If The Story Is Over

Кто интересуется музыкальным вкусом Тошии, то, конечно, вэлкам, если осилите: http://pleer.com/tracks/6379210Zcc5       В тот вечер мне не позволили остаться в палате у Каору. Я мельком успел увидеть только капельницу и мне стало нехорошо. Дайске, как человек, особо приближённый к медицине, по дороге вкратце рассказал мне о масштабах бедствия. У Каору, помимо алкогольного опьянения и связанной с ним интоксикации, оказался запущенный бронхит, воспаление почек, анемия, что-то с желудком и сильное растяжение мышц спины. Мне было наплевать на сумму, в которую выльется лечение, главное, чтобы Каору поставили на ноги – я так и сказал Андо, и он заверил меня, что его брат никогда в жизни не халтурил. Пришлось верить ему на слово. Всю ночь я проворочался с боку на бок, размышляя о мерзких превратностях судьбы, но связано это было вовсе не с болезнью Каору, а с предстоящим разговором. Я понимал, что тянуть бессмысленно – правда имеет обыкновение всплывать некстати, так что я решил сам рассказать Каору всё. Не хочу, чтобы он меня идеализировал. Не за что. Святым я не был никогда. И, если честно, не собирался им становиться и впредь. Нимбы и ореолы хороши на иконах, а я – живой человек. Пока, по крайней мере.       На работе я постоянно поглядывал на часы – такой уж я человек. Если решил что-то, то сразу рвусь выполнять. А чего тянуть, в самом деле? Хотя сомнения, что Каору согласится выслушать, меня не оставляли – так и копошились где-то внутри, то и дело царапая. Мерзко. А если меня не захотят пустить к Ниикуре, так я им там всю клинику по кирпичику разнесу – мне это раз плюнуть. Я ж маньяк латентный, помните? В общем, я дёргался, в отличие от стрелок на часах, которые будто застыли, нервничал сам, нервировал студентов, пока, наконец, мой рабочий день не подошёл к концу. Студенты, дружно выдохнув, мигом испарились, а я, плюнув на бумажную работу, рванул в клинику. К счастью для этого богоугодного заведения, меня пропустили к Каору без вопросов и проблем. Я бодрой рысью проскакал по коридору до нужной палаты, а перед дверью прыти как-то враз поубавилось. Признание – вещь опасная. Вот ты вроде с благими намерениями идёшь, каяться собираешься, а тебе раз – и в душу плюнут. Это уж как повезёт. Но я решил, что побуду ещё немного везунчиком, и потянул дверь палаты. - Тошимаса? – у Каору было такое удивлённое лицо, что я даже запнулся на пороге. Но, с другой стороны, узнал – и то хорошо. Будем считать это добрым знаком. - Можно? – осторожность, Тошия, и ещё раз осторожность. Веди себя естественно и не делай резких движений. - Проходи, конечно! Как ты меня нашёл? – Каору улыбался, а у меня аж от сердца отлегло. Всё-таки удивительный он человек. - Так мы с Дайске вчера тебя сюда и привезли, – неудивительно, что он не помнит вчерашний вечер. Он же проспал всю дорогу, а его состояние после пробуждения оставляло желать лучшего.       Каору смутился. Боги мои, какой нежный, акварельный румянец! Ты придурок озабоченный, Тошия. Тебе должно быть стыдно. - Но... Да, прости, – Каору явно пытался подобрать слова, а я наслаждался. И не надо подозревать меня в низкопробных намерениях. Я чист перед Богом и людьми. Я просто наслаждался его смущённым видом. - Как ты себя чувствуешь? – дежурная фраза, которую я ненавижу. Но ситуация требует, и я подчиняюсь. Кто знает, как скоро я вылечу отсюда с позором. - Спасибо, мне уже лучше, – Каору уже с нескрываемым интересом разглядывал меня, и я вопросительно посмотрел в ответ. Он улыбнулся: – Ты изменился. Но мне нравятся эти изменения. Я рад, что мы снова встретились, хотя уже и не надеялся на это. Я хотел извиниться перед тобой за то, что подозревал тебя и за тот разговор, помнишь? Я не имел никакого права так себя вести.       Чёрт, а я и не ожидал, что исповедаться придётся так скоро. Но я не мог позволить Каору обвинять себя. Что ж, посмотрим, как долго он будет рад меня видеть. Как бы то ни было, я от него теперь так просто не отстану. Я готов сделать всё, чтобы снова завоевать его расположение. А сейчас... - Каору, послушай... Я должен тебе сказать, что... Ты был прав, подозревая меня. Это я рассказал Терачи о том, что тот Новый год мы провели вместе. И о прогулке тоже, – я видел, как меняется выражение лица Ниикуры, но мне было необходимо рассказать всё. Здесь и сейчас. – Пожалуйста, позволь мне объяснить. Всё это было сделано мной безо всякой задней мысли. Я не доносил на тебя. Шинья – мой друг. Это была дружеская беседа. Я просто поделился с ним радостью. Разве не так делают друзья? Я действительно не знал, что он использует этот разговор в своих интересах. - Друг? – переспросил Каору. – Но ты мне не говорил об этом. Не доверял?       Я помотал головой. - Я-то доверял. Я боялся, что ты мне доверять перестанешь. Ты и так относился ко мне достаточно настороженно, разве нет? Мне не хотелось терять тебя. - Странно даже... Никогда бы не подумал, что вы с Терачи-саном друзья. И никаких сплетен по редакции не ходило... – Каору нахмурился, вспоминая. - А мы поводов не давали для сплетен. И не афишировали никогда свою дружбу. Иначе меня бы затерроризировали желающие якобы подружиться, чтобы иметь выгоду. Каору понимающе закивал головой. Я воодушевился. - Мы познакомились в университете. Я тогда учился на втором курсе, а Шинью отец перевёл к нам из Осаки – у него уже тогда были далеко идущие планы. Группа, правда, у Шиньи другая была – управление масс-медиа, – но поток один. Он тогда был совсем другим: жутко застенчивый, неразговорчивый, замкнутый в себе. Ни с кем не общался, но ты же знаешь, что на любом потоке не без урода: к нему прицепились наши придурки. Не знаю, чем уж он им так не понравился, но я вступился за него. Так мы и подружились. Шинья практически ни на шаг от меня не отходил – ну, насколько это было возможно. Большую часть времени мы проводили вместе, делились секретами, планы строили. В общем, знакомая картина, не правда ли? – я дождался утвердительного кивка со стороны Каору и грустной улыбки, и продолжил: – После защиты диплома я собирался поступать в магистратуру, но Шинья чуть ли не на коленях умолял меня не оставлять его. Дело в том, что его отец тогда как раз выкупил контрольный пакет акций того самого издательства, в котором ты потом работал... - Погоди, – Каору нахмурился, – так это что, выходит, что издательство и типография тоже принадлежат Терачи-сану? - Ну да. - Так вот откуда он узнал, что я спрашивал о вакансиях... А я-то, дурак, думал, что типография вообще другое государство, – Ниикура закрыл лицо руками и как-то истерично рассмеялся. – А всё, оказывается, было так просто... Вот, Каору, а ты такого мужика упустил... Чёрт, о чём это я? Да, Тошия, кретинизм неизлечим. - Я согласился – сам понимаешь, негоже как-то бросать друга в беде. Шинья мне пообещал, что поможет поступить в магистратуру. И мы принялись осваивать практику. Теории-то мы получили дохрена, а тут оказалось, что реальность может подкидывать неприятные сюрпризы. Ни одна теория не в состоянии учесть все нюансы реальной жизни, и нам пришлось с этим столкнуться. Мы пережили всё: и падение тиража, и низкий рейтинг, и текучку кадров, и много чего ещё. Но мы не сдавались. Сутками сидели в редакции, планировали, разрабатывали стратегии, изучали рынок масс-медиа, ошибались, радовались удачам и упорно шли вперёд. Были времена, когда мы и грузчиками работали в типографии, и уборщиками, и чёрт знает кем ещё. Тяжело было, не скрою, но мы сумели поднять рейтинги, увеличить тиражи, набрать достойный штат и даже расшириться. Тогда Шинья очень изменился: стал более уверенным в себе, научился общаться с людьми, поборов свою стеснительность. В его характере появилась жёсткость, которой я раньше не замечал. А упорным и упрямым он был всегда, – я открыл бутылку с водой и отхлебнул прямо из горлышка. В горле пересохло. Сейчас я пытался реабилитировать в глазах Каору своего друга, который не очень хорошо с ним поступил. Если Ниикура согласится на моё предложение, то ему придётся столкнуться с Шиньей, потому что тот оставался моим другом. Слишком многое мы пережили вместе, чтобы легко и просто похерить дружбу. Может, я беспринципная сволочь и тварь бесхребетная, но всякий поступок имеет под собой основание. И я, прежде всего, пытаюсь разобраться в причинах, а потом уже решать, что делать и как реагировать. Ошибаются все, никто не является исключением. Другое дело, что, например, Ниимуру и его оправдания я даже слушать не захочу. По личным причинам. Козлина брезгливая, твою налево... Гомофоб-чистоплюй... Фу, Тошия, разве можно так сквернословить? А ещё профессор... Устыдись немедленно. - А потом появился ты. Если честно, я тебя впервые рассмотрел тогда в столовой. Стал присматриваться, пытался понять, что ты за человек. Было в тебе что-то такое, что притягивало до ужаса. Дайске смеялся надо мной, называл параноиком, но против симпатии я оказался бессилен, – я усмехнулся, вспоминая собственное поведение тогда. Представляю, что Каору обо мне подумал, когда я так беззастенчиво на него пялился. – Спрашивал о тебе у Шиньи, а он дал мне почитать твоё личное дело. Наверное, зря я это сделал, но кто ж знал, что он... А, ладно. В общем, помнишь тот наш разговор – ну, на улице? Шинья тогда на больничный ушёл – так это я постарался. Понял, что без него дело не обошлось, и полез в драку. Я могу долго терпеть, но когда уже подпирает, то теряю над собой контроль. Я ему нос сломал и придушить хотел, но ребята из охраны нас растащили. Потом, конечно, я к нему ездил, чтобы поговорить спокойно, и он сказал, что... В общем, влюбился он в тебя, – мне было тяжело говорить об этом. Каору молчал, только смотрел на меня, как на ненормального. Отличная реакция на правду. – А я ему мешал, он меня конкурентом считал. Вот и решил нас рассорить. Мы поговорили, и он больше, насколько я понял, не упоминал меня. - Да, – подтвердил Каору. – Никаких намёков на тебя, ничего. Но... у Терачи-сана невеста же была вроде? - Была, – кивнул я. – Пойми, Шинья просто несчастный человек, несмотря на всё его состояние и положение в обществе. Он рассказывал мне, что всю жизнь мечтал о брате – тогда бы отец не перекладывал всю ответственность на него одного. Слишком много для одного человека. Шинья сильный, конечно, но он никогда не принадлежал себе. Вся его жизнь спланирована за него, а он всего лишь пешка в руках отца. Постоянно жертвовать собой ради блага семьи – это не для слабонервных. А ты... Он голову потерял, понимаешь? - Почему же тогда так легко отпустил? – нехорошо усмехнулся Каору. Мне не нравилась эта усмешка. Сейчас все мои планы и желания могли полететь к чертям, но лгать и выкручиваться не хотелось. Не такой я человек. Отступать не в моих привычках. - Потому и отпустил, – после недолгого молчания заговорил я. – Он понимал, что, выплыви это всё наружу, ему-то ничего не будет, а вот тебе... Одно дело – снимать напряжение в определённом, проверенном и с хорошей репутацией борделе, и совсем другое – постоянные отношения. А у него невеста и планы. - И что потом? - Шинья женился, у них родился сын. А когда ребёнку исполнился год, родители Шиньи забрали его себе. Его отец решил сделать мальчика своим наследником – мол, у сына своя империя, а дело семьи тоже нуждается в продолжении. Шинья с Юмико очень переживали, просили вернуть мальчика, но... В общем, сейчас они ждут второго и надеются, что хотя бы его у них никто не отберёт.       Каору долго молчал, а я за это время совсем извёлся. Надо было что-то говорить, просить прощения, а я боялся нарушить эту тишину. Любые слова сейчас казались мне неуместными. Но молчать вечно невозможно. Какая мерзость эта тишина. Давит, будит страхи, ворошит сомнения. Но я не привык сдаваться. - Чего ты хочешь, Тошимаса? – голос Каору был тихим и каким-то безжизненным. О да, я, как всегда, нашёл время, чтобы свалить на него всё и сразу. Человек ещё в себя до конца не пришёл, а я... У тебя, Тошия, всегда была тонкая, чувствительная натура. Кто бы сомневался. Да, врачом мне не быть никогда. - Я хочу, чтобы между нами не осталось никаких недомолвок. Не знаю, простишь ли ты меня, но... - За что прощать? Ты и так делал всё, что мог, чтобы я не чувствовал себя одиноким. Вот ты сейчас глупости говоришь. А на Терачи-сана я не в обиде. Он выполнил свою часть сделки, и не его вина, что я не смог жить так. И секс с ним не был мне неприятен – и в этом его заслуга. Другое дело, что я с тех пор вообще не желаю никаких отношений, но это уже мои личные проблемы. Твою мать. Очень содержательно, Тошия. Прямо в точку. Я не смогу ничего ему предложить.       В моих мечтах это выглядело совсем иначе: трогательная встреча старых друзей, нелёгкий разговор, прощение и "жили они долго и счастливо". Вместе, разумеется. А что сейчас? Словно прощание. Больно.       Я поднялся, намереваясь покинуть палату – о чём ещё можно было говорить? – но у самых дверей меня настиг оклик Каору: - Тошия... – я даже вздрогнул. Моё имя в устах Ниикуры всегда звучало по-особенному. А может, мне это всего лишь кажется. – Ты говорил Терачи-сану о том, что нашёл меня? - Нет. Прощайся со своими надеждами, Тошия. - Наверное, нам с ним нужно поговорить. Как ты считаешь? Каору, зачем ты спрашиваешь меня? Я не хочу ваших встреч. Но только кивнул в ответ и, пообещав поговорить с Шиньей, покинул палату.       Настроения не было. Всё складывалось совсем не так, как мне хотелось. Но вмешиваться и давить на Каору я не хотел. Он сам должен решить, чего хочет от жизни. И только ему принимать решения. В колонках играл "Tarkus", а я смотрел на дорогу и думал, что ничего уже не смогу изменить. Всё, чем я жил, на что надеялся, во что верил – всё сейчас шло прахом, утекало сквозь пальцы, таяло и исчезало. А я оставался.       Шинья поехал к Каору на следующий день, а я не решился. Мы сидели с Дайске в нашем любимом баре, я крутил в пальцах стакан с виски, смотрел, как растворяется лёд, и молчал. Андо бодро наливался пивом, щёлкал фисташки, пытался меня разговорить, но я не поддавался. Даже не заметил, как нас стало трое – за наш столик подсел Шинья. - Пивка, Шин-чан? – переключился на него Дайске, а я только ниже опустил голову. – О, позвольте за Вами поухаживать. - Давай-давай, займись делом, – рассмеялся Терачи и отобрал у меня стакан. – Дайске, он пил? - Неа, – отозвался Андо, – только добро на говно переводит. - Да пошли вы... – огрызнулся я и попытался вернуть стакан, но Шинья не позволил. - Ты какого хера не сказал Каору, что собираешься перевезти его к себе? - Отвали, Шинья, без тебя хреново. - А ему лучше, что ли? Ты его привёз в клинику – и всё? Он у меня спрашивал о тебе, а я не знал, что врать. Сказал, что подготовка к экзаменам, студенты одолели, – Терачи отхлебнул из кружки и хитро посмотрел на меня. Вот ведь... Не выражайся, Тошия, это не твой метод. Как бы не так. - Поговорили? - Ну да, – пожал плечами Шинья и снова приложился к кружке. Чудесно, а мне потом их по домам развозить и извиняться перед жёнами. Ни за что не женюсь. Честное благородное. - И что? - И ничего. Прошлое надо оставлять в прошлом. Даже если это больно и трудно. Фисташки отдай, скотина, – это уже Даю. Отличная компания. У меня жизнь рушится, а эти скоты за орехи дерутся. Вот брошу их здесь, позвоню жёнам – и пусть узнают вкус позора. Ай-яй-яй, Тошия, какой ты, оказывается, мстительный. Но я их, разумеется, не бросил. Они же мои друзья, хотя и такие... дети иногда.       Домой возвращался уже затемно. "Tarkus" лился из колонок голосом Грега Лейка, повествующего о борьбе фантастического киборга с себе подобными, а я думал о том, что пора поговорить с Каору о его будущем. О нашем, Тошия, не ври самому себе. Ну, хорошо, о нашем. Пусть будет так.