История Одной Любви

      Стоя над зияющей пропастью, внизу которой бушевала стихия, я, в ужасе от происходящего, безмолвно молилась. Айхью, Шетани, природе, океану – без разницы. Верните… Верните мне его!       Налетевший шквал швырнул очередную колоссальную волну на утес, и она вдребезги разлетелась мириадами брызг с ревом, подобным которому я не слышала никогда в своей жизни. Весь огромный морской простор до самого горизонта превратился в лживую и коварную химеру, поливаемую нескончаемым дождем; извилистые змеи молний, вспыхивая на миг, вонзались в некогда безмятежную поверхность водной глади. И столб… Черный, как сама смерть, столб дыма извергался словно из глубин преисподней – дьявольская скала выросла из воды буквально за считанные секунды. Застилая небо пеплом и удушливым газом, она изрыгала из себя клубы раскаленной пемзы и булыжники, которые, чертя ослепительные дуги, падали в бушующее море, поднимая облака пара.       Моя шерсть насквозь промокла под дождем со смесью золы – со стороны никто бы уже не назвал меня песочно-золотистой львицей. Застыв у обрыва, как изваяние, я всматривалась в бесконечность ада серо-сизого ада, надеясь на чудо, умоляя все существующие в мире силы, чтобы все это оказалось кошмаром. Просто причудой мозга, показывающего по ночам чудовищные картины… По ночам?..       Содрогнувшись, я рухнула на скользкие камни скалы – ведь он говорил мне! Он так этого боялся… А я не прислушалась. Решила просто идти дальше, успокоив его, погладив лапой по гриве… По его мягкой, волнистой, иссиня-черной, как беззвездное ночное небо гриве. И теперь его нет. И все это моя вина…       Свернувшись калачиком, я всхлипнула, умоляя без слов. «Вернись. Все, что угодно, милый. Только вернись. Как же я... У нас ведь еще должен быть малыш. Не бросай меня. Ты ведь клялся, что вечно будешь со мной, помнишь? Кери...» Мне все казалось, что это сейчас закончится. Сейчас он выйдет из-за края обрыва, за которым скрылось, падая, его тело, и скажет: «Все хорошо, родная. Не плачь, я ведь здесь». И прижмет меня к себе, утешая. И пусть его лапа ласково пройдется по моей спине... Его больше нет.       Огромный валун, отнявший его у меня, до сих пор шипел и словно шептал злобные заклинания, празднуя свою ужасную победу. Кому мы навредили? И за что?.. Мечта всей моей жизни, всей нашей жизни – и навеки погребена под белесыми бурунами воды. Мне представилось, как он тонет, как океан швыряет его на отвесные стены берега... Нет!       Поднявшаяся как никогда высоко волна заставила содрогнуться утес, скала застонала от подземных толчков и напора неведомых сил, соленые осколки мечты скатились из моих глаз и коснулись щек холодным поцелуем. Он будто прощался… *Ранее, в тот же день*       Утреннее солнце, лишь недавно выплывшее из-за восточного горизонта, освещало теперь робкими ранними лучами весь мир, заставляя море играть сотнями бликов внизу, где волны лениво плескались об отвесный утес, на вершине которого застыла я.       Развалившись на боку (на животе с каждым днем лежать становилось все труднее), я глубоко вдыхала океанический бриз, наполнявший легкие странной смесью воздуха и влажной соли, отчего на миг казалось, что ты задыхаешься, а голова кружилась от приятного ощущения наполненности живительным кислородом. В голове вертелись сотни мыслей, бушуя, словно песчаная буря в пустыне, и я старалась успокоить гулко бьющееся сердце и превратить непокорный хаотичный пляс сознания в размеренный и неторопливый поток… Следовало во всем разобраться по порядку…       Прошло уже никак не меньше одного лунного цикла с того рассвета, что мы провели вместе с Кери, слившись воедино во власти сапфировой стихии. И около двух недель назад я заметила странные перемены… Постоянное ощущение непонятной наполненности и пустоты одновременно и предчувствие чего-то необычайно важного. Разумеется, все можно было списать на недоедание – ведь с тех пор как мы покинули дельту Севера, растительность стала скудной, а вместе с тем и животных стало куда как меньше. Лишь изредка небольшие стада миниатюрных газелей прибегали на побережье – пощипать кустарники и отдохнуть в единственной на многие километры тени. Бегемоты, крокодилы и прочая речная живность исчезли окончательно – ведь и самой пресной воды здесь было, как львенок наплакал. Узкие струйки текли лишь из расщелин в скалах, и но и те «ручьи» имели отвратительный приторный привкус, и после них оставалось ощущение мерзкого осадка на языке... Морскую воду тоже, как оказалось, пить было невозможно – мы поначалу пытались, но после приступов смертельной боли в животе (мне было еще ничего, а вот Кери рычал и метался всю ночь…) бросили эту затею. И хоть мой супруг все время выбивался из сил, носился по холмам и почти безжизненным равнинам, чтобы прокормить меня, все равно еды становилось катастрофически мало. Каждый вечер теперь так или иначе превращался в дележ добычи – с той лишь разницей, что каждый из нас старался отдать побольше другому. Но нет, не в том была проблема...       Но то что произошло вчера… Словно... Я почувствовала что-то новое внутри себя. Кери тогда как раз был на охоте, и я осталась предоставлена сама себе. Тщательно умывшись, вылизав каждый участок своей шерсти, я, удостоверившись, что она вновь идеальна и отливает золотыми переливами в лучах солнца, прилегла отдохнуть на теплом камне... И впервые совершенно не смогла лечь на живот! Будто что-то мешало. Что-то, чего раньше то ли не было, то ли я этого не чувствовала. Извертевшись, пытаясь принять наиболее благоприятную позу, мне так и не удалось понежиться на благодатном дневном тепле, поэтому к приходу супруга (в очередной раз с пустыми лапами) я была в совершенно отвратительном расположении духа и на его безобидное предложение перейти в тенек близлежащего хилого дерева рявкнула так, что он отпрянул. А потом так налетела на него, что ему пришлось спешно ретироваться на приличное расстояние. Я нашла его лишь к полуночи – он лежал, устремив печальный взгляд в звездное небо. Кажется, едва ли не до самого рассвета извинялась перед ним! А теперь…       Глубоко вздохнув, я перевернулась на спинку, принявшись внимательно изучать свое тело, чтобы удостовериться окончательно. Аккуратно скользнув передней лапой по груди, я нежно нажала подушечками чуть пониже ребер, стараясь вспомнить те скудные уроки, что мне успели дать Кухани и Мвуа перед нашей с Искером первой брачной ночью.       «Сначала живот увеличится чуть ниже желудка; первые шевеления ты ощутишь не раньше чем через месяц. Главный признак – постоянная усталость и нежелание идти на охоту – проявится примерно тогда же».       Конечно же, мы с Кери занимались любовью и после того утра, но почему-то мне казалось, что именно тогда произошло самое важное… И это было ровно месяц назад.       Проведя коготком по дорожке между двумя рядами своих сосочков (мне кажется, или они стали чуть больше?), я скользнула еще ниже. Странно. Может, это всего лишь мои домыс… Легкий, словно удар о шкуру первой капли дождя, толчок вдруг потряс меня откуда-то изнутри – от неожиданности я вскрикнула. И вот еще раз – прямо в мою лапу! И так настойчиво, будто говорил – я здесь! Что-то… Нет – кто-то.       Мне показалось, что сам день стал теплее, солнце жарче засветило с заоблачных небес. Хотелось вскочить и кричать от радости, метаться по высокому берегу в приступе нескончаемого счастья! Наконец-то! Неужели Айхью обратил на нас свой взор? Наконец-то! Но я лишь продолжала лежать и гладить себя по животу, изредка чуть надавливая – чтобы вновь ощутить это до безумия приятное, пока что такое слабое движение! Разве что улыбку свою я не смогла сдержать, пускай ее пока еще никто не видит… Надо сказать Кери!       Вскочив на ноги, я охнула и чуть согнулась от неприятного укола боли в брюхе – теперь надо делать поменьше резких движений. По крайней мере, до рождения малыша… Рождения! Не сдержавшись, я громко взвизгнула от нового прилива великолепной смеси из лучших эмоций мира: нежности, любви, заботы, стремления защитить. Вспомнив, что рассказывали пожилые львицы – о том, что многие самки в этот период отстраняются от своих супругов и стремятся побольше времени проводить в уединении, я презрительно фыркнула. Уж в нашем случае такого точно не будет – наоборот, я больше не отпущу своего мужа и на пять минут от себя! Нет, он должен все время быть рядом.       - Кери? Любимый, где ты? – негромко позвала я и трусцой направилась в сторону близлежащей рощицы. Десятки запахов живой и неживой природы, которые я улавливала своим носом, преображались в моем сознании в карту окружающего мира – нечеткую и размытую, но все же очень точную. Стараясь не думать об удушливом пыльном призраке, в очередной раз пришедшем с юга (к тому же с каждым днем нашего путешествия становилось все жарче и жарче…), мне на миг почудилось нечто новое. Будто пепел от пожара? Или может… Но не успела я толком разобраться, как уловила такую родную мне ароматную тропинку, ведущую в обход деревьев на запад. Она вспыхнула в моем мозгу ярким цветом и, не раздумывая, я пошла по следу, не замечая, что со стороны моря – из центра далекого острова, видневшегося на северном горизонте широкой полосой земли – поднимается узкая струйка черного дыма…       Добыча. Пятьдесят, может семьдесят килограмм. Небольшие рога – не представляют опасности, равно как и копыта. Нельзя позволить ей убежать на открытую местность – в жизни не догоню. Она невинно перебирает стройными ногами, пощипывая жесткие, словно восковые листья невысоких кустарников. Поворачивает шею – и я буквально вижу, как под кремово-коричневой шкурой живительной алой кровью бьется артерия! Не торопиться. Я уже зашел в слепую зону – теперь газель может увидеть меня только, если вдруг что-то привлечет ее внимание.       Я почувствовал, как заныли от напряжения мои мускулы, как слезятся глаза – ведь я даже моргнуть боюсь! Я весь оказался словно вылитым из камня, и лишь черная кисточка хвоста чуть подрагивала от нетерпения. Она поворачивает голову… Вот сейчас! СЕЙЧА… Стоп! Я заметил, как навострились ушки у моей жертвы – верный признак беспокойства. Она посмотрела куда-то за северный горизонт, и мне показалось, что в ее больших сине-черных глазах промелькнул страх. Странно… Если бы она меня заметила, тут же бросилась бы наутек по равнине выжженной низкой травы – и я бы точно не смог догнать. Но нет. Что же ей… Айхью, да какая разница?! Расчертив путь от себя до добычи, я точно установил необходимый маршрут. Сначала надо будет совершить длинный бесшумный прыжок, покрыв четверть расстояния. Она, само собой, заметит резкое движение, но пока будет поворачивать голову в нужную сторону, я преодолею еще одну четверть. Остается половина. Следует метнуться чуть вправо – газель тогда инстинктивно постарается побежать в противоположную сторону, забыв, что там кусты. А когда сориентируется, мне останется только один-единственный прыжок до ее горла.       Глубоко вдохнув, я ощутил, как кислород разливается по всему телу, наполняя меня силой и скоростью. В голове не осталось ни одной лишней мысли; клыки сами собой обнажились в белоснежном оскале. Учащенный пульс отдавался звонким стуком в ушах.       Три. Она потянулась за очередной веточкой. Два. Оторвала и начала пережевывать несколько свежих побегов. Один – повернула голову, ища листья посочнее! Да!       Выбросив свое тело вперед, я описал в воздухе широкую дугу, преодолев прыжком куда больше, чем предполагал! Подушечки мягко коснулись земли, лапы сами собой стартовали в коротком забеге. А газель даже не заметила – ее внимание привлекло нечто по ту сторону зарослей! Мне нужно всего пять секунд, чтобы добраться до нее!       Рванув вперед с какой-то невиданной скоростью, я видел, как начинает поворачиваться ее голова – но уже слишком поздно! Еще чуть-чуть – только бы не промахнуться с рывком! Столкнувшись взглядом ее глазами, я увидел в них смесь неподдельного ужаса и неверия в происходящее. Ее копыта зарылись в землю, готовясь к спасительному броску – а я уже, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами от пыльной ночвы, прыжком метил в ее глотку. Она рванулась вбок, но я успел вцепиться когтями в ее спину – они оставили длинные кровавые полосы – и, качнувшись вбок, завалил ее наземь, сомкнув челюсти на шее. Нет, я никогда не прокусывал вены – заставить жертву истекать кровью, это вопиющее неуважение к ней в сочетании с безжалостностью. Я просто не давал ей дышать, ощущая, как все слабее становятся попытки вырваться. Она просто уснет – голова становится тяжелее, свет меркнет в глазах. Засыпай…       Через минуту все было кончено, и я смог отпустить ее. В больших остекленевших глазах отражалось небо, стремительно затягивающееся грозовыми тучами – и больше не было ни страха, ни боли. «Прости меня», - прошептал я, склоняя голову. Я не любил убийства, хоть без мяса и сам бы не протянул и недели. И потому считал своим долгом просить прощения у всех животных, которых принес в жертву ради себя… И не только себя.       Улыбнувшись, я подумал о том, как преподнести этот ужин Кэт – особенно учитывая то, как она набросилась на меня накануне. Наверное, сильно проголодалась – ведь в последний раз мы ели пять дней назад. Разумеется, было бы намного легче, если бы моя любимая помогала мне загонять добычу, но, похоже, в последнее время она плохо себя чувствовала…       Сдержавшись от соблазна оторвать небольшой кусок от туши себе прямо сейчас, я обошел газель кругом и, вцепившись в холку, неторопливо потащил ее к тому месту, где оставил Катрин. Длинные ноги жертвы путались у меня под лапами, поэтому я периодически оступался, но все же неизменно тащил…       Внезапный толчок сотряс землю. Не удержавшись, я упал, неприятно ударившись левым боком – но тут же вскочил и, забыв о газели, бросился в сторону обрыва, где отдыхала Катрин. Только сейчас я заметил, что воздух потерял всю свою живость, будто застыл на месте, полный пыли и морской соли – и чего-то еще? Весь небосвод стремительно затягивался тяжелыми низкими облаками, пришедшими, казалось, со всех сторон разом. Дорога до условленного места не заняла больше двух минут, и я, вырвавшись из зарослей кустарников, уже начал было говорить: «Любимая, с тобой все в поря…» - но застыл на полуслове. Скалистый утес был пуст. Где же она?       Я завертелся на месте, стараясь отыскать в тени растительности золотистый отблеск ее шерсти. Но тут одна мысль пронзила мой мозг и ледяным копьем вонзилась в сердце. Ведь она всегда так любила лежать, свесив лапы вниз, на самом краю. А толчок был такой сильный… Нет!       Бросившись к самому краю, я принялся вглядываться вниз. До сих пор безмятежное и спокойное, ныне море превратилось в клокочущую массу белесых барашков и огромных волн, вой которых оглушал. Они обрушались на каменный утес с невиданной силой – и лениво отступали, обнажая причудливые бордово-изумрудные узоры водорослей. От ужаса я застыл на месте – если Катрин где-то там… Айхью, помоги!       Я стояла в нерешительности над недавно убитой газелью и оглядывалась. Где же Кери? Очевидно, это он убил ее – других хищников мы не встречали уже пару недель, да и запах своего мужа я чувствовала прекрасно. Но куда и, главное, зачем он ушел, оставив добычу на открытом воздухе?! Подняв взор на грозное небо, не предвещающее ничего хорошего, я с тревогой подумала о подземном толчке – если грядет землетрясение, следует найти какое-то укрытие, и желательно подальше от обрыва...       - КАТРИН! – крик моего супруга, прорезавший гробовую предгрозовую тишину, окатил потоком ледяной воды мое сердце: столько ужаса и отчаяния в нем было. За долю секунды развернувшись, я бросилась в ту сторону, откуда он доносился.       Первый оглушительный раскат грома пронесся над просторами Африки, и, словно тучи только его и ждали, разразился шторм. Первые капли дождя – крупные и редкие – пробили пыльную почву, а следом за ними ливень хлынул сплошной стеной. Потоки воды хлестали меня по бокам и спине, я уже почти не разбирала дороги, ориентируясь главным образом по памяти... Бешено колотящееся сердце заставляло двигаться вперед быстрее гепарда.       Вылетев из зарослей кустарника на полянку у края утеса, я на миг увидела моего супруга – он перебегал вдоль кромки пропасти, что-то выискивая внизу, поскальзываясь и едва не падая!       - Кери... – облегченно, еле слышно выдохнула я. Мой возлюбленный обернулся, и я успела заметить безграничный ужас в его глазах. Он, дрожа, пошел ко мне навстречу; не знаю, почему, но мне вдруг безумно захотелось очутиться в его объятиях где-нибудь далеко-далеко отсюда, под сенью раскидистых крон во владениях его прайда, на нашем камне. А может...       В это мгновение привычный мне мир перестал существовать. Раздался какой-то чудовищный, неземной, оглушительный вой и рев. Налетевший с моря порыв ветра был такой силы, что я не устояла на лапах. Разлепив глаза, которые застилала беспросветная пелена дождя, я увидела, что нечто огромное, черное и дьявольское поднимается из моря: столб дыма и огня, из центра которого во все стороны летели сверкающими кометами колоссальные камни. Но мой взгляд застыл на одном особенном... Тонкой дугой расчертив небеса, он ненадолго скрылся за низкими облаками, а потом вновь появился, неся смерть и разрушения – и летя точно в то место, где стоял Искер... А мой лев, застыв, смотрел на извержение вулкана и не видел приближающейся со скоростью света опасности...       Я открыла рот, чтобы сказать что-то, крикнуть, предостеречь – но слова застыли где-то в горле, и я, онемев от ужаса, словно в замедленной съемке наблюдала... Вот мой муж, повернув голову, что-то кричит; я различаю лишь слова «бежим» и «безопасно». Он не успевает сделать и шага. Камень, выброшенный первым взрывом огненной горы, с завораживающим свистом пролетает мимо него и вонзается в почву шагах в десяти, разбрасывая вокруг огромное количество острых как клыки гиен обломков горы... Я почувствовала, как неведомая сила подняла меня с земли и отшвырнула далеко вбок, несколько камешков вонзились в переднюю лапу. И последним, что я увидела, был Искер. Подлетающий с земли. Летящий в зияющую бездну. Исчезающий за уступом обрыва.       Я потеряла сознание. *Настоящее*       Я смотрела в бушующий океан. Он где-то там. Мой милый. Мне показалось, что кто-то толкнул меня в бок – изнутри. То последнее, что мне от него осталось. Прощай, Кери.