Хрупкие.

Простите, пожалуйста, за задержку. Не знаю слов оправдания. Теперь о главе. Мы с бетой старались, как могли... Герман стоял перед зеркалом и никак не мог выбрать между двумя рубашками, приготовленными для вечернего выхода в свет: фисташковой и светло-розовой. Он обожал день субботы, потому что никуда не надо торопиться. А вот воскресенье он терпеть не мог – потому что потом будет понедельник, скучная одежда и короткие встречи с людьми, которых он хотел бы видеть чаще. С кухни в комнату струился сладковатый аромат чая, свежей выпечки и, кажется, жареного бекона – Тимми готовил завтрак, во весь голос распевая что-то из репертуара Nirvana. – Я подумываю все-таки записаться на кулинарные курсы, – Тимми вылез в комнату в перепачканном мукой фартуке, – хотя это совершенно и абсолютно шаблонно. Предсказуемо! Но мне нравится готовить. – Доктор Хаус тоже ходил на кулинарные курсы, – улыбнулся Герман. – Хм… а странные и запутанные отношения с доктором Уилсоном? И если, например, задуматься, чьи они прототипы… В истории Шерлока Холмса и доктора Ватсона все шито белыми нитками, дорогой!.. – Я считаю, что у них была просто дружба, крепкая мужская дружба. Почему ты все так любишь опошлять? – Я мерзок и ужасен, но я вкусно готовлю. – Что есть, то есть. Когда у нас там уже будет еда?.. Они собирались пить кофе, когда юноша вскочил с места, вспомнив что-то важное. В такие моменты он напоминал всполошенного попугая, которого разбудил какой-то шум. Он принес планшет. – Я хотел показать тебе это три дня назад. Ты же знаешь, что я слежу за всякими сплетнями. Все-таки это моя научная работа – сбор и оценка всяких сплетен, и их влияние… ну вот, тебе скучно! Вот посмотри он-лайн версию газеты «Sunny». Обрати внимание, кого засняли фотографы на днях. Я, честно говоря, был в шоке. Чуть с мопеда не упал, когда увидел. На первой полосе «желтоватой» газеты «Sunny» красовался Бенедикт Камбербэтч, выходящий из больницы. Довольно решительно он держал за руку заплаканную, растерянную Полину. Фотография была довольно четкой – и сомнений не было, кто на ней изображен. Сбоку красовалось еще несколько снимков разной степени четкости: в парке, возле фургона с мороженным, возле дома Бенедикта. – Господи, черт! – выдохнул Герман и тут же принялся звонить Полине. Но девушка трубку не брала. Мужчина перезвонил еще несколько раз, а потом долго смотрел на телефон, словно это он был виноват во всех грехах. – Тимоти, послушай меня, пожалуйста… – Ты всегда обращаешься ко мне «Тимоти», когда хочешь сделать что-нибудь, что мне не понравится! – вздохнул парень, тут же поднимаясь с дивана. – Я должен уйти, да? Зачем нужно было настаивать на этих ланчах вдвоем, если ты никогда не можешь? – Подожди, Тимми, – Герман заботливо коснулся его щеки ладонью, убирая за ухо выбившуюся прядь, – я наоборот хотел попросить тебя остаться и подождать меня, – Герман поставил на стол перед ним чашку с кофе. – Я переживаю за эту козу, потому что она может наломать дров с этими делами… – Знаешь, не будь я уверен на 100 %, что ты гей, я бы подумал, что ты в неё влюблен. – Знаешь, не будь я на 100 % геем, я бы и влюбился, – Герман подхватил плащ и шагнул к двери. И уже на пороге, обернувшись, лукаво посмотрел на своего бойфренда. – И все-таки, розовая или фисташковая, как считаешь?.. Герман был уверен, что Полина дома. Дома у Камбербэтча. Заявиться без приглашения туда казалось ему верхом неприличия, но куда деваться… Он чувствовал, что положение было безвыходным… Пару недель назад Джейн дала ему адрес, аккуратно записанный на розовом листочке. Она выглядела какой-то смущенной и в то же время вдохновлено-счастливой, как будто вручала ему «Оскар». – Может быть, тебе понадобится. – Никогда не думал, что мне это может понадобиться… Насколько я помню, он абсолютно, бесповоротно, скучно гетеросексуален. На кой мне его адрес, м? – На всякий случай. И вот этот случай наступил. Герман зашел по дороге в МакДональдс. Глупо думать, что «Хэппи Мил» сможет немного порадовать заплаканную, запуганную дуреху, но он на это отчаянно надеялся – ведь Полли так любила все вредное, жирное, горячее и с соусом… Полина позвонила ему сама. Но спокойный её голос его не обманул – девушка была в панике, и ей нужна была срочная помощь. Они договорились встретиться в парке, в котором она любила гулять по утрам. Полина сидела у фонтана и растеряно крутила в руках бейсболку. Герман сразу заметил, как плохо девушка выглядит: осунувшегося лица, на котором так неожиданно отчетливо выступили веснушки; глаза влажно блестели, словно она только что плакала. Герману не хотелось разводить политесы, и он решил сразу же перейти в наступление. Но его решимость сразу улетучилась, когда Полина, улыбнувшись сквозь слезы, крепко сжала его руку и через силу произнесла: – Мне очень нужно поговорить с кем-нибудь умным. – Я передам Джейн твои слова, – рассеянно отозвался Герман, всматриваясь в её лицо и замечая разительные перемены, отразившиеся на нем. Она была печальна, но не как обиженное или перепуганное дитя, а как человек, обреченный убить – она собиралась что–то важное, неприятное, что–то, что причиняло ей невыносимую боль. Шутить совсем не хотелось. – Что случилось? Расскажи папочке. – Если я начну рассказывать, то меня может стошнить. Меня тошнит с самого утра. Герман дважды моргнул прежде, чем отодвинулся от неё. – Ты беременна? – Я не знаю… нет… нет… НЕТ! – мысль о возможной беременности вывела Полли из оцепенелого состояния. – Конечно, нет. Это просто… я устала…. Я последние дни … была ужасно расстроена, – Герман поморщился: так бесцветно и по-английски звучала эта фраза. – Бен очень взволнован этим – самая преданная, но жутко занудная нянька. Мне пришлось сбежать от его опеки. – Детка, послушай себя: ты сбежала от заботливого, обеспокоенного Бенедикта Камбербэтча! Только Джейн не говори, а то она вытащит все катетеры из вен или даже с капельницей придет убивать тебя за твое легкомыслие! – улыбнулся Герман. Девушка вдруг вздрогнула и внимательно посмотрела на него. Глаза у неё были темные, холодные, пугающе взрослые, и мужчина не смог отвезти взгляда. – Ты ведь знаешь Рея… о нем ты знаешь? – Да, знаю. Когда она встречалась с ним, мы с Джейн не были такими близкими друзьями. В начале их истории. Но к её концу я уже считался Рыцарем в сияющих доспехах, потому что бил ему морду раз семь или восемь. – Ты бил кого-то? Ты?.. – Полина рассмеялась, неловко стерев с щеки темные от туши слезы. – Ты в своем розовом пиджаке от Armani, с уложенными волосами, весь пахнущий Gucci идешь бить Рея Мэллоу. – Как рожу его мерзкую вспомню, сразу психовать начинаю, бесит меня эта сука еще с тех времен, когда он с Джейн встречался, а сейчас уж и подавно. Как ты странно смотришь на меня!.. Ну, конечно, я не вписываюсь в образ супергероя, защитника униженных и оскорбленных. Особенно в своих вязаных кардиганах или костюмах тройках с бабочками… Согласен. Верится с трудом. – Нет, я верю, – девушка отпила немного кофе и поморщилась. – Я знаю, где был Рей несколько дней назад. Он пришел в больницу к Джейн. Он знал, что встретит нас там. Поэтому и пришел. Сказал, что хочет лично заявить о намерениях… – О чем заявить?.. … Полина смотрела на этого худого, долговязого мужчину, который отошел от стены, стряхивая на пол пепел дешевой сигареты. Заметив его в толпе, девушка бы вряд ли обратила на такого мужчину внимание, хотя, справедливости ради, нужно было признать, что он был хорош собой. В юности, наверное, даже смазлив – мягкие черты лица, с выразительными глазами. Но он был хорош много лет назад. Сейчас вся эта красота слезала с него тонкими лохмотьями, как слезает позолота со старого подсвечника: неуемный жадный взгляд синих глазах постепенно потухал под блеклыми стеклами; длинные морщины, расползавшиеся у крыльев носа, придавали ему хищный и пугающий вид. – Чем я могу вам помочь?– девушка почувствовала, как напряглась рука Бенедикта на её талии. – Бен, что происходит?.. – Рей Мэллоу. Пришел навестить мою старую знакомую, мисс Стоунэр. В регистрации мне сказали, что она уже пришла в себя и состояние у неё удовлетворительное. Я очень рад познакомиться с друзьями моей милой, прелестной бывшей подружки. Особенно с такими знаменитыми друзьями, как вы, мистер Бенедикт Тимоти Карлтон Камбербэтч. – Что вам нужно? Нам не хотелось бы… – Нам? Это просто изумительно! Мне по душе это общее местоимение, – Рей щелкнул зажигалкой, и свете синеватого пламени лицо мужчины выглядело удивительно юным, но злые глаза выдавали его. Полина накрыла обеими руками сжатую в кулак руку Бена. Его трясло мелкой дрожью, но внешне он казался абсолютно, пугающе спокойным. Неожиданно жалобно тренькнул телефон, и Бен, выругавшись, отошел в сторону. Видимо, разговор был важный, поэтому через пару секунд ему пришлось отойти еще дальше, практически выйти из коридора. – На самом деле, я действительно пришел познакомиться. Визит вежливости, так сказать, как в высших слоях английского общества, – Рэй медленно подошел к Полине и протянул руку для рукопожатия. – Нам бы лучше подружиться. – Не думаю, что это хорошая идея. Не кажется ли вам, мистер Мэллоу, что вы выбрали неудачный момент и место. Недальновидно, – холодно отозвалась Полина.– Моя подруга лежит на больничной койке по вашей вине. А вы пришли сюда… Вы ждете, что кто-нибудь набьет вам морду?.. – Не «кто-нибудь», – улыбнулся Рей, – ведь мистер Камбербэтч проявляет столько участия к этому делу… Вы говорите по-английски почти без акцента… Надеюсь, вы еще не научились английской сдержанности, иначе это было бы слишком скучно, ведь русские – такая пылкая нация. – Что вы хотите? – Интервью. Фотографии. Вас. Двоих, – улыбнулся журналист. Его голос был полон какого резкого, глумливого сарказма, который делал весь его облик просто жутким. Полина вспомнила Джейн, свернувшуюся клубочком на больничной койке, и у неё потемнело в глазах. Один шаг и звонкий, короткий шлепок… И Рей Меллоу отскочил от неё, прижимая к ладонь к щеке. Герман осторожно сжал руку Полины, и девушка подняла на него глаза. – И что было дальше?.. – Бен отчитал меня, как провинившегося ребенка, – её голос был тихим и спокойным, но сама она выглядела взволнованной и испуганной. – Увел от Рея – на него даже не посмотрел, – просто потащил, как котенка. Объяснял, как … неправильно я поступила, как плохо… Он прав, я не должна была этого делать, я должна была быть… сдержанной. По-английски сдержанной. Но я русская и в этом вся беда. Я не смогла сдержаться. – Это плохо, это очень плохо, овечка моя. В нашей стране сдержанность – основа всего. Полина усмехнулась, а потом и звонко рассмеялась. – Тоже самое сказал мне и Бенедикт, – почему-то сейчас его имя прозвучало как-то пугающе отстраненно. – Знаешь, он, пожалуй, не особо выбирал слова и выражения, когда отчитывал меня. – Что сказал? – Бен…. Мы с ним поругались. Уже три дня прошло. - Да я уж понял! – отмахнулся мужчина, улыбаясь. – Но ты же сказала, что он – самая преданная нянечка. Как же так? – Наша ссора не мешает ему заботиться обо мне. Он делает все спокойно, четко, но холодно. И почти не говорит со мной. – Но ты же не виновата. Он мог бы и просветить тебя в таких тонкостях поведения, чертов высокомерный… Полина со смехом зажала Герману рот обеими руками. Неожиданно весело зазвонил телефон. Едва она глянула на экран, как её лицо стало пепельно-серым, а потом кровь стремительно прилила к щекам. Она даже не стала отвечать на звонок: ей все стало понятно без лишних слов. – Моей маме дали визу в Англию… И она завтра прилетает сюда. Полина стояла в зале прилета и высматривала в толпе прибывших знакомую статную фигуру в облаке воздушно-белокурых кудрей. Поэтому для девушки стало чем–то вроде шока, когда она увидела, как изменилась мать: новая стрижка и цвет – огненно–рыжий, минус десять килограмм и стильный белый костюм. Полина вдруг с ужасом увидела себя рядом с ней – вечно растрепанные волосы, которые приходится заплетать в строгую, скучную косу, закрытые платье мягких тонов, летние веснушки, обсыпавшие лицо и плечи… Одним словом, урод. – Моя маленькая девочка! Я так скучала! – с этими словами мама распахнула объятия и направилась к Полине, которая неохотно приняла её сухие короткие поцелуи. – Что на тебе надето? Какое ужасное платье! А волосы… Неужели ты в таком виде показываешься перед своим молодым человеком! – Мам… пойдем. Всю дорогу Полина предпочитала молчать и рассматривать пейзажи сонного утреннего Лондона, который, зевая и потягиваясь, просыпался под звуки снующих туда-сюда такси. К её удивлению, мама не проявляла никакого интереса к городу, предпочитая изображать заботливую и взволнованную родительницу. Надо признать, ей это очень шло. – Ты ужасно выглядишь. Может быть, нам стоит сходить по магазинам? Например, завтра днем? Сегодня я немного не в форме – этот перелет был ужасным. А когда я могу познакомиться… – она снизила голос до шепота, – с твоим… знаменитым парнем? – Не думаю, что это случится так скоро. Может быть, ты уже уедешь, когда он будет свободен. У него много дел – работа… ты сама понимаешь… – Это было бы печально. Я столько о нем слышала, специально облазила весь Интернет. Его имя Яндекс выводит сразу же. – Да. – Он довольно симпатичный, но внешность у него специфичная. Мне такие никогда не нравились. Например, Олег… ты же помнишь, дядю Олега?.. – Да. – До чего красивый мужчина! У него такие выразительные глаза и сильные, умелые руки… – Мама!!! – А что? Ты ведь уже взрослая девочка, – мама потрепала её по щеке, и Полину окутал знакомый с детства сладковатый аромат орехового масла. – Мне нравятся мужчины с классической внешностью, но Бенедикт, конечно, твой выбор. – Слава богу, ты это признала. – С другой стороны, мне бы не хотелось, чтобы мои внуки росли в Англии. Тут жуткий климат и страшные законы. Хотя, честно говоря, образование довольно неплохое. А Бен сможет дать вашим детям изумительное образование – ведь сам он учился в такой престижной школе. Как ты считаешь?.. – Мама, давай поговорим об этом дома. Это разговор не для публичного места. Мне неловко! – Тебе всегда неловко. В кого ты такая? Наверное, в отца. Он тоже был такой тихий, спокойный, скучный… Кровь ударила Полине в голову, и она вцепилась ногтями в мягкую ухоженную руку матери. Она приглушенно охнула и с удивлением уставилась на дочь. – Я просила тебя не говорить об отце. Никогда. – Я помню, но… – Не начинай, – холодно отмахнулась от неё Полина и, замкнувшись, уставилась в окно. Мама критиковала все: крохотную квартиру Полины и толстого Глэдди, её гардероб и выбор книг. С бесцеремонностью, которую можно было бы простить маленькому ребенку, она нарушала все границы личного пространства. Наблюдая за ней, Полина вдруг увидела в матери своих самых близких друзей: Джейн с её решительностью и взрывоопасностью, Дороти с её любопытством и внимательностью к мелочам. Но они делали это ради Полины и только в те моменты, когда в этом была действительная необходимость. Они ощущали эти невидимые границы, за которые не следует выходить… А мама делала все просто ради себя, потому что ей не нравилось, потому что ей было скучно, потому что ей хотелось показать, что она еще может контролировать свою дочь и навязывать ей свой план её жизни… – Если ты приехала только ради того чтобы проявить родительскую власть, то не думаю, что это была хорошая идея, – сказала, наконец, Полина, расставляя на кухне чашки и тарелки. – Но почему? – искренне удивилась мама. – Тебе назвать причины в алфавитном или хронологическом порядке? – Ты стала очень злой. Полина подняла глаза на маму. Она снова чувствовала себя маленькой – жуткое неприятное чувство, которое девушка ненавидела всем сердцем. В детстве мама казалась ее существом недосягаемым, кем-то вроде ангела и у неё даже язык не поворачивался назвать ей мамой, только по имени, которое отдавалось в её голове золотистым, раскатистым эхом, - «Александра». И сейчас у неё было такое детское, беспомощное лицо, что ей стало стыдно своих слов. Девушка была готова подойти и обнять её, но Александра с деловым видом сообщила: – На самом деле, я хотела сообщить тебе новость, которая требует твоего внимания. Хотя бы на короткий срок перестань быть эгоисткой, дорогая, и вникни в дела семьи. Полина моргнула, и наваждение прошло. – Говори. – Я решила снова выйти замуж. – Олег? – Согласись, что мы с ним будем изумительной парой. – Да. Наверное. – Я надеюсь, что ты приедешь вместе со своим молодым человеком. – Чтобы ты могла им похвастаться? – фыркнула Полина. – Он занятой человек, и вряд ли у него появится свободное время в ближайший год. Мама насупилась и неторопливо принялась мешать сахар в чашке. – Если бы все СМИ не пестрили твоими фотографиями, я бы подумала, что ты просто придумала этого самого парня. – Какие СМИ? – Полина обмерла: смутная надежда на то, что новость еще не просочилась в российские газеты, стремительно таяла. – Достаточно было залезть на сайте «Звездного сплетника», чтобы увидеть все своими глазами. Скажи мне, дорогая, фанатки тебе еще не присылают письма с угрозами? А журналюги не толкутся у дверей? Это, наверное, невыносимо! – в её голосе не было ни капли участия или сочувствия, в нем было любопытство и кокетство: если журналисты торчат, то как я выгляжу, достаточно ли хороша моя прическа для газеты?.. – Бедная моя девочка. – Мама, я прошу тебя, прекрати…– Полина не успела договорить, потому что в дверь позвонили. … Бенедикт выбрал не самый удачный момент для примирения. Уже не в первый раз в жизни Полине захотелось убежать прочь. – А ты говорила, что он очень занят! – счастливо выдохнула мама, грациозно выходя с кухни и поправляя волосы. – Я так рада с вами познакомиться, – для Полины стало шоком, что мама говорит по-английски. Это станет сложностью… Девушка надеялась, что сможет быть переводчиком и опустить жуткие бесцеремонности маминых разговоров, но вряд ли теперь мама, обожающая быть в центре внимания, позволит ей это. – Я мама Полины. Бен очаровательно улыбнулся и легко пожал протянутую ему руку. Его лицо выражало удивительную доброжелательность, как будто он встретил старого знакомого. Но глаза выдавали его – он к встрече с мамой был совершенно не готов, и Полина почему-то почувствовала облегчение. «Он все-таки человек…», – мысль в её голове была озвучена голосом Джейн: восторженным, легким, зачарованным. Для Полины так и осталось загадкой, как Бену удалось вытерпеть её мать больше часа. Он был любезен и невероятно мил, его шутки и комплементы просто очаровали её. Но с каждой минутой девушка раздражалась все больше, её бесила вся театральность этой ситуации и, особенно, роль заботливой и любящей матушки. Почему-то при Бенедикте Александра играла её крайне неумело, но он был снисходителен к ней… В какой-то момент Полина ощутила, что с неё довольно, и распахнула настежь окно. Крохотную кухоньку затопил сладковатый запах улицы. Мама, прощебетав что-то, выпорхнула в комнату, и Полина почувствовала, как вокруг неё обвились теплые руки. Мягкие губы Бена коснулись её щеки, сдувая выбившуюся прядку. – Я должен извиниться за то, что вышел из себя… в больнице. Я был груб с тобой. Это было непозволительно. – Ты был во многом прав. Ты был прав во всем, – прижавшись спиной к его груди, девушка чувствовала, как бьется его сердце – спокойно, уверено. – Я повелась на провокацию Рея Мэллоу. У тебя будут неприятности?.. – Нет, ничего не будет. Все в полном порядке. Тебе не о чем беспокоиться, – но ему не удалось обмануть её, хотя он старался: его голос как будто слегка дрогнул, мягкой вибрацией отозвавшись в его груди. – Расскажи. Это же наше с тобой дело. Оно и меня касается. Его губы отвлекали, его руки отвлекали, но девушка вывернулась из его объятий и отошла в сторону. Бен выглядел разочарованным: насупившись, смотрел на неё исподлобья, и эта гримаса удивительно шла ему. И Полина была уверена, что он об этом прекрасно знал. – Ты знаешь, что сегодня у нас с тобой запланирован выход в свет? – как бы между прочим заметил Бен, не особо ловко уходя от интересной темы. – Надо бы поторопиться, – приблизившись, он наклонился к ней и, опасливо глянув в сторону комнаты, в которой скрылась мама, прошептал: – Давай поговорим обо всем по дороге. Между прочим, – чуть откинув назад голову, мужчина хитро посмотрел на свою собеседницу, – я сегодня на заветной тачке, – в его руке сверкнули ключи от «Ягуара». – Соблазняете, сэр? – Именно.