Хрупкие.

Моя бета люто ненавидит Патрика и любимая фраза моей лапушки "пшел отседава!" (в разных вариациях). Как говорится, Бенедикт у всех разный. Каждый представляет его по-своему. И мне, и Сандре он кажется Беном с зеленого дивана Алана Карра. Но это не значит, что он именно такой и никакой иначе. Патрик стоял под окнами Полининой квартиры. Два дня назад он привез девушку домой – они ехали в полном молчании и даже как будто не шелохнулись всю дорогу. Два дня назад пришел к себе домой и сразу почувствовал, как ему неуютно в собственной квартире. Наступил вечер – а вечера Патрик привык проводить у своей девушки: уплетая её незамысловатую стряпню и разрезая черничный пирог, расставляя коробки с фильмами и выбирая нужный на вечер. Он любил эти часы перед сном, он так привык к этому своеобразному ритуалу, что сейчас, лишившись его, не знал, чем себя занять. Патрик знал за собой эту особенность – он с большим трудом отвыкал от чего–либо. Неважно, что это было – сигареты или маковый пирог, на который у него была аллергия, любимая футболка, которую он так затаскал, что носить на людях её было уже нельзя, и привычный маршрут, которым он каждый день ходил на работу. Джейн называла это «рутиной», а Патрик – «хорошими привычками». Обычно в бульварных романах используют дурацкий штамп «и ноги сами привели его к этому месту». Патрик всегда посмеивался на этими фразочками, но сегодня понял, как они оправданы – ноги действительно сами привели его к дому Полины и у самой двери отказались идти дальше – наверх по ступенькам или прочь к пивному бару. Наконец, изрядно продрогнув, Патрик уже собирался потопать к себе домой, когда услышал звук открываемого окна. Из него высунулась пушистая голова Полины. Девушка посмотрела вниз и тяжело вздохнула: – Давай, поднимайся наверх, – голос её звучал хрипло и глухо. Она встретила его на пороге и тут же кинулась на шею, стиснула в объятиях, словно они не виделись несколько месяцев. Он слышал, как бешено колотится её сердце – вот–вот разорвет к чертовой матери грудную клетку, – но никак не мог обнять её. А она прильнула к нему всем телом, встала на носочки, обхватила руками и уткнулась лицом в его плечо. – Как давно ты знаешь, что я стою под дверью? – Час. Выглянула в окно – а там ты. Я так перепугалась… – Из–за чего? Полина отстранилась, низко опустив голову – волосы теперь закрывали её лицо. В смешной растянутой футболке и тапках–зайчиках она до ужаса напоминала провинившегося ребенка. – Нам нужно поговорить! – и в какой разрез шел взрослый тон её голоса с этим детским обликом. – Надо было раньше это сделать, а не затягивать. Ужасно получилось, что ты все услышал вот так. Она пропустила его в комнату, и Патрик сел в кресло, чувствуя себя каким–то школьником, который попал в кабинет к строгому директору. – Так что же на самом деле произошло? – Можно, сначала я? Что ты услышал? Вернее, конкретно, какую часть моего повествования ты услышал? – девушка села напротив него на стул рядом с елкой. Цветные блики фонариков танцевали на её коленках, путались в волосах и трепетали на лице, словно крошечные рождественские феи. – Ты была на вечеринке и с кем–то танцевала. И единственной мыслью в тот момент было – «пусть он меня поцелует». Вот и все, что я услышал, – неохотно ответил он. – Объяснись, пожалуйста. Они некоторое время молчали. Патрик подобрался к Полине и неловко обнял за талию. Она устало прижалась щекой к его плечу. От неё пахло печеньем, упаковка которого валялась у дивана. – На самом деле, это не страшно – всего лишь мысли… – забормотал он. – Обижаться на это… ну я же не ребенок, в конце концов. – Нет, ты имеешь полное право злиться на меня, – тихо отозвалась девушка. – Потому что на самом деле… это были не только мысли. Мы действительно целовались… Я думала об этом все это время – и не хочу тебя обманывать и делать вид, словно ничего не произошло. Ведь произошло! Сердце Патрика пропустило несколько ударов и зашлось яростным тремоло, как сумасшедшее. - Расскажи мне, пожалуйста, – молодой человек отвел с её щеки выбившуюся прядку. – Может быть, мы сможем найти решение… – Да какое может быть решение, Патрик?! – Полина резко вскочила с дивана и принялась ходить взад и вперед по комнате, находясь в страшном возбуждении. – Это все какой–то непонятный бред, как будто я нахожусь в каком–то сне, каком–то кошмаре. Я точно схожу с ума… А сейчас мне кажется, что я несу жуткую банальщину из тупых мелодрам… Слезы хлынули по её щекам, и она прижала ладони к ним. – Это из разряда сказок про Принца и Золушку – и так не бывает в настоящей жизни… может быть, конечно, и бывает, но не со мной. Не со мной, Патрик! Я хочу нормальной и спокойной жизни – с любимым человеком в красивом домике и с собакой, – в этот момент бульдожик задорно затяфкал и забрался на диван, утыкаясь слюнявой мордой в колени Патрика. – Я – друг тебе, и всегда им буду, несмотря ни на что, – прошептал он и подошел к девушке, не решаясь обнять её. – Рассказывай. –Я себя ненавижу. Есть за что. – Мне почему–то кажется, что ты преувеличиваешь, – Патрик старался говорить спокойно, хотя это у него плохо получалось. – Может, ты просто преувеличиваешь? – в его голосе отчетливо зазвучало что–то близкое к панике. – Но я целовалась с другим! – произнеся эти слова, Полина вдруг охнула и прижала ладони к губам, словно они были каким–то проклятьем или ругательством. – Неужели ты можешь простить мне это? И это не было минутным помешательством или секундной слабостью. Я и сейчас хочу целовать его, хочу ощущать его запах и его прикосновения… Хочу, чтобы он взял меня за руку и как тогда увел ото всех, но в этот раз, господи Боже, я не сбегу… – она говорила это в каком–то оцепенении. – Единственное, чего я действительно не хочу – чтобы нас видели, чтобы все эти любопытные взгляды… чтобы их не было! Но они будут, потому что он… известный человек, о котором я узнала всего лишь полгода назад. Я могла им восхищаться издалека, как и все остальные, но судьба сталкивает нас вместе – и вот я уже не могу удержаться на плаву и очаровываюсь им, как и все другие. Но у меня есть возможность прикоснуться к нему, потому что по какой–то странной случайности мы как–то связаны, – она запустила руки в волосы и в отчаянии отшатнулась от Патрика. – Я ненавижу себя … зачем я тебе это говорю, что же я за бессердечная сука. Прости меня, пожалуйста. Она подхватила свое пальто и выбежала вон из квартиры. Даже тапочки забыла переодеть. На улице шел дождь. Мерзкий и слякотный – из растаявшего снега и липкой какой–то грязи, из–за которых пальто Полины намокло и расплылось, волосы облепили голову, а уши тапочных зайцев поникли. Девушка перепрыгивала через лужи и наталкивалась на прохожих, торопливо извинялась и бежала дальше. Перед её глазами стояло потрясенное усталое лицо Патрика – такое родное и несчастное: с мягкими добрыми глазами и грустной улыбкой всепонимания, которая притаилась в уголках его губ. Она чувствовала себя виноватой и потерянной, такой несчастной и одинокой, что в какой–то момент она просто встала посередине улицы и заплакала. – Ты здесь, – произнес голос у неё за спиной. – Все предыдущие разы можно было бы списать на случайность – но уже после третьего, думаю, пора было отказаться от этой идеи. Почему ты убежала тогда? Я напугал тебя? Она стояла, не решаясь обернуться. Подул ветер, и Полину пробрало до костей. Она поежилась, обхватив себя руками, и вдруг почувствовала, что её руки сверху накрыли горячие ладони. – Да, напугал. Поставь себя на мое место. – Может быть, ты повернешься ко мне? Не хочется разговаривать с мокрым затылком. Ты в домашних тапочках? Зайцах? – ему с трудом удалось сдержать смех. – Самая невероятная девушка из всех… – Прекрати! – Хорошо. Так чем я напугал тебя? – в его голосе было столько обыкновенного, невинного удивления, что Полина разозлилась и резко повернулась к нему. – Ты действительно не понимаешь? Ты забыл, кто ты есть – звезда, любимец миллионов? И кто есть я? Маленькая мышка из офиса, как …. Молли из твоего сериала! А ты взял и просто поцеловал меня на глазах у всех тех людей! Какой ты беспечный, как будто ребенок! – она сама удивилась тому, как сильно была зла на этого в принципе ни в чем неповинного человека. – Тоже самое мне говорит и мой агент. Но в чем же тогда привилегии славы, если я не могу поцеловать того, кого хочу? – Если тебе нужны статьи в желтой прессе, разговоры и сплетни – надо было выбрать какую–нибудь модель или актрису, а не меня! – она взмахнула руками, и грязные брызги полетели во всех стороны. – Или это было что–то вроде жеста доброй воли, благотворительной акции? Мол, я весь такой простой и никакая слава меня не испортила– и могу поцеловать даже простушку с улицы. Да как ты можешь улыбаться еще! – Смотри, здесь никого нет – ни камер, ни поклонниц, – он наклонился и поцеловал её. Полина не пыталась обнять его и даже держалась на каком–то подобии расстояния. Точкой соприкосновения были лишь мучительно горячие губы – мягкие и требовательные. – Если ты что–то пытался мне доказать сейчас, то у тебя как–то расплывчато вышло, – пытаясь совладать со сбившимся дыханием, проговорила девушка. – Знаешь, целоваться с кем–то, кто мокрый, грязный и враждебно настроен… это мой первый опыт, – рассмеялся Бен. – Пошли, тебе нужно согреться, иначе ты заболеешь, – видя, что она стоит в нерешительности, он взял её за руку и повел куда–то в сторону менее оживленных улиц. – Ты так стремительно убежала в тот вечер, как Золушка. – Тоже мне… Принц, – пробурчала Полина, чувствуя невыносимое раздражение на него – словно он виноват в том, что она чувствовала к нему, в том, что ей пришлось сделать больно хорошему, доброму, предсказуемому Патрику. – Но туфельку я тебе не оставляла. – А зря! Так бы я тебя быстрее нашел, а не пришлось бы полагаться на слепой случай. Черт возьми, ты вся дрожишь, сама пойдешь или мне тебя нести на руках? – Совсем из ума выжил, человек с самой сложной фамилией на свете? Я сама пойду, конечно, а куда мы, кстати, идем? – она запрыгнула на бордюр, желая обойти огромную лужу, но запуталась во влажной тяжелой ткани пальто, поскользнулась в ставших какими–то склизкими тапочках и рухнула в воду, окатив грязной волной Бена с ног до головы. – Почти каждую нашу встречу ты падаешь, разбиваешь коленки – это, кажется, символ наших отношений. – Как–то чересчур трагично, тебе не кажется? Падение, кровь, грязь – это какие–то слишком уж трагичные и ничего хорошего не предвещающие символы. Я бы поостереглась связываться с тобой, Бенедикт, – усмехнулась Полина, выбираясь из лужи. – Ты просто неуклюжая и невнимательная, вот и все. Никаких предзнаменований – я не верю в такие сверхъестественные штуки. Ну разве кроме того, что мы каким–то немыслимым образом предназначены друг другу! – с театральным пафосом проговорил он. – Откуда взял эту фразу, умник! – рассмеялась девушка и вдруг поймала себя на мысли, что это все как–то… правильно. Куда–то подевалось смущение и неловкость – вместо этого появился задор и желание язвить и корчить смешные гримаски. С этим человеком было поразительно легко – как легко бывало с Джейн и Германом, но никогда с Патриком. Словно какой–то узел – правил и условностей – распутался, и все стало просто и понятно. Она подняла голову и увидела, что Бен сконфуженно улыбается, откидывая со лба слипшиеся волосы. Она встала на цыпочки и легонько дернула за завившиеся колечками прядки. – Тебе идут кудряшки. Смешные такие. Куда ты там собирался меня вести?