Маленькие миры

После отгулов Артуру предстояло работать несколько ночных смен подряд, но он был рад этому. Есть время подумать, но не в полном одиночестве, как в собственной пустой квартире. Всегда можно найти кого-нибудь и поболтать, отгоняя страхи и навязчивые мысли. Около полуночи он обошел все палаты, заглянул к каждому пациенту, чтобы убедиться, что все на месте, в своих постелях. Некоторые читали, словно находились у себя дома и отдыхали после долгого рабочего дня, другие ворочались с боку на бок, пытаясь заснуть. Артур осторожно прикрывал за собой дверь и шел дальше, словно безмолвный призрак, древний, как и стены госпиталя. У палаты Мерлина он немного помедлил, а затем заглянул внутрь, готовый увидеть пустую постель или наткнуться на полный осуждения и печали взгляд. Но Мерлин спал, уткнувшись носом в подушку и крепко прижимая к себе край одеяла, словно обнимая его. Длинные ноги, вечно мерзнущие и не укрытые, он поджал под себя. Артур осторожно поправил одеяло, подоткнул его со всех сторон и провел рукой по волосам Мерлина, погладил его по щеке, скользнув безымянным пальцем по губам, и нехотя убрал руку. Этот парень утверждал, что любит его, своего короля Артура, грустно смотрел и ловил каждое прикосновение, каждый взгляд, верил в свое имя и в свои чувства и творил магию, сам не замечая этого. Его улыбки, его терпение, невозможные синие глаза, его готовность пожертвовать собой ради своей убежденности – это было настоящее волшебство. Артур не должен был потворствовать его болезни, но ничего не мог с собой поделать. Если однажды Мерлин вылечится и забудет свои сказки, он станет совсем другим человеком – Джеймсом Мэтлоком, обычным, верящим только в свою зарплату, человеком. И правда в том, что для него, для Артура, Джеймс Мэтлок станет убийцей. Потому что убьет Мерлина — того, кто сейчас спит, посапывая в подушку, и к кому он так привязался. Артур тихо вышел из палаты, сжав в кулак руку, которой недавно касался губ Мерлина, и отправился в дежурку. Можно было немного поспать, но Артур сомневался, что сможет заснуть. И что ему не приснится очередной сон с участием Мерлина, которые буквально преследовали его в последнее время. И он, психиатр, на днях получивший диплом, никак не мог найти причину этим снам. То есть была одна, даже две, но первая означала бы, что болезнь Мерлина заразна, а вторая – что Артур все равно сошел с ума и влюбился в своего пациента. Обе по понятным причинам его не устраивали, но иных просто не было. Артур никогда не верил в сказки. На столе лежала папка, которую Артур прихватил из чулана, и фотография мужчины, напоминающего Мерлина. Может, действительно его прадед? Уж слишком похож, просто одно лицо! Артур перебрал пожелтевшие страницы карты, натыкаясь на знакомые термины и испытывая легкое чувство дежавю. То же самое, едва ли не слово в слово, он читал в карте Мерлина. «…считает себя волшебником из сказок и легенд…» «…просит называть себя Мерлином, не признает своего настоящего имени…» «…спокоен, адекватен, замкнут в себе…» «…влюблен в одну из своих фантазий – короля Артура, который, по его мнению, спит зачарованным сном на острове Авалон…» Артур осторожно отложил папку и сжал виски пальцами. Какого черта? Что делает описание его Мерлина в деле вековой давности? Конечно, существует малая толика вероятности, что тот подделал документы, чтобы убедить Артура в своей правоте, поэтому папка и оказалась в неподходящем для нее месте – в чулане. Но верно ли это? Как бы Мерлин смог сделать такую качественную подделку, постоянно находясь в психиатрической больнице? И даже если у него есть помощник, то к чему все это? Зачем? Чтобы убедить его, Артура, поверить в сказку, а потом с его помощью сбежать? Нет, не имеет смысла. До утра Артур листал историю болезни, всматривался в фотографию и все больше убеждался в подлинности бумаг. Он решил, что у Мерлина какое-то редкое, неизученное, наследственное заболевание, которое передалось ему от прадеда – в этом была хоть какая-то доля разума. После смены Артур спустился в архив. Он прекрасно понимал, что собирается искать иголку в стоге сена, но не попробовать просто не мог. Сначала он проверил компьютерную базу, но ничего подходящего не нашел, кроме уже знакомой фотографии. Карты пациентов двадцатого века уже успели оцифровать, более ранние так и стояли на пыльных полках, тронутые временем и забытые людьми. Артур начал по порядку. Открывал карту, смотрел на описание болезни и тут же закрывал ее, чтобы не тратить время. Никаких Мерлинов ни в одной из них не упоминалось. Артур просмотрел, казалось, тысячу штук, у него затекла шея и начали слезиться глаза от плохого освещения и затхлого запаха старой бумаги. Где-то на тысяча первой ему повезло. В 1821 году в госпиталь святого Георга из больницы святого Варфоломея поступил пациент – молодой парень, который считал себя волшебником Мерлином. В карту был вложен лист – протокол первого разговора с врачом. Тот, видимо, чтобы занять руки или с какой-то иной целью нарисовал на полях схематический портрет до боли похожий на знакомого Артуру Мерлина. И снова ответы пациента – почти слово в слово те же, что тщательно просматривал Артур для своего диплома. Нет только упоминания о любви к королю Артуру: видимо, Мерлин того времени побоялся высказывать свои нетрадиционные чувства вслух. Впрочем, так сделал и Мерлин, которого Артур знает теперь. Артур отложил папку в сторону и тоскливо посмотрел на полки, тянущиеся вдоль стен архива. Сколько еще таких Мерлинов скрыто на них? Одинаковых, со своими историями, удивительно похожих друг на друга. Или это был один человек? Или же действительно наследственное заболевание, передававшееся от прадедов к правнукам? И почему, пробыв в госпитале пять-десять лет, все Мерлины куда-то исчезали без соответствующих отметок в картах? Если бы их перевели в другие больницы, то карты отправились бы вместе с ними… Если бы они умерли, об этом тоже сделали бы запись. У Артура не было ответов на эти вопросы, ни на один из них. Зато еще больше разболелась голова. Он ушел из архива, оставив всех ненайденных великих волшебников древности на следующие дни. Через неделю он обнаружил еще трех пациентов, звавшихся Мерлином. Один ему не подходил – какой-то старичок действительно сошел с ума и едва не покалечил своей палкой-посохом санитаров, которые пытались повязать его. Старичок жил на улице, под мостом Ватерлоо, и очень не хотел переселяться под крышу сумасшедшего дома. Артур посмеялся над ним и решил, что его Мерлин мог стать таким в старости – вредным, язвительным старичком, хитрым и отлично владеющим посохом, только Артур ни за что не допустил бы, что бы тот жил под мостом. Остальные двое подходили идеально. Получается, раз в век в госпитале святого Георга появлялся Мерлин, жил там от пяти до десяти лет, а потом бесследно исчезал… Если бы Артур сам не провел это расследование, то никогда не поверил бы его результатам. Он всю жизнь считал себя материалистом. Магия, эзотерика, НЛО, йети казались ему редкостной чушью. А теперь он держал в руках доказательства чего-то… паранормального, ненормального, совершенно сумасшедшего! И понятия не имел, что с этим делать. – Ты сегодня какой-то задумчивый, – заметил Мерлин, когда Артур заглянул к нему после обеда поиграть в строго запрещенные в больнице карты. – И всю неделю такой. И заходить начал редко. Я тебе надоел? Артур посмотрел на него, на его черты, которые все семь дней искал в описании других пациентов в архиве, и отрицательно покачал головой. – Расскажи мне о себе, Мерлин, – попросил он, чувствуя, что играет с огнем. Артур спрашивал не из врачебного интереса, а потому что хотел понять. Без этого ему было сложно поверить в свою находку, практически невозможно. – Ты и так все обо мне знаешь. И даже больше. Вообще-то кое-что я хотел бы оставить при себе, но ты умеешь то в душу залезть, то в ванной в неподходящий момент оказаться, – Мерлин помахал в воздухе веером карт, случайно раскрыл их Артуру, но не обратил на это внимания. – Расскажи мне о Камелоте, – попросил Артур, и Мерлин мгновенно заткнулся, подавившись воздухом. Он вытаращил глаза, недоверчиво глядя на Артура и забыв закрыть рот. – Сейчас ты выглядишь полным идиотом, – не удержался от комментария тот, и Мерлин едва не свалился с кровати. – Артур? – переспросил он. – Нет, прости. Не тот, кого ты постоянно ждешь. Мерлин продолжал смотреть недоверчиво, перебегая взглядом от глаз Артура к губам, впитывая в себя выражение его лица… Болван... не важно, что он помнит, важно, кто он есть. И Мерлин всегда ждет именно его, только его. Другое дело, что иногда Артур не приходит. – Зачем ты хочешь знать про Камелот? – спросил Мерлин, обхватив левой рукой себя за запястье. – Считай, что мне просто интересно, идет? – Нет, – Мерлин помотал головой и упрямо поджал губы. – Ты ведь прочел то, что было в папке, да? Прочел и не смог объяснить ничего того, что в ней написано. Поэтому всю неделю ходишь задумчивый, а сейчас пришел за ответами. – Да, – не стал юлить Артур. – Да? – Мерлин глубоко вздохнул, набираясь решимости. – Знаешь, ты иногда слишком много думаешь. И я бы не сказал, что это дает особые результаты. Зачем это? Перебирать по камушкам, перетирать в песок все, что ты нашел и узнал. Нужно просто пропустить через себя, через свое сердце и поверить… Пожалуйста, Артур… – Мерлин сглотнул и вдруг разозлился. – Ты просил меня рассказать о Камелоте? Слушай. Я не хочу повторять очевидные тебе вещи. О том, как я пришел в Камелот с одним заплечным мешком и большими надеждами, как спас тебя от ножа колдуньи, как стал твоим слугой, а ты шпынял меня почем зря и ни разу, слышишь, ни разу не сказал спасибо! Эти слова ты выдавил из себя, когда умирал у меня на руках, когда оставлял меня в этом мире, обреченным на вечные скитания, вечные ожидания твоего пробуждения. И я жил, старался не сойти с ума без тебя и своей магии – без тех единственных вещей, без которых, я думал раньше, не смогу существовать. Но их отобрали у меня, оставив только надежду. Долбанную надежду, которая разрывала внутренности и шептала терпеть и ждать. Если бы не она, я бы по-настоящему сошел с ума. Знаешь, почему я так люблю психушки? – Мерлин растянул губы в шальной улыбке, глаза у него горели, волосы растрепались, он превратился в настоящего безумца. – Потому что проще было бы оказаться банальным психом и не жить полторы тысячи лет в ожидании. Обычные психи умирают, не дожив до ста. А я… Но потом объявился ты. Здесь, в моей цитадели покоя, выбив землю из-под ног и ударив ножом в сердце. Ты не помнишь меня и себя. Ты твердолобый упрямый осел, который не хочет верить. Артур, боже мой, ведь я люблю тебя! Так люблю, что дышать сложно, и каждый раз смотрю на тебя, радуюсь, что ты живой, здесь со мной, что ты такой настоящий, а потом вспоминаю, что теперь это вроде как не ты. Не мой король, с которым я провел столько ночей, тесно прижимаясь к его теплому телу. С которым я целовался до тех пор, пока не закружится голова и заболят губы. Который брал меня на полях сражений, потому что только так мог освободиться, смириться с огромными потерями в выигранной им битве, чувствуя кого-то живого так близко. Который любил по утрам скидывать меня со своей постели на пол, требуя принести завтрак. Прошло немало лет, прежде чем я понял, что так ты просто выражал привязанность. Любовь ты выразил по-другому. Однажды, когда мне сильно досталось от лесных разбойников, ты прижимал меня к себе и шептал что-то дрожащим голосом. Вокруг не было никого, кто мог бы помочь, и я умирал на твоих руках. Но ты спас. Принес к Гаюсу, разрешил ему немного поколдовать и спас. А я помню, что ты шептал тогда, я так хорошо это помню… – Мерлину не хватило воздуха, и он закашлялся, часто моргая горящими от гнева глазами. – А теперь? Тебе интересно, да? Изучаешь меня, как зверушку, развлекаешься, наблюдаешь… Раньше ты просто слушал свое сердце, всегда. Даже когда задумал жениться на Гвен, ты упрямо полагался на него. Где была твоя рассудительность тогда, и куда делось твое сердце сейчас? Ты, словно бездушная машина, анализируешь, разбираешь по деталькам и в упор не видишь самого очевидного. Мерлин выдохся и затих, снова усевшись на кровать и сжавшись в комок. Весь его запал прошел, вспыхнул и сгорел, словно кучка пороха. Перед глазами остались цветные круги, особенно ярко контрастирующие с темнотой вокруг. Артур смотрел на Мерлина, даже не пытаясь последовать его совету и понять. Если у него нет сердца, как тот утверждал, то это уже не исправишь. Вот только… Мерлин с возбужденно горящими глазами – лучшее, что когда-либо видел Артур. Он прослушал половину речи, уловив лишь общий смысл: его самого обвиняют во всех грехах. Он понял, что Мерлин говорил что-то о том, как спал со своим королем и как ему это нравилось. Он запомнил, как во время речи синие глаза Мерлина почти стали золотыми, почти… ему так показалось. И Артур не выдержал. Он терпел уже очень давно, а все его находки в архиве только подливали масла в огонь. Он слишком много в последние дни думал о Мерлине и об их отношениях. Хваленая логика и рассудительность отказали ему, стоило лишь вновь поймать взгляд Мерлина и увидеть, как он покусывает полные губы. Боже, никто бы не смог удержаться, никто! Мерлин с первых мгновений не скрывал своих чувств к Артуру, своего влечения, они почти стали материальными, изводили их обоих и… Артур рывком встал с места, пересел на кровать, схватил Мерлина за ворот рубашки и притянул к себе. Помедлив последнее, решающее мгновение, он впился поцелуем в его губы, уже не думая, что это запрещено. Серьезнейший проступок – спать с пациентом, с психически неуравновешенным пациентом, зацикленном на нем самом, но к черту… Правильным было то, что происходило сейчас в палате номер триста семь, расположенной рядом с злополучным чуланом. Мерлин застонал ему в губы и прильнул ближе, обнимая за шею так крепко, словно старался задушить. Артур стиснул его в ответ, и некоторое время они просто сидели в объятиях друг друга и целовались медленно и как будто лениво. Потом Артур запустил руки под рубашку Мерлина, погладил разгоряченную кожу, спустился дорожкой поцелуев к шее, оставляя следы, метки на бледной коже. Ему казалось, что он, словно путник в пустыне, добрался до оазиса и припал к сладкой, самой вкусной воде, намереваясь выпить ее всю. Зацеловать каждый сантиметр тела Мерлина, найти все чувствительные местечки и добиться того, чтобы тот мечтал не о мифическом короле Артуре, а о нем, Артуре Коллинзе – реальном, настоящем, таком близком. Он приревновал Мерлина к его фантазии, своего Мерлина, парня, заставившего его остаться санитаром, когда он мог бы давно продолжить обучение интерном в той же больнице. Артур не хотел делить его ни с кем. Мерлин стонал и выгибался в его руках, шептал что-то неразборчиво и льнул, прижимался, бесстыдно шарил руками по его телу, терся пахом о его живот. Артур посадил его к себе на колени, расстегнул ему ширинку, высвобождая полностью возбужденный член, взял его в руку, надавив на головку, и вызвал у Мерлина низкий горловой стон. Самый лучший звук, который он когда-либо слышал. Мерлин в его руках казался идеальным. Словно был создан для него, рожден для него. Артур безошибочно находил самые чувствительные местечки, знал, где поцеловать, куда подуть, как поддразнить, чтобы свести его с ума. Он только успевал затыкать особо громкие стоны поцелуями. В больнице хоть и толстые стены, но не следует играть с огнем. Дверь в палату оставалась незапертой, но сейчас это волновало Артура меньше всего. Он уложил Мерлина на постель и навалился сверху, спустил свои штаны до колен, повозившись с непослушными завязками. Мерлин попытался было помочь ему, но только запутал их еще больше. Рвать было нельзя, иначе Артуру придется гулять со спадающими штанами по коридорам больницы. Мерлин рассмеялся, когда Артур все-таки справился и подтянул его выше, укладывая на себя. За все это время они не сказали друг другу ни слова. Казалось, что если кто-то из них откроет рот, то разрушит эти мгновения и вернет их с небес на землю, в больничную палату, в которой запрещено заниматься любовью. Артур навалился на Мерлина, еще не до конца раздетый, но на то, чтобы снять одежду полностью, казалось, совершенно не было времени. Его член соприкоснулся с членом Мерлина, едва не заставив кончить тут же. Он так долго ждал, так долго скрывал от себя эти чувства. А Мерлин наверняка догадывался и даже пытался сказать ему, но Артур не слушал. Он отстранился, чтобы окинуть цепким взглядом казавшиеся теперь черными глубокие глаза, распухшие, покрасневшие, зацелованные губы, яркий румянец на щеках, контрастировавший с бледной кожей шеи и плеч, и поймать бесконечно влюбленный взгляд. Кажется, еще немного, и из него уйдет печаль и груз прожитых лет… еще чуть-чуть… Артур обхватил рукой оба члена и на пробу провел кулаком вверх и вниз, упиваясь острой вспышкой удовольствия. Мерлин под ним уже утратил всякий контроль над своим телом и толкался в его кулак, вскидывая бедра, крепко зажмурив глаза и шаря рукой по его груди. Артур не стал его разочаровывать, взял бешеный ритм, растворяясь, растворяясь в стонах Мерлина, его запахе, голосе, ощущении его в своем кулаке… А потом они стали единым целым в мощной вспышке удовольствия и любви. Артур пришел в себя через несколько минут после оргазма и осторожно скатился с Мерлина. Тот протестующе замычал, предпочитая терпеть немалый вес и чувствовать себя защищенным от всего на свете. Артур успокаивающе погладил его по щеке и поднялся с кровати. Сказка закончилась, следовало подумать о реальном мире. Он принес смоченное водой полотенце, обтер живот Мерлина, стянул с него испачканную спермой одежду и положил около кровати свежую. Потом оделся сам, отмечая, что форма санитара немного помялась, но в целом осталась чистой, не считая маленького пятнышка сбоку. Мерлин уснул, не справившись с эмоциями. Артур постоял немного у кровати, наблюдая за ним, наклонился, чтобы поцеловать, но потом передумал и быстро вышел из палаты. Он получил что хотел, но это не принесло облегчения. Наоборот, только запутало все еще больше.