Когда потерянное станет обретённым

Когда Дин наконец начинает пробуждаться, Кас сидит на кровати рядом с ним, разглядывая его, раздетый, если не считать старых джинсов Дина, склонив голову к плечу так похоже на себя-ангела, что в груди Дина что-то сжимается. Хмурясь исподлобья, Кас тянется убрать сбившуюся прядь волос с глаз Дина и поджимает губы, перемещая взгляд с губ Дина к его глазам. Дин глубоко вдыхает и замирает, а мысли его до сих пор в промежуточном состоянии между сном и бодрствованием и не могут собраться в кучку и заставить его отстраниться, и, когда пальцы Каса гладят его щетинистую щёку, Дин просто позволяет глазам снова закрыться, не в силах не наслаждаться этим ласковым прикосновением. - Прости, Дин. Ты не он. Я не должен обходиться с тобой как с ним. Дин сглатывает ком в горле и старательно удерживает глаза закрытыми, не желая видеть выражение лица Каса после его следующих слов. - Что, внезапно решил быть со мной милым? - Да. Не доверяя себе отвечать на это, Дин неподвижно лежит, а осторожные пальцы начинают спускаться к его губам, мягко надавливая и заставляя кожу Дина будто вспыхнуть. Он слышит, как его собственное дыхание сбивается, и отчаянно пытается напомнить себе, что они не могут себе этого позволить – но, когда он открывает глаза и видит в глазах Каса мир желания, ему действительно трудно уцепиться за разумные доводы этого не делать. И тут Дин улавливает какой-то запах и отстраняется от прикосновения, морща нос и хватая Каса за запястье, а тот продолжает едва ощутимо гладить его щёку. - Ты накачан? - Это та часть, где я отвечаю «обычно да»? Дин сжимает его запястье слегка сильнее, с ненавистью осознавая тот факт, что Кас, должно быть, минут десять назад смешал травку с остатками виски, просто чтобы справиться с чудовищами в его голове. - Где ты взял деньги? - Ты вряд ли оценишь. За этими словами стоит такая темнота, что мир Дина, вздрогнув, поворачивается по своей оси, а оборонительность в воспалённых глазах Каса перевешивает лишь стыд, который видится Дину в его поджатых губах. - Ты не… - Хрена ради, Дин – ты видел мои губы? Джимми Новак выглядел как мальчик по вызову под своим плащом. Я мог бы с таким же успехом размахивать табличкой «используй меня». Это совсем не тот разговор, которого ожидал Дин, а когда Кас одаривает его пошлой улыбкой, его зрачки всё ещё вытворяют забавные вещи на фоне синевы его глаз, и Дин пытается найти нужные слова, чтобы передать всю неправильность ситуации павшему ангелу, продающему себя за наркоту. - Это не оправдание для… - Сам доживи до конца времён, посмотрю на твои принципы. - Кас… - Ты меня отпустишь, чтобы я принял душ и почистил зубы, или мне начать ломать кости? Дин понимает намёк и расплетает пальцы на запястье, и Кас поднимается на ноги и хлопает за собой дверью ванной, а Дин, сдавленно выругавшись, трёт глаза руками, задаваясь вопросом о том, когда это дерьмовое шоу стало его жизнью. Слишком вымотанный, чтобы сделать что-нибудь помимо лежания, он не двигается в следующие десять минут, пока Кас принимает душ, а, когда тот выходит из ванной в одном полотенце, повязанном вокруг талии, никакая часть Дина не может отрицать того, как сильно ему хочется сорвать с него это полотенце и заставить Каса один раз почувствовать себя хорошо. - Эй, у тебя здесь пиво есть? – все предыдущие тирады явно смылись с Каса вместе с тёплой душевой водой, и тот, зевая, ковыляет мимо Дина к холодильнику. – Голова гудит. Побочный эффект от слишком продолжительного сосредоточения на продевании нитки в иголку. Дин только молча кивает, глядя, как играют мышцы стройного тела Каса, когда тот тянется открыть дверь холодильника, открывает бутылку и делает большой глоток. Только опустошив её наполовину, он с издевательской усмешкой поворачивается к Дину и вскидывает бедро, опираясь на кухонный стол. - Осуждай, сколько влезет, Дин, но ты не жил моей жизнью. - Это не оправдание. - Нет? Ты понятия не имеешь, что такое конец света. - Так расскажи. - Ты на самом деле не хочешь знать. - Что ты имеешь в виду? - Только то, что после того, как Сэм сказал «да», я провёл добрую долю конца света, выглядя как ребёнок с плаката кампании против домашнего насилия. Эхо этих слов отдаётся в тишине номера, и Дин чувствует, как кровь отливает с лица. Он не осознаёт, что беспомощно таращится, пока в лице Каса что-то не смягчается и тот не отставляет свою бутылку и не подходит ближе, мягко толкая несопротивляющегося Дина обратно в лежачее положение. - Я получал столько же, сколько и отдавал, если это тебя как-то успокоит. Был один раз после неудачной охоты, когда мы сцепились и решили выбить друг из друга дурь, и я сломал тебе палец. Чак был недоволен тем, что пришлось доставать лишние лекарства. Дин вполне уверен, что сейчас ему станет хреново, желудок выворачивает наизнанку от принуждённой беззаботности в голосе Каса, а глаза снова застилает пелена. Он опускает взгляд на одеяло и отчаянно ищет какой-нибудь способ извиниться за то, чего ещё не сделал, когда ласковые пальцы бережно приподнимают его подбородок, и он встречает взгляд усталых синих глаз. - Это не твоя вина, Дин. Отстреливать детей стало обычным делом, когда вирус начал распространяться. Я просто рад, что мы вымещали всё друг на друге, а не на ком-нибудь ещё. Если это должно было заставить Дина чувствовать себя лучше, то потерпело полную неудачу, и он крепко зажмуривается. - Как ты вообще можешь находиться рядом со мной? - Ты заметишь, что на большинство ночей я буду сбегать. Дин совершенно уверен, что это было сказано без сарказма. Кас так близко, и его рассказы о насилии над ним… Дин старательно не замечает внутренний голос, орущий, что всё это плохо кончится, приструнивает нервы и подаётся вперёд, бережно касаясь пальцев, придерживающих его подбородок. Даже обкуренный, павший ангел совершенно несгибаем, опуская взгляд на Дина, будто видит его впервые в жизни. - Кас, мне так жаль. Я знаю, что это был не совсем я, но всё же… - Дин, - Кас будто не дышит, и его слова кажутся тихими выдохами. – Ты не должен просить прощения. Это я перепутал вас двоих. Дин только таращится в ответ, разрываясь между возбуждением и болью, ведь Кас стоит рядом, в одном полотенце, раскрасневшийся, с широко распахнутыми глазами. - Ты тот человек, ради которого я предал Небеса – не бесстрашный лидер, пожертвовавший своей человечностью, чтобы привести нас к концу света. И я отказываюсь снова терять этого человека, так что прекрати винить себя во всём, что бы ни случилось в будущем. - Но я… Кас, ты не понимаешь, ты не знаешь… - Тогда почему… - Я использовал тебя как наживку, чтобы добраться до Люцифера, - слова вырываются наружу, наконец-то, наконец он их произносит. Этот кошмар не давал ему уснуть всю неделю, и в груди что-то сжимается, когда он смотрит в доверчивое лицо Каса. – Я использовал тебя как наживку для кротов. Ты не мог выбраться из этого здания живым. Я использовал тебя… - Дин, - мягкие пальцы прижимаются к его губам, и каким-то образом на лице павшего ангела показывается тень улыбки, хотя его глаза печальны, когда он заставляет Дина замолчать взглядом и ласковым жестом. – Что заставляет тебя думать, что я об этом не знаю? У Дина уже было несколько моментов в жизни, когда мир будто замедлял свой ход, а потом полностью замирал, а нечто наконец обретало смысл. Кас просто продолжает смотреть на него и бережно водить пальцем по его губам, а Дин переживает один из таких моментов, когда всё, что он может – просто смотреть в ответ и задаваться вопросом, что он мог сделать, чтобы заслужить такую беспрекословную преданность. - Как ты… - Я знал с того момента, когда мы пришли к этому соглашению. - Тогда почему ты ещё не ушёл? – недоверчивые слова проскальзывают мимо тёплых пальцев Каса, и Дин резко выдыхает, когда они приподнимаются и опускаются от движения его губ, отвлекаясь от серьёзности заданного вопроса. – Если ты знаешь это, знаешь, что где-то внутри меня сидит чудовище, которое может принять такое решение – почему ты всё ещё здесь? - Тебе действительно нужен ответ? Дину резко и отчаянно нужно отвлечься – на что угодно – от этих синих пристально разглядывающих его глаз, от пальцев, касающихся его губ, от запаха своего же шампуня во взлохмаченных волосах Каса. Он пытается заставить себя отстраниться, подняться с кровати, не в силах принять непроизнесённый ответ на вопрос, неукротимую любовь в этих глазах – и тогда шершавые губы Каса изгибаются в лёгкой улыбке, а его пальцы перемещаются на щёку Дина, когда он наклоняется, чтобы прижаться губами к неподвижным губам Дина на одно мгновение, которое тот ощущает всем телом. - Дин, - бормочет Кас в его губы, пальцами выводя линии по нижнему краю его щеки, - я никогда тебя не оставлю. Что бы ты ни сделал. Слова проникают внутрь, сталкиваясь с болью Дина, и тому кажется, что он сейчас взорвётся, когда сердце выбивает такой лихорадочный ритм, что это почти больно. Когда губы павшего ангела ласково касаются его губ, Дина охватывает жар, и он понимает, что его ещё никогда не целовали так нежно, как сейчас. - Дин, - шепчет Кас, медленно поднимаясь на ноги и выдыхая слова ему в рот. – Позволь мне. Я скучал по тебе. И тебе это нужно. И Дин, помоги ему бог, не спорит, ни на мгновение. Он только жадно втягивает воздух и позволяет Касу вытянуться на кровати; их бёдра находят друг друга с почти неприличной лёгкостью, а Кас продолжает целовать его так, будто он самое ценное из всего, чего он касался, и между ними лишь одежда Дина и влажное полотенце. - Кас… - Я потерял тебя, - хрипло бормочет Кас, вжимаясь в его пах, но сохраняя прежнюю нежность поцелуя, - всеми возможными способами. Годами я имел дело с тем человеком, которым ты стал, который вёл нас к концу – а потом ты умер. Но теперь ты снова здесь. Так что, пожалуйста, Дин… бога ради, не останавливай меня сейчас. Дин хотел бы найти оправдание своей отчаянной потребности в этих прикосновениях, как-то объяснить свою зависимость от нежности, которую чувствует в каждом движении павшего ангела, но он трезв, как стёклышко, и факт в том, что он никогда ещё в своей жизни не чувствовал себя так правильно. - Кас, - он снова пытается, даже не зная, как возразить против всего этого, против того, что что-то в нём становится на своё место, а кожа будто светится изнутри. – Я не уверен… - Пожалуйста, Дин… пожалуйста, позволь мне… В его голосе сквозит отчаяние, нечто опасное проглядывает в мягких прикосновениях его губ, и, когда в мыслях Дина вспыхивают другие синие глаза, он едва подавляет стон и сжимает пальцы на локтях Каса, надеясь, что тот заметит эту лёгкую боль. Но он только продолжает тереться о него, и стон Дина всё же вырывается наружу, после чего он на мгновение углубляет поцелуй, жёстко прижимаясь к его губам своими и тут же отрываясь от них, всё же выговаривая необходимые слова. - Кас… чёрт, прости… но я не могу… - Полагаю, я наступаю на пятки самому себе, так ведь? Повисает невероятно неловкое молчание, когда Кас просто вытягивается вдоль него, но потом он встаёт, не глядя Дину в глаза, поправляет полотенце на талии, будто ни один из них не замечает под ним стоящего члена или того, как дрожат его пальцы, когда он убеждается, что полотенце не свалится. - Кас, я… - Не смей начинать извиняться. Я не должен был позволять этому зайти так далеко. - Но… - Давай-ка лучше помолись, может, получишь того ангела, которого действительно хочешь. Дин не может найти слов, и Кас отходит от кровати, раскрасневшийся, взлохмаченный, весь трогательно порозовевший, и трясёт головой, снова поправляя полотенце и опуская взгляд на грязный пол. - Иди спать, Дин. Если я понадоблюсь, то я пошёл принимать очень долгий и очень холодный душ. И Кас исчезает в ванной, со своим прочно завязанным полотенцем и целым миром боли в ярко-синих глазах, и Дину остаётся только зажмуриться, свернуться на боку и попытаться вынудить своё ноющее тело отойти к нежеланному сну. *** После этого вечера, оставившего у Дина такое ощущение, будто он скоро разойдётся по швам, весь его мир будто перетекает в какую-то сюрреалистичную параллельную вселенную. На удивление слаженно работая на охоте, Дин и Кас пропутешествовали шесть дней, ни разу не заговорив о произошедшем. Кастиэль за это время появляется дважды, чтобы сообщить, как продвигаются поиски его отца, и ни разу не смотрит в глаза Дину, и тот понимает, что его дурацкие человеческие чувства так раздражают Кастиэля, что тот едва может находиться с ним в одной комнате. Мало того, будто это всё недостаточно неловко, Кастиэль и Кас начинают сражаться на дуэли взглядов, едва оказавшись рядом, и пусть у них обоих всегда были проблемы с гляделками, сейчас, когда их двое, это всё равно сбивает с толку. Есть и положительная сторона; несмотря на то, что демоны, на которых они охотились, не имели ничего общего с грязными планами дьявола, у Дина была возможность увидеть, как Кас прорубает себе путь ножом Руби, как его ярко-синие глаза вспыхивают гневом, когда он поражает демоншу, обхватившую шею Дина руками. Несмотря на острую нехватку воздуха, Дин не может не признать, что там, в будущем, он, должно быть, провёл чертовски хорошую работу по обучению Каса тому, как надрать зад кому-либо, если ты человек. Но самое странное в этой причудливой новой охоте то, что, когда они не заняты погоней за выполнением заданий Бобби, Дин постепенно узнаёт, что Кас – нечто большее, чем накачанная пародия на павшего ангела, которую он встретил в будущем. Он узнаёт, что Кас просто труп, пока не выпьет свою вторую чашку кофе, что ему нравится спать в носках и джинсах, что он проводит в душе неприлично много времени. Он узнаёт, что Касу нужно по крайней мере шесть банок пива, чтобы проспать всю ночь, что ему нравится латать дыры в одежде Дина, и (это было продемонстрировано его неудачной попыткой спасти птенца малиновки от коварного котёнка) что у него слабость к безнадёжным случаям. Что важнее, он понимает, что Кас, должно быть, успел постичь человеческое милосердие, потому что он никогда больше не заговаривает о Михаиле, несмотря на то, как каждый новый день рушит всё больше многообещающих идей о том, как убить Люцифера. Это передышка, на которую Дин не рассчитывал, и он едва сдерживается, когда его благодарность пытается вырваться вслух, потому что облекание её в слова явно снова поднимет старую тему. Спустя ровно неделю после их опасной близости к восстановлению отношений, которые были у них в будущем, Бобби отправляет их за демоном, который вроде как является одной из правых рук Люцифера. В итоге Дин едет в Неваду с Касом на переднем сиденье; павший ангел лениво роется в его кассетах, будто надеется найти что-нибудь, от чего ему не захочется вырвать себе барабанные перепонки, и этого почти достаточно, чтобы отвлечь Дина от кое-чего очень важного. Кастиэль не отвечает на его молитвы. Дин скрипит зубами и сосредотачивается на дороге, пытаясь делать вид, будто не чувствует себя так, словно его пнули в солнечное сплетение. Он взрослый мужчина, а не тринадцатилетняя девочка, и, если у Кастиэля есть занятия поинтереснее, чем отвечать на его молитвы, так Дин просто забьёт на это. Конечно, наличие его очеловеченной версии на соседнем сиденье совершенно не помогает. - Он всё ещё не отвечает? - Откуда ты вообще знаешь, что я его зову? - Ты сучнее, чем обычно. - Иди на хрен. - А я о чём. Дин игнорирует то, что Кас даже не ухмыляется – так, будто он действительно озабочен, – и сосредотачивается на жёлтой линии дороги, отчаянно надеясь, что Кастиэль не ранен и не схвачен, что Дин просто напугал его своими дурацкими человеческими желаниями и сметёнными границами. *** Когда они наконец находят Кастиэля, проникнув на склад, в который направил их Бобби, всё так же плохо, как и боялся Дин. Видимо, если ты достаточно силён, чтобы получить расположение Люцифера, ты достаточно силён и для того, чтобы схватить ангела, который уже ступил на путь обращения в человека. Только нож Руби – и преимущество неожиданности – спасают их задницы. Второй демон покидает свой сосуд, и Дин пробивается к алтарю, на котором связан Кастиэль (видимо, на верёвках какое-то заклинание, отстранённо думает он), и желудок переворачивается при виде символов, вырезанных на груди ангела прямо сквозь ткань его смятого плаща. - Кас, чёрт. Ты меня слышишь? Кас? - О, он прекрасно тебя слышит. Каждый дюйм кожи Дина стремится оторваться от тела, когда он медленно оборачивается, чувствуя, как внутри разгорается внезапное пламя ненависти. Кас издаёт странный давящийся звук и отодвигается чуть ближе к алтарю, когда Захария с помпой входит в помещение. - Слышит он хорошо, вот только он слегка не в себе в данный момент. Ты мог бы сказать, что он слегка… накачан. Ангелы не очень хорошо переносят демонскую кровь. Комнату будто заполоняет белый шум. Дину хочется сбежать, несмотря на все свои благие намерения, но уйти совершенно некуда, спиной он уже вжимается в холодный и твёрдый алтарь. - Вы долго, мальчики. Хотя должен сказать: такая мешанина временных рамок – как некрасиво с твоей стороны, Дин. Дин гулко сглатывает и понимает, что все слова пропали, а неожиданный страх заставляет язык онеметь. С демонами он может справиться – экзорцизм, нож, ловушки – но, если Кастиэль не в этом мире, им с Касом не стоит и пытаться одолеть полного сил подонка-ангела. - Что не так, Дин? Осознаёшь, как сильно облажался? Дин пытается заставить слова и мысли заработать синхронно, сердце колотится в груди, а Кас придвигается ещё ближе. - Демон?.. - Просто наживка. Люцифер одолжил его мне. - Какого хрена ты вообще ангел? - Мальчик, ты ещё ничего не видел. Дин даже не замечает, когда ангел перемещается. Всё, что он знает, это то, что Захария неожиданно оказывается прямо перед ними, поворачиваясь своей тошнотворной ухмыляющейся рожей к совсем-человеку, прижавшемуся к Дину. - Хм, Кас. Прошло некоторое время, но я уверен, что ты помнишь последний раз, когда мы с тобой повеселились. Ты действительно думаешь, что можно восстать против Небес и преспокойно смыться, не уплатив налоги? Кас (к его чести – Дин чуть ли не истерично восхитился тем, каким дурацки отважным всегда был Кастиэль, неважно, ангел ли, человек ли) чуть выпрямляется и делает шаг вперёд, оказываясь прямо в личном пространстве Захарии. - Мне пришлось смотреть, как рушится мир. Не думаешь, что это достаточное наказание? - О, Кас. Ты всегда был таким шутником. Кас содрогается, когда Захария тянет свои пальцы к его подбородку, вызывая у Дина бессмысленное желание врезать ему по роже. - Уверен, что ты помнишь наш последний небольшой сеанс, когда ты всё ещё был ангелом. Я так ясно выразил свои мысли даже тогда. Только представь, сколько боли я смогу причинить этому хрупкому человеческому телу. Дин с трудом удерживается от того, чтобы броситься на него; страх, гнев и беспомощность застилают зрение красной пеленой, кулаки сжимаются сами собой. Кас какое-то мгновение разглядывает Захарию с его пугающей ухмылкой, прежде чем посуроветь и придвинуться ещё ближе. - Это твой большой план? Пытать нас, пока Дин не скажет «да»? Ты никогда его не сломаешь. - Может, и нет. Но я могу сломать тебя. А поскольку у Дина всегда была к тебе слабость… - Катись в ад, Захария. Будто неожиданно вернув прежнюю благодать, Кас движется так быстро, что Дин едва успевает отследить его действия. Он выбрасывает руки вперёд, как змея, прямо к ткани костюма Захарии, неожиданно залитой кровью, от того, что – сердце Дина чуть не останавливается, когда он понимает, что происходит – что Кас выхватил его ангельский клинок и вслепую ударил им. - Сукин сын! Захария отшатывается назад, хватаясь за кровавое месиво на своём животе, когда Кас высвобождает руку, хватая ей руку Дина и дёргая его: - Убирайся отсюда! - Только с тобой. Дин уже разрезает толстые верёвки на алтаре ножом Руби, отчаянно пытаясь вызволить бессознательного ангела, а Кас яростно ругается, оказываясь между Дином и Захарией, становясь в боевую стойку против врага, с которым у него нет никаких шансов на победу. - Ну, Заки? Я сделал тебе больно? - Ах ты мелкий ублюдок! Дин и прежде видел выведенного из себя Захарию, но ничто не сравнится с теперешней ненавистью в его голосе, и он скрипит зубами, услышав, как Кас бормочет что-то похожее на отчаянную молитву. Едва Дин освобождает ангела, как Захария поднимается и швыряет Каса в алтарь, и тот сжимается от удара о твёрдый камень и сползает на холодный пол. - Он заплатит за это позже. Захария говорит так, будто сейчас обрушит весь склад на их головы, и желудок Дина выполняет сальто сразу по двум причинам: во-первых, Кастиэль силится открыть глаза, осматриваясь с некоторой осознанностью, во-вторых, слепая ярость в голосе Захарии заставляет Дина подумать о диких животных, о том, как они опасны, если их ранить. Это чертовски неприятная мысль, и Дин на мгновение встречает взгляд уже широко открытых глаз Кастиэля, отчаянно надеясь, что у ангела хватит сил перенести их со склада, прежде чем оборачивается и пытается отвлечь Захарию, насколько это возможно. - Хочешь драки? Ну так вот он я, надутый ты индюк. - Я бы не советовал меня злить. У меня уже есть на тебя далеко идущие планы. - Да неужели? Что ты собираешься сделать? Тебя только что пырнул человек – павший ангел, если точнее. Кажется, ты не так уж и крут. Тебе не приходило в голову, что вышестоящие ангелы ошиблись, назначив тебя на грязную работу? - Ты, мерзкий кусок паразита…. Дин не слышит и не замечает, что Кастиэль переместился. На его плече неожиданно оказывается рука, и помещение исчезает. На мгновение он чувствует себя как в невесомости, а потом сильно ударяется о твёрдый пол, от чего весь воздух выбивает из лёгких, и он падает на что-то вроде пахучего ковра. - Кас, - едва умудряется он выговорить, - мы… ты.. - Я забрал его. Мы все здесь. Дин чувствует невероятное облегчение, вздыхая остатками воздуха в лёгких, но тут ангел поворачивается на спину со стоном боли и отчаянно цепляется за рукав Дина. - Сигелы. Как я тебе показывал. Используй мою кровь, пока Захария нас не нашёл. Дин смотрит на засохшую кровь по всему плащу Кастиэля, понимая, что ему понадобится свежая, которой можно рисовать, и взгляд смещается к глубоким ранам на изрезанной груди Кастиэля. - Сейчас, Дин! Я не могу двигаться, тебе нужно… Пытаясь не задумываться над тем, что делает, Дин проскальзывает пальцами в порез на груди Кастиэля и подносит окровавленную руку к стене – стене гостиной Бобби, смутно осознаёт он с кратким отчаянным облегчением – и не обращает внимание на тихий всхлип Кастиэля, когда он использует его кровь, будто проходя через какую-то адскую рутину. Когда символы наконец дочерчены, Кастиэль сворачивается в клубочек, обхватывает себя руками и дрожит, а Дин силится прижаться руками к нераненому участку его тела. - Чёрт, что я могу… - Дай мне исцелиться. Позаботься обо мне втором. - Кас… - Пожалуйста, Дин. Оставь меня. Слыша отголосок боли в его резких словах, Дин колеблется ещё мгновение, размазывая кровь по изодранным остаткам плаща Кастиэля, а потом отползает по грязному ковру, чтобы окровавленными пальцами нащупать пульс на запястье Каса. - Слава богу, он жив. Дина снова резко накрывает облегчением, но единственный ответ раненого ангела – это сдавленный стон боли. Дав себе просто порадоваться тому, что все они в относительной безопасности, Дин на мгновение прикрывает глаза, а потом осторожно переворачивает павшего ангела на живот, и окровавленные руки дрожат, когда он начинает искать раны. *** Следующие полчаса проходят в спешке. Пока раненый ангел продолжает, скорчившись, лежать на полу, Дин изо всех сил пытается позаботиться о Кастиэле-человеке, который, к счастью, кажется скорее выпавшим из реальности, чем действительно раненым. Вся его спина, конечно, в синих и чёрных ушибах, и кожу украшает узор из неровных царапин, но – каким-то чудом – его рёбра уцелели, и ни одна кость не сломана. - Хватит меня лапать, придурок. - О, поверь, и в мыслях не было. И ведь действительно не было, какие бы обвинения Кас ни шипел сквозь зубы. Пусть Кас и разложен на диване в гостиной, раздетый выше пояса, нет совершенно ничего возбуждающего в том, как он чуть не прокусывает себе губу, когда Дин обрабатывает его раны влажной тканью и перекисью водорода. Дин бывал на его месте слишком много раз (раненый, страдающий, скорчившийся на грязной кровати мотельного номера, пока кто-то копается в его ранах) – чтобы находить в этом хоть что-нибудь привлекательное. И, конечно, то, что раненый ангел до сих пор лежит на полу, изредка роняя болезненные стоны и обхватив себя руками, будто пытаясь не развалиться на куски, совершенно не помогает. Сглотнув новый приступ страха, Дин откладывает ткань и достаёт бинты, упорно отказываясь думать о чём-либо, кроме изодранной кожи перед своими глазами и о том, что нужно помочь лежащему перед ним человеку. Когда он заканчивает обрабатывать спину Каса, ангел на полу только сжимается в ещё более плотный клубочек, и Дин всё же опускается на колени рядом с ним и кладёт руки на рукав окровавленного плаща. - Кас, - мягко говорит он. – Должно быть что-то, что может тебе помочь. Ответа нет – нет даже стона боли, и сердце Дина сжимается так болезненно, что он почти чувствует, как оно уходит в пятки. Обернувшись посмотреть на лицо Кастиэля, он видит, что его яркие синие глаза крепко зажмурены, лицо пугающе бледное, а губы отдают синевой. - Чёрт, Кас, - слабо рычит Дин и беспомощно оглядывается на человека, пытающегося принять сидячее положение. – Чёрт. Что мы можем… - Захария сказал, что накачал его демонской кровью, так? - Да, но… - Ну, представь, что тебя накачали кислотой. Дин таращится на Каса и отстранённо задаётся вопросом – единственный раз в своей жизни, – будет ли слишком, если он попросит, чтобы хоть что-то не пошло как можно хуже. Наверное, эти мысли отображаются на его лице, потому что Кас со стоном поднимается на ноги, почти такой же бледный, как впавший в кому ангел. - Эти отметки на его груди удерживают благодать в этом теле. Если они уйдут, Кастиэль уйдёт вместе с ним. - Тогда… - по спине пробегает холодок, и Дин крепче сжимает плащ. – Тогда как мы… - Если у него осталось достаточно сил, тело само сможет избавиться от отметок и начнёт исцеляться. А если нет... ну, ты особенно ничего не можешь сделать. - Что, - голос срывается, Дин облизывает губы и снова пытается: - Что я могу сделать? - Не давай ему терять много крови. И сиди рядом. Говори с ним. - Это поможет? - Высока вероятность, что он всё ещё тебя слышит. И, зная меня, этот ангел не собирается сдаваться, пока знает, что он всё ещё тебе нужен. Тяжёлое послевкусие этих слов повисает между ними, и Дин на мгновение задаётся вопросом, говорит ли Кас о себе в той же степени, что и о раненом ангеле, но Кас уже отворачивается и направляется к кухню, гуляя по дому Бобби так, будто последний раз он был здесь вовсе не пять лет назад. - Я сделаю обед. Позвоню Сэму и узнаю, где они. А ты сиди здесь и составляй компанию своему раненому ангелу. Дин проглатывает свою благодарность и поднимается на ноги, чтобы взять ещё полотенец, а потом стягивает с дивана одеяло и расстилает его на полу, а желудок снова переворачивается при виде символов, вырезанных на коже Кастиэля. Как можно аккуратнее, стараясь не сделать ему ещё хуже, он отводит руки Кастиэля в сторону и прижимает к его груди полотенце, пытаясь удержать внутри его тела так много драгоценной жизненной силы, как это возможно… А потом Дин садится рядом на рваное старое одеяло, зажимая раны, и клянётся оставаться на месте, пока Кастиэль не проснётся и не начнёт исцеляться. *** Время еле движется. Кас делает ему бобы и тосты и не говорит ни слова, когда Дин, едва их надкусив, отпихивает тарелку. С оттенком грусти в глазах он изучает прошлого себя и сообщает Дину, что Сэм и Бобби заняты другим делом на ближайшие пару дней и что они заберут Импалу, как только освободятся, а потом он исчезает, смываясь куда-то в доме, и Дин сидит на полу, не сводя глаз с Кастиэля и боясь переместить его, пока он в таком самоисцеляющем трансе. Как только они остаются одни, Дин начинает говорить, вспомнив все те истории о вышедших из комы, утверждавших, что слышали голоса своих любимых. Он особенно не задумывается над тем, о чём говорить, болтает о чём угодно, что придёт в голову, и следит за тем, чтобы не убирать руки с ран, отчаянно желая сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить выздоровление Кастиэля. Ночь тянется ещё дольше, чем вечер. Когда солнце заходит, голос Дина начинает садиться, заставляя его прерываться на тяжёлое молчание. Пусть дом Бобби и был одним из тех немногочисленных мест, которые Дин мог бы назвать своим домом, это здание пробуждает в нём жуть, когда остаток мира постепенно растворяется в тишине, прерываемой лишь мягким рваным дыханием раненого ангела, лежащего на полу гостиной и борющегося за жизнь. Когда стрелка часов показывает три часа ночи, новый час не приветствует ничего, кроме смены полотенец. Дин ругается сквозь зевок и тянется вперёд положить голову на плечо Кастиэля; уставшее тело болит от долгого пребывания в одном положении. Раны всё ещё кровоточат, слишком обильно, чтобы Дин мог успокоиться, и он не перестаёт зажимать их, зная, что, будь Кастиэль человеком, он уже ускользнул бы из этого тела. Эта мысль прорезает его насквозь, и Дин гулко сглатывает, устраивая лоб на плече Кастиэля и всё ещё изо всех сил стараясь удержать жизнь Кастиэля в теле. - Кас, - едва выговаривает он, слыша истощённость в собственном голосе, - ты не умрёшь, правда? Тебе придётся иметь дело со всем этим, а когда тебе станет лучше, мы будем сильнее стараться присматривать друг за другом, ладно? - Может, акцент нужен на том, что ты будешь сильнее стараться присматривать за ним. Дин садится, выпрямляясь, и пронзает свирепым взглядом стоящего в дверном проёме, но у него даже нет сил разозлиться, когда Кас проскальзывает в гостиную, засунув руки в карманы джинсов, слишком уж бледный под своей неаккуратной щетиной. - Что ты имеешь в виду? - Думаешь, он когда-нибудь оставлял тебя одного надолго? Я постоянно приглядывал за тобой, оставаясь невидимым. - Я… - Когда я ещё был ангелом, твоя молитва значила больше, чем что-либо другое. Ты нужен ему, Дин, больше, чем можешь представить, или же он закончит, как я. Кас не смотрит на него, выплёвывая эти слова, и Дин на мгновение закусывает, узнавая в голосе павшего ангела тень презрения к себе. Этот тон слишком знаком Дину, он слышал его в своей голове столько, сколько себя помнит, ещё до ада, но из уст Каса ненависть к себе звучит совершенно противоестественно, несмотря на то, что этот Кастиэль – едва ли слабая человеческая тень безупречного ангела. - Ты не так уж и плох, ты же знаешь. - Высокая похвала. - Я серьёзно. - Дин… - Несмотря на всё, через что ты прошёл, тебе всё ещё не плевать на этот мир, и ты хочешь помочь ему, - Дин видит на лице Каса тень недоверия и опускает взгляд на свои окровавленные руки, стараясь не смотреть павшему ангелу в глаза, и продолжает: - Ты рискуешь своей жизнью, борясь со злобными тварями, а потом возвращаешься и спасаешь птенцов от котят. - Дин… - Ты настолько предан, что это напугало бы большинство людей, и ты готов пожертвовать жизнью за того, кого любишь. Это не самые плохие качества, Кас. - Ну, хм… посмотри, куда в итоге привела меня эта преданность. Одинокий наркоман, которого ждёт вечность в каком-нибудь адском котле. Не ослабляя давление на раны Кастиэля, Дин всё же оборачивается к павшему ангелу, развалившемуся на старом диване Бобби и разглядывающего узор из шрамов на своих руках с открытым презрением. Прежде, чем Дин успевает найти верные слова, Кас мягко вздыхает и снова поднимает на него взгляд. - Хочешь знать, почему я заставил себя протрезветь? Почему перестал колоться, плюнув на ломку, посреди конца света? Дин слышит боль в голосе Каса и снова отводит взгляд к ангелу, не желая делать этот разговор ещё напряжённее. - У меня закончились наркотики во время охоты. Мы спасали одну семью и застряли на несколько дней в каком-то дерьмовом домишке. Это была мать и двое детей, и не будь с нами Рисы, Дин не смог бы помочь выбраться им всем живыми. Меня так колотило, что я не мог держать оружие, а уж тем более мне никто не доверил бы из него стрелять. Дин изо всех сил не отводит взгляда от груди Кастиэля, борясь с глупым желанием встать и обнять сидящего на диване, но зная, что не посмеет оставить Кастиэля на такое долгое время. - И после этого ты сказал мне, что я или завязываю, или убираюсь. И ты говорил серьёзно. - Я бы не… - Да, Дин. Ты бы да. И ты имел на это полное право. На тебе был целый лагерь, и у тебя были вещи поважнее, чем терять время и нянчиться со мной. Дин не может найти слова, и Кас поднимается на ноги, снова засовывая руки в карманы старых джинсов Дина, неловко стоя в стороне и выглядя так, будто не знает, уйти или остаться. А Дин смотрит на его оборонительную позу и думает обо всём, через что прошёл павший ангел, и только тогда он наконец позволяет себе посмотреть – действительно посмотреть – впервые за всё то время, прошедшее после того, как Кастиэль вырвал павшего ангела из его времени. - Дин? Не понимая, как в будущем он мог вообще позволить Касу опуститься так низко, Дин медленно прослеживает взглядом выцветшие джинсы, старую футболку, следы на руках Каса, и что-то в груди сжимается от того, что павший ангел стоит перед ним в его старой одежде, а дрожащий лунный свет окрашивает его кожу неестественным серебром. - Слушай, я могу уйти… - Кас, стой… просто подойди сюда на минутку, ладно? - Зачем? - Просто… слушай, я не могу убрать руки, можешь ты просто… Пульс резко зашкаливает, и он затыкается, когда Кас проходит через комнату и опускается на колени рядом с ним, глядя на него со смесью растерянности и остаточного стыда. Одно дикое мгновение Дин задаётся вопросом, что он делает, но он отметает его прочь и смотрит куда-то между двоих перед собой, неожиданно осознавая, как тяжело будет потерять любого из них. Это похоже на то, будто он только что понял, что ангел и человек – это две стороны кого-то одного, кого-то, кто буквально видел худшее в Дине, кто всё ещё хочет его, кому всё ещё не плевать, настолько, что это пугает до чёртиков, несмотря на то, что всё дерьмо случается от того, что рядом находится Дин Винчестер. - Дин, что… Осторожно, убедившись, что его движение не уменьшит давление на раны Кастиэля, Дин тянется вперёд, чтобы осторожно коснуться губами губ напротив, и в груди что-то переворачивается от сдавленного выдоха павшего ангела. Прикосновение длится недолго – лишь пару мгновений, – но, когда Дин отстраняется, его колено сжимают сильные пальцы, и Кас так широко распахивает глаза, что это почти смешно. - Но ты… я думал, ты… - Ты же сказал, что я должен присматривать за тобой, так ведь? Кас продолжает таращиться, а потом жмурится, выдыхая почти как от боли, и Дин отчаянно желает иметь свободную пару рук, чтобы стереть влагу с его лица. Решив работать с тем, что есть, Дин гулко сглатывает и слегка подталкивает колено Каса своим, восторгаясь тем, как павший ангел мгновенно прижимается в ответ. - Мы разберёмся, Кас. Мы втроём. Хорошо? Пугающая тишина стоит ещё несколько мгновений, и наконец Кастиэль слабо кивает, всё ещё не открывая глаз и водя пальцами по колену Дина. Подавив предательский ком эмоций в горле и желая дать Касу возможность взять себя в руки, Дин опускает взгляд на раны на груди Кастиэля, отстранённо понимая, что одному из них нужно встать и найти новые полотенца. - Подменить тебя? В голосе Каса слышится дрожь, но, когда Дин с опаской бросает на него быстрый взгляд, на его губах он замечает слабый намёк на улыбку, и он не может сдержать ответную, такую же неуверенную. Не дожидаясь ответа, Кас поднимается на ноги, находит новые полотенца, а потом мягко отпихивает Дина, усаживаясь рядом. - Отдохни, Дин. Я присмотрю за ним. Зная, что ему не нужны слова, чтобы ответить, Дин смотрит, как Кас перенимает постоянное давление на грудь прошлого себя, а потом наконец устраивается на животе, вытягиваясь вдоль тела Кастиэля, кладя подбородок на руки и закрывая глаза; его голова лежит всего в паре дюймов от колена павшего ангела.