Radical

| Part 3: Trinity fields |

Мне показалось, что я спал и кто-то стянул с меня во сне одеяло. Холодно. И почему-то мокро. Нехотя приоткрыл один глаз, вздрогнул и мучительно заставил себя собраться. Память подсунула мне спасительный провал, но я уже всё неблагополучно вспомнил. И в изуродованных веках Ангела для этого не нуждался. Но почему же так холодно… Я что, без штанов?! — Почему я без штанов? — я понял, что лежу в окровавленной постели, в которой был убит Фрэнсис, и разозлился. — Ангел, что происходит, чёрт возьми? Ангел не отвечал. И стягивал с меня рубашку, через голову, не потрудившись расстегнуть. Я задрожал, больше от ярости, чем от холода, а потом просто задохнулся, когда его сила пригвоздила меня к кровати и обездвижила. — Большое спасибо за то, что я хотя бы пока могу говорить, — зло выплюнул я в его неподвижное лицо. — Твой отец меня и этого лишал, пару раз поражая немотой. Я не понимаю и понимать не хочу, чего ты добиваешься, но обещаю, что будет только хуже! Потому что… — я скривился, — мне опять будто не тебя подсунули. Настоящий ты ни за что бы не раздел бесчувственного меня и не стал бы трахать там, где пять минут назад лежал труп. Он всё так же отделался молчанием и снял с меня последнее, что было. Хотя нет, цепочка с камнем на шее осталась. Подарок фельдмаршала… Я не мог уже плакать, при всём желании, меня затошнило от самой мысли о плаче. Я выплакал всё, что имел, до того как отключился. И лучше бы я выключился насовсем. Анджело сел на кровать и приподнял мне ноги, сгибая в коленях. Теперь хотелось смеяться: это было дикостью, фарсом, невероятно, бред в квадрате, в кубе, ну в чём там ещё? Я и думать забыл о сопротивлении, смотрел, как он придвигается, нависает надо мной, накрывает длинными волосами — и постепенно задирает мои ноги себе на плечи. Поза удобная (пусть с виду и не скажешь) и адски приятная. Я сжал его шею ступнями, очертил рассеянным взглядом его губы и понял. Что я хочу. Даже на чужой кровати. Даже после убийства её владельца. Тёплая волна возбуждения смывала посторонние мысли, ничто уже не казалось плохим и недостойным. Он — спал со своим братом, я — шлялся по мужикам и трахал чужую жену. Оба глотнули грязи, оба стоим друг друга. Поверить не могу, что боялся признаться… — Я больше не хочу слышать бессмысленных сравнений, — он повернул голову, целуя пальцы на моих ногах. — Ты придумал меня и носился со своей фантазией две недели, вводя в заблуждение всех, кто слышал твои россказни. Старого меня, что ты перекрутил и исковеркал, уже нет. А нового меня ты не знаешь. Тем не менее есть в обеих версиях кое-что общее: я до исступления хотел отыметь тебя, всюду и в любое время. Но сдерживался. Я и сейчас в железных тисках самоконтроля. — Ты не снял одежду, — тихо заметил я, смело и, в общем-то, бесстыдно потёршись задницей о его гладкие штаны. — Более того, ты выглядишь равнодушным ко мне, к моему телу. Зато я горю. Томлюсь… — Сколько человек побывало здесь? — нарочито ровный голос. На мои обнажённые ягодицы ложатся его ладони, медленно лаская, едва касаясь. Это унизительно, но я заслужил. — Двое, — я снова боюсь его. — Фрэнсис и Дезерэтт? А как насчёт третьего? — Я не спал с ним. Я… — Сам хотел его трахнуть, но не решался, — он убрал ладони и несильно толкнул меня, заставив вытянуться ему навстречу. Я подчинился, не столько покорный, сколько переполненный любопытством. Что будет дальше? Эндж плотно прижался к моей промежности и начал двигаться, в какой-то странной, но очень чувствительной имитации секса. Его член под латексом штанов упирался в ложбинку между моих ягодиц, буквально врезался в меня… тёрся о нежную раздразненную кожу и иногда задевал вход в… Я хрипло задышал, пытаясь не стонать. Никто не должен был знать, что мне это нравится, и никто не должен был владеть подобной техникой, это ведь баловство, ничего толкового… Ничего не всерьёз. — А что если я посмотрю? — Что? — я не понял, о чём он, благополучно забыв предмет разговора, в плену ошелмительных, разжигающих кровь ощущений, пьяный от острой и ещё вчера невозможной близости, которую он мне подарил, не трахая. Подарил вместо скандала и выяснения отношений. — Эрик. Взятый тёпленьким с потрохами, голо лежащий в твоих нетерпеливых руках. Выгнувшись именно так, как тебе подсовывала воспалённая фантазия. Ты держишь его за скрещенные ноги, исступлённо лижешь и кусаешь за шею и вокруг, водишь языком между лопаток, вонзаешь зубы в гладкую юную кожу, а она отвечает тебе — с жаром, на все прикосновения, и грубые, и нежные. Потом ты вытягиваешься на испуганном мальчике, прижимая член так, как прижимаю его к тебе сейчас я. Только он теряется. Ты помогаешь ему. И он подаётся назад, чтобы ты хорошенько насадил его… и выгнул ещё сильнее, глубоко проникнув в его девственное тело. Я широко раскрыл глаза и простонал «да чтоб тебя…»¹, громко и протяжно, не в силах воспротивиться искушению, картине, которую Ангел обрисовал небрежно, всего в нескольких словах, но в яблочко, попадание десять из десяти. И слабый возмущённый возглас, раздавшийся над ухом, не смог меня отвлечь. α^ В комнату скользнула гибкая кошачья тень. Будь я зрячим, я ни за что бы её не заметил, не услышал… Но я ничего не видел, и остальные органы чувств обострились предельно. Сначала он тихо дышал, прильнув к двери с другой стороны, и воздух, который он выдыхал, слабо окрашивался в серебро. Затем он прокрался в спальню, такой текучий и плавный, что в один момент я усомнился, а человек ли это? Но он выдал себя лёгким, едва-едва заметным шуршанием одежды, на нём штаны и рубашка Кси, с запахом и теплом Кси, а высокая концентрация серебра в крови очерчивает для меня, как нимбом, контуры его головы, омывая мощный, невероятно мощный мозг. Если бы сравнение с компьютером не было таким убогим, я бы подумал, что передо мной кибернетический организм. Импульсная активность в его нервных узлах подобна ядерному синтезу внутри звезды, электричество струится водопадом, расходясь миллионом узких и сверхточных лучей, похожих на лазеры или иглы… лазерные иглы. Ими он пронзает окружающую реальность, стараясь понять и постигнуть всё. Он — Сверхчеловек, о котором мечтали идеологи, философы и психи. Он… Кто он? Я знаю, кто он. И что здесь делает. Я неторопливо заговорил о нём. Он жадно внимал каждому слову, склоняясь головой всё ниже к кровати, почти прикасаясь ко мне, почти прижимаясь к ничего не подозревающему Ксавьеру. Я говорил тихо, вещи, которых он хотел и боялся, заставляя его заливаться краской, стискивать в смущении руки, дрожать всем телом… трепетать от волнения. И когда договорил — получил ответ. Нас никто не слышал: это было его «я», легко проникнувшее в меня, и я точно так же без труда вошёл в ядерный реактор, которым было его сознание. Мы соприкоснулись на территории, которая казалась общей площадкой двух разумов, наши электрические импульсы вплелись друг в друга, врастая и дополняясь. Я млел, не торопясь углублять контакт. А он — выжидал. Мыслей, сформированных в слова, тут не было, не генерировались — только чистый восторг и нетерпеливо тянущиеся руки, которые я схватил охотно и пообещал не выпускать. Он чувствовал себя всё увереннее, его присутствие внутри становилось ярче, чётче… Наконец оно зазвучало голосом, чистым и мощным, и я глубоко вздохнул, наслаждаясь мнимой вибрацией, которая могла бы сокрушить кости и мышцы, будь она выпущена наружу и обернись явью. — Ты, — он не нашёл более емкого слова, и в нём был смысл всего, что он хотел мне выразить: свой страх, тень недоверия, растерянные желания найти приют и покой, безотчётное обожание Кси и пробуждение голодной пантеры, большой дикой кошки, готовой жадно наброситься на меня и сжать — сильно, больно, похотливо — и с риском для жизни. Сладенько сахарно. Я ощутил привкус этой его преступной и чуточку стыдной сладости на губах и подавил улыбку. — И ты, — я отправил ему порцию своих бесстрастных раздумий о смерти: его смерти, смерти Фрэнсиса, гибели многих людей и апокалиптических настроениях, зашитых мне в живот (в частности) и под кожу (в целом). Он выразил удивление, выбросив протуберанец энергетической плазмы и нарисовав мне своё лицо с взлетевшими вверх бровями. Красивое. Очень напоминаюшее Конрада. Я вторично подавил улыбку. — Ты убьёшь меня? — Нет. Но пусть неопределённость пощекочет тебе нервы, — я накрыл его губы в неистовом поцелуе. Это был всего лишь динамический образ, вложенный в его сознание, как и остальное, чем мы обменялись, но Эрик содрогнулся всем телом. Физическим. — Разве ты не ненавидишь меня за сходство с ним? — А разве ты уже не очутился в одной постели с врагом? — Ксавьер — не враг… — Мы, все трое, — враги человечества, малыш, — я взялся за кончики его пальцев, наслаждаясь растерянностью Эрика: она похожа на метеоритный поток, нечаянно бомбящий не ту планету. Чего он ожидал? Ненависти и кровопролития, скрещённых мечей и непримиримых взглядов; дуэли, постепенно превращающейся в мясорубку; ожесточения, вызова и презрения в глазах — в тех самых, которые сожжены и не видят. Но, по крайней мере, я способен упиться тем, что он показал мне добровольно. Его лицо… красивое ненавистное лицо фельдмаршала. Его следующий шаг был достойным ударом, заставшим меня врасплох. — Я могу исцелить тебя. — Как? — Я не знаю. Я просто всё умею. — Übermensch, — я показал ему свою насмешку. — Ты даже не знаешь, кто ты, тебя двадцать лет держали в неведеньи, пудря мозги какой-то расой и прочим дурдомом. Хорошо, что Ксавьер споткнулся об тебя в подземелье. — Я не верю в твоё высокомерие. Я кивнул, охотно соглашаясь, отпустил ноги Кси и привлёк маанца к себе — теперь уже по-настоящему, а не в нашей фантазии. Малыш программист, слышавший до этого всего одну реплику, зашевелился, нехотя привстал и охнул, столбенея. Эрик держал мою голову, обнимая за щёки, его кожу взрезали серебряные серпы и бритвы, потоки света лились, свободно преодолевая барьер из одежды — и железобетонных стен. Один чёрт знает, на что был похож дом фельдмаршала в тот момент. Вполне допускаю, что его наблюдали с околоземных орбит, со спутников, и приняли за взрыв на атомной электростанции. Когда свет, лизавший мои обожжённые веки, стал таким же невыносимым, как тот свет, из которого я падал сквозь ад… — я открыл глаза и увидел. Как сверхчеловек жадно всматривается в меня. Я увидел это его зрением. Увидел себя. Его ладони всё так же обнимают моё лицо, белое и чистое, без следов агонии сетчатки, без кровавых потёков и болезненных трещин. Его зрачки нелепо и до странности напомнили мне зрачки серафима, но они были раскромсаны не на игольчатые звезды, а закручены в маленькие спиральные галактики. Галактики вращались, медленно погружаясь в багровое Ничто. Неужели только я тебя вижу таким? — Эрик? — тихо вопросил я, боясь спугнуть своё видение в его чудесных голубых глазах. — Ты вернулся, чтобы привести всё к концу, — глаза отразили понимание и горечь. — Немного блеска на тело и краски на лицо… украсит вечеринку конца света, — я почувствовал себя сыном своего отца, с силой отбросив его на кровать. На Кси. Одобрительная улыбка Асмодея запуталась в моих волосах, я же с облегчением подумал, что даю себе дополнительную отсрочку, последнюю. Объяснить Ксавьеру придётся слишком многое и слишком трудное.