Хрупкие.

Поезд Лондон – Эдинбург мягко плыл в темных осенних сумерках. За окном шел дождь, и тонкие серебристые нити складывались в причудливый узор на стекле. Несмотря на то что на следующий день в столице Шотландии начинался театральный фестиваль, пассажиров в поезде было мало, наверное, потому что все умные люди отправились в путь утром, распланировав всю поездку заранее, а не как Полина, решившая все в последний момент. Погода стояла преотвратная для первых дней ноября: промозглая, дождливая, слякотная. Когда рядом был Бен и они коротали вечерние часы на диванчике в уюте и тепле, никакой дождь не казался испытанием. Бенедикт был заботливым и предупредительным, удивительно чутким к редким капризам своей девушки… Это были чудесные дни, когда Полина чувствовала, что нужна ему. Но Бенедикт уехал: целый месяц перелетов из Японии в Америку, из Америки в Англию… Там, кажется, были еще какие-то страны, но все они слились в одно бесформенное облако, за которым маячил силуэт Бена, поднимавшегося по трапу самолета… Дождь зарядил с новой силой, и тяжелые монотонные удары капель о стекло отвлекли Полину от грустных мыслей. Девушка потянулась и полезла в сумочку за пачкой крекеров. Неожиданно зазвонил телефон. – Привет, милая, – мягкий звучный голос Бена заставил Полину улыбнуться. – Привет. Еду в Эдинбург. – Все-таки едешь, – кажется, мужчина был немного недоволен. – Думаю, что тебе нужно было остаться в Лондоне и подготовиться к занятиям у Дороти. Ведь скоро зачет. Она, конечно, твоя подруга… Но зачем ходить на лекции, если ничего не выполнять? Тебе нужно стать прилежнее. – Ты знаешь, почему я перестала ходить на занятия. Все из-за твоей выходки!.. – черт, это прозвучало, как «Это все из-за тебя!» А ведь лекции Дороти Полине ужасно нравились, и, пропуская их, девушка чувствовала вину и досаду. Шумная писательница оказалась прекрасным оратором и изумительным лектором. Сначала на курс её лекций записалось всего человек тридцать, но через неделю небольшой класс не вмещал всех желающих, и ректору университета пришлось выделить Дороти один из главных своих залов для лекций– огромный старинный, с уходящими ввысь местами для студентов. Дороти заходила в аудиторию с огромной чашкой кофе, водружала свое тело на тоненький учительский стол и, болтая ногами и прихлебывая ароматный напиток, начинала свои занятия. Сначала студенты терялись, сталкиваясь с таким поведением лектора, но скоро привыкли – и с разрешения демократичной писательницы её классы всегда были наполнены запахом кофе и свежей выпечки. Полина с радостью окунулась в эту студенческую атмосферу. Кругом была английская речь в самом цветастом её воплощении – в молодежном слэнге, таком живом и веселом, что словарный запас девушки пополнялся в день наверное двумя–тремя десятками новых слов. Ребята были дружелюбными и любопытными, но все же сдержанности им уже было не занимать. Их вежливость еще не была заледенелой, но прохладой уже веяло. Это Полине совсем не мешало, потому что она сама не была склонна к чрезмерной болтливости. Было другое: довольно большая часть студентов, с которыми она пересекалась в университете, любили сериал «Шерлок», многие обожали Камбербэтча и следили за его личной жизнью. И поэтому Полину, которой нравилось проводить весь день на территории университета, постоянно преследовали волны шепотков и любопытных взглядов… … В тот день он был крайне беспечен и уговорил свою девушку пообедать в университетском парке, как это делало большинство студентов. Пикник был, конечно, невероятным, потому что Бен позаботился обо всем сам: и о пледе, и о корзинке с едой, и термосе с ароматным чаем. Но Полина чувствовала любопытные взгляды, которые липли к ним, как паутина. А Бену, кажется, было все равно: вытянувшись во весь рост, он лежал на пледе, подставив лицо под прохладные лучи осеннего солнца. Неожиданно на него напал приступ озорства и веселья, и он, хитро глянув в сторону шушукающихся девчонок, подтянул к себе Полину и чмокнул её в губы. Этот невинный поцелуй не привлек бы лишнего внимания, если бы не перерос в нечто абсолютно головокружительное, страстное… Мурашки по коже… – Прекрати, это была обычная шутка, по сравнению с тем, что мы уже пережили, – обиженно пробурчал Бен. – Ты мне постоянно будешь об этом напоминать, да? – Почему бы и нет? Ты помнишь, как все жутко и страшно было в тот вечер… А через два дня, когда ты приехал! Только через два дня! – Не кричи, пожалуйста. Хмурый, отстраненный, холодный, он приехал через два дня после ссоры – конечно, желтые газеты с удовольствием растиражировали эти проклятые фотографии с хлестким и, ядовитыми комментариями. Особенно изливался желчью Рей Меллоу, смаковавший и «позу наездницы», подобрав к этой фразе невероятное количество синонимов, и выбор места – «элитная машина, элитный секс». Прочитав эту статью, Полина не могла смотреть в глаза Бенедикту: жгучий стыд и отчаяние пожирали её изнутри, и даже его спокойная улыбка не могла привести девушку в чувство. – Ты была права. Нужно было обернуть все это в конфузную шутку, а не убегать с места преступления, как ворам, – мужчина тяжело сел в кресло и, взъерошив волосы, посмотрел на свою девушку. – Никуда не нужно было бежать… – Я никуда бежать не хотела. Это было твое решение. – И оно было неверным… Из-за этого придется немножко пофантазировать, чтобы выкрутиться из этой неприятной ситуации, – он протянул ей руку, словно приглашая потанцевать. – Ты же поможешь мне, дорогая? … И началась череда совместных фотосессий и раутов, на которых Полине приходилось играть роль и цветка в петлице, и обаятельной собеседницы, и хитрого дипломата. Ей это давалось тяжело, но Бен оказался жестоким и педантичным учителем – и вскоре, Полина научилась вести себя, как требовало её положение. Она себя не узнавала, когда смотрела фотографии и репортажи – рядом с её любимым Беном… да даже не Беном, а Бенедиктом Камбербэтчем стояла светская, невероятно утонченная леди, которая держалась с королевским достоинством, которая была ему парой… Но эта девушка не была ею – всего лишь марионеткой, оболочкой, которая не имела ничего общего с ней настоящей… – Ты ведь понимаешь, к чему все это ведет, – как-то сказал Бенедикт. – К чему же ведет? – Как честный человек, я должен буду жениться на тебе… И Полина не смогла понять: шутит ли он или же говорит серьезно. – Я не люблю, когда ты так молчишь. Это пугает и настораживает, – голос Бена звучал как будто из плотного тумана. – Я тебя поцеловал в парке перед толпой студентов. Официально заявил о наших отношениях. А ты как будто обижена и расстроена. Как будто дуешься на меня. – У тебя просто не было выхода. Но ты знаешь, как я отношусь к публичности. – А мне нравится целовать тебя на людях, нравится держать за руку, – искорки веселья разогнали туман, и выглянуло солнце. – Нравится, как ты охаешь и краснеешь каждый раз, когда я касаюсь тебя. Нравится, что ты всегда носишь в своей сумочке сложенные балетки – на все официальные мероприятия. Нравится что, когда ты пьешь клубничный коктейль, у тебя на носу остается розовая пенка. Нравится, что ты постоянно поправляешь мой галстук или пиджак и касаешься ладонью… От каждой его фразы по коже пробегали мурашки, и в животе начинали трепетать яркокрылые бабочки. Девушка поерзала в кресле и вздохнула. – Прекрати… – Сразу же, как только ты перестанешь дуться… Это просто моя работа. А моя работа – важная часть моей жизни! – Как и твои фанаты, – пробурчала Полина. – Вернее, фанатки… Ты ревнуешь? – Нет, я не ревную, Бен. – Ревнуешь! – Нет. – Скажи, что ревнуешь, милая… Скажи… – Да, ревную! – Черт возьми, мне это очень нравится! Продолжай, дорогая… – наконец, Бенедикт рассмеялся. – Даже и не думай ревновать! Господи, как я соскучился… – Но ты окружен этими девчонками, их так много – и они ведь всегда рядом, – едва девушка произнесла эти слова, она поняла, как глупо это звучит. – Тогда сопровождай меня на всех мероприятиях, чтобы я не поддался искушению, а ты пренебрегаешь своими обязанностями моей девушки. Поехала бы со мной в это путешествие, и все было бы нормально. Мы были бы вместе, – упрек явственно звучал в его голосе, отчего мягкость становилась просто оглушительной. – Я приеду через пять дней. Давай сходим на открытие одного ресторана? Там будет не очень много людей. Я же знаю, что ты этого не любишь, но это замечательный повод обновить то зеленое платье и хорошо поесть. Пожалуйста, скажи «Да». – Да. – Спасибо… Этот телефонный разговор укутал Полину теплом, как плед, и мрачный, прозрачный от дождя Эдинбург показался чуточку добрее и уютнее. Девушка надеялась, что в это время года здесь будет не так много туристов, но фестиваль заинтересовал многих – и на улицах бродили толпы театралов со всех концов Британии. Полина отправилась в свой отель – несмотря на приятное путешествие, девушка чувствовала себя совершенно разбитой и даже немножко больной, и ей хотелось поскорее лечь. Отель был небольшим и прятался в тени бледных суховатых лип. Желтая дорожка из гравия вела к ярко-зеленой двери. У ресепшена Полину встретила хорошенькая девочка и с растерянной улыбкой вручила ей ключ от номера. – Вы сделали заказ в самый последний момент. Простите, вам достался номер под самой крышей. Простите, – огромные влажные глаза сверкнули из-под темных ресниц. – Меня устроит. Главное, чтобы там были кровать и душ, – устало отозвалась Полина. – Я принесу вам чаю и печенья вечером, – заулыбалась девушка. – Ваш номер на четвертом этаже. Там лестница… за шторой. Эта деталь порадовала Полину. Действительно, в полутемном коридоре четвертого этажа висела тяжелая темно-зеленая штора, за которой пряталась длинная, уходящая в потолок, лестница из темного дерева. Словно ожидая какого-то чуда, девушка поднялась по ней – и не прогадала: там был еще один коридорчик с двумя аккуратными дверками. Он был сказочный, просто очаровательный – как будто коридор в норе хоббита. Номер Полины действительно находился под скошенной крышей. Девушка заказала в номер ужин и включила телевизор. Шла какая-то передача, рассказывающая о кино, и девушка решила оставить её, а сама принялась разбирать чемодан. Вдруг Полина подскочила со своего места, опрокинув косметичку на пол: крохотный номер наполнился звучным голосом Бенедикта, который вещал с экрана о последней своей работе в сериале «Конец Парада». Он выглядел, как картинка в журнале: темный костюм, идеально подходивший к бледному спокойному лицу. Но Полина сразу же увидела, как плохо Бен выглядит – мешки под глазами и осунувшееся лицо. И хотя он говорил бодрым тоном, улыбался и флиртовал с краснеющей журналисткой, грустные глаза выдавали его сразу же. Полина подошла к телевизору и коснулась пальцами экрана. Она так страшно тосковала по Бену, так долго сдерживала отчаяние, что сейчас, увидев его родное и любимое лицо, ей не удалось сдержать слез. Они хлынули соленым потоком, но, к сожалению, не принесли желаемого облегчения. – Отношения Вашего персонажа с героиней Реббеки Холл странные и очень напряженные. Я специально готовилась к нашей встрече и почитала фанатские форумы, – журналистка застенчиво улыбнулась. – Многие фанаты считают, что отношения Кристофера и Сильвии – более страстные, более напряженные, чем у Кристофера и Валентины. Но видимо не это нужно было Кристоферу. Как вы считаете? И что ближе вам? Полина вздрогнула. Ей показалось, что Бен смотрит на неё. Она подняла голову – и вправду, мужчина смотрел прямо в камеру, создавая этот странный эффект. – Сильвия сама по себе более страстная и азартная натура, чем Кристофер. Он благороден, и это его самая большая слабость. Кристофер не готов к переменам, как не готова к переменам и Британия, война пугает их обоих, – с легкой улыбкой мужчина отвел взгляд, повернулся к журналистке, – обескураживает и угнетает его. Кристоферу нужнее покой и тишина, хотя ураган страстей Сильвии весьма привлекателен… – То есть вам самому нравится больше Сильвия, чем Валентина? Бен усмехнулся и, кажется, теперь выглядел не менее смущенным, чем журналистка. – Я бы так вопрос не ставил… Мне нравятся обе, вернее, в идеале – их гармоничное сочетание… Полина спешно переключила канал и плюхнулась на кровать… Как же сильно она хотела оказать рядом с Беном, обнять его, вдохнуть его запах… Утром все еще шел дождь – серебристая стена стояла между городом и садом, в котором пряталась гостиница. Но девушка оделась потеплее, собрала в хвост пушистые от влаги волосы и отправилась гулять по городу. Эдинбург был красив холодной, строгой, недоступной красотой, так разительно отличавшейся от ярких, пульсирующих красок Лондона. И хотя даже в такую негостеприимную погоду в городе было полно туристов, бегавших по городу в поисках "шотландского колорита" - ткани в клеточку, твидовых костюмов, волынок и тому подобных вещей, вокруг все было какое–то отстраненное, немного надменное. Погода стала лучше и выглянуло солнце, когда Полина решила отправиться к Королевской миле, удивительному месту, которое начинается от Эдинбургского замка и тянется до дворца Холируд. Девушка хотела было подняться к замку, потому что в свое время Бенедикт очень много о нем говорил. Ей вспомнились его слова: «С башен замка можно полюбоваться на весь город, а если еще будет хоть немного солнечно… Красота города завораживает. Когда находишься в одной из башен, то невольно начинаешь представлять себя участником войны за независимость». Однако её внимание привлек очаровательный магазин с национальной одеждой. И уже через полчаса девушка вышла с огромным пакетом, набитым шотландской клеткой – там был и шарф, и свитер, и, конечно же, крохотная сувенирная музыкальная шкатулка в форме волынки… На Лонмарект Полина остановилась у знаменитой Таверны Дикона Броуди, ставшего прототипом Доктора Джекила – Мистера Хайда. Днем Броуди был уважаемым краснодеревщиком и членом городского совета, а ночью – игроком и главарем банды грабителей. «Мне кажется, что тебе пошла бы роль Доктора Джекила», – заметила как–то Полина. «Нет уж, уволь, играть еще одного невротика большую половину фильма, я пока еще не готов. Дай мне побыть злодеем!»– запротестовал Бен. Девушка посмотрела на часы – через полчаса должно было начаться открытие фестиваля, и ей стоило бы поторопиться. Поэтому Полина тут же принялась ловить такси, но оказалось, что это не так-то просто сделать. Машины просто игнорировали девушку, проезжая мимо. Время неумолимо истекало… Неожиданно рядом затормозил ярко-синий, несмотря на грязь и слякоть, скутер, и Полина благоразумно отступила назад. Ей почему-то вспомнился байк Бена – как он холил и лелеял его, по уши влюбленный в этого строго и изящного красавца. Водитель скутера снял шлем. Каково же было удивление девушки, когда увидела Патрика. Казалось, он совсем не изменился: та же светлая челка, спадавшая на глаза, спокойная и немного застенчивая улыбка, но что-то в нем было другое: может быть, дело в осанке или подтянутой фигуре – ни следа от той очаровательной пухлости, которая так нравилась Полине… – Привет. Вижу, тебе нужен транспорт, – он приглашающе похлопал по сиденью позади себя. – Я чертовски хороший водитель. Говорят. – Очень нужен, если честно. Я просто в отчаянии! – Тогда в чем же дело? Через пару минут они уже лихо выруливали к Королевскому Театру у Лотиан Роуд, в котором и должно было пройти открытие фестиваля. – Жаль, что ты не попала на Фриндж. Это захватывающее зрелище, честно говоря, – Патрик остановился у длинной лестницы. – Но, думаю, что и это мероприятие будет презабавным! – Патти, а что ты здесь делаешь? – Полина вдруг поймала себя на мысли, что ничего не слышала о нем с их последней встречи на день рождения Бена. – У меня тут поместье, – усмехнулся мужчина. – На самом деле присматриваю за домом тети, пока она в больнице. За домом и её котом, если быть точным. Слава Богу, моя работа позволяет мне такие поездки. Они торопливо кинулись в холл, в котором людей не оказалось, ибо, несмотря на спешку, они всё-таки ухитрились опоздать к началу. Поэтому им пришлось самим искать нужный зал, руководствуясь исключительно путаными объяснениями старушки-смотрительницы. Они прошли блестящую анфиладу и роскошный коридор, застеленный красным ковром, поднялись по лестнице и свернули в более скромный коридор, за которым виднелась еще одна лестница. Вокруг остро пахло краской, пылью и, кажется, даже немного плесенью. – Ты знаешь, мне кажется, что это был не тот поворот. Она сказала же направо? – Полина стояла в нерешительности, озираясь кругом. – Черт разберет этот шотландский акцент! – Да и твой ирландский ничуть не лучше! – Что уж говорить о твоем русском. Они глянули друг на друга и прыснули со смеху. Патрик взял её за руку и повел в сторону лестницы. Его ладонь была теплой и мягкой, и по коже волной побежали мурашки. –Кажется, мы на верном пути, – Патрик начал первым подниматься, увлекая за собой свою спутницу. – Слышишь, а веселье–то там!– он вдруг повернулся и заулыбался, нависнув над ней. – Ты не замерзла? Все-таки твой свитерок совсем не по погоде, – его рука осторожно коснулась её плеча и скользнула вниз по руке. – Почему твой бойфренд не позаботился об этом? – Он был против моей поездки в Эдинбург. Ему хотелось, чтобы я поехала с ним в Америку. Но у меня здесь учеба, и Бен … – Как мудро с его стороны! – фыркнул Патти. – Я видел вас вместе – по телику показывали. Столько бесконечных интервью и банкетов. Тебе идет быть его. Ты стала такая светская и ухоженная, даже в этом свитерке кажешься феей с глянцевой картинки. – Спасибо, – Полина почувствовала, что краснеет от смущения. – Это не комплимент. Весь этот глянец – это же не ты! Ты другая, совсем другая! Глаза, руки, волосы, а вот улыбка не твоя. Словно блестяшка наклеенная… Ты грустная, ты устала. Он великолепный актер, но ты ведь не актриса. И такие роли тебе даются с большим трудом. – Я люблю его! – Я не о любви говорю, милая, – он хотел коснуться её щеки, но девушка резко отшатнулась и, потеряв равновесие, кубарем покатилась вниз. Ослепленная болью, растерянная и испуганная, Полина уже даже не старалась ни за что ухватиться. Первое, что почувствовала Полина: нестерпимая боль в ребрах, из–за которой колючая проволока врезалась во все тело. Сквозь туман обезболивающего Полина слышала, что говорил доктор: «Ни переломов, ни сотрясения, всего лишь несколько ушибов и ссадин, которые через пару недель пройдут». А ей казалось, что она, вся избитая, лежит сломанной куклой на больничной койке… Полина резко открыла глаза и увидела свою руку, осторожно покоившуюся в ладони Патрика. Она почему-то сразу поняла, что это не Бен – прикосновение мягкое, нежное и совершенно чужое… Сердце куда-то ухнуло, боязливо трепыхнулось и тут же тихонечко заныло. – Скоро придет медсестра для перевязки, – прошептал он, убирая с её лица спутанные пряди волос. – Давай, я тебя устрою получше. Ты есть не хочешь? – Ты позвонил Бену? Он знает?.. – торопливо, захлебываясь, зашептала девушка, стараясь подняться. – Он приедет? Патрик, пожалуйста… – Он сам звонил раз десять уже за последние два часа. Постарается приехать. Может быть, все-таки ты немного поешь? Посмотри на эти аппетитные булочки – свежие, с тмином. – Нет. Не хочу. Бен… У него работа. Ему нельзя… приезжать, – Полина скривилась от острой боли. – Скажи ему, чтобы не приезжал! – но она сама себе не верила: ей отчаянно хотелось, чтобы он был рядом, сейчас, сию же минуту! Патрик поправил шторы, и поток света хлынул в палату. Полине была приятна его забота, хотя она чувствовала себя немного смущенной. – От ревности он и так на пределе, а тут еще такие заявления. Пусть приезжает – тебе же лучше. Будет ухаживать вместо меня. Ты бы слышала, как одеревенел его голос, когда он понял, кто я такой. - Он женат на своей работе, – слабо улыбнулась Полина. – Поверь мне. Я бы на его месте тоже ревновал – еще бы, мы с тобой один на один в этой палате, а ты, бедняжка, беззащитная, беспомощная… – Голышом… – девушке, наконец, удалось устроиться поудобнее среди подушек. – Именно! Я даже удивлен, что он еще не приехал. Я бы примчался в тот же день, если бы узнал, что с тобой что-то случилось. В дверь постучали, и вошла медсестра с огромным букетом чайных роз. Солнечные лучи скользнули по золотисто-розовым бутонам. Они ярким пятном сияли среди стерильно белизны палаты. – Он прислал букет вместо себя, – пробурчал язвительно Патти, ставя цветы в вазу. – Дешево отделался! И записка есть: «Я приеду, как только смогу. Поручаю тебя заботам Патрика». Ну вот, у меня есть официальное разрешение! – он ликующе улыбнулся девушке. – Прости, я на минуту отойду за кофе. Ужасно спать хочется. Это тебя, – зазвенел телефон, и парень немного хмуро протянул его девушке. Голос Бенедикта был удивительно спокойным и сдержанным. – Я так рад услышать тебя, милая. Как ты себя чувствуешь? – Не знаю. Болит голова… и спина, и ребра. Все болит, – пробормотала девушка. – Бедная моя, дорогая, – его голос просто излучал тепло и нежность. - Я хотел сказать... Повисло неловкое молчание. – Прости меня. Прости, что я не могу приехать к тебе. Прости, что я так далеко от тебя, – неожиданно торопливо заговорил Бен, и от сдержанной холодности его голоса не осталось и следа. – Ты не представляешь, как я хочу сейчас приехать к тебе. – В этом нет необходимости. – Ты злишься на меня. Я чувствую это по твоему голосу. – Нет, Бен, я не злюсь, – вздохнула Полина. – Я просто устала, у меня все болит… И… черт возьми, я злюсь! Я же твоя девушка, а вместо тебя у моей постели сидит Патрик… – И уходить не собирается?.. – пробурчал мужчина. – И ты ревнуешь, хотя мог бы все это прекратить. Бен, это нечестно. Я же живой человек, мне не хватает тепла, заботы… особенно сейчас. – Я прилечу первым же самолетом! – Нет, не надо. Ты будешь смотреть на часы, раздражаться, твой агент будет звонить постоянно, вы будете часами болтать… Толку-то от твоего приезда! Занимайся своей работой, Бен, просто знай, что мне… – слезы душили Полину, и она сглотнула тяжелый комок в горле, – очень не хватает тебя. – Я приеду, как только смогу. А пока передай Патти, – ревнивая язвительность в его голосе ужасно порадовала девушку, – что если он будет распускать руки, я ему эти руки повыдергиваю. – Как вежливо с твоей стороны. – Я очень вежливый и миролюбивый, но руки повыдергиваю. И не говори, что я ревнивый идиот – так на моем месте поступит каждый. Целую тебя, милая… – телефон обреченно запипикал. Патрик все еще был занят своими кофейными делами, поэтому Полина дала волю слезам – ей хотелось плакать с того самого момента, как она очнулась. Девушка чувствовала себя одинокой и испуганной: подтянув к подбородку одеяло, она разрыдалась, как маленькая. Сначала она плакала потому, что Бен был далеко – у черта на куличиках! – и прислал вместо себя букет, как тонко подметил Патрик, говорил так странно – холодно и отстраненно, а потом так жарко, торопливо, по– человечески. Девушка терялась в такие моменты – Бен как будто раздваивался, и его дьявольский двойник пугал её до дрожи. Она терпеть не могла, кода он вел себя, как будто рядом были журналисты. В последнее время ей казалось, что он ожидает их появления чуть ли не каждую минуту, как будто они могли выпрыгнуть из-за любого угла. Незаметно Бен менялся – что-то неуловимое проскальзывало в его поведении, в его безупречных манерах, в его завораживающем голосе. Он становился другим – и Полина не могла понять, нравится ли ей этот человек или нет. Властность и некоторая непреклонность, умение вести за собой, конечно, притягивали, но и обескураживали, ведь они закрывали собой, стирали удивительную искренность и чистоту… Девушка легла на кровать и уставилась в потолок. Бен, которого она любила, действительно был чистым. Бесконечной чередой кадров замелькали перед глазами интервью – одни из ранних, где он улыбался, дурачился, задорно жестикулировал. А сейчас ей казалось, что в его жестах стало появляться что-то актерское, наигранное, точно выверенное… Бен и Бенедикт… Совершенно разные люди. Вдруг кто-то коснулся её щеки, вытирая слезы. Патрик осторожно присел на койку. – Пожалуйста, не плачь, тебе не нужно волноваться, милая… Тише. Он нагрубил тебе? – Нет. – Но ты плачешь. Никогда не мог смотреть на твои слезы, у меня сердце сразу ухает куда–то и…. ну, Полина, пожалуйста, не плачь! Полина вдруг резко села в кровати и прижалась мокрой щекой к плечу Патрика. Она почувствовала тепло его рук, замерших в миллиметре от её спины. Мужчина медлил, и девушка судорожно кивнула, и он обнял её за плечи. – Я думаю, я надеюсь, что к вечеру тебя отпустят. Чего сидеть здесь без толку? Перевязки я могу делать тебе сам. Ты же мне доверяешь? Обещаю быть… деликатным. Согласна? – Да. – У тети красивый дом, там тепло и уютно – самое оно для такой дождливой погоды. Ты согласна погостить какое-то время в Шотландии? – Да.