Radical

| PART 1: VIS-À-VIS |

Я отчистил его от грязи. После того как Ангел в первый раз принимал у меня душ, на нем словно корка осталась. Не знаю из чего. Грязь — понятие условное. Маска из пыли, слой пудры, тонального крема, песка, печали, горестей… Он вряд ли мне когда-нибудь расскажет об этом. Я истратил множество ватных подушечек и баночку косметического молочка, но снял с него «оболочку». Снял и обомлел. У него совершенно кукольное лицо. Когда он плеснул на себя холодной воды, смывая последние пятна, и повернулся, у меня совсем дыхание перехватило. Если бы не пирсинг, он был бы неотличим от героя моего любимого аниме. Но прорисовка поточнее. Блядь, что за бред. Какая прорисовка? Он же… он же живой. То есть не очень. Упырь. Мне плохо, мне снова плохо. Почему он делает мне больно, абсолютно ничего не делая… Как отмороженный смотрю и не двигаюсь. Ангел расчёсывает длинные волосы и трясёт челкой, возвращая её на привычное место — спадать на глаза. Он прихорашивается уже несколько минут перед зеркалом, пока до меня вдруг не доходит. — Ты ведь не видишь себя! — Ну да. И что? Я знаю, что я очень красивый. Я набираю в лёгкие воздух. Черт с ним, с зеркалом. Он мастерит себе просто шикарную причёску. Пялюсь и пялюсь на несравненные черты его лица, и делаю этот длиннющий вдох. Чтобы потом выпалить: — Почему ты стал шлюхой? — Я родился ею. — Но… И я заглох. В эмоциональной смерти. Его голос, такой безмятежный… с равнодушием изрёкший эти слова, высекает из меня слёзы. В горло впиваются иглы. — Почему всё, что ты доказываешь, говоришь или делаешь, причиняет такую боль?! Он молчит. Странно улыбается. Скорее даже не странно, а страстно. Что, опять? Нет, не подходи ко мне! Он все-таки (подкрался?) подошёл, наклонился (скорее, рухнул), утыкаясь носом (и ртом тоже) мне в грудь (сосок, ой, мама, ой, ну не трогай!) и прошептал (так развратно, словно репетировал секс по телефону): — Пойдём ужинать. α^ Соблазнение идёт своим чередом. И идёт довольно скверно. Мы сели рядом. Я пододвинул свой стул вплотную и положил ему на пах руку. Он уронил вилку. Мы её так и не подняли. — Ты опять?! Убери. — Убери сам. — Нет, ты! Рука твоя. — Но ведь трогаю я тебя! Трогаю за… Я врезал ему по лицу и как ошпаренный выскочил из-за стола. На белой коже безобразный бордовый след. А меня душат ярость и дикий стыд. Зачем он себя так ведёт? Хочет свести в могилу? На работе меня ждет «ковёр», а возвращаться теперь домой, зная, что тут — это… И самое грустное, что я никак не могу его прогнать. В памяти всплывает погоня под проливным дождем. И он — дрожащий от холода, потерянный и затравленный, с длинными грязными волосами, налипшими на лицо. Я не могу выставить его за дверь. Я схватил со стола одну тарелку, швырнул на пол и под звон осколков отправился в серверную. α^ Он злится. Злится неимоверно сильно и серьёзно. Водкой уже, правда, не балуется, но хочет доконать своим безразличием. Всю ночь его опять нет в постели. Я вертелся и сворачивался под одеялом и так и эдак, пытаясь найти для себя отдых, пока в изнеможении не решился навестить программиста в его компьютерной святая святых. — Кси, уже шестой час утра. — Знаю. — Тебе скоро на работу. — Знаю. — Кофе сварить? — Я перебьюсь. — Поесть хочешь? — Я перебьюсь. — Тебе помочь? — Я справлюсь. — Я не могу без тебя спать. — Выпей снотворное. — Уже поздновато для этого. — Поспишь днём. — Я хочу с тобой. — Мне скоро на работу. — Я поеду с тобой. — Как хочешь. — Кси, я хочу тебя. Молчание. — Кси… Кси! — Я не дописал скрипт. — Блядь. — Я не слышу тебя, Ангел. — Кси, умоляю… — Распятие висит в холле, молись ему. — Я не служу Богу. — Я куплю тебе сатанинский крест. — Кси, мой бог — ты! — Я еврей. — Ёпт… — Свари мне кофе. α^ Стою над кофеваркой, размышляя, что делать. Твоё поведение для меня совершенно алогично. Несуразно. Дебильно! Отпаивать кровью, в который раз спасая мою задницу, не посылать лесом за похотливый поцелуй, потом спокойно игнорировать прямое признание в желании трахнуть вместо того, чтобы выставить вон, согласиться привезти на работу. При этом отдавая всё свободное время этому дурацкому ящику с монитором и клавиатурой — и всё так же оставлять меня при себе. Наша холодная постель. Когда я тебя наконец затащу в неё? Ксавьер, я чего-то не понимаю в тебе? Проклятье, я даже не догадывался, что программисты — отдельная, ни на что не похожая каста на хрен чокнувшихся людей! Только недолго тебе осталось тешиться этой иллюзией. Ты не человек. Ангел одевается. Я на мгновение застываю с ароматной чашкой у рта, вспоминая, что у него нет никаких шмоток, кроме тех, в которых я вывел его из борделя, провожаю глазами его белый-белый локоть, исчезнувший в рукаве чёрной рубашки, и успокаиваюсь. Иногда я до чёртиков рассеян: он же забрасывал на заднее сиденье сумку с вещами. — Зачем это? — Что? — он небрежно защёлкнул ошейник и опустил волосы. На меня с его шеи смотрели пять хорошеньких стальных шипов. — А, это. Разреши мне немного развлечься на твоей работе. — Зачем? — Как «зачем»? Чтоб я не скучал, пока ты исполняешь свои обязанности, — он пристегнул к поясу несколько тяжёлых чёрных цепей и качнул бёдрами. — Ещё не всё. Я пожал плечами, допил кофе и вышел почистить зубы, а когда вернулся, схватился за дверной косяк спальни, чтобы не поцеловать носом паркет. Это действительно было «всё». На Энджи надет плащ — тонкий, длинный и блестящий. Как у Нео в «Матрице», только в два раза лучше. Наручники и плеть, скромно выглядывавшие из одного кармана этого плаща, я ещё мог стерпеть. Небольшой пистолет, нашедший приют в другом кармане, я тоже кое-как мог принять. В конце концов, может, он не настоящий. Но длинный нож, который он держал в зубах, сладострастно водя руками по голому животу (я так и знал, что рубашка останется расстегнутой, бллин!), меня довёл до ручки. С лезвия капала кровь. В крови же были руки моего упыря. И эта кровь, ясен перец, выплескивалась из хорошеньких порезов, длинных и глубоких, хаотично нанесённых на этот плоский тощий живот, который… который… — Сука! — А? — Ангел выронил нож изо рта и заинтересованно уставился на меня. — Мы уже выходим? Один момент. Я сейчас всё приберу. — ТВОЮ МАТЬ! Я уже стремглав мчался обратно в ванную за мокрыми полотенцами. Проорав ещё какой-то матершины, немного взял себя в руки и принялся вытирать безобразные потёки. Кровь из порезов уже не лилась, мне даже в какой-то миг показалось, что не так уж и бессмысленно они нанесены, но Ангел не дал рассмотреть, дернув края рубашки и застегнув одну пуговицу посередине. — Хватит, Ксюнь. Брось это дело. Нам пора. С хрен откуда взявшейся силой он обнял меня за талию и поволок за собой. Вниз по ступеням, перепрыгивая через три. Господи, надеюсь, ключи от авто на месте, если мне с этим неуравновешенным маньяком придётся вот так возвращаться ещё раз в дом… Но всё обошлось. Повар с соболезнованием шпионил за мной через окно: о да, мы наконец-то укатили на работу.