История Одной Любви

      Жить. Нет, не так – существовать.       Ведь само слово «жизнь» подразумевает наличие целей, чувств, желаний, стремлений, надежд. Нет, в моем земном пути осталось лишь одно слепое прозябание – поиск пищи, воды, убежища от непогоды. Возможно, в тот миг, когда родится мой львенок... Его львенок – в моей судьбе вновь появится смысл. Но не раньше. Пока что все, что было во мне, упало с обрыва в бушующие волны вместе с моим мужем.       В ту ночь я не смогла сомкнуть глаз. И дело было не в завывающем ветре, не в хлещущих потоках небесной воды: черной от пепла и сажи. Когда я потеряла надежду увидеть Кери в волнах в кромешной тьме, мне по запаху пришлось вернуться к той газели, что буквально за полчаса до своей смерти он поймал для нас. А вернувшись, я рухнула в мутную жижу, еще пару часов назад бывшую выжженной и безжизненной пылью, и заплакала.       Антилопа пахла им, хотя ливень стремительно уничтожал и эту, последнюю, частицу. На боках жертвы остались раны от его когтей. Когтей, что бесследно втягивались в подушечки лап, когда он обнимал меня. Горло хранило на себе отпечаток его зубов. Клыков, что нежно покусывали мое правое – и всегда правое – плечо во время наших любовных игр.       Рыдая, я не заметила, как перестала дрожать земля. Как вода в тучах иссякла, и на смену дождю посыпались сухие пепельно-серые хлопья, моментально прилипавшие к моей шкуре. Как задул влажный южный ветер, который уже к утру отогнал облако смертельного дара вулкана к северу. Я не заметила, как заснула, а проснувшись – продолжала всхлипывать, хотя глаза нещадно жгло: все слезы давно уже кончились. Меня засыпало пеплом по самую макушку, но не было сил отряхнуться; не приди спасительный ветер, я бы задохнулась – и тогда этот морской берег стал бы вечной усыпальницей нашей любви. Ровно дыша, я чисто машинально отметила, что понятия не имею, сколько прошло времени. Хотя сажа уже не сыпалась с небес, все они были по-прежнему плотно затянуты тучами. Лишь по слабому могильно-сероватому свету я поняла, что сейчас, наверное, день.       К следующему утру первый кусочек неба появился на юге. И вновь я сделала про себя чисто машинальную отметку, что теперь не вижу в переливах свода мира никаких красок. Лазоревый? Аквамариновый? Нет – просто голубой. Все цвета ушли куда-то вместе с Кери: с его светло-сапфировыми глазами, иссиня-черным блеском гривы, чудной шелковистой шерстью цвета свежей древесной коры. Для меня же теперь все было однотонное. По сути, в этом была почти вся истина – ведь многообразие палитры жизни теперь сменилось бескрайней угольной пустыней. Пепел покрывал все толстым ковром серости.       Я голодна. С трудом повернувшись, я нащупала под слоем вулканического мусора тело газели. Чуть-чуть очистив один бок, я откусила. Ничего. Ни вкуса крови и плоти, ни ощущения насыщаемости. Только тупой жевательный и глотательный рефлекс. Наверное, если вынуть из живого существа все эмоции, оставив как прежде функционировать организм... Я не смогла сама себе ответить, что тогда будет. Просто я когда-нибудь умру – и буду опять со своим возлюбленным. А остаток своих дней под взором Айхью мне остается коротать лишь в ожидании этого чудесного момента.       Интересно (это слово пришло в голову столь же машинально, ведь ни интереса, ни любопытства я более испытывать не могла), а на небе уже появилась его звезда? И сколько нужно времени Айхью, чтобы удостоить душу вместилища в звезде? Или все это просто легенды?       Я продолжала лежать, изредка откусывая по кусочку от последнего дара Искера.       Через несколько дней тучи под неизменным натиском южного ветра, окончательно ушли на морские просторы. К тому моменту, как солнечные лучи впервые коснулись меня с того самого утра, я уже окончательно съела тушу. Надо было двигаться вперед. Ради него. Ради той последней его частички, что еще у меня осталась...       Положив переднюю лапу на живот, я провела по нему, чуть надавив, с невыносимой тоской думая о том, что Искер так и не узнал, что станет отцом. Как же я была счастлива. И мое счастье стало причиной его смерти. Останься я на утесе, все было бы иначе.       Что-то не так. Где же движение? Я вновь провела лапой по нижней части живота – уже куда как настойчивее. Лишь мертвое безмолвие было ответом. Тогда я в третий раз сделала то же самое; когти на миг больно впились в грязную, пепельную шерсть; выступила капля крови. Но малыш... Его лапка не толкнула меня. Его больше нет.       Глубоко вздохнув, я поняла, что надо мной не сияет солнце. Небосвод не простер голубую сферу над головой. Вокруг темнота. Темнота и тишина. Это то, что некогда было моим миром. Все ушло. И вина была лишь на одном живом существе. Пока живом.       Все это лишь ошибка. Я точно не уверена: то ли чудовищнейший из кошмаров, который мог вселить в мое сознание сам Шетани, то ли я уже умерла. И это ад. Разве я не заслужила рая? Или покоя. Я просто хочу опять быть вместе с Ним. Впрочем, это, верно, просто шутка Айхью. Он любит шутить – просто чувство юмора у него не в порядке. Нет, я не злюсь. И не обижаюсь – все правильно. Все даже чересчур правильно.       Я вновь стою у края обрыва. Я сюда дошла? Или просто попала. Впрочем, какая разница?       Оглядевшись, я увидела лишь могилу. Могилу мира, который когда-то любила. Могилу жизни, что всего несколько дней назад била ключом. Да. Все правильно. Очень даже – просто по-своему. Искер рассказывал мне легенду; я ее выслушала, она захватила меня – и, ведомая ею, я привела его к смерти. В чем же большее провидение Айхью, если не в этом? Просто все животные, все – ошибаются. Шетани и Айхью – одно и то же. Вот и все. Мы верим в чудеса, потому что хотим в них верить. Мы верим, что была великая битва Добра и Зла, и что Добро победило и взяло под свое покровительство мир, а Зло навеки заточено в недрах клокочущего и ревущего пламени. Нет. Никто никого не побеждал. Добро и Зло слились воедино – вот и все. Слились и перестали существовать. Мир очень прост.       Я люблю тебя, Кери. И нашего малыша. Люблю.       Один шаг. Короткий полет. Удар. Темнота.       ***       Шетани меня забери, как же больно!       С трудом открыв глаза, я приподняла голову, ощущая жуткую боль во всем теле, разливающуюся откуда-то с правого бока, и огляделась. Это что, потусторонний мир? Если так, то он уж слишком похож на тот, который я только что покинула, шагнув с обрыва!       Я лежала в пещере, круто уходящей вниз. Дневной свет, проникая внутрь, освещал грубые, песочно-бежевые стены. Откуда-то из-за входа доносился рокот волн, накатывающих на скальную громаду. Я попыталась подняться на лапы, и тут же упала, вскрикнув от безумной боли. Правая лапа чуть пониже плеча была вывернута под неправильным углом. Протянув под грудью левую, я аккуратно ощупала ее. Нет, вроде не сломана. Но вывихнута точно. Вновь поднявшись, уже не опираясь на травмированную конечность, я прошла ко входу.       Подо мной барашки, окрашенные в молочно-серый цвет, все так же били по колоссу утеса, разве что были ближе метра на четыре-пять. Задрав голову, я огляделась: пещера находилась прямо под обрывом, но сверху ее не было видно: слои известняка неотличимы один от другого... Ну, ничего – второй раз я уж не промахнусь!       Оглянувшись в последний раз на зияющую пасть темноты, мне почудилось какое-то движение. Черный глаз неизвестности манил к себе, будто пытался что-то сказать... Движение... Что это? Там точно никого нет: пещера наверняка скоро заканчивается, да и кто тут может оказаться? И все же там что-то было. Нематериальное. Витающее в воздухе. Сквозь приторно-гадкий запах гари и пепла. Я глубоко вдохнула. Что?.. Ах!       Боль – гораздо более слабая, нежели в лапе, но все же ощутимая – пробила меня откуда-то из центра желудка. Голод? Глупости, я до костей обглодала ту антилопу. Нет. Боль была какая-то странная. Что-то изнутри словно давило на мои внутренности, пинало недра измученного тела... НЕТ!       Перекувыркнувшись на спину, не обращая внимания на острую иглу, словно вонзившуюся в правое плечо, я провела лапой по животу. Что же... Где? Но вот еще один еле чувствительный толчок в бок.       Откинувшись на спину, я вгляделась в небо. Тучи медленно отступали все дальше на север. И лазоревое – чистейшая лазурь неба открылась во всей своей красе. Я вновь вдохнула воздух – и в этот раз ощутила соль моря. Мой взгляд, бездумно блуждая, зацепился за край пропасти, с которой я только что шагнула, чуть было не погубив то последнее, что осталось мне от него... Но нет – еще не время. Однажды мы будем вместе – а сейчас я должна позаботиться о нашем львенке... Странно... Пол грота круто уходил вниз, а потому я, наверное, кубарем скатилась по полу, когда упала. Скатилась под потолок пещеры – и сверху бы меня никто не увидел. Никто...       Кажется, мое сердце замерло навек. Прошел один невыносимо долгий миг, пока я поняла, что это означает. Волна ледяного холода разлилась по всем венам и застыла в них. Я не дышала. Я просто ощущала, как впервые за неделю что-то, кроме бесчувствия или горя разливается в груди. Надежда – и вместе с тем всепоглощающий, выворачивающий душу наизнанку ужас. Ужас – обрести и потерять вновь. Я поняла, что это было за движение в глубине пещеры. Не живое существо. Лишь запах. Едва ощутимый, забившийся пеплом и солью. Аромат. Такой родной. Такой близкий. Уже потерянный.       Сердце ударило один раз, разгоняя кровь по жилам. И вместе с ней по ним заструилось всеобъемлющее, всепоглощающее, безумное чувство. Вера. Легкий шепот слетел с моих губ и потонул в шуме прибоя; кажется, я охрипла от кошмара последних дней. Я попыталась снова – и опять лишь сиплое, почти беззвучное послание в никуда.       Наполнив легкие воздухом до отказа, не обращая внимания на уколы вулканической пыли, заполняющей меня изнутри, я выплеснула все горе, всю надежду и весь страх в крике, который вихрем ворвался в недра пещеры и, отразившись от ее стен, улетел в океан:       - КЕРИ!!!