Radical

| PART 1: VIS-À-VIS |

Она схватила Энджи за руку. При этом простом движении в моей печени разлилась желчь. Я что, ревную? Никки приволокла его в кабинет и продержала там не менее двух часов. И я не мог себе найти места, гадая (чем дальше, тем нетерпеливее и злее), чем они могли так долго заниматься. Когда он наконец вышел, весь какой-то растрёпанный (какого хрена и почему?), привычно бледный и необычайно спокойный, и ни слова не говоря, прошёл мимо меня в мою же админку, я взорвался. α^ Ксюня решил, что я трахнул его драгоценную дамочку. Хочется зажать уши, чтобы не слышать его воплей, но, боюсь, тогда он разойдётся ещё пуще. Остается покорно переждать бурю. Хм, а не сделать ли мне мученическое лицо… — Ангел, это мерзко! Это унизительно! Так… так никто не делает! Я не просил решать мои проблемы через постель! Ты вообще ничего не понимаешь! Идиот! Тварь похотливая! Как мне теперь на глаза шефини показаться?! Что ты с ней натворил? Господи, а у нас, говорят, камеры повсюду натыканы, о блядь, запись, наверное, уже прямо сейчас смотрят. Смотрят, и смотрят, и пересматривают… и смакуют… Фак, фак, фак! Я тебя УБЬЮ! И в окно выброшу! — Сядь! — Что?! — Сядь, я сказал! Сядь и успокойся. И хватит орать. Ничего плохого я не сделал. Николь — женщина деловая и независимая, на кабинетные авантюры посреди рабочего дня пускаться не будет, а если ей очень понравились чьи-то ноги, она их лучше арендует для себя после работы. — Так… — Прошу заметить, я ничего тебе не говорил. — Ангел! — Я помог ей разобрать две тысячи резюме и выбрать десять кандидатов на замещение должности главного системного администратора. α^ Я довёл его, сознаюсь. На последней фразе от его прелестной багровой мордашечки разом схлынула вся кровь, а губы окончательно поломались, искривились… Я, как настоящая сволочь и свинья подколодная (его слова, не так ли?), насладился остротой момента. Секунд двадцать, не меньше. — Из этого десятка кандидатов я помог выбрать ещё четверых, с которыми стоит побеседовать лично, — невозмутимо договорил упырь после продолжительной паузы. — Остальным мы сразу же, не откладывая, позвонили и отсеяли. Среди оставшихся кандидатов значатся три выпускника Йелля — и один, не оканчивавший высшего учебного заведения. Вот на этого последнего я велел обратить особое внимание. — Э-э… — Судя по резюме, он необычайно талантлив, — чуть повысив голос, перебил Энджи, складывая изящные упыриные пальцы в замок. — И его можно брать сразу после колледжа. Кроме того, у него уже внушительный опыт работы. Его фамилия Санктери… Не прекращая говорить, он плавно ко мне перетёк и обвил за плечи. — Тебя уволят и снова примут, — мягко выдохнул Ангел, заводя мои руки назад к стене. — Так иногда бывает… Только мне вечером придётся отлучиться. — Это всё звучит весьма заманчиво и обнадеживающе, и я тебе благодарен, но зачем ты раздвигаешь мне ноги? — Чтобы плотнее припереть к стенке. — А зачем меня плотнее припирать к стенке? — Чтобы было удобнее поднимать и сажать на себя. — С-са… что? — Тсс. α^ Он конечно же ничего не понял, маленький трусишка. Не тронув ни пуговицы на его одежде, я просто заставил его обхватить меня бёдрами за талию и тесно прижал, чтобы основная нагрузка пришлась на меня, а не на стену. Имитация полового акта, таким образом, была готова. Затем я оторвал его вспотевшие от страха ладони от обоев и обвил вокруг своей шеи. Он шипел, но покорялся. Когда его голова свесилась назад, волосы коснулись пола, а из груди вырвался протяжный вздох, точно по расписанию к нам с шумом и треском нагрянули два брата-акробата Сид и Морис. — О-о… что за… — вырвалось у Сида. Заметив, как перекосило его рожу и — ещё больше — рожу Мориса, я только глаза закрыл. Не хочу, чтобы Ангел видел, какое удовольствие я получаю от результата его непристойных трудов. — И вам добрый день, господа, — негромко ответствовал вампир, акробатическим движением снимая меня с себя, садясь в моё кресло и меня ещё вдобавок устраивая сверху. — С чем пожаловали? Ступор, ступор, молчаливый ступор. Ангел лапает меня между ног маньячными движениями, время от времени застывая на самом ценном. Я стараюсь не шевелиться, и мне это вроде даже удаётся, кроме того, я прикусил язык, чтобы не материться поминутно на его жадные пальцы с длинными зверскими ногтями. Дрянной извращенец, но всё равно пусть тоже получит своё удовольствие. Ненормальное удовольствие от соприкосновения со мной… А далеко ли я готов пойти, если это понадобится — в удовлетворении его жажды соприкосновения? С утра он меня беспрепятственно целует, а на работе уже водит руками там, где не надо. Не окажусь ли я вечером в чем мать родила под его телом, во власти гомосексуального бреда, зачаровавшись его чрезвычайно маньячной ненасытной улыбкой? Хотя он сказал, что вечером отлучится. Николь купила его ноги, да… Но это всё не то, это всё мелочи. Бытовые проблемы, они появляются и исчезают. А мы остаёмся. Мы? Уже «мы»? Ты. Я. И ты мне уже важнее работы. Если я понизил её до ранга досадной неприятности. Но ты… Говоришь, что хочешь меня. И, наверное, не сомневаешься, что получишь. Если я и дальше буду смотреть сквозь пальцы на происходящее. И за что ты мне такой под колёса свалился, а? α^ Аргументов не было. Не нашлось у них ни единого дела, которое было бы важнее сексуальной игры, затеянной мной в кресле. Сид развернулся и ушёл сразу. Морис какое-то время переминался на одном месте, разинув рот, пока тоже не сообразил уйти. Придется за ним последовать. Я наврал лапочке для его успокоения, что всё уже в шоколаде, но Николь всего лишь сказала мне, что ничего не решает. Мне нужно надавить на Мориса. А потом предстать перед самой крупной шишкой во всей красе, уж постараться не ударить лицом в грязь. Ангел прекратил терзать мои бёдра. Потянулся было к губам, но нерешительно остановился на полпути. Я не сразу сообразил, в чём дело. — Извини, Ксюня, я увлёкся. — Да я уже почти привык… — Неужели? — Бллин, зря я это ляпнул. — Почему же? — Я имел в виду, что твои странности поражают меня гораздо меньше, чем раньше. А вовсе не то, что ты подумал. — А что я подумал? — Что мне… что… Что мне нравятся твои развязные выходки. А я всего лишь больше не боюсь. Их. И тебя. α^ Опять он меня обломал. Дело принимает скверный оборот. Если он станет относиться к моей шокирующей сексуальности равнодушно, мне вовек его не совратить. Дьявол, что же предпринять… — Кси, отведи меня к Альфреду. — С ума сошёл?! Да кто… — Веди. Сейчас же. Его ужасающе мрачный взгляд из-под угрюмо сдвинутых бровей заставил меня взмокнуть. Директором я и так уже уволен, а вот он… Вольно или невольно, но я снова почувствовал страх. Что он может сделать? Такого, что я не перенесу. Уйти. И причинить мне боль. Опять. Я не хочу. Я нашарил его ладонь у себя на животе, схватился покрепче, и он меня поднял. И мы пешком отправились наверх, на двадцать пятый этаж. α^ Я всегда считал, что нет ничего дороже свободы и одиночества. Я стремился к ним всю жизнь. Я всю жизнь за них боролся. И я их добился. Однако их реальную ценность я осознал лишь тогда, когда бережно вёл по лестнице хрупкого и болезненного сына смертной женщины и древнего змия. Свобода не стоит ровным счётом ничего. И одиночество — бурый песок, пропущенный сквозь пальцы и безвременно где-то утерянный. Если каждая клетка души и тела кричит о желании отдаться в рабство. Без пояснений, без оправданий и без единого проблеска раскаяния.