Хрупкие.

Здесь в ход пошел весь фангерлинг, на который я способна. Как правильно заметили мои беты - "Хватит нас мурыжить поцелуями!!! Где обещанный рейтинг?" Подумав, я пришла к выводу, что девочки, черт возьми, правы. Но, как оказалось, писать имя "Бенедикта" очень тяжело. Полина нехотя вылезла из кровати, слепо шаря в поисках настырно звонящего телефона. За окном была непроглядная темень – не понять ни сколько времени, ни какая погода. – Алло! – Привет, это я. – Кто это «я»? На том конце телефона повисло какое-то сконфуженное молчание, и Полина, вздохнув – словно ей пришлось исполнять какую-то тяжкую повинность, – глянула на телефон. Этот обычный номер, всего лишь набор цифр, разбудил её получше ведра ледяной воды. – Ты?! Я спала – я ведь не такой сверхчеловек как ты, я еще иногда сплю! – она попыталась за шуткой скрыть и свое смущение, и эту неловкость, и неописуемое волнение, которое охватило её. – Ты прилетел? Надолго? – Пока не знаю, – кажется, её собеседник облегченно выдохнул. – Я могу к тебе сейчас приехать? Полина тут же окинула ситуацию критическим взглядом: квартира, еще захламленная после переезда, настырно скулящий Глэдди, которого надо выгулять, она сама, вряд ли сейчас напоминающая прекрасную фею… – А сколько сейчас времени? – Скоро одиннадцать. – Одиннадцать чего? Утра или вечера? – Вечера. Вот я почему и удивился, что ты спишь уже. Очень устала? Хотелось соврать, покапризничать, повздыхать – как это делают все обычные девушки, чтобы немного помучить своих кавалеров. Но ей так хотелось его видеть, что тут уже было не до негласного девчачьего этикета. Даже не стала делать вид, что ей все равно – голос так и заискрился каким-то детским счастьем. Эх, не одобрила бы этого Джейн, ох, не одобрила… – Немного, но если ты привезешь мне кофе и бисквиты, то я буду, пожалуй, счастлива. – Тебе от меня, значит, только кофе и тортик нужны? – Ну да. Приезжай уже! Едва раздались короткие гудки, Полина пулей кинулась в ванную и принялась наводить красоту. Волосы собрать в хвост или пусть так остаются? Господи, где мое платье? Черт возьми, что за пятно и почему оно так мерзко воняет? О боже, откуда на стуле висит моя ночнушка? А халат? Накинуть или остаться в шортах и футболке? Прыгая на одной ноге в сползшем носке, девушка распихивала по ящикам особо выдающиеся предметы утвари. Глэдди умудрился напрудить посредине комнаты и, шумно зевая, уселся рядом, словно говоря «Сама виновата!» Полина удовлетворенно хмыкнула – её гость знает, куда идет, и должен осознавать, как выглядит дом во время переезда, так что шока у него быть не должно. Он приехал действительно очень скоро – появился на пороге её дома с дымящимся кофе и какой-то разноцветной коробкой. Полина стояла, прислонившись к косяку двери, и старалась сохранить лицо – хотя безумно хотелось кинуться на шею и расцеловать… Она действительно чувствовала себя влюбленной – по самые ушки. Такого лихорадочного ощущения не было уже давно, да что там говорить, кажется, никогда еще сердце не выбивало такой истеричный, захлебывающийся ритм… Это могло показаться странным – ведь отношения были в стадии какого-то зародыша, и по бейсбольной терминологии даже о первой базе речи не шло. За два месяца, что были у них перед отъездом Бенедикта за дальние американские дали, они встречались всего три раза – перебегая из уютных кафешек в аллейки, шифруясь так, словно за ними следили агенты Британского Правительства. На её смешливо-смущенное замечание по этому поводу он хмыкнул: «Скорее, агенты социальных сетей». Сначала Полина не предала этому никакого значения, но потом, когда Джейн, как будто злясь на то, что подружка так тщательно скрывает «всю эту умопомрачительную историю», стала постоянно приносить вести с полей – где и с кем, во что одет и как выглядит, – то девушка осознала, что за страшная сила эти папарацци и вольнорабочие на ниве фанатской любви. Некоторое время Полина старалась довольствоваться лишь сообщениями от главного действующего лица этого карнавала. Девушка даже не ожидала, что такие короткие сообщения могут приносить столько радости в серые будни. А будни действительно были серые. На работе какое-то время удавалось сохранить в секрете расставание с Патриком. Но его унылый вид и грустный взгляд, которым он постоянно провожал Полину сделали свое дело. И зашумел, заурчал, зашевелился сонно дремавший после рождественских праздников серпентариум. Как с удовольствием заметила Дороти в один из своих громогласных визитов, «вы теперь как принц Чарльз и принцесса Диана – все смакуют ваш развод, дорогая!». Это было ужасно – постоянные взгляды и перешептывания, волна которых не унималась мучительно долго, попытки ненавязчивых расспросов. Полина избегала их, как могла, то же самое старался сделать и Патрик, но у него выходило гораздо хуже – расставание не пошло ему на пользу: он сильно похудел и выглядел уставшим, допоздна засиживался на работе – а иной раз, как будто даже оставался ночевать. Они почти не пересекались, лишь иногда во время обеда обменивались чисто британскими вежливостями о погоде и обеде. Но как-то вечером – Полина как раз поправляла макияж перед зеркалом – он остановился рядом как будто для того, чтобы поправить шарф. – Как у тебя дела? – теплое дыхание коснулось щеки. – Я тебя никогда такой хорошенькой не видел. Но вы, конечно, шифровальщики – нигде не засветились, – невозможно васильковые глаза знакомо блеснули под белесой челкой. – А ты ищешь специально, что ли?- она улыбнулась его отражению. – Ищу. И знаешь, как оказалось, ужасно ревную, – простодушно ответил Патрик. – Наверное, и хорошо, что нигде не видел. Девушка повернулась к нему и заботливо застегнула верхние пуговицы его пальто. – Патрик, нам неплохо будет и друзьями. – Жуткая фраза, – рассмеялся молодой человек, словно оттаяв на какое-то время. – Все время её боялся. Поужинаем? – Прости, – она торопливо сбежала по лестнице, одарив его на прощание лучистым взглядом. Когда же Бенедикт уехал, то Патрик начал активную кампанию по завоеванию её сердца. Но ни нестерпимая тоска, ни весенняя любовная кутерьма не помогли ему в этих начинаниях. Полина как-то поймала себя на мысли, что её как будто разделили на несколько частей. Одна Полина пребывала в романтических мечтаниях и строила какие-то воздушные замки. Вторая Полина, хмурясь, замечала, что на все эти мечты у неё нет никаких оснований, ибо они даже ещё не стали парой. Третья Полина вздыхала, что Бенедикт – слишком умный, слишком обаятельный– слишком много «слишком» для одного человека, особенно важно здесь было – слишком далеко. Полина под номером четыре, зябко кутаясь в одеяло, шептала, что это все – не для неё, что быть девушкой звезды – это ужасная, ужасная ответственность. Но почему-то первая Полина неизменно побеждала… Вот почему так мучительно захотелось поцеловать его бледное усталое лицо, провести пальцами по щеке… – Привет. – Привет. Он сам подошел к ней – решительно и уверенно, со странным выражением в глазах, которые казались необыкновенно яркими в полумраке коридора. Поцелуй получился странным: сначала осторожным и мягким, как будто даже чуточку испуганным, словно встретившись с её выжидательным взглядом, Бен растерял всю свою решимость. Но потом жаркая, невозможно удушливая волна опустилась от вспыхнувших щек к животу, разбудив, переполошив разноцветных бабочек, которые тут же принялись сумасшедше биться переливчатыми крылышками – Полина подалась вперед, обхватив его за плечи. Обычно в любовных романах со всей тщательностью описывается аромат, который окутывает барышню при поцелуе – виски, табак, парфюм, да все что угодно. И обязательно от этого аромата девушка должна млеть и впадать в экстаз… От него пахло сигаретами и чаем с печеньем, и если второй запах навевал воспоминания о доме, уютной кухне и тепле, то первый Полина просто не любила. Она хотела было возмущенно пофыркать, но тут поцелуй перешел в совсем иную фазу. Он запустил руки в ее волосы, притягивая ближе, и девушка дрогнула — приоткрыла рот, впуская его язык, робко положила ладони ему на грудь, ощущая сильное и размеренное биение чужого сердца. От поцелуев слегка кружилась голова, дыхание перехватывало, и все внутри сжималось, порождая зыбкое, приятное волнение. - Подожди….- она попыталась отстраниться, глотнуть немного воздуха. Его губы скользнули по её шее, заставив задрожать и запрокинуть назад голову. Она закусила губу, пытаясь сдержать стон, но вышло плохо… – Даже вздохнуть не даешь! – прошептала Полина, с трудом открывая глаза и тут же краснея, как школьница. – Ну не смотри ты на меня так! Он улыбнулся, мягко прижимая к своей щеке её теплую ладошку. Идиллию нарушило гневное тяфканье – Глэдстоун бежал вприпрыжку на помощь своей хозяйке. Бульдожик питал к Бену чисто собачью нелюбовь, граничащую с ненавистью. То ли простить Патрика ему не мог, то ли просто не нравился он ему по какой-то неведомой причине. Глэдди сел в дверном проеме, сердито стуча лапами и не сводя глаз с него. – Ох и не любит меня твой пес! – рассмеялся Бенедикт. – Ну что ты на меня рычишь? Я же ничего плохого твоей хозяйке не делаю. – Это с какой стороны посмотреть, – заметила Полина, подхватывая недовольно скалящего пса подмышку и закрывая за ним дверь в ванную. – Посиди там и подумай о своем поведении. Они прошли на кухню, и Полина поймала себя на мысли, что чувствует себя загнанной в угол – кухонька маленькая, протиснуться и убежать, если что (черт, как ёкнуло сердце при мысли об этом «если что»), не получится – Бенедикт просто сграбастает её своими ручищами и ни за что не отпустит. И что это на него нашло вдруг такое? В голове зазвучал глумливый голос Джейн, и даже как будто возникло её смешливое лицо: «Полгода воздержания, я так предполагаю!». Распаковывая бисквиты, Полина украдкой поглядывала на своего гостя. Он выглядел таким безмятежным, словно минуту назад ничего такого необычного не происходило, и они пили чай с молоком в одной гостиной с достопочтенными тетушками. Его выдавали две вещи – беспокойное подрагивание пальцев: он словно отбивал барабанную дробь на колене, – и напряженный, странно неподвижный взгляд. Глаза у него сейчас были невозможно яркие – и совершенно ошалелые. Ни намека на английскую сдержанность – не к месту возник Патрик с его вечным спокойствием и основательностью, проявлявшуюся даже в самые интимные моменты, – ни намека на какое–то там хладнокровие… Неожиданно – в тот момент, когда она встала на цыпочки, чтобы задернуть занавеску на окне, – он обхватил её за талию и притянул к себе на колени. Сидеть было неудобно, от его ладоней исходил нестерпимый жар, а пугливые мурашки стайками бегали по спине. Несколько мгновений Бенедикт с улыбкой смотрел на неё, а потом скользнул раскрытой ладонью по спине – отчего Полина прогнулась, прижимаясь к нему теснее. – Ты какой–то ненастоящий, – прошептала она. – Сейчас посмотрим, какой я ненастоящий…. Утром Полина попыталась вытянуть простыню из–под Бенедикта и добраться до ванной. Но он бесцеремонно притянул её к себе, не открывая глаз, и ей стоило больших трудов, чтобы выбраться из его объятий. Пришлось голышом бежать в ванную, фактически перепрыгнув диванчик, который ночью повидал такое… Слава богу, что ночью Глэдстоун передислоцировался на кухню, куда заботливым Беном была выпихнута и многострадальная корзинка. Пес просто извел их скуляжом в ванной, а на кухне лишь недовольно ворчал… Но, видимо, вскоре понял, что сейчас не до него, и стих. Смущение накрыло её с головой сумасшедшей волной, и девушка почувствовала, что задыхается. Она посмотрела в зеркало, искренне предполагая, что сейчас на неё оттуда глянет совершенно другой человек. Но ничего не изменилось разве что… Глаза блестели такими искристыми звездочками, что как ни пыталась девушка чуть приглушить это сияние, ничего не выходило. Девушка хотела скрутить волосы в хвост – взъерошенные, ежиковатые пряди ни за что не хотели лежать волнами в спокойствии. Но, довольно хихикнув, быстро растрепала волосы по плечам, надеясь, что невозможно яркие лепестки поцелуев будет не так заметно. Влезая в футболку, она не могла удержаться – и потянулась, в блаженной истоме раскидывая руки в стороны. В холодильнике не было ничего съестного – завтрак готовить было не из чего. Выглянув в комнату, Полина не отказала себе в удовольствии окинуть взглядом многострадальный диван. Косые летние лучи, найдя лазейку в шторах, падали на смятые простыни и сбитые в один угол подушки, один же из виновников этого беспорядка все еще посапывал, укрывшись в спасительной тени, куда солнце не попадало. Обеими руками обхватил подушку… Эти руки обнимали её с такой жадностью, с такой силой, что иногда сбивалось дыхание и воздуха не хватало – не то чтобы застонать, вдохнуть получалось с трудом… Каждое прикосновение ударяло её, как электрический разряд, разгоняя сердце, как крошечную Феррари, до предельной скорости. А ведь казалось, что сердце не может биться так быстро… Волосы дыбятся надо лбом, смешными колечками вьются у шеи… Кажется, в какой–то момент, она сжала эти волосы в своей руке, вцепилась в них, и лишь потом отпустила… – Прекрати на меня пялиться и иди сюда! Или мне самому за тобой сходить? Полина ярко представила, как эффектно соскальзывает с него простыня – кажется, подобные мечты касались одного из его героев! – и поняла, что у неё пересохло в горле. – Не надо. Иначе я не схожу в магазин. Не знаю, как ты, а я вот кушать очень хочу! – И я хочу. Сходим в кафе? – А, может быть, я сама завтрак хочу приготовить? Она увернулась от ловких рук и, подхватив высунувшегося с кухни Глэдди, вприпрыжку побежала на улицу. Бульдожик жалобно скулил, а потом спрыгнул на тротуар и, деловито виляя кочерыжкой хвоста, посеменил в сторону мясной лавки. Полина проходила мимо кафе – тысяча сладких ароматов выпечки и кофе– и задержалась у витрины. Мягко блестело стекло, за которым официантка протирала красивый столик. Похожий стоял у Полины на кухне… Как только этот горемычный, шаткий и хлипкий предмет домашний утвари не рухнул под тяжестью двух тел, оставалось загадкой, но Полина хорошо помнила, как резной край впился в её ладонь – кажется, в этот момент её домашние шорты были отброшены в сторону, а хлипкая футболка была задрана вверх, а потом и вовсе скинута на пол… Полина увидела, что официантка с недоумением смотрит на неё. Ну еще бы – стоит девчонка, закусив губу, и явно витает в каких–то далеких облаках. Глэдди сел у её ног и, задрав довольную мордашку, заливисто лаял, старясь привлечь внимание хозяйки. До булочной и уличного рынка дорога проходила через барахолку – и Полина неслась через неё с бешенно колотящимся сердцем: рубашка – ну почти такая же – висевшая на одной из вешалок, валялась на полу – вроде бы целая, не разодранная, хотя девушка смутно помнила… – Дурацкие пуговки, мелкие… – Сейчас–сейчас… – Разорвать к чертовой матери! – Чего? – Следующий раз приходи ко мне в футболке… – Согласен, легче снимается. – Хватит болтать! Слава Богу, домой она вернулась без приключений. Заглянула в квартиру и на мгновение перепугалась: а вдруг все приснилось – в лучших традициях дедушки Фрейда. Вот и постель аккуратно собрана, простыни лежат стопкой в углу – она сама так обычно делала по утрам. Ничего, как будто ничего и не было! Полина тоскливо огляделась, поставила сумки на пол и тут же радостно взвизгнула: на стуле висели и джинсы, и рубашка. А в ванной задорно шумела вода и, кажется, кто–то что–то напевал. Готовя завтрак, Полина несколько раз «зависала», проваливаясь в какую–то туманную вату. И снова забегали мурашки по коже, и затрепетали бабочки в животе… Чертова живность! Какое–то головокружение – нежные, трепетные, осторожные поцелуи и жаркие, сумасшедшие прикосновения, шепоты и стоны, алые всполохи перед глазами и тонкие иглы, впивающиеся в самое сердце… – Яичница горит… Горит яичница, – раздался над самым её ухом чуть хрипловатый с утра, но искрящийся веселыми смешинками голос. – О чем задумалась? «Только не обнимай, не трогай меня, а то мы умрем с голода…», – промелькнуло в голове Полины, и она хихикнула, но тут же поперхнулась своим смешком – теплые губы коснулись её щеки, а потом скользнули к шее – туда, где часто бился пульс. – Есть хочу, я есть хочу! – запищала девушка, но не уворачиваясь, а теснее прижимаясь к нему. – Отпусти меня… Бен с довольным видом отодвинул пустую тарелку и как будто несколько мгновений пытался сделать мучительный выбор между тостом с джемом и Полиной. Она угадала его игру и старалась сохранить серьезный вид хотя бы минуту, но потом не выдержала и засмеялась. Смех получился вышел звонкий, бурный, как, поток теплой воды летним днем. Неожиданно кто–то позвонил в дверь. – Я знаю, что ты дома! Тебя слышно еще на улице – тревожишь своим смехом утро мирных британцев! Открывай!!! Полина чуть не выронила чашку. – Господи, Джейн!.. ____________________________________________ Дойти до ... базы - использование бейсбольной терминологии для обозначения той грани, до которой дошли отношения. Первая база - "французский" поцелуй. Вторая база - более агрессивная стимуляция выше талии в сочетании с тактильной стимуляцией половых органов. Третья база - оральный секс "Хоум Ран (от англ. home run)" / Четвертая база - "полноценный" половой акт