Radical

| PART 1: VIS-À-VIS |

— Она позвонила? — Прислала телеграмму, мессир. Вы снова смертельно бледны. Вам что-нибудь принести? Повар ушел за чашкой воды. А я осторожно добрался до зеркала, держась кончиками охладевших пальцев за мебель. Что же там Жерар увидел? У меня лихорадочно блестят глаза. Пятно квадратного синяка безобразит щёку. А губы почему-то опухли. Начинаю что-то подозревать, но пока боюсь своих выводов. У меня белая кожа, это ведь норма… нет? Нет. Потому что ночью. Ночью… Нет, нытье не поможет. Он застал меня, и всё тут. Позорно. Странно, что ударил лишь раз. Мог забить до смерти. Нестерпимый стыд не в состоянии прожечь мои землисто-серые щёки. Будет ломка. Уже начинается, чувствую. Но пусть меня утешит то, что кокс кончился весь. Лицемерие, пусть. Но нет яблока — нет искушения. Пока мозг не потрескался и не распался на куски. Я, кажется, понимаю. Проникаюсь. В наказание за презренное блядство с наркотиками Бог послал мне Ангела. И, в отличие от Бога, Энджи надо мной не сжалится и не простит. Он застал меня. α^ Я застал его. Чёрт. Потолок новой спальни не манит так, как потолок у Кси. Совершенно белый, с изящной алебастровой лепниной. Но нет в нём пёстрой шизоидной прелести. Я прокусил себе руку и смотрю на него сквозь кровоточащие пальцы. Мне не больно. Я просто пытаюсь убедиться в том, что не брежу. Мне настолько трудно верить своим глазам. Неужели это он, мой маленький, белый и пушистый, ронял на пол зеркальце и рассыпал по нему порошок? Красная смерть властвует над Темпоральным полем. Над Временем. Внутри себя я возвращаюсь назад и краешком сознания проникаю в комнату, где маленькие руки программиста с оживленной, очень больной нервозностью орудуют коктейльной трубочкой над кокаином. Он лежит под столом, изворачиваясь, зачерпывает и пригоршнями разбрасывает вокруг себя наркоту, разметавшиеся волосы поднимают облако белой пыли, которая потом всё равно оседает обратно, а он чихает — раз, другой — и начинает смеяться. Как в приступе жуткой истерии. Я рывком поднялся с постели. Я слышал крик, он раздался лишь в моей голове, и видение недавнего прошлого прервалось. Он зовёт меня, ему плохо. Отказываюсь воспринимать насколько, просто бегу и надеюсь, что не опоздаю. Меня ведь ничем не проймёшь? Но когда я увидел его тело, съёжившееся в крошечный комочек под зеркалом — я, носферату, испугался собственного инфаркта. Сидим в саду. На качелях. Знаю, звучит безумно. Однако мне уже ничего не страшно. Ангел лениво раскачивает нас одной ногой. Смиренно лежу в его объятьях, даже в мыслях нет воспротивиться — сейчас это бесполезно. На окончательно распухших губах, как на газовой конфорке, медленно горит воздух. — Как ты вынул меня? Ломка была просто чудовищна… — Клин клином вышибает, — отвечает он ровным, лишённым всякого выражения голосом. — Не понял… — Кровь. Я дал тебе свою кровь. Заставил присосаться к локтевому сгибу, там самая легкодоступная «пища». Я когда-то был наркоманом. До того, как стать вампиром. Мои вены смутно помнят героин — и без труда выжили из тебя слабенький «кокс». Но омерзительной химии во мне давно нет, вся кровь протравлена Нежитью. Так камни закаляются в вулканической лаве. Или растворяются в ней. Моя — закалилась. — Но после этого питья… что со мной? Что со ртом? Я еле говорю… — Ты же не думаешь, что грязь из тебя можно вывести за одну секунду? — Но есть и что-то другое. Может, ты скажешь мне — что? α^ Зачем тебе знать, малыш? твоё естество будет сопротивляться упорно, до последнего. Нескоро ты превратишься в упыря. Ведь я не Нежить, а потому Нежить за тобой не придёт. Если только на брюхе, ползком. — Может, и скажу. — Не хочешь… — Взвешиваю все «за» и «против». — Нет, просто не хочешь. — Хочу! Хочу, чтобы ты стал таким, как я. — Тогда скажи, как ты превратился в вампира? — Ты не поверишь мне. — Заставь поверить. — И всё же ты не поверишь. — Ты только дразнишь моё любопытство! Скажи. Кто тебя кусал? — Никто. Моё сердце однажды перестало биться. — Совсем-совсем само перестало? — Не совсем… — А как тогда? — Не спрашивай. Это личное. Я оскорбился. — Значит, получается, ты заявил, что любишь меня, а сам… — Но ты-то не любишь! И между нами ничего нет! Нет доверия, нет понимания. Зато есть барьер. Духовная преграда. Твоё бессознательное отторжение, твоё омерзение и страх. И я для тебя — никто! Случайный пешеход, сбитый на дороге. Кси, прости… Прости?! Опять он довёл меня до слёз! α^ Прелестное по-детски нежное лицо кривится, а взгляд останавливается. Кси смотрит мне в глаза, смотрит не отрываясь и плачет. Беззвучно всхлипывая. Хочет вырваться, но даже шевельнуться не может. Ломка лишила его сил. А я опять довёл до слёз. Я мучительно силюсь выговорить хоть слово. Обожжённые губы едва ворочаются. — Ненавижу. Ненавижу тебя… Ангел поднимает брови. Улыбается. С каждым разом становится всё тяжелее и тяжелее переносить эту улыбку. Что мне делать… По-своему, но я одержим тобой. Даже твои ужасные акульи зубы в начале четвёртого дня знакомства уже завораживают меня. И мне не по себе. Четыре дня вместе. Каждая минута радости была омрачена четырьмя такими же — боли. И не было ни мгновения без того, чтобы твои невинные глаза не раздели меня догола и не изнасиловали. — Мессир, мессир! Вот вы где… Вы просили воды. — Спасибо, Жерар, — говорит Ангел за меня и ставит чашку на тропинку. Повар уходит. И один чёрт знает, о чём он думает. Странно, почему он так долго копался и не нёс мне попить? — Энджи… а сколько уже прошло? Как я встал с постели. — Сто сорок секунд. В среднем. — Секунд? Ты в своем уме?! Ты… — Конечно я. Всегда я. Ты катаешься на этих качельках целую вечность. А я всего лишь управляю ходом нашего времени.