| Part 3: Trinity fields |
Переосмысливание жизненных ценностей — длительный, корявый и громоздкий процесс. Примерно как разворот бензовоза в узком переулке. Постоянное переключение педалей газа и тормоза, тесно, душно, злостно и нервно. И пешеходы галдят, довольные представлением. Выбравшись из всех неприятностей невредимым (изнасиловали и убили? — чепуха, уже забыл), наслушавшись и насмотревшись и лично испробовав всякой похабщины, я неожиданно остался предоставленным самому себе. Одиночество — в общем-то, ненастоящее, но ощутимо давящее на психику. Мне невыносимо мириться с ним в доме фельдмаршала. И я убежал в сад, да, бежал бегом, с криком радости кувыркнулся в траву, распластался в ней, густой и тёмно-зелёной, раскинув руки, и вперился в чёрные небеса. Двадцать тысяч звёзд смотрят на меня, ничтожного. И не важно, насколько я мал по сравнению с ними. Я чувствую… что они действительно смотрят. — …такой хорошенький. Как куколка. Ага, разлёгся тут. Не заметил, что упал аккурат рядом с взрывчатыми капсулами. А что? Нет, в траве их не видно. Нет, они похожи на таблетки. Фрэнсис, ну я же не знал, что ваши домочадцы будут прохлаждаться в саду, предупреждать их надо о проведении холодного синтеза в полевых условиях! Я завертел головой, сгорая от любопытства. Кто общается с генералом накоротке в таком спокойно-фамильярном тоне? Может, меня разыгрывают? После беседы с сыном от Конрада должно было остаться тело на носилках, которое увезли бы в секретный военный госпиталь. Или части тела… на разных носилках. Ну, не буду вдаваться в подробности своих смелых фантазий. Инженер-подрывник деликатно закончил разговор ничего не значащими фразами и вышел ко мне прямо из… кхм, ниоткуда. Стоял в сантиметре, наверное, от моей руки, лежащей на земле. Я опасливо отдёрнул ее, но самому вставать было лень. Пусть выкручивается из неловкого положения как знает. Я даже здороваться не хочу. Он назвал меня кукольным. — Месье Ксавьер, — он сел непринуждённо, поджав под себя ноги, и разложил на моей груди горсть каких-то… Так, это не таблетки аспирина или витаминов, насколько я уже понял. Господи, это взрывчатка, — вы отдыхаете на самом краю зоны, которую я выделил себе для изготовления бомбы и сопутствующих элементов. Или подвиньтесь, или войдите в ареал потенциальной угрозы. — А почему двигаться должен я? А вы за невидимым силовым полем прятались, что ли? — я недоверчиво прищурился. — Их уже изобрели? Почему вы решили, что меня зовут Ксавьер? И кто вам плёл эти чудесные золотистые дреды? — Асмодей, — сухо ответил он, собирая с меня капсулы со взрывчаткой. Я облегчённо вздохнул. — Это ответ на все ваши вопросы. Двигаться будем? — Нет, я лучше с вами… — ноги как ватные. Я поднялся с большим трудом и проковылял за ним три шага, очутившись на квадратной поляне, которую раньше не заприметил. Мощнейший синий прожектор слепил светом сверху, мешая поднять голову и понять, на чем он там закреплен. Будто в воздухе висит. Я протёр глаза, поражаясь бедламу, царящему вокруг. Сваленные как попало железки, куски пластика, миллион разноцветных проводов, закрученных в осьминоги, какие-то камни, драгоценные и не очень, маленький и кривой столик, тесно заставленный пробирками, и одинокая газовая горелка на красивой гранитной колонне-подставке — единственной вещи, относящейся к саду. Инженер стоит посреди этого постапокалипсиса, маленький и сказочный, как сильф из WeltsherrschÅft. Я снова протираю глаза, а он ухмыляется. — Идите в дом, юноша, не мучьтесь. И передайте генералу Конраду, что карамельный сироп сварен, конфеты на подходе. — Значит, это вы? Тэйт? Автор моего камня… — я припомнил все небрежно брошенные слова серафима. А говорил ли он хоть раз что-то не важное? -…и купола Сандре Льюны? — Что? Я?! Помилуй меня Боже, ничего не делал. Работал с готовыми изделиями, придавал им новую форму и изящество. А вы что, думали, я сидел в пещере Ородруина, выплавлял вам кольцо, простите, бриллиант из твёрдой горной породы, поливая её магмой? — он странно хихикнул и засуетился. — Скажите, вы бы волновались накануне казни? — Выпил бы валиума, ксанакса, мелатонина. Целую аптечку, стало быть. Попросил бы что-нибудь почитать. Тот же священник, в конце концов. — До меня вдруг дошло, о чем он спрашивает. — Извините. Но я бы, наверное, просто не подчинился приказу генерала. Он хмыкнул и подошёл ко мне вплотную. Взялся за цепочку с камнем, покатал в руке, взвесил характерным движением. — Юноша, вы прекрасны нагишом. Я б даже сказал — безукоризненны. Но вам не холодно? — Хорошо хоть спросили. Я уж было подумал, что никто ничего не заметил. Или я потерял привлекательность. Нет, не холодно. И Блэкхарта можно побесить. Мелочь, а приятно. — Он в вас не ошибся, — пробормотал инженер, думая о чем-то своём. — Боже мой, боже мой. Бедное дитя. Зачем тебе любовь старого пресыщенного развратника? — Фрэнсис не стар, — я вспыхнул. — Почему всем так охота влезать не в своё дело? Да, он повесил мне на шею самую дорогую побрякушку, которую только смог найти, да, я расплатился за неё своим телом! Считайте так или ещё как угодно, мне все равно. Я вернусь в дом. Размолотите свой купол хорошенько, в мелкую пыль.* * *
— Обидчивый какой, — Хэлл вздохнул, поглядывая искоса на его соблазнительную фигурку, таявшую в сумерках, нашёл телефонный аппарат в кармане, потрогал, не вынимая. И позвал: — Генерал, выходите уже из-за деревьев. Ничего он не заметил, невнимателен к деталям. Ребёнок. Вы сами-то увидели? Не будет никакой мести. Он защищает вас. Вас… Я бы за вас и ломаного гроша не дал, не говоря уж о том, чтоб костьми лечь. — Я подарил ему камень, втайне желая купить то, что он назвал, — ответил Фрэнк после непродолжительного молчания. — Бесценное. Но он отдал мне это даром. Согласен, я не заслужил права владеть им. Я наделал в своей жизни достаточно ошибок. И все они бледнеют на фоне последней — преступления, совершенного против него, моего сокровища. Поверьте, мне отомстят. Я умру в страшных муках. И вы останетесь довольны. А теперь вернёмся к делу. Сколько ещё вам нужно времени? — Полчаса. Рассыпать капсулы по патронам и прикрепить к детонаторам. А наполнитель с колющей кромкой готов, им обмотают заряды уже на месте. — Тогда я вызываю вам людей и спецтранспорт. Я лично больше не понадоблюсь? Могу положиться на вашу честность и компетентность? — Будь вы на моём месте, а я — на вашем, я ни за что бы не доверил вам закончить операцию без присмотра. Но вы — не я. Вы негодяй и почти покойник, а я светлая и чистая душа. Но тем не менее правите балом вы, а я ваш смиренный слуга и помощник. Ну что не так с этим миром? — инженер горестно покачал головой. — Ладно, я слишком много болтаю. Всё будет сделано, генерал. Точно и в срок. Уходите. Догоняйте своего парня. Только попросите Кси не трогать гроб: он до сих пор стоит в холле, я не успел его поднять в свою комнату. — Что там? Трупы ваших конкурентов, Тэйт? — Хуже. Компромат. — А разрешите мне взглянуть? — Нет. — Одним глазком! — Вы с ума сошли, генерал? Это мой гроб. Всё равно что мой саквояж. Вы же не будете рыться в чужой сумке и чужом белье? — В целях обыска — почему бы и нет. — Просто не прикасайтесь к нему, даже не приближайтесь. Его содержимое не для вас, и вас оно сильно разочарует. — Да что в гробу, чёрт возьми?! Тэйт! — О-о-о… — инженер резко побелел, становясь похожим на мумию. — Ксавьер открыл его. — Ксавьер? А при чём тут… — Фрэнсис оглянулся, заинтригованный до крайности. Мраморную лестницу перед имением, и кусты по соседству, и стены имения, и окна имения — загородили огромные красные крылья. Серафим что-то горячо доказывал Кси, отчаянно рвавшемуся из рук, но слов было не разобрать. До ушей фельдмаршала долетело лишь несколько сухих надрывных рыданий.* * *
Я никогда не отличался любопытством. Ни повышенным, никаким. Я не подглядывал за одноклассницами в раздевалке, не совал нос под крышки кастрюль в холодильнике, не читал чужие письма и не желал знать чьи-то нехорошие тайны. Поэтому я не понимаю, зачем остановился на полпути в свою комнату. Кто-то умер? Я застрял тут, так и не добравшись до лестницы. Мне не доводилось видеть гробы раньше, я не бывал на похоронах. И я не рискнул бы посмотреть внутрь одного такого дорогущего ящика даже на похоронах собственной матери. А тут внезапно — интерес к чужим бренным останкам? Откуда? Сначала гроб вызвал недоумение. Потом — серию веселых нервных смешков. Ну и шутки у фельдмаршала. Это он для себя уже распорядился приготовить? Или для меня?! Потом — страх. Леди Минерва умерла?! А потом… я прекратил пугливо озираться по сторонам от каждого шороха. И подкрался на цыпочках к массивной чёрной коробке. Спустя мгновение я понимал, что оскорбил его этим сравнением. И что роскошный саркофаг не может иметь ничего общего с Фрэнком и планами Фрэнка на чью-то скорую кончину. Дизайн и качество отделки, стиль в целом — не чувствуется его рука. Такой гроб скорее к месту в одном из замков Трансильвании, где-нибудь в уютной усыпальнице графа Влада Цепеша. Кровать вампира, о да — именно так бы я назвал эту прелестную вещицу. И, как бы глупо это ни звучало, гроб притянул меня к себе целенаправленно. Неведомая чертовщина, хренова упыриная сила, Нежить, не важно, каким словом это называется — меня просто толкнули и заставили прикоснуться. Гроб тёплый… Тёплый? Любопытство и тревога усилились стократ. Я подцепил уголок крышки, заново обдирая болевшие ногти, но она не поддалась. Я наклонился в поисках щели, но не нашёл ни одной. А когда глубоко и разочарованно вздохнул, на лакированной поверхности взметнулось облако красной пыли. И крышка раскрылась сама. Бесшумно откинулась вверх, из саркофага выплыл густой и затхлый запах крови — и чего-то ещё. Чего-то очень знакомого. И успешно подзабытого. Я уговорил себя не бояться, отдельно уговорил коленки не дрожать, унял дрожь в руках… и заглянул. Что там? Или кто. Там не было золота, бриллиантов, тухлой свинины, спящего вечным сном Дракулы… И трупа госпожи Конрад тоже, к счастью, не оказалось. Я икнул, осознав, что страх отпустил только сейчас. И всё-таки я с беспокойством изучал лицо красивого молодого человека, мирно покоившегося на алых подушках, гадал, за что его… так. И откуда взялось дурацкое ощущение, что я его знаю. Давно? Я замычал, силясь припомнить, где видел, когда и при каких обстоятельствах. Работа? Дом? Улица? Автомобиль? Ливень? Ливень. Из всех дождей в своей жизни я хорошенько запомнил один ливень. Кажется, тебя я действительно знаю. — Ангел, Ангел, я же… Почему ты здесь, в этом ужасном доме, ты же… ты не… ЖИВ? МЁРТВ?! Я смотрю на тебя, и смотрю, и смотрю, и деревянными пальцами цепляюсь и соскальзываю со стенок гроба, а глаза становятся всё больше, и засыхают, и болят, потому что смотрю я не мигая, просто не могу закрыть глаза, вдруг моргну, и ты исчезнешь. И не важно, что всё тело вдруг тоже болит, и нестерпимо, кажется, меня решетят пули, неизвестно, откуда они летят, но с каждой минутой свинца во внутренностях всё больше, а мне всё хуже и хуже… — Что же это за блядство такое, а? — страдальчески выдавил шёпотом и завалился на бок. Всё-таки соскользнул, не удержался, я на полу, я не вижу твоего лица, о Господи, а вдруг… его там уже нет?! Я на полу, кричу, но голоса нет, потому что сил тоже нет, ничего у меня нет… Поэтому не знаю, что кричу. Может, просто вою — от миллиона невидимых дыр в теле. И рядом со мной будто нечаянно появляется демон. — Привет, — сказал он ласково и поманил взглядом. — Ползи ко мне, что ли, маленький страдалец. Я полз и плакал навзрыд. А он всё так же манил взглядом и улыбался. И когда я дополз, он был материален. Принц даэдра, что позволил свернуться в его дьявольских руках, шмыгая носом и глотая слёзокровь, как маленькому. Но облегчение не наступало. Он молчал, должно быть, ждал, когда я успокоюсь. Но я не мог, никак, не мог ещё долго. Не мог, и всё. Пока слёзы не иссякли. Я боролся с собой, давился сухими всхлипами, тщетно… А потом он взял меня за подбородок. — Хватит. Не думаю, что он этого достоин. Или — что был бы доволен, узнав, что ты так убиваешься. Закругляйся с истерикой. — Слишком много событий я пережил без него. Слишком много гадостей натворил. Слишком много раз я не подумал о последствиях. Я стал другим, я стал просто отвратительным, я даже возненавидел себя, но и он изменился. Я вижу, лежит на своей алой постели совсем иной. Он… он как чужой сейчас, я же не признал его сначала! И он не простит меня. Мне страшно, демон, я жалею, что вообще подошёл к гробу и дал волю любопытству. Я уже привык к беспрерывному сумасшествию и жизни без него, я не знаю! Как мне вернуться в прежнюю жизнь. Её больше нет. Как Ангела… нет. То есть не было. Он здесь, а я… Я даже не знаю, рад ли я, что он снова со мной! — я зашёлся в приступе надсадного кашля. Слёз действительно не осталось, только лёгкие судорожно сокращаются, пытаясь выплюнуть мою крепко засевшую под рёбрами боль. — Ты стал взрослым. Наконец-то, — Асмодей легонько подул на мою грудь. Кашель прошел моментально, но саднить изнутри не перестало. — Нам приходится жить с тем, что нам навязано, что совершенно не по вкусу, мириться с этим, терпеть это и надеяться на нечто другое, лучшее. Это называется испытанием. Ты прошёл свое испытание. Ты сумел извлечь из него выгоду. И даже получить удовольствие. Посему я и Мать Ночь возвращаем тебе твоего Ангела. Он твой. Он твой. Он весь твой. Я повторю это столько раз, сколько понадобится. И буду повторять до тех пор, пока до тебя не дойдёт. Что он действительно твой. Даже если ты перехотел иметь с ним что-то общее. Тогда вместо награды он будет ещё одним твоим испытанием. Решай. У тебя в запасе шесть с половиной дней. Если угодно, представь, что Энджи нет. Поживи своей теперешней безумной жизнью, с Фрэнком, Эриком, Дезерэттом — с любым, кто тебе нравится больше, чем демон-вампир, дважды восставший из мёртвых. Насладись отдыхом, насладись покоем. Все опасности остались позади. А когда срок, отведённый на воскрешение, подойдёт к концу, скажи громко, что ты выбрал. И я унесу своего сына подальше от тебя. Или оставлю. — Я так долго и напрасно умолял вернуть его, что разуверился… во всём, — голос пропал, я вынужден шептать. — И моя вера не появится вдруг из ниоткуда, я должен заново нащупать почву под ногами, и я справлюсь с этим. Но, пожалуйста… не говори, что отберёшь его, пожалуйста, пожалуйста, я же не вынесу этого опять. Я никогда не выберу «нет». Я… Мне нужно это время, эта неделя, я приду в себя, я прогоню всех, я сам от всех уйду, если они не уберутся… — Горячку порешь, остынь, — разноглазый повелитель атмосферы положил ладонь на моё горло. — Не обижайся, но кое-что ты не понял. Ты — часть Ангела. Как он — твоя часть. Все, кого ты встретил на своем пути, одинаково важны для вас обоих. Все, кого ты любишь, и кто любит тебя. Все они связаны с Энджи через тебя. Ты никуда от них не денешься, как и они от тебя. — Но любимый перебьёт их. Из ревности хотя бы. — Уверен? Ты спросил его об этом? И в ревности ли проблема? — Я… не знаю. Конечно, я не спросил. И страшно спрашивать о таком. — Ты хочешь навсегда остаться трусом? — Нет! Но, Моди… Я же изменил ему. — Как ты изменил? Тебя похитили с целью изнасиловать и убить. По целому ряду удачно сложившихся обстоятельств тебе понравился насильник. Ты вынудил его заниматься совсем не тем, чем он изначально собирался. Ты взял его под частичный контроль. Правда, впоследствии ты выпустил из рук руль от его мозга, но только потому, что пожертвовал собой ради более благородной цели, нежели перевоспитание старого психопата. — Моди, я спал со всеми! — А думал лишь об одном. Ты умудрился разглядеть Энджи в бешеных глазах фельдмаршала. А я, старый дурак, был уверен, что это невозможно. Зато теперь стараниями Фрэнсиса ты умелый любовник, и Ангелу не придётся заново ломать голову над тем, как затащить тебя в постель. Почему ты упорно не хочешь видеть приятные моменты? — Да потому что он будет видеть только грязные пятна на моём теле, от лап, что трогали меня после него! — И снова я спрашиваю — уверен? Он убил себя в Альпах, но он впитывает наш разговор сейчас. Любые разговоры, которые ведутся возле гроба. Он почувствует тебя, всё, чем ты терзаешься, он поймёт! Между вами нет преград, вы родные, вы кровные, вы больше чем половинчатые, ну как ты не понимаешь. Он доверяет тебе, и не переставал доверять до мгновения своей злосчастной смерти. И он… Если ты не забыл, это именно он коснулся тебя в первый раз. Он лишил тебя девственности. Кто бы ни трогал тебя после, никто не сотрёт его отпечаток в тебе. Ты его собственность — по законам материи, из которой некто создал вас. А чужие отпечатки он смоет с тебя легко и играючи. Если ты этого захочешь. Не спеши отвечать мне. Ты должен хорошо подумать. Не спеши… Времени вдоволь. Встреча окончена, Асмодей закрыл гроб. Я успел насладиться ещё секундочку совершенным лицом Ангела. Затем крышка опустилась. Я провис на руках даэдрического принца, уставший, бездумный, бесчувственный… просто выжатый лимон. Демон отпускает меня очень осторожно, ровно ставит на ноги и возвращает на свои тёмно-красные губы наплевательскую улыбку. — Прошу, не наделай глупостей. — А?! — Я улечу, а ты кинешься к гробу. Но он не откроется больше снаружи. Ты меня понял? Его откроет только Ангел. Даже не пробуй. И не плачь, побереги глаза. Серафим позаботится о тебе. — В задницу серафима. Раньше обо мне заботиться надо было. А не потакать всем капризам. Но разве демон стал меня слушать? Он улетел. А мои плечи обняли большие ладони краснокрылого изменщика и мерзавца. — Пойдём. Не нужно было тебе находить саркофаг. — Но тем не менее кто-то специально забыл его здесь, — и снова меня накрыло в истерике. Давлюсь злыми слезами, толкаю Дезерэтта и убегаю туда, откуда примчался. Если я сейчас отниму у Хэлла бомбу, мои страдания закончатся. Нелепо и трагично, но закончатся. — Постой, куда ты?.. Ксавьер, опомнись. Не к этому ты стремился всю жизнь. Ты вышел уже на финишную прямую. И хочешь теперь испортить всё, — Дэз как-то неубедителен, а мои кровавые рыдания только усиливаются. Мы застряли в дверном проеме, его крылья заслонили мне сад, у меня не осталось ногтей, чтобы вонзить в его руки, да и не поможет. Боже, мне так плохо… — Ты вынес всё до последнего на этих хрупких плечах. Ты не сломался даже тогда, когда в спину вонзился нож. Ты… — Я слабак! И дурак! И доверчивый олух. Вот и сейчас вы, сладкоголосые, обещаете мне чудо, что сказка близко, что Ангел оживёт. А он не оживёт! Не верю. Я больше не могу. Отпусти. Конечно, он не отпустил меня. Сжал крепче и заставил запрокинуть голову. И дышать. Лицо немеет, скулы сводит от слёз. И их кровавый вкус становится всё гаже… — Что мне делать, серафим? ЧТО? — Смотри, — сказал он вдруг властно и развернулся, пряча крылья. Над гробом стоял Эрик. И реяла тусклая белая тень. Энджи?! Что это, кто это… Я похлопал глазами, с трудом разделяя склеенные кровью ресницы. Тень метнула на меня один короткий взгляд, но в основном её внимание было приковано к маанцу. Мне показалось, что они говорят без слов, и что Эрик… понимает. И отвечает. Когда я наконец нормально протер зарёванные глаза, мы были одни, а юный сын фельдмаршала держал меня за кончики пальцев. — Ты не сказал, что у Анджело есть брат-близнец. Ты вообще мало что сказал. — Как-то всё недосуг было, — я прикинул, долго ли ещё протянет мой рассудок. Это сейчас самая подходящая тема для разговора. — А что? — Ничего особенного, — Эрик мягко отнял меня у серафима. — Хочешь, чтобы всё кончилось? — Эрик, я не понимаю… — Можно уйти, можно. Разорвать порочный круг. Отказаться. Твоя жизнь вернётся в точку отсчёта. В ночь, когда упал сервер, а ты выбросил под дождь свой мобильный. Демон сумеет. Демон сделает это для тебя. Только скажи. Одно слово. Люди исчезнут, события не произойдут, память сотрётся. У тебя будет одна сигарета в пачке и полный бардачок кокаина. И судьбоносный ливень. С одной поправкой. Ангел не добежит к твоей машине. Не успеет. — КАК ТЫ ЗНАЕШЬ? Кто ты такой, чтобы… Демон?! Значит, Демон. Его брат… Он ненавидит меня, — охрипший голос, поднявшийся до крика, а сейчас упавший в ноль и тишину, выдавил из меня последние соки. — Почему решать должен я?! Почему я должен быть крайним… — Потому что должен. Не был ты никем выбран, и не рука это свыше. Ты сам захотел. Сам, — Эрик закрыл глаза. — Представь, что я был сном. Мой отец. Серафим. Гарнизон. Ни похищения, ни Сандре Льюны. Нет тоски, нет безысходности. И выбирать не придётся больше ничего. Только ты и сервер. И громадная пустая столовая. И никто не положит тебе руку на бедро, заставив уронить вилку под стол. — Зачем ты напоминаешь?! Зачем… Он вложил тебе в голову всё! Просто всё подчистую вынул. Разложил перед тобой, высмеял, — я потянулся было к Дезерэтту, но тот сурово покачал головой. — Да вы сговорились, блядь, что ли?! — Не бесись. Отвечай спокойно. Ты много раз хотел повернуть время вспять. Вот он, твой заветный шанс. Ты что, не рад? — Как я могу быть рад?! — я пристыженно притих. — Ну, не ору, уже не ору. Сколько у меня времени на раздумья? — До взрыва лунного города. Меньше получаса, — Эрик сузил глаза, проявив на щеке знакомый серебряный полумесяц. — Демону собственной энергии не хватит восстановить Сандре Льюну в первозданном виде после масштабного разрушения. Только поэтому. — Тогда я пошёл к Фрэнсису. — Это пустая затея. — Не тебе решать.