что они, возможно, могут иметь большее, нежели просто полуправда и напряжённые игры в гляделки… Но Дин уже разрушил всё остальное, что было в его жизни, и исследовать каждый дюйм тела ангела было бы за гранью морали, пусть тот и заставляет его чувствовать себя вывернутым наизнанку одним своим присутствием, так что Дин предпочитает думать, что он поступает верно, держа свои руки и чувства при себе, лёжа ночью без сна, но с каменно-твёрдым членом и тупой болью в груди. Но если судить по тому, как Кас отреагировал на смерть Дина… где-то в будущем Дин и Кас, должно быть, сдались и принялись затрахивать друг друга до беспамятства, углубляя эту дурацкую крепкую связь, которая и без того предопределяла каждый их поступок в этом мире. И одного вида этой безграничной любви и отчаяния в глазах Каса было достаточно, чтобы колени Дина превратились в желе. Ну же, Кас. Никому не будет ничего хорошего от того, что я здесь застрял. Мне нужна моя машина, мне нужно встретить Сэма в Иллинойсе. Не получив ни намёка на ответ, Дин силой выгоняет неположенные мысли из головы и сосредотачивается на дыхании, жалея, что не может отвлечься на что-нибудь, что не позволило бы ему подглядывать за происходящим в палате и тем, как Кас медленно разваливается на куски. - Здравствуй, Дин. В Дине что-то обрывается от резкого скачка адреналина, и он едва сдерживает ругательство, и только тёплые руки Кастиэля на его руках не позволяют ему вывалиться из шкафа. После этого они снова исчезают и мягко приземляются на грязный ковёр мотельного номера, и Дин резко выдыхает, когда Кастиэль убирает руки и отступает назад, выглядя при этом почти робко. - Мои извинения. Я бы забрал тебя раньше. Но должен был убедиться, что Захария снял наблюдение за номером. - Всё нормально? - Да. Он занят где-то с некоторыми нашими братьями. У нас есть время забрать твои вещи и твой автомобиль. - Завтра я встречаюсь с Сэмом. Я так полагаю, ты не сможешь телепортнуть нас обратно в Орегон, когда Касу станет лучше? - Я бы предпочёл этого не делать. Перенесение автомобиля значительно вымотает мою благодать. Дин уже начал собирать вещи, и ему нужно было чем-то занять мысли, чтобы не видеть перед собой Каса на больничной койке, но было что-то в словах Кастиэля, в том, как он их произнёс, что заставило Дина замереть. Он стал лучше разбираться в выражениях и интонациях Кастиэля, и понимает, пусть и не сразу, что Кастиэль не смотрит ему в глаза – несомненный признак того, что что-то определённо не в порядке. - Кас, ты сам как? - Я… я не уверен. И, когда ангел опускает взгляд на грязный ковёр и каким-то образом выглядит так, будто заламывает руки, хотя они даже не шевелятся, Дин вдруг понимает, в чём причина, и хочет врезать себе за то, что был такой бесчувственной сволочью. - Мы не позволим тебе стать таким. - Тебе не стоит давать обещания, которые ты не сможешь сдержать. - Эй, что это ты вдруг записался в эмо? - Эмо? - Ты. Истеришь. Что случилось со старым добрым «мы можем убить дьявола и остановить конец света»? Кастиэль долго молчит, не отрывая взгляда от ковра, пока не изображает нечто неуловимое, почти похожее на пожатие плечами. - То, что я увидел в 2014 году, было не очень вдохновляющим. И видеть себя таким… сломленным. Это сбивает с толку. - Ну, мы не позволим этому случиться. Я поговорю с Сэмом, мы с ним всё разложим по полочкам, и мы вчетвером вместе починим будущее, ладно? - Вчетвером? - Ну, да. - А ты бы хотел, чтобы ты из будущего был рядом? Это как удар в живот, и Дин какое-то время может только стоять, широко раскрыв рот, хотя уже знает ответ на этот вопрос, знает его ясно и чётко; и неудивительно, что Кастиэль не хочет знаться с этим осколком себя. Дин едва выносил себя будущего, а ведь он был только гостем из другого времени – Кастиэль же должен будет видеться с собой каждый день. - Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказал. Ты согласился забрать его из будущего. - Я не понимал… - Какой развалиной ты станешь? Если это тебя как-то утешит, думаю, ты встретил конец света с большим достоинством, чем я. - Что с тобой случилось? И почему я умирал в одиночестве, когда нашёл себя? Образ вспыхивает перед глазами Дина – то, как он лжёт своим людям, зная, что посылает Каса на смерть, и Дин старательно отворачивается, чтобы Кастиэль не увидел, что отражается на его лице. - Не могли бы мы приберечь истории на тот момент, когда все соберёмся вместе? Кастиэль медленно кивает и просто продолжает стоять, как король неловкости, пока Дин обходит комнату, собирая вещи и швыряя их в дорожную сумку чуть яростнее, чем необходимо. Он не чувствовал себя в своей шкуре как дома с тех пор, как вернулся из ада, и сейчас, когда Кастиэль смотрит на него как на какую-то опасную загадку, которую нужно разрешить, смотрит так, будто точно знает, что Дин сделал с Касом в мире будущего, он чувствует себя неудобнее, чем когда-либо до этого. - Слушай, если ты хочешь что-то сказать, то говори. - Я не знаю, о чём ты. - Брехня. Малейшая тень их прежнего товарищества, то, как Кастиэль улыбнулся ему, когда Дин попросил его никогда не меняться, - всё это пропало, и на их месте выросла стена напряжения, от чего к горлу подступала тошнота. Кастиэль наконец снова встретился с ним взглядом, но в нём без труда читается неловкость, и Дин едва удерживается, чтобы не заскрипеть зубами, точно зная, каково сейчас должно быть Кастиэлю. - Дин? - Ты видел, что случится, если ты останешься на моей стороне. И сейчас ты сваливаешь. - Дин… - Боже, Кас, - рычит Дин, и, если его голос на грани срыва, он просто продолжит стараться изо всех сил этого не замечать, - если ты хочешь оставить меня сражаться с концом света одного, так и вали к чертям собачьим. Я не могу ни сказать, ни сделать ничего, что убедило бы тебя в том, что я не допущу того, что увидел в 2014-м, так что если ты хочешь свалить, то давай уже вали, убирайся нахрен из… - Дин. Кастиэль неожиданно оказывается прямо перед ним, почти не оставляя между ними пространства, и Дин буквально давится собственными словами, делая полшага назад, но всё равно продолжая дышать одним воздухом с Кастиэлем. - Разве я хоть раз сказал, что ухожу? Дин может только неуверенно мотнуть головой, и вся его кровь будто вспыхивает, когда Кастиэль придвигается ещё ближе, глядя на него так, будто может прочитать каждую напуганную мысль в его голове – и, ух, Дин не видел его таким взбешённым с того ужасного дня в палате Бобби, когда тот чуть не убил Дина и Сэма за то, что они выпустили Люцифера на свободу. - Кас, я не… - Я тысячи лет имел дело с человечеством, и, тем не менее, ты самый раздражающий человек из всех, кого я знаю. Всё же я верю, что ты в силах остановить конец света. Даже не думай, что виденное мной возможное будущее в силах сбить меня с избранного пути, теперь, когда я отдал тебе всю свою веру. Поняв, что его прижали к стенке в грязном мотельном номере, Дин теряет все слова, лишается всех слоёв защиты, распадается на куски под гневом ангела, так же, как в ту страшную ночь, когда Кастиэль угрожал ему забросить его обратно в ад – но сейчас всё не так, теперь Кастиэль не просто источник угрозы для него и его брата, теперь Дина охватывает ужасное стремление вцепиться в пиджак Кастиэля и притянуть его ближе, заставить его доказать, что он никогда его не оставит, неважно, каким полным лишений может оказаться будущее. Но Кастиэль делает шаг назад и вздыхает – слишком по-человечески, – и момент разрушен. - Я не могу перенести твой автомобиль в Орегон, и я бы посоветовал не оставаться здесь дольше, раз уж Захария знает, что ты здесь был. Я предлагаю тебе снять новый номер, в другом мотеле. Если я понадоблюсь, ты знаешь, что делать. Ангел исчезает, больше ничего не говоря, и Дин не сразу вспоминает, как дышать, и пытается делать вид, что его колени не дрожат по каким-то неправильным причинам – потому что вышедший из себя ангел должен быть одной из самых пугающих вещей в жизни Дина, но никак не заставлять его джинсы становиться слишком узкими, а сердце – колотиться слишком быстро. - Чёрт, - убито бормочет он и свирепо швыряет сумку на кровать, пытаясь напомнить себе, что сегодня он не сможет найти никаких решений, не сможет понять, что делать с обоими Кастиэлями. Он сложит вещи, найдёт другой паршивый мотель, а завтра встретится с Сэмом, и вдвоём они поедут в Орегон, чтобы проверить, как там Кас, и узнать, как им всем уживаться вместе. Ты серьёзно думаешь, что я оставлю тебя сейчас, после всего, от чего я уже отказался ради тебя? Дин гулко сглатывает, отмахиваясь от дурацких порхающих бабочек в животе, проводит рукой по лицу и пытается успокоить дыхание, понимая, что предательский разум подсовывает ему образ синих глаз – одни из них вспыхивают ангельским гневом и нескрываемой болью, другие отчаянной тоской, и обе пары глаз смотрят достаточно пристально, чтобы заставить Дина чувствовать себя так, будто его вывернули наизнанку. - О боже, я по уши в дерьме. Эти слова звучат слишком громко в тишине номера, а прозрение – словно удар в грудь, и Дин снова сглатывает, оглядывая пустой номер, внезапно не в силах отрицать то, как далеко он зашёл, и беспокоясь, что он никогда не сможет нормально дышать снова.