If The Story Is Over

Кому интересно, какую песню упоминает Каору, то велкам (правда, это не совсем канонная версия, но зато сразу обе части плюс потрясающе проникновенное соло Сноуи Уайта): http://pleer.com/tracks/670496267TG       Через неделю после разговора с Терачи-саном мне в архив поставили компьютер и провели Интернет. И работы у меня сразу прибавилось: все журналисты скидывали свои статьи, а я их проверял – исправлял ошибки и "сглаживал" шероховатости текста, прежде чем отправить обратно адресатам. Я понимал, что существенно снижаю нагрузку на корректоров, то есть, занимаюсь непосредственно тем, для чего меня сюда и брали, только удовлетворения не испытывал. Сортировку корреспонденции так никто с меня и не снял, поэтому частенько приходилось брать работу на дом. Тем более что Терачи-сан решил устроить каникулы, вследствие чего редакция работала в режиме аврала, стараясь успеть доделать все дела до праздников. Близилось Рождество, а у меня по-прежнему катастрофически не хватало денег, потому что теперь я был вынужден рассчитывать только на зарплату – мои накопления закончились. Выручал Тошимаса, взявший за правило регулярно привозить мне продукты. Помню, когда он впервые переступил порог моей квартирки, он изменился в лице, но ничего не сказал, за что я был ему благодарен. Мне было нестерпимо стыдно за свою убогость и неспособность самостоятельно заработать на жизнь. Я оказался совершенно неприспособлен к жизни в большом городе, и это ужасно угнетало. Город не принял меня, продолжая считать чужаком и слабаком и, полагаю, был не так уж неправ.       Рассчитав свои возможности, я ужаснулся – буквально через несколько месяцев я окажусь на улице, потому что моей жалкой зарплаты не хватало на оплату жилья, ведь существовали расходы на транспорт и еду. И я решил пойти к Терачи-сану с прошением о подработке уборщиком. Я надеялся, что он не откажет мне, но полной уверенности, разумеется, не было – слишком уж сложным был этот человек. Впрочем, он вызвал меня сам аккурат перед Рождеством, когда взбудораженные грядущими праздниками сотрудники бурно обсуждали такие общие для всех темы. Я шёл в кабинет начальника с уже готовой речью, даже смог, не запинаясь, произнести её, но дальше всё пошло совсем не так, как я представлял себе. - Я наблюдал за Вами, Ниикура-сан, – начал в своей излюбленной манере главный в ответ на мою речь, а я уже приготовился выслушать очередное унижение, – и должен сказать, что Вам следует сначала научиться хорошо выполнять что-то одно, а потом уже просить о чём-то ещё. Я похолодел. Как бы я ни старался, всё равно Терачи-сан оставался недоволен моей работой. Это угнетало, особенно если учесть, что за моими плечами имелся десятилетний опыт корректорской работы. - Как Вы уже, наверное, знаете, я решил устроить для сотрудников недельные каникулы в связи с предстоящими праздниками. Но Вас, Ниикура-сан, это никоим образом не касается, – Терачи-сан позволил себе улыбнуться, а я мысленно уже душил его тем самым дорогущим галстуком, который так удачно был повязан на его шее. Впрочем, праздники отмечать я не собирался, поэтому особой разницы между каникулами и работой я не видел. – Вы же понимаете, что почта будет работать все эти дни, так что корреспонденции за неделю наберётся огромное количество, а этого я допустить не могу. Мне очень хотелось спросить, как же раньше, до моего появления здесь, он мог допускать подобный хаос, а теперь, видите ли, не может. Я оставил в покое его галстук и примерился взглядом к остро заточенным карандашам, стоящим в стаканчике на столе. Интересно, можно ли этой невинной письменной принадлежностью нанести тяжкие увечья любимому начальнику? - Но чтобы Вы не считали меня тираном и душегубом, – вещал Терачи-сан, а я мысленно использовал его как мишень для метания приглянувшихся мне карандашей, – я разрешу Вам самостоятельно устанавливать свой рабочий график на эту неделю. Главное, чтобы к началу рабочей недели у Вас не было никаких залежей корреспонденции и необработанных статей. А после праздников мы с Вами встретимся и будем решать вопрос об удовлетворении Вашей просьбы. От неожиданности я даже забыл метнуть в начальника последний карандаш. Да, Терачи-сан оказался хитёр, но где наша не пропадала? К тому же, как раз на этой неделе я был совершенно свободен – планы по встрече Рождества и Нового года в компании Ниимуры рассыпались прахом, потому что Тоору ясно дал мне понять, что его график расписан по минутам и времени на досуг у него совершенно не остаётся. Особенно, как я понял, на досуг со мной. Винить Ниимуру я не мог, потому что именно в тот момент он стремительно набирал популярность под псевдонимом Кё – к нему записывались заранее, а его тату были действительно превосходны. О, простите, я отвлёкся. - Спасибо, Терачи-сан, – почти искренне поблагодарил я главного и поспешил убраться подальше от его слишком уж внимательного и насмешливого взгляда.       Я решил работать полный день, чтобы уж наверняка не разочаровать начальника. Идти мне было не к кому – Тоору меня "отшил" прямым текстом, Дайске как раз познакомился с прекрасной девушкой и намеревался провести праздники с ней, а Тошимаса уехал к родителям. Пустота и холод моей квартирки не прельщали, и я большую часть времени проводил на работе. В тишине так хорошо работалось, мне никто не мешал, и я успевал всё. Двадцать пятого, ближе к обеду, на пороге архива возник Терачи-сан, а я потерял дар речи. Он поздравил меня с Рождеством и удалился, а я только успел подумать, что не зря тут сижу, прежде чем курьер принёс ещё два мешка писем, и я проклял всех читателей разом.       Вечером я возвращался домой по нарядным улицам – почему-то совсем не хотелось ехать в метро. Мне нравилась рождественская атмосфера и хотелось, чтобы и у меня было так же, чтобы меня кто-то ждал дома, чтобы у меня вообще был дом. Свою унылую конуру я домом не считал, воспринимая её как временное убежище. Совсем как у Pink Floyd: "And any fool knows a dog needs a home, a shelter from pigs on the wing." И я чувствовал себя бездомной собакой, перебивающейся случайными местами ночлега, пытающейся спрятаться от назойливого внимания начальства – да, я боялся своего шефа. Мне не нравился его взгляд, его манера разговора со мной, его постоянные вежливые унижения. Я не мог понять, что ему от меня нужно, устал от вечных мыслей и подозрений. Мне казалось, что в архиве стены имеют не только уши, но и глаза, я старался ни на что не отвлекаться на работе, представляя, как Терачи-сан наблюдает за мной, за каждым моим движением, что-то отмечая для себя и делая выводы. Я понимал, что так и до паранойи недалеко, но ничего не мог изменить. Я ломался под давлением однообразных дней, скатывался в эту серость, тонул в рутине и знал, что помощи ждать неоткуда.       Тридцать первого декабря я тоже работал, стараясь уйти от преследующих меня мыслей, забыться в делах и не вспоминать о том, что холодная одинокая квартирка и есть мой праздник. Но после обеда мой телефон разразился бодрой мелодией, и я с удивлением увидел имя Тошимасы на дисплее. - Ты на работе? Бросай всё и выходи – я жду тебя у входа, – я даже слова сказать не успел, а Хара уже отключился. Откуда он узнал, что я здесь? Но мне некогда было размышлять над этим, я быстро собрался и выскочил за дверь. Тошимаса, как и обещал, ждал меня у входа в здание. Для начала он затащил меня в соседнюю рамэнную, чтобы подкрепиться, а потом, весело болтая о своей поездке к родителям, увёз к себе. Я даже не стал отнекиваться, потому что понимал – это мой единственный шанс нормально встретить Новый год. И Тошимаса словно вернул меня в детство, когда всё было так беззаботно и радостно: мы вместе наряжали ёлку, украшали квартиру, готовили праздничный ужин, а потом, под сверкание разноцветных гирлянд, уничтожали приготовленные яства и разговаривали обо всём. Тогда я узнал, что Тошимаса, оказывается, заканчивает магистратуру и, помимо дипломной работы, готовится к конкурсу на получение гранта на обучение во флорентийской Академии художеств. Я слушал его с открытым ртом – никогда бы не подумал, что Хара такой увлечённый искусством человек. Но он словно открывался мне с новой стороны, и таким он нравился мне ещё больше. Потом я упросил его показать рисунки и долго сидел, рассматривая его личный мир – по-другому назвать его работы я не мог. Кроме того, у Тошимасы оказалось множество альбомов с репродукциями известных художников, и я провёл несколько приятных часов, листая глянцевые страницы и слушая пояснения Хары – оказалось, он очень много знал об истории искусств. Впрочем, это легко объяснилось тем, что именно с этой областью Тошимаса и планировал связать свою дальнейшую жизнь, а работа в редакции для него была всего лишь способом получить опыт работы и некоторую финансовую стабильность. А ещё Тошимаса предложил мне переехать к нему, мотивируя это тем, что мне так будет удобнее: во-первых, квартира принадлежала самому Харе и мне не нужно платить аренду, во-вторых, отсюда ближе к редакции, а в-третьих, так я смогу нормально жить, а не думать каждый день о хлебе насущном. Меня это предложение поставило в тупик – я никак не мог понять, зачем это нужно самому Тошимасе, но спросить отчего-то не решился.       Утром Хара потащил меня гулять и, должен признать, мне понравилась наша прогулка. Было так хорошо, словно у меня появился друг – человек, с которым тепло и легко, и не надо пытаться казаться лучше, чем есть на самом деле. Я жадно впитывал в себя каждую минуту нашего совместного времяпрепровождения, надеясь, что и в дальнейшем ничего не изменится. Я, конечно, испытывал неловкость от того, что как будто предаю Тоору, но ведь он сам мне дал понять, что никакой дружбы между нами быть уже не может, настолько мы изменились. А я только и делал, что навязывался ему в последнее время. Наверное, мне стоило прекратить цепляться за прошлое и научиться жить настоящим. Но моё настоящее не устраивало меня – впрочем, кто, как не я, виноват в этом? О будущем я старался не задумываться вообще, потому что оно меня страшило. Я боялся представить, что так и останусь никем в этом городе, растворюсь в серой массе и некому будет даже вспомнить обо мне.       Сразу после Нового года, едва только редакционная жизнь вошла в своё русло, меня вызвал к себе Терачи-сан. Я шёл, не зная даже, что ожидать от этого разговора – откажет или разрешит? В крайнем случае, успокаивал я себя, в кабинете шефа достаточно предметов, которые может использовать моё внутреннее "я" в своих грязных, но справедливых целях. - Присаживайтесь, Ниикура-сан, – любезно встретил меня главный, и я поспешил воспользоваться его приглашением, усаживаясь на мягкий стул и позволяя себе немного расслабиться в тепле. – Спешу признаться, что Вы удивили меня своим рвением к работе, пропустив только один день – правда, по весьма уважительной причине прогулки с одним нашим общим знакомым, не так ли? – Терачи-сан подмигнул мне, а я сглотнул и напрягся, пытаясь понять, каким образом шеф узнал о том, что тот день я провёл с Харой. Главный выдержал приличествующую случаю паузу, а затем продолжил: – Немного нехорошо с его стороны разрушать столь тщательно создаваемый Вами образ примерного сотрудника, не так ли? Я замер. Понимание медленно накатывало на меня, норовя захлестнуть с головой. Неужели всё было подстроено Тошимасой – и праздник, и забота его, и разговоры, и надежда? Подстроено, чтобы не дать мне вырваться из этого болота. Как же легко я поддался... - О, не переживайте так, Ниикура-сан, это нисколько не повлияло на моё к Вам расположение, – успокоил меня шеф. – Сейчас Вы прямо отсюда отправитесь не в курилку, как обычно, а в отдел кадров, где напишете заявление о подработке. Подробности Вам разъяснит наш завхоз, который уже в курсе этого дела. Я поднялся, готовый покинуть кабинет начальника, но Терачи-сан задержал меня у самых дверей. - Мой Вам совет, Ниикура-сан: будьте осторожнее с одним небезызвестным нам человеком. Он вовсе не тот, кем пытается себя показать. Поверьте, я знаком с ним дольше, чем Вы. Странная и непредсказуемая личность. Никогда не знаешь, чего ожидать от него в следующий момент. Впрочем, наверное, все творческие люди таковы, так что я его не виню. Но Вам всё же следует быть внимательнее в выборе... ммм... партнёра, – закончил Терачи-сан с улыбкой и посмотрел мне в глаза, отчего я почувствовал себя неуютно. Все эти двусмысленности, недоговорённости, откровенные намёки заставляли внутри всё кипеть, но я из последних сил сдерживался. Поклонившись напоследок, я покинул кабинет и на негнущихся ногах побрёл в отдел кадров. Ах да, в этот раз ни одна канцелярская принадлежность не пострадала от моего внутреннего "я".       Весь оставшийся день я старался отогнать от себя мысли о Тошимасе и его предательстве. Мне не везло с друзьями, словно дружба, как и любовь, не для меня. Слова Терачи-сана постоянно крутились в голове, отравляя меня. И ведь я никак не мог взять в толк, зачем Харе понадобилось доносить на меня. Я не претендую на его место, не мешаю ему – так почему тогда? А может, он просто относился к той категории людей, которым доставляло удовольствие подставлять других. Я не знал наверняка и не хотел строить предположений, пытаясь просто смириться с фактами. Нужно было срочно искать какой-то положительный момент в этой истории, чтобы не свихнуться. С завтрашнего дня я должен был приступить к обязанностям вечернего уборщика, а обещанная мне зарплата немного грела, ведь это означало, что на улице я не окажусь. Бюджет, конечно, всё равно придётся урезать, но у меня хотя бы будет крыша над головой – то самое убежище. А жить впроголодь я уже привык. Всё образуется, утешал я себя, всё обязательно образуется. А с трудностями я справлюсь. Ещё бы не видеть Тошимасу... Но я понимал, что, работая вместе, это невозможно. Лабиринт не отпускал меня, открывая всё новые и новые коридоры, где я блуждал, не надеясь когда-нибудь выбраться.       После окончания рабочего дня Хара ждал меня у входа, а я даже не знал, как себя с ним вести теперь. Мы стояли друг против друга и молчали. Первым не выдержал Тошимаса. - Каору, зачем тебе эта подработка? Ты и так уже на бледную тень похож, а не на человека. Я усмехнулся – как быстро разлетаются новости по редакции. А может, он узнал обо всём из первых, так сказать, рук – от самого Терачи-сана? - К сожалению, мне всё в жизни достаётся не так просто, как некоторым, – наверное, получилось слишком резко, но внутри всё кипело. Я боялся только, что могу наговорить слишком много. Тошимаса опустил глаза, прекрасно поняв мой намёк. - Моё предложение в силе, – тихо сказал он, а я едва сдержался, чтобы не вылепить ему в лицо всё, что кипело и рвалось наружу. - Спасибо за предложение, но я обойдусь без твоей благотворительности, – я и сам не знал, откуда во мне взялось столько язвительности, но остановиться было практически невозможно. Мне показалось, что Хара всхлипнул, но я был уверен, что его актёрские способности не уступают прочим его талантам. - Но я же от чистого сердца, – пробормотал он, – без всякой задней мысли... Лучше бы он этого не говорил. Мне захотелось вздёрнуть его на ближайшем столбе, но я только набрал побольше воздуха в лёгкие и медленно выдохнул, успокаиваясь. - Твоё сердце, как выяснилось, не настолько чисто, как кажется, – я заметил приближающегося к нам Терачи-сана и, поклонившись ему, поспешно покинул место встречи. - Что, Хара-сан, чистота Ваших намерений поставлена под сомнение? Да, незадача... – донёсся до меня голос Терачи-сана. Я прибавил шаг и ответа Хары не расслышал. Мне было невыносимо больно.