Маленькие миры

После удара молнией Мерлин не приходил в себя несколько дней. Артур все свободное время проводил рядом с ним, иногда держал за руку и корил себя за то, что совершил столько ошибок за один единственный вечер. Во-первых, позволил Мерлину встать в лужу, когда в нескольких десятках сантиметров от него висел сгусток чистого электричества. Во-вторых, после взрыва молнии, не сразу сориентировался и некоторое время бессмысленно метался по третьему этажу с Мерлином на руках, пока не догадался отнести его в другое крыло больницы, где работал аварийный генератор. В-третьих, не смог удержать себя в руках и устроил небольшой скандал, не желая отдавать Мерлина никому, кроме врачей. После Артур немного остыл, попросил перевести Мерлина в психиатрическое отделение при первой возможности и извинился перед медсестрами и врачами. Все три дня Артур думал об этом и о многом другом, что касалось Мерлина. В первый день Артур собирался отругать Мерлина, как только тот проснется, во второй – пригрозить, что потребует перевода или уйдет в хирургию интерном, на третий просто просил его шепотом очнуться. Он с трудом устроился в жестком, слишком маленьком кресле и прикрыл глаза, вслушиваясь в писк приборов и держа Мерлина за руку. – Ты ничего не вспомнил? Артур вздрогнул и подался вперед. Мерлин смотрел на него, тараща свои невозможные глаза и демонстрируя отменные круги под ними – последствие удара током. – Это же был дракон, ты видел? Самый настоящий! И он должен что-то значить, правда? Артур осторожно убрал руку, к разочарованию Мерлина, и покачал головой. – Я видел только шаровую молнию и идиота, который полез обниматься с ней и едва не умер от собственной глупости. – Но это был дракон! – отчаянно возразил Мерлин. – Золотой дракон… – Ты снова все придумал, – жестко оборвал его Артур. Там, в темноте общей комнаты, была только шаровая молния. Да, она отливала золотом, да, очертаниями она была не совсем обычная, и ее можно было принять за дракона, но… фантазии Мерлина едва не убили его, и Артур никогда не простит себе этого. Он поддерживал их, питал расспросами, своим интересом, он вел себя иногда, как лучший друг Мерлина из снов и мечтаний – как король Артур его воспоминаний. И к чему это привело? Артур очень испугался. Когда прижимал бесчувственного Мерлина к себе, орал на врачей, и думал, что в следующее мгновение может стать слишком поздно; когда смотрел на его белое лицо и радовался едва заметно раздувающимся ноздрям; когда на короткое мгновение он почувствовал в себе кого-то сильного и древнего, для кого Мерлин был важнее всех на свете. Он осознавал себя королем Артуром, когда бежал по коридорам в другое крыло госпиталя, когда ругался с врачами. И он остался просто Артуром, стоило лишь видимой опасности отступить и оставить место вязкому ожиданию и самобичеванию. Артур ушел из палаты Мерлина, не сказав больше ни слова. Не мог, словно, если открыть рот, из него посыплются жабы и ядовитые проклятья или хлынут слезы – один черт. Артуру нужно было разобраться в себе и понять, что следует делать дальше и не сходит ли теперь с ума он сам.

***

Седая Мэри принесла ему пудинг. Большой Билли, вместо того чтобы приревновать немного, смотрел понимающе и даже поделился своим печеньем – для него это был большой шаг. Мерлин взял и то и другое, коротко поблагодарил и отложил угощение. Аппетита не было с тех пор, как Артур ушел из его палаты и, кажется, из его жизни. С тех пор вообще не хотелось ничего. Стены приюта вдруг стали серыми и мрачными, и Мерлин чувствовал себя будто в страшилке, что рассказывали по телевизору в тот вечер. Он бежал и бежал по коридорам, которые петляли, сливались, словно огромный лабиринт, и никак не мог найти выход – нужную дверь в череде тысяч и тысяч одинаковых дверей. Майкл сказал, что Артур взял несколько дней отгулов «по семейным обстоятельствам», но на самом деле он был зол как черт и бежал из госпиталя святого Георга как будто с намерением никогда в него не возвращаться. – Что ты сделал, Мерлин? – недоумевал Майкл, меняя постель на его койке вместо Артура. – Зачем полез к той молнии? Мерлин пожимал плечами. Он не мог рассказать постороннему человеку, что видел в золотом драконе свой единственный шанс вернуть магию и Артура. То есть мог, конечно, но в поддержании своего статуса полного психа он больше не видел смысла, а рассказывать просто так… Зачем? Майкл все равно не поверит, никто не поверит. Ни один нормальный человек не верит в детские сказки в двадцать первом веке. Мерлин направился к любимому дивану, но тот оказался занят. Новенький – Алекс, почти ровесник Мерлина – забрался на него с ногами и с интересом пялился в экран телевизора. Алекс считал себя воплощением одного из двенадцати апостолов (Мерлин так и не запомнил какого именно), но не гнушался современными средствами для убивания времени: телевизором, компьютером, видеоиграми. И то, что ему понравился диван в темном углу общей комнаты, исключало всякую дружбу между ним и Мерлином. Да и что за удовольствие – дружить с психами? Мерлин вышел в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь, и побрел в свою палату – комнату, как он предпочитал ее называть. Светильники на стенах, до противности одинаковые, мерцали желтым светом, и теней у одиноко бредущего человека получалось две, а то и вовсе три или четыре. В госпитале считали, что именно такое «домашнее» освещение создает особый уют… Наверное, и правда создает, но Мерлин никогда не замечал ничего подобного. Его комната располагалась на углу – мимо часто сновали санитары и медсестры. Совсем рядом был чулан с чистым бельем и запасными мелочами. Иногда это казалось удобным и интересным, но чаще – мешало копошение за стеной, звон ключей, тихие разговоры и смех. Мерлин уже взялся за ручку двери, когда что-то привлекло его внимание. Около входа в подсобное помещение мелькнуло что-то белое; так быстро, что его удалось заметить только краем глаза. Мерлин осторожно заглянул за угол, держась внезапно вспотевшими пальцами за стену, но ничего не увидел. И тогда из чулана раздался отчетливый шорох. Вообще чулан был примечательный. Там, помимо чистого белья, посуды и нескольких поломанных тумбочек, хранились вещи пациентов вековой давности. Картонные папки, завязывающиеся простыми тесемками, фотографии с празднеств в госпитале, чьи-то сувениры, безделушки, забытые бывшими пациентами или конфискованные когда-то. Мерлин однажды пробрался в этот чулан и часа три просидел, перебирая вещицы, читая пожелтевшие страницы писем и вспоминая, вспоминая… Около сотни лет назад он уже был пациентом госпиталя святого Георга, как и два века назад, и три… Шорох повторился снова. Дверь на первый взгляд была крепко заперта, но Мерлин давно научился не верить своим глазам. Он взялся за ручку, легко повернул ее, и дверь медленно, с едва различимым скрипом, приоткрылась. Внутри было темно и очень тихо. Никто не дышал, не убегала копошащаяся мышь, не сверкал глазами в темноте случайно запертый кот. Мерлин рывком распахнул дверь и уставился на белые простыни, стопкой сложенные у ближайшей стены так, что пройти мимо них внутрь, не задев и не опрокинув их, было невозможно. Но из глубины чулана вновь раздался скребущий звук. – Хуже не будет, – пробормотал Мерлин, осторожно отодвигая в сторону простыни. У него почти получилось, как… стопка покачнулась, накренилась и рухнула ему на голову в лучших традициях его никчемной жизни. Вот так всегда – то споткнется, когда ненужно, то тарелку на голову Артуру опрокинет… Если в чулане кто-то и был, то он после такого громкого приветствия затаился или ушел… туда, откуда появился. Но, вопреки всему, шорох повторился снова, и снова, и уже не замолкал, пока Мерлин не присел около одной из старых коробок и не открыл ее. Шелестела старая папка, в которой лежала карта пациента с приколотой к обложке пожелтевшей нецветной фотографией – роскошь для тех лет. С изображения на Мерлина чуть хмуро смотрел он сам, на голове у него красовалась нелепая шляпа-котелок, а на лице – смех один – усы и небольшая бородка. Мерлин помнил те времена, когда он нагулялся в «большом мире» и решил вернуться в ставшую уже привычной для коротания вечности психиатрическую больницу. Все лучше, чем бомжевать под мостами в образе старика, как он иногда делал от скуки. Наверное, Мерлин всегда чуть-чуть надеялся, что Камелот, Артур, бесконечная жизнь – выдумка, симптом заболевания, которое можно вылечить. Просто он очень-очень устал. Все изменилось лишь теперь, когда четыре месяца назад в госпитале появился Артур и не узнал его. Мерлин не думал, что может стать больнее, чем было все эти годы, но равнодушный, чужой взгляд Артура едва не убил его там, в общей комнате. В коридоре, будя гулкое эхо, раздался звук шагов. Мерлин слишком поздно сообразил, что не успеет добраться до двери чулана прежде, чем кто-то вывернет из-за угла. И почему он не закрыл ее, когда вошел? Перепугался, конечно, но потом-то мог подумать своей старой головой. Артур назвал бы его идиотом и был бы прав… хоть раз в жизни. Мерлин все же попытался. Рванул вперед, наступая на упавшие простыни, потянулся к ручке и… Шаги прозвучали совсем близко, дверь распахнулась настежь от несильного толчка, и на Мерлина с удивлением уставился Артур. Одет он был в привычную форму санитара, под глазами красовались круги, волосы лежали в беспорядке, а лицо сильно побледнело и осунулось. – Что у тебя случилось? – тут же спросил Мерлин. Артур выглядел отвратительно, но он не стал бы из-за него так страдать, вот еще! – Это тебя не касается, – спокойно ответил Артур, отодвинул Мерлина в сторону и оглядел бардак, который тот устроил в чулане. – Мерлин? – сейчас он был так похож на себя прежнего, отчитывающего его за дырявые сапоги или за грязь на штанах и рубахах. Дыхание перехватило, и Мерлин выдал что-то неразборчивое, булькающее и в целях извинения поднял одну из простыней с пола и попытался пристроить ее на место. – Мне показалось, сюда кто-то забрался, – наконец обрел он голос. – Я пошел посмотреть и обнаружил, что дверь не заперта, вошел внутрь, ну и… споткнулся. – Споткнулся? – Мерлину показалась, что Артур едва сдерживает улыбку. – А то ты не знаешь! Артур молча наклонился и тоже поднял одну из простыней, потом водрузил ее на место, оценил расстояние между стопками и передвинул одну подальше. Теперь проход был достаточно широк, чтобы Артур не обрушил ничего себе на голову. Бумаги, фотографии, безделушки так и остались лежать на полу, где Мерлин забыл их, когда услышал шаги. Чуть поодаль лежала папка с его собственным делом, медицинская карта, которая должна храниться в архивном помещении в подвале, фотография и письмо, написанное им во время одной из терапий и адресованное Артуру. – Кто это? – спросил тот, заметив фотографию. – Он очень похож на тебя. В нижнем углу стояла дата – 01 сентября 1906 года. Артур с сомнением уставился на нее, прикидывая, наверное, не может ли снимок быть стилизованным под старину и сделанным во время какого-нибудь маскарада. Вот только Мерлин на нем был немного старше своей теперешней версии. – Это твой родственник? Прадед? – выдал новую догадку Артур. – Это я, – вздохнул Мерлин, прекрасно понимая, что ему не поверят. – А в той папке моя медицинская карта, начатая в 1907 году. Можешь почитать, я не против. Артур с сомнением уставился на пожелтевшие листы, но папку взял. Может, для того чтобы вернуть в архив, но Мерлин очень надеялся, что сначала он хотя бы из любопытства заглянет внутрь. Имя тогда у него было другое, но болезнь и симптомы абсолютно те же. Мерлин не переставал рассказывать всем и каждому, что он тот самый Мерлин из легенд и сказок, который ждет своего короля, спящего веками на волшебном острове и забравшего с собой его суть – магию. А еще в том далеком 1907 году Мерлин, почувствовав некоторую свободу и, наверное, все-таки сойдя с ума, рассказал врачам о своей любви, настоящей любви к королю (и в карте это было). Его едва не отправили на терапию электрошоком, но в последний момент пожалели и заменили на лекарства, от которых потом сильно тошнило и появлялся густой туман в голове. Больше Мерлин об этом не рассказывал никому и никогда. Артур заставил его прибраться в чулане, аккуратно составить коробки и проводил в палату. Карту и фотографию он все это время бережно держал подмышкой. – Почему тебя не было так долго? – снова спросил Мерлин, садясь на кровать, а потом тихо добавил: – Я скучал. – Семейные проблемы, – нехотя пояснил Артур. – Неприятности с сестрой, но теперь уже все в порядке. – Я думал, ты уволился из-за меня. Пытался выяснить, но никто ничего не хотел говорить. – Они и сами не знали, – Артур сел в мягкое кресло напротив Мерлина. До происшествия с молнией он бы устроился рядом на кровати. – Ты до сих пор на меня злишься? – спросил Мерлин и подтянул к себе ноги, не замечая, что напряжен. – Я не должен, – Артур грустно усмехнулся. – Ты всего лишь мой пациент с прогрессирующей шизофренией, и от тебя можно ожидать чего угодно. А моя задача следить, чтобы ты не причинил вреда себе и окружающим, и я не справился. Поэтому сержусь я скорее на себя, чем на тебя. – Не надо. – Мерлин помотал головой для убедительности. Ему очень хотелось пересесть на подлокотник Артурова кресла и запустить руку в светлые волосы, успокаивая. – Пожалуйста. Сердись лучше на меня, как обычно. – Винить тебя за свои ошибки? – Ты не можешь, – согласился Мерлин. Он подался вперед, вглядываясь в Артура. Таким потерянным и несчастным он не видел его очень давно, и даже тогда не мог выносить этот потухший взгляд и упрямую морщинку между бровей. – Что случилось с твоей сестрой? Расскажи мне, пожалуйста… – Сейчас уже все в порядке, – Артур провел рукой по лицу, сбрасывая напряжение последних дней. – Она попала в аварию и серьезно пострадала. Три дня была в коме, и врачи говорили, что остается только ждать. Если очнется, то будет жить, если нет, то ее состояние будет постепенно ухудшаться, и она умрет. Я три дня просидел около ее постели, держал за руку, рассказывал какие-то глупые истории… я читал ей легенду о короле Артуре, – он саркастически усмехнулся, – в детстве она очень нравилась нам обоим. Дэйзи всегда верила в волшебных существ и мечтала когда-нибудь увидеть фейри. И знаешь, что она сказала мне, когда очнулась? «Я видела их. Меленькие светящиеся существа, они позвали меня за собой, и я повернула руль. Если бы я этого не сделала, умерла бы на месте от лобового столкновения с грузовиком». – А ты ей поверил? – с надеждой спросил Мерлин. Он был уверен, что магия во всем мире уснула вместе с Артуром. Но теперь он здесь, не на Авалоне, и, может быть, какая-то частичка волшебства тоже просочилась в мир? Сначала золотой дракон, а теперь фейри. Маленькие светящиеся существа вполне могли проникнуть в чулан и подбросить Мерлину его старую историю болезни и фотографию. – Это действие лекарств, – жестко сказал Артур. – Она могла увидеть отблески в витринах или что-то подобное, а в коме ее мозг сочинил историю на основе тех, что я читал ей в эти дни. – Ты не веришь в чудеса, – вздохнул Мерлин. – Слеп, как и всегда. Артур посмотрел на него, но увидел только то, что хотел увидеть – шизофрению, и отвел глаза. Они молча посидели еще какое-то время, погруженные каждый в свои невеселые мысли и не глядя друг на друга. Мерлин просто не мог больше смотреть на Артура и видеть так много, а иметь так мало. Но что еще он должен был сделать, чтобы убедить? Достать где-нибудь волшебную палочку и высечь из нее сноп искр? Даже звучит смешно.. Мерлин не заметил, когда Артур ушел. Просто, в очередной раз подняв голову, обнаружил пустое кресло, все еще хранящее очертания его тела. Хранящее его тепло и запах. Мерлин перебрался в него, свернулся калачиком и задремал.