| Part 2: Tale of foe |
Я боюсь. Его нежности — и жадно впивающихся в мою кожу зубов. У него бешеный взгляд, он абсолютно неуправляем. Подчиняется только себе. Хотя какое там. Это не стратегия и не осмысленный план, а каприз самодержца, бездумно исполняющего все свои желания. Он не успевает их формулировать, он просто делает что хочет. Я узнал достаточно, чтобы понять — в таком дерьме можно оказаться только раз в жизни, и прочим людишкам подобное даже не приснится. Какой я везунчик, мля… Сейчас ты гладишь мои волосы, а через секунду выколешь глаза или оттяпаешь пальцы. Чего ещё мне ждать? Милости и божеского обращения? Я видел, я слышал, я каждым оголенным нервом ощущал, как легко ты вьёшь верёвки из этого неповоротливого верзилы, Блак, кажется, так его звать. И что он против тебя? Ничто! А я что? Возлюбленный вампир оставил мне последний козырь. Несмело и неуверенно, но я начинаю постигать науку быть носферату. Я попробовал прочесть твои мысли, проникнуть в твою голову, прижатую к моей — чтобы в диком леденящем ужасе отшатнуться. Густо-кровавый хаос, подвешенный в пустоте, как маленькая, зараженная трупным ядом планета, где шагает твоя непобедимая армия кошмаров, где самые светлые — это мечты о забытьи, где властвует неуёмная мания убийства, выраженная тысячью смазанных образов и миллионом бессвязных слов. И всё это кошмарное великолепие погружено в наркотическую дымку, толстый слой непроницаемых кислотных облаков. Тут ты, собственно, и живёшь, сроднившись с чудовищными воспоминаниями детства и вялотекущей шизофренией. Кислотный дождь разъедает бедную токсичную почву, отмершие органические остатки — твои эмоции и чувства. Я не смог там находиться долго. После того, как заглянул в глаза твоей души, похожие на две гноящиеся раны, в её лицо, почерневшее и бесформенное, на нём нет рта, она немая и безрукая, несчастная, изможденная страданием. Ты изуродовал её… себя… Надругался, искалечил… Я пулей вылетел вон. После «экскурсии» меня подташнивает и мелко трясёт в твоих объятьях, это счастье, что ты не замечаешь. Пытаюсь успокоиться, осмыслить всё. Как я смог пробраться так далеко? Свою ужасную инфицированную сущность ты держишь в неприступной крепости, повесив на единственные ворота метровый стальной засов, выкопав глубокие рвы и заключив в кольцо огня. Но я перелетел через крепостной вал и побродил по выжженной пустыне, в которую ты превратил себя с течением времени — за четверть века. Я узнал многое, позорное и неприглядное, из прошлого, из бесценного архива твоей жизни. Но куда больше меня интересовало настоящее. Заплутав в хитросплетениях твоего беспокойного мозга, зарывшись по уши в ворох хаотичных и оборванных мыслей, зайдя в тупик и отчаявшись что-либо понять… я вдруг прозрел. Почему я не догадался раньше? Перепробовав всё, что способен был подарить этот бренный мир, наигравшись убийствами, развратом, утончёнными и в равной степени неприглядными пытками и, конечно же — Веществами, ты дошёл до последнего рубежа, ты так пресытился, что уснул. А я разбудил тебя. Будь оно проклято. В наступивший час Икс я — предел твоих желаний, единственный твой жизненный приоритет и интерес. И всё бы ничего, только… ты убьёшь меня. Обязательно убьёшь, едва пресытишься снова, или соскучишься, или… Ты ведь пресытишься даже мной! Всё имеет начало и конец. Я буду последним твоим наркотиком, возможно, самым сильным. И, как наркотик, неминуемо вызову полное привыкание. А когда это произойдёт, боюсь, ты утратишь контроль над своей огненной крепостью и окончательно сойдёшь с ума. Но пока будешь сходить, захватишь с собой в пекло полстраны. И я не смогу равнодушно на это смотреть. Но что же теперь, а? Как я довёл себя до опасной близости с первым мерзавцем на деревне? Почему я такой конченый мудак? Зачем, зачем я выгнал Ангела?! Сидел бы сейчас дома, уютно завернувшись в одеяло, а он лежал бы рядом и занимался дальше моим моральным разложением, ну и хрен с ней, с нравственностью! Так нет же, надо было зашипеть и показать характер! На щеках выступает злой неестественный румянец, которому плевать на то, что я упырь. Нет, так тоже никуда не годится. Нужно собраться. Энджи нет, я один, тьфу, я с фельдмаршалом Америки, уже полубезумным от охватившей его страсти. Фрэнсис… ты свято уверен, что я тебе… кхм, дам. Почему? Да потому что ты вколол в меня жидкость для прочистки черепа, ну не ты, твои верные рабы. Чтобы я стал послушной куклой для услады, чтобы потерял сопротивление, чтобы лежал вот так, на твоём горящем теле, и влюблённо смотрел в твои алчущие глаза. Я смотрю, я подчиняюсь. Как бы. Но напрасно ты воображаешь, что я ослаб и побеждён. Дьявольская метаморфоза завершилась, с гордостью и печалью констатирую, обычная материя больше не может управлять мной. Моя кровь страшно охладилась, губы наливаются ею, тяжелеют против воли. А ещё у меня болезненно режутся зубы. И внутри просыпается подозрительное чувство голода. Забавно, но ты совсем, совсем не замечаешь, что мой взгляд прояснен. И покорность обманчива. Я просто выжидаю. Мне нужен удобный момент. Мы останемся одни, Фрэнсис, ты ведь так этого хочешь. И тогда в ничто обернёшься ты.* * *
— Малыш, мы приехали. Он отправил Блэкхарта ставить Veyron в гараж и занёс Ксавьера в дом по наружной лестнице. С сожалением выпустил из рук. Бледная статуэтка божества застыла посреди комнаты. Его любимой комнаты. Мебель приглушённых тонов, резное дерево, мягкие драпировки, округлые узоры. Старая гостиная была тем местом, где Фрэнсису уютно и хочется уединиться со своим юным любовником. Только здесь и нигде больше. Здесь его острое сумасшествие смягчалось, покрывалось легкой вуалью, превращаясь в тихий и ненавязчивый шёпот безумных голосов где-то далеко-далеко на заднем плане. И не знающий покоя мозг наконец-то находил отдых. Фельдмаршал расслабленно вздохнул и вытряхнул из кармана таблетки. Ему ничего не нужно, головная боль давно утихла, он любуется своим светловолосым целителем и чувствует небывалый прилив сил. И возбуждения. Но ему придётся отлучиться, сказать жене, что он дома. Хоть и предпочёл бы скрыть свой приезд, однако спрятать от неё получится только Кси. Сюда госпожа Минерва Конрад не заглянет, крепкий замок сделает невозможным её случайную встречу с малышом, а этот серебряный ключ он будет постоянно держать при себе. В кармане. Нет, лучше повесит его на шею. Конрад на время выбросил из головы мысли об усилении мер безопасности, просто запер своё вожделенное сокровище и пошёл в апартаменты на первом этаже. Время позднее, Мина должна спать. Он пожелает ей сладких снов, а сам вернётся к сладкой реальности, которую подарил ему этот день. Странно: там горел разноцветный ночник, на пушистом ковре валялись вперемежку галстук, подтяжки и чулки, на столе — наспех накрытый ужин, грязные тарелки не убраны, аромасвечи задуты недавно — ещё теплые и слабо благоухают, жасмином и лавандой. А жена… Она была с другим мужчиной. В его фешенебельном частном особняке в Мёрсери, на их супружеском ложе, на ЕГО атласной подушке лежал какой-то небритый мужик, а Минерва обнимала его, прижимаясь к волосатому торсу одной гладкой и загорелой ножкой. Фрэнсис неторопливо провёл рукой по своим брюкам, словно разыскивая что-то в забывчивости — и нашёл. Вытащил из кобуры, пристёгнутой к ремню, пистолет, любовно погладил курок и дуло, снял с предохранителя и положил на постель между спящими голубками. Его губы тронула тонкая, похожая на лезвие, улыбка. «Отдыхай, дорогая. Утром тебя ждёт приятный сюрприз». Он вышел на цыпочках, оставив спальню открытой, и после короткого колебания пришел на террасу. Постоял там немного, глубоко вдыхая свежий ночной воздух, потом набрал сотовый Блэкхарта. — Ты ещё не уехал? — Нет, Фрэнк, я хотел с тобой поговорить. — Говори. Но Блак молчал в трубку. Обсудить с фельдмаршалом нужно отнюдь не пустяк, а судя по вкрадчивому голосу — Фрэнсис до сих пор не в духе. Как подчинённый, он больше не рискнёт нарываться на гнев, хотя разговор нужен позарез, с глазу на глаз. — Что ж, если так, то у меня к тебе дело. Минерва за завтраком неожиданно отравится суши роллами. Я хочу, чтобы её кишечник облюбовал ленточный червь. Проследи, в течение месяца она должна слечь. — Что ещё? — После завтрака от Минервы уедет ухажёр. Мне безразлично, на чем он уедет и куда будет спешить, своё путешествие он окончит на кухне. Распределишь сам, кто сегодня более голоден, амазонские анаконды или тигровые акулы. И ещё одно. — Да, мой генерал, — Блак подобрался, догадываясь, что самое неприятное впереди. — Рано утром я уеду обратно в гарнизон. Все дела ты должен уладить в телефонном режиме или через интернет, поскольку остаёшься здесь. Возьмёшь себе в помощь сколько угодно людей. Охраняй Ксавьера. Если с ним что-нибудь случится… не важно что — я буду очень расстроен. Тебе всё ясно? — Яснее некуда, — майор зло прикусил губу. — Блак, чем ты недоволен? И Блак решился: — Тебя подменили. Мальчишка сотворил с тобой какую-то гнусность. И я тебя не узнаю. Не считая этого, я всем доволен. — Я сегодня никого не убил, ты прав, — на удивление миролюбиво ответил фельдмаршал. — Но Кси тут ни при чём. Как закончишь с первостепенными задачами, вызовешь ко мне священника. Блэкхарт открыл рот. И порадовался, что говорит по телефону и Конрад его не видит. Поступки генерала становятся бредовее и бредовее с каждой минутой, а что же тогда творится в его мыслях? — Фрэнк, а зачем тебе духовник? — Развлекать Ксавьера в моё отсутствие, так как с тобой скучно до зевоты, Блак.* * *
Почему я должен сидеть взаперти? Фрэнсис воображает, что я послушный военнопленный? Для ужасов гестапо моя жизнь не подходит (в морге я уже был, не понравилось), попробуем превратить её в веселый фарс. Я вампир, моё тело — это дымка. Бля, как в этом ещё твердолобое дерево убедить?! Преодолев сопротивление крепкой дубовой двери, я отряхнулся, соображая, что внутри опилок нет, всего лишь иллюзия боли — неприятный осадок от предыдущей жизни, в которой я пользовался дверьми исключительно по инструкции. Помогло, хоть и не полностью. В коридоре я присмотрелся к полу. Потом сообразил, что нужно не смотреть, а… включилось что-то новое и неизвестное. Похожее на нюх. Отпечатки голых подошв фельдмаршала представились слабосветящимися, с остаточными молекулами запаха, выделениями его кожных желез на пятках. Фу. Это у меня такое тоже было в бытность человеком? Следопыт я хренов… Отпечатки привели в интереснейшее место, где я, к своему вящему удовольствию, лицезрел спящую пару, мужчину и женщину. Неужели я нашёл натуралов? Редкий исчезающий вид. «Третий лишний», лежавший между ними, навёл на тяжёлые размышления о неизлечимой душевной болезни фельдмаршала, но ломать голову, гадая, чем ему насолили эти двое, я не буду, некогда. Забрал пистолет, борясь с глуповатым хихиканьем, и вернулся в свою запертую комнату. Я сам себе напоминаю сейчас нашкодившего ребёнка. Кстати, а как оружие прошло через дверь, если оно не?.. Ну на фиг. Спрошу потом у Ангела. Я очень вовремя юркнул в клетку. Почти неслышимый скрип замка предупредил о приходе моего тюремщика, я успел принять расслабленную позу, а пистолет спрятать за спиной. Фрэнсис… в тебе неуловимо что-то изменилось. Тревожно обследовав твою фигуру в густой ауре душевного безумия, я понял, что переменилось. Кто переменился. Я. Изменившимися глазами смотрю на твою шею, и плечи — и ключицу в приоткрытом вороте рубахи. И это мои гормоны разносят сейчас по холодной крови голод, в котором почти ничего нет от обыкновенного желания пищи. Некоторые, особенно страстные взгляды Энджи ясно представились в ином, теперь уже правильном свете. Этот страшный голод… неотделимый от вкуса крови. А кровь — неотделима от вкуса плоти. И они сами, вместе всегда, как единица. Неделимы. Поэтому жертв у настоящего вампира может быть немного — только те, кого он любит. Кого хочет. Кто вызывает прилив этого чужеродного, нечеловеческого тепла, возвращающего к жизни… Стоп! Я хочу фельдмаршала?! Ещё раз. Я поглядел на свою руку в сетке тонких сосудов с ровной пульсацией ожившей крови — которой быть не должно ну никак. Прикрыл отяжелевшие веки, замечая, как ткань моей собственной любимой рубашки становится грубой, каждая ворсинка неприятно трёт, касаясь кожи, а кожа ноет и трепещет. В ожидании. В предвкушении чего? И верхние клыки я внезапно чувствую непомерно длинными и врезавшимися в нижнюю губу. Нет. Нет… Да! Выступает кровь. Непроизвольно слизанная. С жадностью слизанная. Я не хочу. Хочу. Но не хочу. Хочу! Хочу человека, стоящего в трёх шагах и не сводящего с меня жутких влюблённых глаз. На мне больше не выступает пот, но я бы не отказался как-то выпустить из себя панику. Я абсолютно беспомощен против нахлынувшего тёмного естества, я совсем «новый», юный, бестолковый вампир, я ещё не подчинил себе НИЧЕГО, и я чувствую, что меня захватывает, вытесняет, тело просто не слушается. О, Ангел, какой самоконтроль ты проявил, столько времени находясь рядом и трахнув меня лишь раз! И не укусив. Господи, КАК этому вообще можно воспротивиться?! Я нервно сглотнул слюну и кое-как заставил себя говорить. — Где Морис? — На лавке аутсайдеров, — Конрад удивлён моей резвостью и не пытается этого скрыть. — Малыш, разве он тебе нравится? Ох, я б тебе рассказал, что мне в данную минуту нравится. В гормонах страсти и обольщения дозировано плавает цинизм, неимоверным усилием я отправил его в свой голос и… Нет, глаза не слушаются, я раздеваю Фрэнсиса рентгеновским взглядом, возбуждённому вампиру одежда, оказывается, абсолютно не помеха. А у фельдмаршала отличное, первоклассное тело. М-м. почему я раньше не заметил? Ну да, да, было как-то фиолетово, он не мой мужчина, похититель, преступник, тварь, остальное там по списку… Блядь, как подавить жалобный стон, он очень даже мой мужчина, с тонкой и красивой худощавой фигурой. Ангел! Это всё ты виноват. Нехотя я перевел взгляд повыше, на его острые скулы и абсолютно развратный подбородок, и испугался очередной волны кипятка в сосудах. Смотреть в зрачки, зрачки… Хе-хе, не поможет. Поначалу показавшиеся очень холодными, эти голубые глаза тоже абсолютно развратны, больше чем… Короче, на меня хватит, и ещё на пару-тройку перевозбуждённых вампиров останется. Славненько. Прелестно. Что будем делать? Я превосходно знаю, Фрэнк, ты пришёл сюда ровно за тем же самым, чего и мне тут невыносимо грезится. Но как нас к этому побыстрее подвести? — Нет. Он мне определённо не нравится. И никогда не нравился. — Ты отрезал волосы. — Действительно, я рад, что ты заметил. Как хочется покусать твои губы! Ты так эффектно раскрываешь их, когда говоришь! А-а-а-а, ну подойди поближе! — Малыш, ты выглядишь уставшим. Ты не заболеваешь? Прости, я оставлял тебя. Там… Что ты несёшь?! За каким хреном мне сейчас твоя отеческая забота? Я дико хочу трахаться, иди СЮДА! Куда вообще подевался твой генеральский тон, властные манеры диктатора, грубость, эгоизм? Откуда скромность эта, мягкость? Ты же сумасшедший палач! Но мне-то уже плевать, я пожираю глазами изящную ямку пониже твоей шеи. — Я в порядке, — ага, меня только немного мутит от ненормального желания отдаться тебе. — Зачем ты меня похитил? Тебе мало других жертв? Почему именно я? А что я-то теперь плету? Правда, может, его это раззадорит… — Я не хочу тебя убивать. В этом вся разница. Я понял, о какой он разнице толкует, и даже смог частично отвлечься от желания разбушевавшейся Нежити. Люди как пешки, как пушечное мясо, как корм для рыб. Средство для управления, подчинения, рабы и рабочая сила. Выходящий из строя винтик тут же заменяется новым. А во мне, в моих шальных блестящих глазах носферату, он нашёл кое-что другое, стоящее чего-то большего, нежели быть винтиком, частью системы. Неужели оно заставит его внутренне переродиться? Уже заставляет. Но что-то слабо верится пока. Я ведь обычный парень со стандартным набором «функций». — Ладно, живой, вот он я. Дальше что? Наконец-то ты идёшь ко мне. Я заново впитываю твои тонкие черты, я отвлекаюсь от мыслей о твоей изуродованной душе, твоё тело, тело… стройное не по годам. Фельдмаршал, ты же на игле, как тебе удалось сохранить всё это? Приумножить. Ну вот ты подошёл вплотную, и я ужасно недоволен. Зачем ты борешься со своей похотью? Вижу, читаю в твоей голове, ты беспокоишься из-за страшной бледности моей, ты не хочешь меня насиловать, ты убеждаешь себя усмирить похоть и дождаться другого времени. Бля! Прекрати немедленно! Я как бы невзначай распахну одежду, присмотрись внимательней, ты же хочешь потрогать меня, приласкать и… о, даже порезать. Мне нравится твоя грубость, продолжай в том же духе. Нет? Почему нет? Ты спохватился, что… Боже мой, ты приготовил мне подарок! — Малыш, я хочу, чтоб ты носил это. Ты открываешь маленькую бархатную коробочку и чуть не отправляешь меня в обморок. Это удар ниже пояса, Фрэнк, поздравляю, ты повторно приводишь меня в ужас. Но камешек красивый. Я вздрагиваю оттого, как ты застегиваешь неприятно холодящую цепочку сзади, на моей шее. Твоё серьёзное лицо, прекрасное серьезное лицо… Разве ты не поцелуешь меня? — А зачем мне носить рубин? — Это бриллиант, малыш. Редкий настолько, что… Думаю, единственный в мире. Я хранил его для тебя. Я хмыкнул. Уже немного узнаю в тебе фельдмаршала, успел продумать такой план, здорово. — И что мне делать в ответ на подобный жест? — Ничего. Считай, что я попросил прощения. Я с трудом выбрался из необъятного кресла, в которое плюхнулся по ошибке, залетая обратно в комнату. Можно упустить момент, ведь ты сейчас намереваешься уйти. Смотрю на тебя, отбросив свое старое стыдливое «я» подальше. Смотрю насмешливо, безжалостно. Откровенно. Мне нужна твоя вкусная яремная вена под ключицей. Но это только для начала. — Тогда считай, что я простил. Ты не ждал от меня такого, ну откуда, как. Я же на вид хрупкий и беспомощный. Но чертовски удобно было стать вампиром. С силой я привлёк тебя к себе, прижался и поцеловал. В шею, да, в неё, манящую. До губ без твоего участия я всё равно не дотянусь, не с моим ростом. Фрэ-э-э-энк. Я не сдержусь, твоя вена колотится под моими губами как бешеная, как сердце раненной птицы! Вырывайся, всё равно не вырвешься. Потерпи, я тоже проходил через эту глубинную замораживающую боль, она не вечна, сейчас я насосусь, сейчас, не рычи. — Кси… Кси! — Да! — я оторвался от кровавого фонтанчика, отпустил тебя и как-то машинально принялся вытирать рот. А взгляд всё равно не могу оторвать от двух восхитительных круглых ранок. Фрэнсис, мы сейчас продолжим. Первый голод утолён, а второй поднимается сладко-сахарным томлением из паха вверх. И, даже шокированный укусом, ты чувствуешь его тоже. — Малыш? — твоему изумлению нет пределов, я не оставил камня на камне от твоих планов и стратегий, я вижу борьбу твоей логики с фактами, но факты упрямее. Вытекают густыми красными каплями из проколов. Как тебе мои зубы, дорогой? Да, я и сам впечатлён. Я обнимаю тебя снова, уже нежнее. Прильни ко мне покрепче, вот так. И помолчи. Я должен успокоиться, остановиться. Подумать об Ангеле. Я ведь не люблю тебя, просто ты мне его чем-то упрямо напоминаешь. Просто ты… мы… поменялись ролями. Но под контроль взять свое тело я всё же не могу. — Фрэнк, давай попробуем ещё раз. Зачем я тебе? — А зачем наркоману доза? — Хочешь вмазаться? Ты кивнул, а я… сунул руку в твои штаны, под резинку трусов, понимая, что рубеж перейдён, здравый смысл зверски убит и растерзан Нежитью, а я сам уже не остановлюсь. Твой член — длинный, напряжённый, ровно такой, чтоб головкой удобно ткнуться мне в ладонь — горячо отзывался на каждое прикосновение пальцами. Я сжал его, наслаждаясь упругостью и твёрдым рельефом вздувшихся вен. Чёрт, чё-ё-ёрт, да почему я раньше не знал о таких потрясающих ощущениях?! Фрэнсису перехватило дыхание, он слабо вскрикнул. Собрав остатки разума, я вспомнил, что прячу за спиной, и приставил к его виску пистолет. Деталь в целом ненужная, но добавим остроты. — Занимайся со мной любовью. Сейчас же.