| PART 1: VIS-À-VIS |
Что за сны я видел ночью. Проснулся на резком вдохе, постель рядом пуста. Секунду сердце не бьётся, заспанные глаза широко раскрывает ужас… и на плечо ложится рука, а немного лукавый голос шепчет: — С добрым утром, соня. Ты «ласково» зажимал в ладони, пока спал, один мой орган… Он сейчас немного болит. Но я не в претензии. Ошарашенный, я густо краснею, а он ходит по комнате, негромко смеясь и даже не думая одеваться. И я украдкой начинаю любоваться им, открывающим шторы, наливающим в стакан воды, протягивающим его мне вместе с таблеткой витамина С, знакомо склонившим голову набок. Кажется, я научился понимать каждый жест. «Смотри, смотри. Это всё только твоё». И я продолжаю смотреть, распрощавшись с опаской и стеснением. Пожалуй, большинство людей нашло бы тебя излишне худощавым для мужчины. Хм, но это значит, что у них всех дурной вкус. Солнце приятно золотит голую кожу, и сейчас ты совсем не похож на вампира, живой и тёплый. Жмуришься, закрываясь пальцами от света, твой бледный профиль чётко проступает на фоне растрёпанных иссиня-чёрных волос. Я влюблен в твою фигуру, хищник, ты знаешь? Знаешь… α^ Он неожиданно поймал меня за руки и приложил их к своим бёдрам. Смотрит сияющим взглядом. Застенчиво немного. Ксавьер? Это совсем на тебя не похоже. Неужели ты так мог перемениться за одну ночь? — Андж, то, что ты рассказал о разорванных половинах, — правда? — Да. — А как ты узнал… — я замялся, чувствуя, что это не самая подходящая тема после бурно проведённой ночи, — ну… что это именно я? Ангел поморщился: — Считай, что у меня третий глаз вырос. Вижу всякие наркоманские вещи, не видные простым людям. Также вижу даже то, чего нет — например, нимб вокруг твоей круглой мордашки. — Ну Энджи! — Я за завтраком расскажу, ладно? — он куснул меня за щёку и неслышно опустился на колени. — Чёрт, я совсем забыл. Какой совместный завтрак… Матушка. Она ждёт тебя. Пора одеваться. — Не спеши. За последние три дня я почувствовал слишком сильную зависимость от тебя. Не представляю, как буду уезжать на работу без тебя. А потом ещё вечером дома — она. И снова без тебя, — я закатил глаза, испытывая резкое желание погладить голову коленопреклонённого вампира и зарыться пальцами в эти чёрные волосы. — Лучше бы её не было. Тисс всю жизнь пыталась сделать из меня правоверного еврея. Ангел, — я секунду боролся с робостью, — а твоя мама? Прости, или… — Прорвало же тебя на вопросы, — проворчал Энджи. — А раньше, значит, не интересно было? Нет у меня никого, только ты, Ксавьер. Фамилия у меня Инститорис, если тебе это о чём-то скажет. Родителей я не знал, так что кто меня такого хорошего родил, одному Богу известно. Всю жизнь прожил с… — он встал, нервно улыбнувшись. Печёнкой, болевшей до вчерашнего дня, а теперь захлебнувшейся от любви, я понял, что продолжения не услышу.______________________________
/ mirror of mind — Angel /
В церкви холодно. Ветер задумчиво шуршит, гоняя мусор под пустыми скамьями. Мерцание двух желтоватых огарков свечей едва разгоняет мрак у алтаря. Ночь усыпила коадъютора, унесла в своё чрево всех без прощения и заупокойной мессы. Только я и открытый гроб. Свежая чёрная краска смешивается с запахом дерева и с запахом крови. Взгляд слишком затуманен слезами, я не вижу, кто там покоится. Мне и незачем. Восковая бледность украшала его лицо ещё при жизни, придавая немного вычурной кукольной красоты, которую Демон успешно компенсировал холодными глазами невозможного оттенка. Сейчас они закрыты. И только память… ужасное свойство памяти цепляться за самое дорогое уничтожает. С криками, рыдая, хаотично царапая за сердце, как беспорядочные мазки кистью безумного художника, воссоздаёт. Заставляет прогонять через меня снова сцену смерти, агонию, грязные ругательства убийц, быстрые взмахи ножом, вырванные куски плоти, которые они унесли с собой. Брат, лежавший на багряном снегу навзничь. Угасавший медленно, от внутренних кровотечений, от широкого кровоизлияния в живот, где не хватало… не хватало… Дьявол, хватит! Ди. Которого я перевернул и чьи зрачки, широко раскрытые, были так же спокойны и холодны, как и всегда. Демон посмотрел на меня в последний раз. Фиолетовые глаза взрывались болью, прижигали, взывая ко мне, взывая к мести, властно приказывали и умоляли не забыть, глаза, что попрощались, устремившись туда, откуда пришли — к адову пламени. Я дрожащей рукой провёл по векам, закрывая их, встал на подгибающиеся ноги и пошёл прочь. Я сутки блуждал вне дома, пытаясь всё забыть, сжимая сердце в стальном кулаке, желая себе смерти. А потом, когда она, эта смерть, пришла — испугался… Я выгнал память прочь. Картины пропали в ночи вместе со слезами, взгляд прояснился, а боль притупилась. Я снова вижу только алтарь. Лицо Демона в гробу слишком прекрасно, чтобы принадлежать мёртвому, я не верю в его гибель, то есть не верил бы. Но погребального савана нет, на брате чёрная рубашка, она расстегнута почти вся, великолепный тонкий шёлк блестит, открывая томительной красоты тело. Оно безупречно, на нём нет ни шрамов, ни швов после вскрытия. Только от левого бедра и до груди под правой ключицей косой кровавой линией вырезана… надпись. «Radical». Я долго стоял на коленях перед алтарём. Я молился Богу, Демону, молился и тихо ненавидел первого, и старался не смотреть больше на второго, только слёзы лились ручьями, а слова молитвы становились всё более страшными и походили на проклятья. На рассвете я вышел из церкви. В рукаве прятался нож, на чёрном лезвии скопилась несвертываемая кровь, в чернеющем сердце копился яд. «Radical». Странная надпись. Через семь лет я вырежу на себе такую же.______________________________
α^ Я очнулся. Кожа на животе заныла, порез сильно кровоточил, давил и напоминал. Да. Я написал это перед тем, как попасть в руки Кси. Я убегал от озверевших вампиров, я просто хотел уничтожить их звездчатый знак, я почти не думал, что вырезал. Я вновь тревожил твою душу. Прости. Я не завершил дело мщения, я убил не всех, кто тебя отнял у меня. Демон, мой Демон… это ревность, я знаю. Ты любил только меня, и ты не ждал удара в спину, сердечного предательства, этой чёртовой любви к золотоволосому мальчишке. Но я найду последнего убийцу, клянусь, найду скоро. Твоя кровь упокоится, перестанет выступать на мне, позволит остаться с Ксавьером. Не терзай меня, я посвятил тебе всю жизнь и заслужил один короткий день ничем не омраченного счастья.* * *
— Ксюня, можно мне бинт? — глухо попросил Энджи. — Только не тревожься, это царапина. — Не в первый раз уже. «Царапина», как же, — я заставил его убрать руки с живота и как мог бережно промокнул кровавые пятна. Хотя меня трясло. — На тебе любой порез заживает считанные секунды, любой, я сам видел. Но не этот. Ты не хотел показывать тогда, а сейчас не хочешь говорить. Но я вижу… это слово. Что в нём? — Моё несладкое прошлое, — Ангел разыскал свои чудесные кожаные штаны и натянул на голое тело, как всегда. — Я не готов говорить, родной. — А когда? — Дай мне время. Ты всё узнаешь. Я… ведь я никуда не денусь, — он забрался обратно на кровать, грустновато поднял уголки рта, послав мне воздушный поцелуй. Смотреть в его чёртовы глаза без дна можно весь остаток жизни… И я, смирившись, поплёлся на поздний завтрак. За столом уже сидела мать. Судя по всему, она плохо спала. О вчерашнем инциденте с удушением вспоминать ни в какую не хотелось. По деревянному выражению лица Жерара нетрудно было догадаться, что мою записку он нашёл. Однако понадобилось две перемены блюд и натянутое молчание Тисс, чтобы я понял — записку нашёл не один лишь повар.