История Одной Любви

      Расплавленное золото заливало океан тремя тысячами оттенков солнца и крови: у северного горизонта легкий румянец неба переходил при продвижении к западу в неистовую пляску светлого и необузданного желтого огня и вновь спадал при продвижении к южному горизонту, терявшемуся за уступом скалы... Сама водная гладь, нежно полизывая волнами шерсть, искрилась и сверкала сотнями ослепительных звезд, будто радуясь за тех, кто наконец выбрался из каменной гробницы в мир живых и прекрасных... Далеко на севере из обломков выросшей за секунды и столь же стремительно разрушившейся скалы лениво тянулась вверх струйка дыма, будто последнее напоминание о том кошмаре, что пережила природа пол-Луны назад, как безмолвная ярость Шетани, клубящаяся еще, прежде чем умереть на века перед сокрушительной мощью Айхью.       Морщась от боли, но все же не в силах перестать улыбаться, я вдыхал полной грудью, ощущая ломоту в ребрах, когда легкие до отказа наполнялись воздухом, и облегчение, когда выдыхал. Неспешно перебирая лапами, я как будто впервые оглядывался по сторонам, окончательно завершая восстановление памяти воспоминаниями о том, как чудесен мир. Шепот моря, бившегося о шкуру и зализывавшего гриву назад, оставляя на ее поверхности тонкую белесую пленку соли, будто поздравлял с возвращением. Вода охлаждала изможденное голодом и травмами тело, а легкий бриз, порой налетающий с просторов океана, приятно обдувал, принося едва не забытые запахи... Иногда я, не опуская голову под воду, смотрел вниз, в безмятежно прозрачную толщу, и наблюдал, как быстро проносятся крохотные юркие рыбки, как крабы ползут по известняку в свои темные норы, как волшебными цветами всех оттенков радуги переливаются на поверхности камня неведомые мне организмы... Из-за постоянного волнения невозможно было рассмотреть их досконально, и картинка рябила, будто вход в другой мир, неведомый и готовый исчезнуть в любую секунду.       – Ты как, в порядке? – спросил Манли, озабоченно глядя на меня и плывя в нескольких гребках слева. – Ничего не болит?       – Издеваешься? – ослепительно улыбнулся я. – Конечно, болит! И это прекрасно!       Брат посмотрел на меня, как на безумного, и уже, казалось, был готов спросить, не слишком ли сильно я ударился головой об воду – но промолчал. Ему было не понять – да и вообще никому было не понять, какого это: быть запертым в собственном теле без шанса на свободу. Не чувствовать ничего, и всегда биться, силясь подать хоть какой-то знак, что ты здесь, пока твоя оболочка жила годовалым ребенком... Рыдать от потери и радоваться возвращению любимой – и не иметь возможности показать это ей...       – Как думаешь, мы скоро с ними встретимся? – спросил я у брата, наверное, в тысячный раз. Лев закатил глаза, глубоко вздохнул, видимо, пересиливая желание треснуть мне, и терпеливо ответил:       – Я уже говорил: если бы ты не дрых пять часов кряду, давно бы уже встретились! Но Вашему Величеству ведь передохнуть надо было после полусуток сна, и после того как я тебя – бездыханного – на себе тащил от самого грота до площадки! Кстати, отчего ты вообще отдыхал?       – А ты попробуй сигануть вниз с обрыва, когда... – многозначительное покашливание брата заставило меня замолчать: я все время забывал, что и он тоже прыгнул следом... Просто я, в отличие от него, еще и спасал Катрин, и не успел вовремя сгруппироваться.       – Давай-ка вспомним еще раз: ты изображал из себя две недели инфантильного младенца, мы втроем приперлись тебя спасать, ты наотрез отказался уходить, и, – он с особой значимостью выделил это, – мне пришлось тащить тебя на себе вверх по тоннелю. После этого ты качнулся, когда я пытался вылезти с площадки, отчего я упал...       – Ничего я не качался, не перевирай! – вскинулся я. – Сам грохнулся, сам и признай это! – Манли помолчал пару мгновений, обдумывая продолжение тирады:       – Ну, допустим, это не однозначно. Так вот – когда я упал и треснулся, Катрин попятилась и могла – только могла! – упасть вниз. А ты, внезапно полностью вернувший себе память, бросился ее спасать (хоть спас!), полетел вниз, словно булыжник, и так же грохнулся в воду. Так что мне пришлось, не раздумывая, прыгать следом, вытаскивать твою неблагодарную задницу едва не с того света, а теперь еще и выслушивать, почему мы так медленно плывем? Хочешь знать, почему? – огрызнулся брат. – Потому что меньше ребер надо ломать себе, гений!       Я хотел было вступить с ним в полемику, но, подумав секунду, молча поплыл дальше. В конце концов, он прав – из всех нас от меня (за исключением Кэт, конечно) ему досталось больше всего. Порезы на морде – и то не затянулись до конца, а он уже как настоящий герой спас меня... Одного не понимаю...       – Зачем? – тихо и робко спросил я, стараясь быстрее перебирать лапами во все более и более холодной воде. Закат уже почти завершился, отмеряя срок дня, и море под телом приобрело зловещий темновато-сапфировый оттенок, готовясь и вовсе погрузиться в непроглядный мрак ночью. А оставаться тут плыть на ночь мне категорически не хотелось. Мы плыли уже долго, и утес, до этого нависающий над нами грозной бескрайней стеной, заметно потерял в высоте, все больше и больше устремляясь к кромке воды.       – Не понял? – вопросительно посмотрел на меня брат и, не заметив большой камень, лежащий на дне, треснулся об него лапой и, вскрикнув, выругался.       – Все ты понял – почему вы с Бель пришли к нам на помощь? Откуда вообще узнали, где мы? И как нашли?       – Так мы же тебе уже... А, ну да, ты обычно в это время спал, – лев отвел задумчивый взгляд, размышляя, с чего бы начать, и ответил: – В общем, дело было так. Мы с Бель бродили по густым джунглям далеко на северо-западе от наших земель. Я... Поначалу мы, отделившись от вашей пары, вернулись к стае гиен, и... – перехватив мой изумленный взгляд, он продолжил: – Да-да, и не смотри на меня так. Неделю кряду, каждую ночь, я выходил из очередного убежища и, отслеживая патрульных и просто одиноких убийц, ломал им шеи и перегрызал глотки. Не могу сказать, чтобы мне это не нравилось, – впервые в жизни я заметил на лице брата тень кровожадности в легкой кривой усмешке. – В целом, не суть: вскоре мне пришлось прекратить это предприятие, они устроили на нас охоту.       – Гиены? – не скрывая страха, спросил я.       – Если бы... Этих сволочей ведут через континент две львицы. В последнюю ночь мне удалось подкрасться достаточно близко, чтобы в первый и последний раз увидеть их... Одна совершенно безумная и безжалостная, все болтала о какой-то справедливой мести, а вторая поспокойнее – ее сестра, скорее просто шла следом, чем вела стаю. Короче, эта главная – Амба – сказала, что пустит с рассветом на убийц ее гиен отряд из пятидесяти собак, и за ночь нам с Бель пришлось уйти так далеко, чтобы эти псы за нами и носу не сунули.       Я зачаровано слушал рассказ брата; уверенный и одновременно печальный голос с каждым словом все сильнее возвращал меня в реальный мир из омута забытья последних дней: вот он, мой брат, и рассказывает именно то, что было на самом деле, а не в детских фантазиях... Манли же, между тем, продолжал свое повествование, изредка останавливаясь, будто подбирая нужное слово, но я-то точно знал: когда он так делает, он пытается скрыть что-то, поэтому во время очередной паузы, когда лев разглагольствовал о тяжелом полуторадневном переходе через пустыню, я поспешил уточнить:       – А что стая и те две сумасшедшие ее предводительницы?       – Они... В общем, они, как я и говорил, жили только ради того, чтобы отомстить. Амба уж точно. И когда я уходил, увидел на горизонте по направлению их движения странный очень и очень далекий силуэт. Будто... Гора, или вроде того. Как огромный клык.       У меня внутри все похолодело. Значит, Кианга и ее родители-короли были правы – клан идет прямо на них. Хватило ли у отважной семьи сил на защиту? Неужели все эти благородные львы пали? Айхью, надо было остаться... Помочь, а заодно и отомстить за все лишения, что причинили эти твари мне и моей семье! Моей земле и близким!       Ман, видимо, заметив мое выражение лица и невидящий взгляд, уставленный в одну точку, проговорил:       – Катрин рассказывала нам о прайде со скалы. Не переживай, если ее рассказ хоть на долю – правда, с ними все будет хорошо. Эти собаки трусливы и подлы, и боятся открытого боя. Они и нашу пещеру бы не взяли, где вообще не было самцов, если бы... – лев отвернулся к заливающемуся густой мглой горизонту. Я прекрасно знал, что он имеет в виду: «Если бы мама переждала в пещере, а не вышла на открытую местность». Тяжело вздохнув, Манли поспешно сказал: – Короче говоря, не переживай из-за этого. С ними все хорошо, я уверен! – я улыбнулся, безмолвно благодаря своего так стремительно повзрослевшего брата за эти слова, и кивнул, чтобы он продолжал. Скала над головой становилась все ниже и ниже, а море уже давно приобрело цвет беззвездного неба, раскинувшегося прямо над нами.       – Так вот, мы, перейдя пустыню, обосновались в густых джунглях. Не буду утомлять тебя подробностями, да и Бель, наверняка, сама жаждет тебе все рассказать – суть не в том, – Ман как-то очень надолго замолчал.       – Где-то полторы-две Луны назад, мы отдыхали под тенью раскидистого дерева, оплетенного лианами. Еды в джунглях было навалом, так что мы дремали, позавтракав особенно сытной мартышкой, которую поймала Бель.       В этот момент откуда-то сверху раздался странный звук, словно кто-то шептал. Моя любимая спала, так что я аккуратно поднял голову, чтобы проверить, что там, и... Представляешь, прямо на меня, зависнув на низкой ветке, смотрел мандрил! Большой такой, размером с полуторагодовалого льва. Смотрел и улыбался, держа в руке какую-то палку. Ну, я и подумал: что за тупое животное, само напрашивается стать нашим ленчем – но тут, – брат впервые за весь рассказ улыбнулся. – Как треснет меня по башке и заголосит: «Олух и дурень, куда без брата идешь, да еще и один со своей женой!». Ну, думаю, все – конец этому нахалу, а Бель, проснувшаяся от моего крика, уже приготовилась прыгать – так он и ее огрел, и меня еще раз, представляешь!       Я удивленно во все глаза уставился на брата, забыв даже плыть, но он лишь расплылся в еще более счастливой улыбке и легко засмеялся:       – Да-да, и не смотри на меня так! Натурально отдубасил нас своей палкой! Ну, мы, само собой, погнались за ним, он по деревьям дал от нас деру. Погонял нас – да, именно он нас, а не наоборот! – с полдня, а потом, когда мы уже совсем устали, спустился на землю, представляешь! Перед двумя взрослыми хищниками! Но... Он умный был очень, вот в чем штука. Я и сам не заметил, как вместо того, чтобы скалить клыки и выпускать когти, навострил уши и взахлеб слушал его истории об окрестных землях. Он рассказал нам многое из того, о чем мы и не подозревали; Бель тогда ко всему еще и очень сильно переживала, что у нас с ней никогда не будет малыша – но он ее успокоил рассказом о том, что лично видел очень симпатичного лео-льва, как он его назвал. И много еще рассказывал и о джунглях, и об окрестной пустыне, и о далеком океане на севере, и живо интересовался нашим путешествием.       – Постой! – перебил я самозабвенный рассказ брата, подгребая лапами и замечая, что уже неподалеку видна полоса белоснежного пляжа. – Ты сказал, что сперва он, когда ударил тебя, крикнул, что ты оставил брата. Откуда он узнал?!       – Хороший вопрос. Он сказал, что ты с Кэт проходил через земли дружественного ему прайда, которому служили еще его предки. Что принцесса...       – Кианга? – спросил я, мысленно прокручивая в голове короткое знакомство с ее семьей: ведь я ни словом не обмолвился не то, что о брате и его супруге, но даже о судьбе своего прайда!       – Да-да, она, – рассказала ему о вас, и еще он из засады услышал пересуд гиен об уничтожении нашего прайда... Слушай, я честно не знаю! – встряхнул головой Манли. – Просто сказал, что искал нас. Этот шаман – как же его зовут-то... Минга... Мунго... Ах, ну да – Мванга! Сказал еще, что ему надо со мной наедине поговорить... – тут уже Манли замолчал, и какое-то время плыл молча. Я сперва не хотел мешать ему, но, увидев, что брат ушел куда-то глубоко в себя, осторожно спросил:       – Да?       – Он попросил осмотреть меня мельком, чтобы убедиться, – каким-то глухим, отрешенным голосом проговорил Манли. – Посмотрел мои лапы, что-то на голове... Как-то особенно пережал пальцами хвост – совсем легко, но мне такая боль свела все тело, что я рухнул наземь! В общем...       Манли обернулся ко мне, и второй раз в жизни, впервые после той жуткой ночи, я увидел блестящие от прозрачных и соленых, как море, слез глаза. Два темно-карих глаза, смотревшие на меня с бескрайней печалью и болью.       – Он сказал, – скорее прохрипел, чем проговорил Манли. – Что не ошибся. Попросил найти тебя как можно скорее. Сказал, что немилосердно будет оставлять Бель одну в целом мире – пусть уж она будет вместе с вами путешествовать, приглядывать за вашими львятами...       – Ман, не пугай меня. С чего это Бель должна остаться одна?       Лев задрал голову вверх, отчего мокрая грива блеснула, и сказал:       – Мванга сказал, что я умираю, Кер. Что не успеют шесть лунных циклов отмерить полгода, как я уже предстану перед Айхью.       Я уставился на брата, не осознавая до конца только что услышанного. Море продолжало нежными прохладными поцелуями награждать мой бок, и я даже не сразу понял, что задние лапы уже скребутся по песку...