Radical

| PART 1: VIS-À-VIS |

α^ Ночь была бесконечно злой и долгой. Я заходил всего раз в этот зал. Кривизна пола показалась садистской шуткой больного артритом архитектора. Я что-то хотел ему сказать? Я всё равно не смог бы выдавить ни слова. В венах гуляла страшная сказка с плохим концом, в глазах мелькали смеющиеся тени. Черти. Лепреконы. Они зашили мне рот. Я упал, не чувствуя боли. Об этом через шесть часов мне рассказали разбитые коленки. А ещё — здоровенный чёрный синяк на щеке. Он ударил меня. Но я ничего не помню. α^ Его смех — без четких границ, совершено пустой и бесформенный. Смех наркомана. Меня словно полоснуло острой бритвой по горлу. И закрутило в стакане с абсентом муть холодных, горьковато-зелёных воспоминаний. Мы сидели на игле плотно с десяти лет. Я и брат. Банальная поножовщина в одном тихом занюханном переулке Бруклина положила конец его страданиям в тринадцать. Я думал, что сдохну следом. Пять лет ненависти и безумия после. Я на это надеялся. Хотелось не дышать. Окаменеть. Хотелось просверлить в виске небольшую треугольную дырочку, вытащить через неё свою память и закопать где-нибудь на пустыре за церковью. Хотелось остановить себе сердце. Проткнуть его спицами. Чтобы оно перестало биться. Чтобы всё ушло вместе с ним. Меня не тронули. Меня просто не заметили. Он зашвырнул меня на козырёк заплеванного входа в жилище, чудом не переломав рёбер. Я распластался там, сливаясь с ландшафтом, и тихонько ревел, не мог не реветь… и одновременно с этим боялся издать хоть звук. Я всё видел. И все лица запомнил. Они вырезали ему почку. За долг, не погашенный вовремя. За дозу — в длинном бело-синем шприце, неизменно торчавшем из его почерневшего локтя. Паршивая Николь. А теперь Ксавьер. Ну как это случилось сегодня? Это имя. Насильно напомненное дважды. Демон. Ди. Худое, измождённое лицо с горящими глазами цвета адского снега. Есть ли в аду снег? Пусть там будет фиолетовый снег. Но пусть не будет героина. Я завязал. Я покончил с наркотой, но мои голубые глаза потемнели до больной грозовой синевы с той ночи. Она была бесконечно злой и долгой. Начал припоминать. Он смотрел на меня шальными и озверевшими глазами Нежити. В них пьяно билась моя приближающаяся смерть. Такая искристая, сапфирово-изумрудная, с кучей маленьких звёздочек внутри. Он перевернул стол, сметая бокалы и бутылки. Кусочки сахара разлетелись по всем углам. Он наступил на один. Раздавил огромным каблуком. От хруста у меня свело солнечное сплетение. α^ А потом моё желание исполнилось. Сердце погибло в неравной борьбе с отравленной кровью. Моя красная смерть пробудилась и вышла из застенка, потирая красивые, но запачканные руки. «Я твой дар, благословенный и проклятый с рождения. Глас Бога в голове, сосуд его гнева и возмездия на Земле. Я смерть в багрянице, в венке из красных ягод. С глазами светлыми, с душой ночи. Теперь ты знаешь. Я пришла. Я всё для тебя сделаю. Ты просил забвения. И ты его получишь, — она глубоко вдохнула мою печаль. — Ты не будешь помнить, — нежно шепнула смерть мне на ушко, выдёргивая из виска тупую ноющую боль. — Ты не будешь скорбеть, — добавила она, усыпляя мою тоску и забирая память. — Я отнимаю любовь. Но с ней у меня ссора. Я не в силах удержать её у себя навсегда. А когда она вернётся, к тебе вернутся и остальные». «Хотя бы до поры, храни её у себя», — попросил я, в надежде, что мне никогда больше не придётся любить. Смешная наивность. Бесконечная глупость. Пройдет ещё пять лет и… Ксавьер. Ты их всех убил. Заодно воскресив. И снова убив. Мерзавец. Я не закрывал глаза, и всё равно видел, что за дрянь ходила тоннелями твоей крови. Мерзавец… Но мне без тебя так голодно. Так было без него. — Поднимись. Но я не мог. Я полз по полу. Нет, пол полз по мне. Я боялся открыть рот. Мне казалось, из него посыплются разноцветные таблетки. А потом была фантасмагория перевернувшейся комнаты. Он поднял меня за шкирку… и взвалил на плечо? Наверное. Не знаю. Не помню. Принёс на мою кровать из розового желе. Я забарахтался в нём. Барахтался долго и отчаянно, не в состоянии лечь. Пока он не двинул мне кулаком в лицо. А следующим кадром было уже утро. Утро и нависший над моей тихо умирающей головой Жерар. Он поприветствовал меня плохими новостями. Завтра ко мне приезжает мать.