| Part 2: Tale of foe |
— Готовность номер один. Среди нас крыса, — голос Конрада, привычно спокойный, чуть дрожал, а взгляд небрежно указывал на лимузин. «Шофёр», — понял все Блак. К высшей степени готовности ему не привыкать: фельдмаршала едва ли не каждый месяц пытаются убить. Только как он вычислил предателя? Ладно, можно и потом спросить. Блэкхарт тихо вызвал по рации своих ребят и остался стоять, охраняя длинный чёрный автомобиль. Он не подавал явных признаков жизни. Тонированное стекло водительского окошка было чуть опущено, но что за ним творилось? Блак закурил, перебирая в памяти все вопросы, которые нужно задать Фрэнсису. Что он забыл в Швейцарии на один час? Когда они уже вернутся с базы в город? Когда заказывать новую партию «лекарств» и сколько? Нет, чепуха. На самом деле его интересует другое. Интересует и не на шутку беспокоит. «Конрад, ты что, влюбился? Я никогда ещё не видел твоё лицо Таким. Как будто ты надышался эфиром и вдруг помолодел. Или тебя хорошенько пристукнули по голове молотком, да так, что звездочки из глаз посыпались. До сих пор сыплются. Тьфу, самому не верится в эту ересь». Отряд прибыл — десять отборных солдат с пулемётами, его самый надёжный взвод. Они ждали только приказа открыть огонь. Блак жестом дал команду опустить оружие и негромко сказал: — Выходи из машины. Держи руки повыше, чтоб я видел. Снимай перчатки. Хм. Теперь повернись и клади руки на капот. Сержант, наручники… Произвести обычную в таких случаях процедуру и проводить подозреваемого в карцер до специального распоряжения генерала-фельдмаршала Конрада. Отряд — вольно. Расходитесь по местам. Блак потушил сигарету и не оглядываясь направился в генштаб. Предатель будет мёртв — сразу, как Фрэнсис того пожелает. Пусть проводит допрос сам, если не хочет посвящать его в секретные детали. Пусть только не тянет. Δ^ Иди, иди. Тебя я хорошо запомнил, верзила. Мне считанные минуты осталось быть таким послушным, белым и пушистым. Однако здесь расположен целый военный гарнизон, великая тьма, куда же занесло малыша Ксавьера! Конрад, что прибыл сюда со злосчастным камнем, счастливой рожей… и похабными мыслишками. Предчувствия у меня какие-то скверные. Даже омерзительные. Ну, держитесь, после этой вашей дрянной процедурки (кстати, а в чём она заключается?) я забуду осторожность и наставления Ангела и разнесу тут всё к чёртовой матери. Δ* * *
— Принцам даэдра не пристало заниматься спасением в горах. Для этого есть специально обученные слуги. — Что хочу, то и делаю, мам, — огрызнулся Мод, вырывая из сугроба окоченевшее тело. — Почему ты вмешиваешься в самый деликатный момент? Кстати, сама-то зачем явилась? Для этого есть специально обученная фрейлина! — Я неравнодушна к прекрасным мёртвым юношам, — с вызовом ответила Стелла, взметая полами платья снежную пыль. — Ну хорошо, к одному такому юноше. Ну, согласна, согласна, женская дурость и всё такое, перестань кривить рот, всегда ненавидела это в тебе. Как твой первый и единственный смертный сын, Анджело имеет полное право умереть и воскреснуть на десятый день. Но ты мог отправить за ним Азраэля или Абаддона. — Мама, не позорь меня. Это Энджи! Вожделенный, как священный Грааль, как ночь, как яд блаженства и безумия, что пропитывает кровь, а его нежная плоть… Впрочем, какое тебе дело, чем я дышу? — демон сердито отвернулся, обнимая сына, и проворчал: — Я люблю его. Он квинтэссенция моего греха, вобрал в себя всю пьянящую сладость, боль и темноту, и чувственность, хотя… Нет, боль не брал, он слишком вкусный, он слишком яркий… — Асмодей вдруг умолк. Изумрудные глаза блеснули красным. — Что ты сказала? Десять дней? Почему так долго?! Буду облизывать его в тоске… Может, ты пошутила? — Десять рассветов и десять закатов. И ни днём меньше. На одиннадцатый восход получишь обратно его душу, пропущенную через самое холодное пламя ада. Он будет помнить перенесённую пытку-очищение, и помнить хорошо. Поэтому особого расположения к себе не жди. Повернись, Мод, не прячь его, хватит злиться. Покажи. Мне говорили, у него твои руки. И все наперебой расхваливали ресницы. Ну покажи, пожалуйста. Асмодей насмешливо поднял один уголок рта и кивнул. Сарказм сейчас будет неуместен, хотя так хочется поиздеваться. И всё же он промолчал, разворачиваясь и приподнимая голову сына. — Да, — Стелла поджала губы. Неужели кто-то безответственно позволил совершенству во плоти столько лет разгуливать по земле без защиты? Лицо бессмертной (или безжизненной?) красоты в обрамлении контрастно чёрных волос. В нём безошибочно угадывался демон, она узнала твердый подбородок Моди, его худые скулы. И клыки. При дворе Люцифера не врали, закрытые глаза окаймляли действительно сногсшибательные кукольные ресницы, длинные, припорошенные снегом, но они почти не выделялись: слишком особенно смотрелось всё остальное. Фарфоровая кожа Ангела таинственно мерцала — как и на её собственном бессовестном отпрыске. Это волшебство немного портил пирсинг, но только на её консервативный взгляд. Но даже с придирками — внук (сможет ли она его так называть? — если Мод не убьёт) красив до нестерпимости. Больно ранящие черты, в один миг растревожившие её давно нашедшую покой душу, пробудившие стёртые земные воспоминания и врезавшиеся в память остро и раздирающе, как зазубренные стрелы. Остро и метко. Только не в сердце, а куда-то глубже. Она чувствует, чем отравлен воздух кругом. Да, из крови Асмодея выросло новое ядовитое оружие, но он сам, конечно, не подскажет, где найти лекарство. Да и существует ли спасение от него в принципе? А она впервые начала терзаться об упущенном, она — что больше никогда не сможет полюбить. Но, глядя на Ангела, боится захотеть этого опять. И боится заплакать. Он поразил сильнее, чем она сама себе осмеливается признаться. — Я бы тоже ревниво прятала его от всех и любовалась украдкой, в самый глухой час ночи. Кто позаботится о нём десять ужасных долгих дней? — Ах, вижу, тебя пробрало, — Мод показал матери язык. — Я позабочусь. Прикопаю его в ямке, прикрою ветками, сяду рядышком и буду отгонять любопытных шакалов, в изобилии водящихся вокруг. Чудесно, не правда ли? — Тебя ведь накажут. — Ты намекаешь, что мне нужно ремня бояться? Может, громов и молний? Ярость Владыки мельчает, он уже просто не знает, что со мной делать. Иди домой, мам, я тут сам на хозяйстве. Моя епархия, мой снег, моя атмосфера и сын… мой, — демон посерьёзнел под обиженным взглядом Стеллы. — Мы останемся в Швейцарии. Я немножко потомлюсь в бренной оболочке, не в первый раз уже мириться с неудобствами. Ангел меня, как воскреснет, распилит и за тебя, и за себя. Так что не тревожься, громовержцу мало что достанется. Уходи, не мешай, у меня ведь в запасе только десять ужасно коротких дней, чтоб сочинить лапочке колыбельную. — Какую ещё колыбельную? — Не слушай, просто возвращайся домой. — Снова по разные стороны бездны… — Когда-нибудь Ангел построит мост между западом и востоком и соединит небеса с преисподней. Не расстраивай меня слезами! Ну мама, — Асмодей удручённо покачал головой. — Прости. Мы не выбирали себе эту войну. Каждый решил лишь, в каком лагере будет сражаться. Я не враг тебе. — Не враг, — Стелла всхлипнула. — Но ты демон! И твой сын… — Я веками живу в сердцах и мозгах людей, искушаю и дарю им страсть, лишаю разума, мучаю ревностью и сомнениями, я сеял панику даже у вас, в вечном свете, но тебя я не трогал никогда. Ангел — часть божественного плана, не тёмный и не светлый, принадлежит он только себе. И, — темптер тепло улыбнулся, — я ни за что не соблазню его перебраться на чью-либо сторону. И не соблазню физически так, как ты уже подумала. Ему начертан другой путь. Он сам — одно сплошное искушение, соблазн над соблазнами, в превосходной степени. Ему нужен Ксавьер, и он получит Ксавьера, он получит всё, чего ни пожелает. Он получит даже то, чего совсем не желает. Знание. Цель, для которой он рождён. Ты знаешь какое. Мир сойдётся в одну точку и будет разрушен до основания, и фундаментальные частицы его уничтожатся тоже. Это точка абсолютного нуля и первичного отсчёта, она находится на дне зрачка, в абсолютном вакууме, которым есть глаз — Зверя. Энджи вернётся из ада с этим последним недостающим откровением в голове. Он не будет понимать, что делать. Половина Зверя в нём, и ровно столько же — в Кси. Их превращение в машину смерти описывается простой строчкой математической формулы, но никому не известен механизм запуска. — И он будет жить с осознанием неотвратимости гибели? Как под Дамокловым мечом? — Вовсе нет. До тех пор, пока на Весах Правосудия грязь и горечь мира не перевешивает его чистоту и радость, Зверь дремлет в клетке. Но конец придёт. Этому никак не помешать. Одна чаша Весов непрерывно проседает под тяжестью, и ты сама знаешь, под тяжестью чего. Мир так давно и уверенно скатывается в пропасть, идет ко дну… Да, в глаз Зверя, в свой красный водоворот смерти, засасывающую пустоту. — В таком случае мы должны сеять доброе, светлое и чистое! — Не мы, мама. Люди. — Но как заставить их отвернуться от зла?! Если даже ты против них. — Я выбрал лагерь. А Энджи… Захочется ли ему положить свою жизнь и жизнь Ксавьера за людей, которых он ненавидит? Пожертвовать любовью, пожертвовать вообще всем? Ради того лишь, чтобы остались стоять эти величественные горы, по древним склонам которых катаются мелочные душонки в богатых одежонках? Чтобы вставало солнце, вновь и вновь освещая человеческие распри и пороки? Чтобы текли реки и плодоносила земля, кормила и взращивала пушечное мясо и кучку воров, убийц и психопатов, что властвуют над ними, насмехаясь и давясь собственной значимостью? — демон недоверчиво фыркнул. — Пусть Ангел сделает свой выбор.* * *
Фрэнсис изучал досье. Вертикальная морщина между его бровей углублялась по мере того, как он дочитывал последние страницы. Информация, вытянутая из Мориса, оказалась неполной. Ничего неизвестно о происхождении Кси. О его отце. Конрад уже собирался вызывать Блака, но тот, будто угадывая мысли фельдмаршала (уже который раз), явился сам. — Крыса в карцере, Фрэнк. Желаешь допросить сейчас или?.. — Скажи, чтоб вкололи ему коктейль-мясорубку. Лошадиную дозу. Я займусь им лично, но завтра. Все разговоры, что он будет нести в бреду, записать. — Конечно, — Блак внутренне возликовал. Мясорубкой называлась смесь из самых тяжёлых синтетических наркотиков с героином, от которых мозг с первой же дозы разрывало, жесточайшие галлюцинации перемежались с рвотой и кровавым поносом, а по окончании действия отнимались ноги. Если Конрад прописал такое «лекарство» предателю, значит, уже отходит от своего страстного приступа. Но майор рано радовался. — Ксавьер ужинал? — Да. Только он, э-э… волосы себе отрезал. — Что сделал? — Тебе лучше самому увидеть, — по спине тут же побежал неприятный холодок. Фрэнсис редко разговаривал таким голосом. В последний раз, когда это случилось, Блэкхарт лишился мочки уха и месяц был способен питаться только жидкой пищей. И предпочитал не вспоминать, как ходил тогда с перебитым горлом. Фельдмаршал отложил досье. — Разве я не велел колющее и режущее вынести из камеры? — Мы всё сделали согласно приказу. Он… я не знаю, как он умудрился, — Блак заткнулся. Только бы не спровоцировать Конрада на нечто большее, чем улыбка и взгляд василиска… — Отправляйся на вахту. Сегодня и завтра в ночь. И ни шагу с поста без моего ведома. Блак в молчании вышел. Ампутированное ухо немного покалывало, распространяя волны остаточного страха. Нет, на этот раз легко отделался. Неужели причина помилования — Ксавьер? Дрянной, чахлый мальчишка. Сейчас он совсем не понимает, почему не свернул пленнику шею. Его генерал начинает сходить с ума._______________________
/ mirror< of mind — Ksavier /
Кто вы? Почему меня здесь держат? Где Морис? ГДЕ, чёрт бы его побрал?! Я не выкрикну вслух. Не смогу. Да и первый вопрос глуп. Человека, вошедшего в комнату, я узнал. Я его видел, правда, всего однажды. Но, будь оно неладно, видел на свадьбе у Мориса! Он был… Это невозможно, но всё же — он был богатым папочкой невесты. Я мог бы даже вспомнить его имя, если бы провёл на той свадьбе хотя бы час. Но я предпочёл уехать сразу же после официальной части церемонии в церкви. Странно. Как же я вообще запомнил его лицо? Зачем я здесь? Зачем?! Ситуация перерастает в абсурд. Не смотри на меня восторженными глазами, мне больно. Мне сложно дышать, и мне не хочется дышать. Не подходи ко мне! Почему вы все хотите от меня лишь одного?! Дыхание и правда замедляется. Я уже понимаю, что метаморфоза скоро завершится. Ангел, мой Ангел. Мой нежный упырь. Я притворюсь мёртвым._______________________
* * *
Конрад старался не спешить. Не нужно больше спешить, пересаживаясь из самолётов в лимузины и обратно в самолёты. Добыча здесь и никуда не денется от него весь остаток жизни. Так почему бы не растянуть блаженство первой встречи? Но когда он спустился на цокольный этаж и увидел… Его сказочный белокурый ангел лежал навзничь, вцепившись холодными руками в кушетку. Рубашка задралась, полуоголённый торс немногим отличался от куска льда. Воспалённые глаза, неподвижно вперившиеся в пол, слабо светились ненавистью. Но и они вскоре погасли. «Малыш, ты холоднее смерти». Фрэнсис крепко обвил Кси поперёк талии и поднял, пообещав самому себе повесить Блэкхарта за то, что тот не догадался включить отопление. Со своей драгоценной ношей он вышел на плац, быстро пересёк его и заглянул в приёмную генерального штаба. Там, неукоснительно выполняя приказ, уже дежурил майор. — Блак, подай мой гражданский автомобиль. И садись за руль. — Сэр, вахта… — В задницу вахту. Поставь кого-нибудь другого. Поторопись. Через пять минут я хочу отбыть в город. Удивляться не пришлось, не было времени. Блэкхарт только несдержанно выругался сквозь зубы и поплёлся переодеваться в штатское. «Смотреть на эту дивную пару нет никаких сил, а ведь они вместе даже вечера ещё не провели». За минуту он облачился в костюм, сидевший мешковато и смешно, ещё минуту потратил на розыски первого помощника Фрэнсиса и передал полномочия. Потом вывел из гаража возмутительно роскошный Bugatti Veyron, специально для фельдмаршала сконструированный четырёхдверным, и притормозил у автоматизированного выезда с базы. Конрад должен ввести секретный пароль. Новый, поскольку они уезжают. Но Конрад, кажется, успел забить огромный болт на то, что он ответственен за безопасность гарнизона, на то, что он — главнокомандующий американской армии… Да вообще на всё забить. — Мой сладкий, — обеспокоенно прошептал Фрэнсис, сползая вниз и вытягиваясь на всю длину заднего сиденья. Пленник, которого он сначала держал на коленях, покорно лёг сверху и уткнулся ему в плечо. Руки фельдмаршала мягко освободили Кси от рубашки и заскользили по дрожавшей спине. — Я согрею тебя. Блак заскрежетал зубами, пытаясь отвести глаза от зеркальца заднего вида. «Конрад хочет прямо здесь, в машине?.. Он никогда себе такого не позволял!» Майор кашлянул, чувствуя себя в ужасно нелепом положении. — Фрэнк, код. Он хотел сказать негромко и деликатно, но грубый голос противно задребезжал. А в ответ — тишина. Блак постарался смотреть только на ворота. Получалось неважно. — Фрэнк… — Слышу, слышу, — Конрад задрал подбородок вверх, прерывисто вздыхая. Его оторвали от целования душистых золотых волос, а он сейчас не в том настроении, чтобы придумывать достойную казнь за это. — Новый пароль — «Ksavier». — Нужно ещё четыре символа. — Дефис. «Sex». — Фрэнк, это немного неподходящее буквенное сочетание… — Тогда придумай сам. И поехали, наконец, — его нетерпеливые руки, покрутившись, переместились на талию Кси, но дальше уйти не смогли, трепетно застыв на маленьких косточках, выступавших по бокам. Матерь божья, у его невинного сокровища такая тонкая кожа, пропускающая наружу все вены, самые маленькие голубые сосуды и что-то ещё, невесомое, дурманящее. Секции ворот сдвинулись влево. Блак вернулся на водительское место и решил в последний раз попытать счастья и спустить фельдмаршала на землю. — Я хотел узнать, зачем ты летал в Швейцарию. Фрэнсис медлительно покусывал губы, глядя в потолок, глубоко вздохнул и нежно облизал мочку маленького уха Ксавьера. — Чарльз, а как поживает твоё ухо? Блэкхарт испуганно утопил педаль газа и вырулил на шестидесятую федеральную автомагистраль. Есть надежда, что на опалу он не нарвался, но дела обстоят очень, очень паршиво. Придется пока смириться и затаить недовольство. По имени Конрад его не звал уже двадцать лет. Хорошо, если жить осталось хотя бы двадцать часов.